Мне не терпелось вернуться домой, удостовериться, что там все в порядке и что охрана, которую я поручил Хети организовать, находится на месте. Я не мог позволить себе рисковать своей семьей. Однако когда я заворачивал за угол в путанице переулков в старой части города, я вдруг заметил какой-то предмет, со свистом рассекший воздух, и ощутил удар, какой-то болезненной теплотой растекшийся сбоку моей головы, и все скрыла тьма.

Я пришел в чувство, лежа в грязи и пыли переулка. Мне в лицо тыкалась мокрая морда Тота. Надо мной возвышались четыре темные фигуры. На них были форменные армейские набедренники. Один попытался пнуть Тота, но бабуин обернулся к нему, оскалив зубы.

— Отзови свою зверюгу, — буркнул кто-то из воинов.

Сглатывая желчь в горле, я медленно поднялся на ноги.

— Тот!

Животное тут же послушно подошло и смирно встало рядом со мной, глядя на солдат. Я позволил им заковать себя в ручные кандалы, и затем, образовав вокруг нечто вроде позорного караула, они поспешно повели меня вниз, к гавани. Меня пихнули в лодку, и мы с Тотом, возбужденно ерзавшим у моей ноги, поплыли через Великую Реку. Лодка причалила на противоположном берегу, немного дальше к северу. Меня втолкнули в ожидавшую колесницу, Тот запрыгнул внутрь и уселся у меня в ногах, и нас стремительно покатили по выложенным камнем дорогам, которые вели прямиком к пустынным холмам и заупокойным храмам, а затем мы свернули на северо-восток, к скрытой долине. Без промедления меня вытащили из колесницы и повели вверх по истекающим зноем склонам скалистых серо-оранжевых холмов. Наше дыхание шумно раздавалось в сухой, как трут, тишине. Мне вдруг подумалось, не ведут ли меня к могиле где-нибудь в пустыне — однако это был бы слишком нелепый способ избавиться от меня. Если в намерения солдат входила моя смерть, они могли бы попросту проломить мне череп и бросить мое тело крокодилам. Нет, меня вели на встречу с кем-то.

Когда мы наконец добрались до вершины холма и великая зеленая равнина, окружающая Фивы, распростерлась за моей спиной в дымке послеполуденного жара далеко к востоку, я не очень удивился, увидев в нагретом дрожащем воздухе навес, а под ним, в тени, рядом с лошадью — человеческую фигуру. Я узнал этот профиль. На Хоремхеба, как на ящерицу, жара, казалось, не действовала. Он с презрением глядел на меня, потного и тяжело дышащего. Меня поставили перед ним на солнце, сам же военачальник оставался в глубокой тени. Я ждал, чтобы он обратился ко мне первым.

— Меня мучает любопытство, — внезапно проговорил он. — Почему царица тебе доверяет?

— Если вы хотели просто поговорить, зачем было тащить меня сюда? — парировал я.

— Отвечай на вопрос.

— Я личный телохранитель царицы. Вам следовало бы спросить у нее, почему она мне доверяет.

Он подошел ближе.

— Пойми меня правильно. Если я не получу удовлетворительных ответов на свои вопросы, то не колеблясь отрублю голову твоему бабуину — я вижу, как ты привязан к этому животному. Мне не доставило удовольствия то, что ты слышал наш разговор с царицей, и это еще больше склоняет меня к мысли о необходимости насилия.

Я подумал над тем, насколько невелик мой выбор.

— Я сыщик городской Меджаи. Царица поручила мне расследовать одну загадку.

— Какого рода была загадка?

Я колебался, не спеша с ответом. Хоремхеб кивнул одному из своих солдат, и тот вытащил кинжал.

— В царских покоях были обнаружены подозрительные предметы, — уступил я.

— Мы потеряем меньше времени, если ты будешь отвечать как можно более подробно.

— Эти предметы представляли собой угрозу жизни царя.

— Вот это уже кое-что. И каковы же результаты твоего расследования?

— Злоумышленника так и не удалось с уверенностью определить.

Он с сомнением поглядел на меня.

— В таком случае вряд ли ты действительно так уж хорош.

Жестом Хоремхеб пригласил меня поглядеть в другую сторону, вниз, в скрытую долину, что лежала дальше и гораздо ниже того места, где мы стояли, и глубоко врезалась в холмы на западе. На изборожденном морщинами пыльно-сером дне долины я увидел движущиеся туда-сюда крошечные фигурки: это были рабочие.

— Ты знаешь, что это? — спросил Хоремхеб.

Я кивнул.

— Это гробница царя, которую готовят к погребению, — сказал он. — Или, точнее, это гробница Эйе, которую переделывают, чтобы похоронить в ней царя.

Очевидно, лучше всего было промолчать.

— Тебе, наверное, интересно знать, что я от тебя хочу.

— Я предполагал, что вам что-то нужно, — отозвался я. — Хотя непонятно, что может предложить вам простой сыщик Меджаи.

— Ты обладаешь влиянием на царицу. Я хочу, чтобы ты сделал две вещи. Во-первых, ты должен склонить царицу к положительному ответу на мое предложение заключить брак. И, во-вторых, докладывать мне обо всех разговорах, что ведет с ней Эйе. Тебе все ясно? Разумеется, в будущем тебе это сулит большую выгоду. Ты честолюбив, и твои амбиции следует уважать и считаться с ними.

— Очевидно, если я не сделаю, как вы говорите, вы убьете моего бабуина?

— Нет, Рахотеп. Если ты не сделаешь так, как я хочу, и если тебе не удастся убедить царицу, что брак со мной ей выгоден, я погублю твою семью. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Твои три дочки, твой маленький сын, твоя прекрасная жена и престарелый отец — только подумай, что я могу с ними сделать, если захочу. И, разумеется, я сохраню тебе жизнь, чтобы ты пережил их и стал свидетелем каждого момента их страданий. А затем я сошлю тебя на золотые рудники в Нубию, где ты сможешь на досуге оплакивать их смерть.

Чтобы не выдать себя, я старался дышать ровно. Мной овладело искушение выложить ему все, что я знал о личности Себека и его связи с женой Хоремхеба. Спросить о шариках с кровью, что были брошены в царя и царицу на празднике. Однако в этот момент, когда он, казалось, держал все в своих руках, я промолчал. Кроме этих сведений, у меня ничего не было. Я должен был оставить их при себе.

Я уже собирался ответить согласием на его предложение, как вдруг, совершенно необъяснимым образом — ибо до вечера оставалось еще несколько часов, — ослепительное сияние дня заметно поблекло. Словно бы воздух и свет замедлились во времени. Это заметили все. На какой-то момент Хоремхеб и его охрана пришли в замешательство. Бабуин принялся бегать кругами, возбужденно лопоча и прижимая уши к голове. Встревоженные крики людей и вой животных доносились уже со всех концов долины, а также от более отдаленных поселений. Мы все стояли, уставившись на солнце и прикрывая глаза ладонями, пытаясь понять, что происходит. По-видимому, в небесном царстве имело место какое-то большое событие. Огромные тени внезапно сгустились и задвигались вдоль склонов, ложбин и незаметных понижений холмов; казалось, они выползали из самой красной горной породы, словно призраки и духи подземного мира, поднимающиеся, чтобы отнять свет у мира живых.

Вдалеке я услышал высокие музыкальные ноты, настойчиво разрезавшие воздух, — видимо, это церемониальные трубы играли со стен храма сигнал тревоги. Должно быть, сейчас огромные ворота пилона уже накрепко затворяли от посетителей, а в самом храме жрецы в белых одеждах спешили принести жертвы, дабы поддержать Ра против беспримерной угрозы тьмы, что пала внезапно, накрыв собой все.

Это походило на конец света. Я подумал о детях и о Танеферет. Я надеялся, что они все сейчас дома, где, по крайней мере, могут укрыться за крепкой деревянной дверью. И еще надеялся, что они не слишком перепугались. Огромные тени набирали все больше густоты и стекались вместе, образуя странный полумрак, а затем внезапно наступила полная тишина. Даже северный ветер, всегда поднимавшийся в конце дня, ослабел, а потом и стих совершенно. Весь мир выглядел покинутым; внизу, на далеких полях, виднелись только несколько мулов, неуверенно топчущихся без присмотра, да горстка последних работников во весь дух бежала через аккуратно возделанные борозды. Я услышал далекие вопли брошенного ребенка, но не сумел его разглядеть, и в любом случае он тоже быстро затерялся в набегающем сумраке.

К тому моменту солнце поблекло уже настолько, что на него можно было смотреть сквозь щелочки в переплетенных пальцах — необычайное, непостижимое зрелище происходило в небесах. На великий солнечный диск, словно лезвие кривого меча, надвигался черный изогнутый серп. Полосы сумрака, подобные тем, что колышутся на дне освещенного солнцем пруда, стремительно пролегли повсюду, накрывая долину под нами, перекатились через нас и устремились дальше, через Красную землю. Я вытянул руки, чтобы их схватить, однако они почему-то вообще словно бы не коснулись моей кожи. По мере того, как свет все больше угасал, он становился каким-то странно серым, как бывает, когда линяет краска с одежды, слишком долго оставленной в воде.

Затем все пошло быстрее — огромная черная птица ночи окончательно закрыла лицо дня, и в то же мгновение в небесах ярко вспыхнули бессмертные созвездия; день сменился ночью в один-единственный момент, не измеримый каплями водяных часов. Ра, Господин Бесконечности, исчез так же несомненно, как если бы опустился за горизонт небес на закате. Оставался лишь тонкий венчик света вокруг огромного черного диска-победителя, как будто Солнечный бог был принужден, капитулируя, отдать ему свою славу. Вокруг меня расстилалась ночь — но тем не менее, как это ни невероятно, я видел, что самый окоем земли, вдоль всего отдаленного горизонта, освещен оранжево-желтым закатным сиянием. Внезапно стало холодно, словно зимой, и очень тихо.

А затем моему взгляду предстала картина, которую я буду помнить до самой смерти. Великое Око Творения глядело на меня сверху: эбеновый зрачок, слепяще-белый ореол радужки и вспыхнувшая на мгновение тонкая кроваво-красная полоска, окаймляющая тьму. Я не смел дышать, мир притих и перестал существовать, и это мгновение показалось мне прекраснейшим из всех таинств, что я когда-либо видел.

Однако так же внезапно, как тьма победила свет, баланс сил переменился снова и мерцающий серп тончайшего сияния, словно отточенное лезвие золотого ножа, поймавшее солнечный луч, возникло с противоположной стороны, ослепляя тьму своим торжеством. Вначале мир стал вновь опалово-серым, и фаланги теней опять ринулись быстрой рябью по нам и дальше, прочь — но на этот раз в противоположном направлении; и вскоре знакомая голубизна неба была восстановлена. Звезды быстро померкли, и мир вновь начал наполняться красками, жизнью и временем.

Хоремхеб был в восторге. Я никогда не видел его настолько захваченным зрелищем. Он обернулся ко мне с выражением триумфа на красивом жестоком лице:

— Ты видел? Атона пожрала тьма! Богами ниспослан знак, что они не станут поддерживать порочную власть этой жалкой династии. Будет установлен новый порядок! Это новое Солнце, сияющее над новой эпохой! — решительно вскричал он и победно ударил себя кулаком в грудь. Его офицеры дисциплинированно захлопали в ладоши.

Проговорив это, полководец вскочил на коня и поехал вниз по голому склону холма в сопровождении бегущих офицеров, предоставив нам с Тотом самим возвращаться во дворец. И пока мы шагали обратно по пыльной дороге, образ небесного Ока не покидал мое воображение. Это был тот самый черный круг, ставший реальностью. Моя интуиция не подвела меня: это был не просто таинственный символ некоего общества, это также было предсказанием действительного грядущего события. Внезапно мне вспомнилось то, что сказал Нахт о черном круге: «…это означает, что в самый темный час ночи душа Ра воссоединяется с телом и душой Осириса. Благодаря этому Осирис возрождается — а на самом деле с ним возрождаются и все мертвые в Обеих Землях. Это священнейший, глубочайший момент во всем процессе творения».

Но чем больше я думал об этом небесном событии, тем более двусмысленным оно мне казалось. Действительно ли оно предвещало чудо возрождения к жизни или же было знаком надвигающейся катастрофы?