Веки Гарина затрепетали, приподнялись. Морщась, он заслонился рукой от солнца. В голове сразу начало подергивать. На него надвинулась тень.

— Ты что, не слышишь? Мы прибыли.

— Бертран, это ты? — пробормотал Гарин.

Тень не ответила и двинулась прочь, дав место солнцу, которое снова ослепило Гарина. Он сел, вытер с углов рта слюни, расправил длинную бороду. Осмотрелся, прислушиваясь к стуку в голове. Человек, поднимавшийся на ют, которого он принял за Бертрана, вовсе им не был. Просто он перепутал сон с явью. Ему снова снилось, что он где-то в пустыне, ищет что-то важное. В небе пронзительно кричали чайки. Гарин с трудом поднялся. Ах вот в чем дело. Акра. Не изменившаяся, нежеланная, непереносимая. Огромные, почти бескрайние, надменные стены окружали пространство, где, тесно сбившись в кучу, обитали больше ста двадцати тысяч человек. Рыцари, короли, головорезы, шлюхи, купцы, ремесленники, священники, безумцы, погрязшие в своих грехах и тайнах. Боже, как он все это ненавидел.

Гарин проковылял к своему мешку, забросил на плечо и, никого не замечая, нетвердой походкой направился к сходням. Несмотря на жаркое солнце, его знобило. Он двинулся вдоль пристани к воротам. Смрад от гниющих на солнце рыбьих внутренностей заставил желудок протестовать. Гарин прислонился к стене, попробовал вызвать рвоту. Не получилось, желудок был пуст. Де Лион не ел по-настоящему несколько недель, лишь накачивал себя вином и пивом.

Гарин опустил мешок и порылся в нем, ища припрятанный бурдюк с вином. С облегчением нашел. Высунувшийся вместе с бурдюком футляр с пергаментным свитком он со злостью запихнул обратно.

Папа Николай пришел в восторг от обещания Эдуарда возглавить Крестовый поход, когда появится возможность. Такие же заверения дал и король французский Филипп. Его святейшество повелел передать Эдуарду, что намерен послать легатов по всему Западу, чтобы они призывали граждан примкнуть к Крестовому походу за освобождение Иерусалима. Как после Клермонского собора две сотни лет назад, когда папа Урбан II призвал к Первому Крестовому походу.

Гарин угрюмо усмехнулся. Второе письмо подождет. Нельзя же идти на встречу с Уиллом трезвым. Из бурдюка удалось вытряхнуть лишь несколько капель. Он выругался, осмотрелся, остановил взгляд на тавернах и, пошатываясь, направился к ним, минуя нескольких тощих шлюх, которые охотились в порту. Ни одна из них не дошла до такой крайней нужды, чтобы его окликнуть.

По извилистым переулкам двигались двое, минуя пыльные фасады, низкие дверные проходы, зарешеченные окна. Теплый воздух, напоенный запахами жареного мяса и пряностей, оглашался плачем младенцев и женскими возгласами.

— Куда мы идем? — спросил один, его голос приглушала куфия.

— Почти пришли, — ответил другой, сворачивая в еще более тесный и темный переулок.

Прямо за дверью висела занавесь, которую нужно было отвернуть, чтобы войти. Помещение освещали масляные фонари. Люди за столами играли в шахматы, рядом с деревянными мисками и глиняными кружками. Один человек стоял, оперевшись спиной о стену. Когда они сели в самом дальнем углу, он кивнул и исчез, а вскоре вернулся и поставил на стол кувшин и две кружки.

— Это вино? — произнес Назир, угрюмо глядя на кувшин.

— Я не предлагаю тебе его пить, — ответил Анджело на чистом арабском и наполнил кружки. Одну толкнул Назиру.

— Бейбарс закрыл таверны много лет назад. Неужели это все мусульмане? — Назир оглядел зал.

— Султан Бейбарс уже давно ушел в мир иной. — Анджело приподнял матерчатую маску и глотнул вина.

Назиру хотелось отвернуться. Он не мог видеть этот обезображенный рот и ноздреватую щеку.

— Что с тобой случилось?

Анджело поставил кружку.

— Тамплиеры. Пытались меня сжечь. Как видишь, это им удалось лишь частично.

Назир покачал головой.

— Помнишь, ты пришел ко мне тогда в Акре? — Анджело усмехнулся. — А это случилось в тот же день, поздно вечером.

Назир хорошо помнил тот день, одиннадцать лет назад, когда Калавун послал его в Акру предупредить Уилла, что его ищет Бейбарс. Тогда Назир в очередной раз его предал. Он встретился не с Уиллом, а с Анджело и рассказал венецианцу, как Кемпбелл сорвал их замысел и спас камень. И потребовал обещанное вознаграждение. Но Анджело ничего не дал. Раз план не удался, значит, никакого вознаграждения не будет. Назир был подавлен. Все надежды на свободу рухнули.

— Я пришел расквитаться с великим магистром, — продолжил Анджело, не замечая состояния Назира, и снова поднял кружку. — Но убить его не получилось. А вечером, когда мой отец собрал остальных заговорщиков в заброшенной церкви, де Боже нас достал. — Анджело пригубил вина. — Туда запустили греческий огонь. Начался пожар, часть церкви обрушилась, под обломками погибли мой отец и все остальные. Но мне повезло. Я вылез в самый последний момент через открывшуюся дыру в стене.

— И остался в Акре?

Анджело снова поднес кружку к губам.

— Да, залечивал раны. А состоянием моей семьи завладел Темпл. — Он покачал головой. — В ту ночь мы потеряли огромное богатство и всю торговлю на Востоке, которой занимались четыре поколения нашей семьи. Я направился в Венецию, куда бежали мои близкие, и попытался восстановить, что можно. Вернулся два года назад с намерением возобновить дела здесь. На Западе торговцу невольниками нечего делать. Нельзя продавать христиан христианам. Нужны покупатели — монголы, тюрки, арабы. Ладно. — Он посмотрел на Назира. — Ты сделал, что я просил в письме?

В Назире вскипела злость.

— А зачем вообще было это письмо? — спросил он, повысив голос. Несколько игроков в шахматы оглянулись. — Какое у тебя право? Мне следовало пойти с этим письмом к султану Калавуну.

Анджело удивленно вскинул глаза и рассмеялся:

— И чего же ты не пошел к нему, Назир? Почему не признался в своем предательстве? Я думаю, Калавун бы тебя за это не похвалил.

— Ты обещал мне свободу. Я потерял брата.

— Свободу? Для этого тебе не нужен я. Ты мог ее получить в любой момент.

— А деньги?

— Денег много в сундуках твоих хозяев, — ответил Анджело. — Но ты не сбежал. Почему, Назир? — Он наклонился вперед. — Молчишь? Тогда я скажу. Ты боишься свободы.

Венецианец попал в точку. Для Калавуна и остальных Назир был преданным мамлюком и правоверным суннитом, но в своем сердце он их ненавидел. И чем сильнее он ненавидел мамлюков, тем больше становился похожим на них.

Назир отомстил за брата, убив эмира Ишандьяра, и одно время подумывал расправиться с самим Калавуном, но не решился. И вовсе не потому, что питал к султану какие-то теплые чувства. Нет. Он побоялся убить Калавуна, поскольку тогда ему пришлось бы бежать. А вскормленное в неволе животное, вырвавшись на свободу, чаще всего погибает. Тюрьма, в которой Назир провел столько лет, стала ему домом. Анджело прав, он действительно боялся покинуть ее стены.

— Тогда зачем я должен тебе помогать? — пробормотал он. — Что ты можешь мне предложить?

— Всего лишь жизнь, — отозвался Анджело.

— Что это значит?

— Не горячись, Назир. Вспомни, как мы славно ладили многие годы, когда я поставлял тебе мальчиков для полка Мансурийя. Мне очень не хочется тебе угрожать, но если ты меня вынудишь, то придется.

— Чем угрожать? — прохрипел Назир, двигая руку к мечу.

Проследив за его движением, Анджело понимающе кивнул.

— Попробуй догадаться, что сделает Калавун, когда узнает о твоем предательстве. — Он понизил голос до шепота. — Узнает, как ты участвовал в подготовке похищения Черного камня, предав свою веру. Как написал Кайсану и уговорил его отвести рыцарей в Мекку.

— Ты заставил меня это сделать! Сказал, что иначе убьешь моего брата!

— А кто нашел твоего брата, Кайсана, о котором ты ничего не знал? Я, Назир. Так что ты мой должник. Я потратил на это целый год. Забыл, как ты меня умолял и радовался потом?

— А за это я согласился покупать невольников для войска мамлюков только у тебя. Так что мы квиты.

— Но теперь твоя жизнь в моих руках, — усмехнулся Анджело.

— Посмотрим, — крикнул Назир, выхватывая меч.

Стало слышно, как сзади отодвигаются табуреты. Двое посетителей таверны оставили свои шахматы и встали. Откуда ни возьмись появился подавальщик с большой дубинкой, утыканной железными шипами.

— Садись, Назир, — приказал Анджело. — Если начнешь бузить, то живым отсюда не выйдешь. У меня в этом городе еще сохранились друзья.

Тяжело дыша, Назир вложил меч в ножны и сел. Подавальщик опустил дубинку.

Анджело откинулся спиной на стену.

— Если бы все пошло, как я задумал, ты бы непременно получил обещанные деньги. Сбежал бы и соединился с братом. Но все сорвалось. Ты потерял брата, а я отца. И к тому же вообще чудом выжил. Мы оба пострадали, Назир. Но зачем поддаваться прихотям судьбы? Давай попробуем что-то изменить. Еще не поздно, Назир. И я опять спрашиваю: ты сделал, о чем говорилось в письме?

Назир молчал, вспоминая пробуждение хрупкой надежды при чтении письма Анджело. Надежды, которую он давно похоронил. Затем едва слышно произнес:

— Да. Я написал фальшивые донесения и проследил, чтобы Калавун их получил.

Анджело подался вперед.

— Значит, теперь Калавун верит, что франки в Триполи, переводимые Генуей, замышляют против него? Тогда я завтра отправлюсь в Цитадель и попрошу аудиенции с султаном. А ты поможешь его уговорить.

— На что уговорить? В твоем письме об этом ничего не сказано.

— Назир, мы с тобой должны постараться, чтобы султан Калавун разгромил Триполи и чтобы жителей там осталось меньше, чем в этой комнате. — Анджело залпом осушил кружку с вином. — И тогда наверняка мы оба получим то, что хотим.

Это случилось в конце дня, который Гарин не помнил как провел. Он дернулся, просыпаясь, с трудом сел. На него сверху смотрела девочка с умными глазами и серьезным лицом. Щеки румяные, будто она бежала. Золотистая прядь выбилась из-под чепца. Девочка нетерпеливо запихнула ее за ухо и, не отрывая от него глаз, сказала что-то на непонятном языке. Наверное, итальянском.

Гарин огляделся и увидел, что сидит на земле, прислонившись к стене. Где — неизвестно.

Он откашлялся.

— Извиняюсь, но я…

— Ты говоришь по-английски, — сказала девочка, с легкостью меняя языки.

— Откуда ты? — спросил Гарин.

— Я здесь живу, — ответила девочка, показывая пальцем.

Он глянул на голубую дверь и сразу понял, почему здесь оказался.

— А откуда ты? — спросила она.

— Роуз!

Девочка оглянулась. К ней спешила стройная женщина с двумя корзинками.

— Я же говорила, не беги вперед. — Она с опаской посмотрела на Гарина и протянула девочке одну корзинку. — Пошли в дом.

— Элвин.

Она вгляделась в человека, которого вначале приняла за нищего. В его внешности не было ничего знакомого, и откуда он знает ее имя, казалось необъяснимым. Грязная одежда, длинные спутанные волосы, борода, сухие, потрескавшиеся губы. От него пахло элем и морем. Затем она взглянула в его темно-голубые глаза и охнула.

Гарин понял, что она его узнала, и с трудом поднялся на ноги.

— Иди в дом, Роуз, — произнесла Элвин напряженным голосом.

— Но, мама… — начала девочка.

— Иди!

Девочка, испуганная тоном матери, сердито повернулась и толкнула дверь.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Элвин, разглядывая Гарина.

— Прибыл с важным наказом от короля, — ответил Гарин, пытаясь выпрямиться. Он сознавал, что его голос звучит слегка невнятно, и пытался это исправить. — Вначале побывал в Риме у папы. Король Эдуард намерен начать новый Крестовый поход.

— Нет, — сказала она, отрицательно качая головой, — что ты делаешь здесь, у моего дома?

Гарин посмотрел на дверь, за которой исчезла девочка. Дверь осталась приоткрытой.

— Это твоя дочка? — спросил он, переводя взгляд на Элвин. — Ты все еще с Кемпбеллом?

— Да, — резко ответила Элвин, прижимая к себе корзинку.

— Ее зовут Роуз?

Гарин посмотрел на дверь и, заметив там какое-то шевеление, крикнул:

— Привет, Рози!

— Оставь ее в покое, Гарин, — яростно бросила Элвин, подошла к двери и загородила ее спиной. — Мы не хотим иметь с тобой ничего общего.

Она как будто собиралась добавить что-то еще, но передумала и вошла, захлопнув за собой дверь.

Гарин остался на улице, не зная, что делать. Затем поднял мешок и пошел прочь. Когда дом почти скрылся из виду, он оглянулся. В голове звучал голос Элвин: «Мы не хотим иметь с тобой ничего общего». В этой фразе было что-то странное. Вначале он не мог понять, потом догадался. «Мы не хотим». «Мы».