Оставив коня у коновязи на маленькой площади Старого Каира, Уилл неспешно двинулся к коптской церкви. В прошлый его приезд здесь шумел базар. Теперь же только несколько чумазых ребятишек играли у колодца. Уилл присел на ступени. В эту пору люди все сидели по домам, готовились к вечерней молитве. Какова же судьба этих христиан, чьи предки жили в самом сердце мусульманской империи задолго до прихода к власти мамлюков? Они в этом городе изгои или равноправные члены общины, подобно мусульманам и иудеям в Акре?

Маленькая церковь примостилась подле огромного сооружения, покрашенного в синие, розовые и желтые полосы, между которыми вилась арабская вязь, славящая Аллаха. Уилл слышал много рассказов о Каире, читал описания в книгах, но все равно не был готов к великолепию Цитадели, когда увидел ее в первый раз. Легендарная крепость доминировала над городом и окрестностями — мечетями, увенчанными серебристыми и голубыми куполами, спиральными минаретами, небесно-голубым Нилом. Уилл мог сравнить Цитадель лишь с Великими пирамидами, этими гигантскими памятниками древности, посвященными неведомым богам.

Поморщившись, Уилл вытянул ноги. Переносить нещадную жару в арабском одеянии было легче, но сказывались двадцать дней, проведенные в седле. Особенно трудным оказался последний переход через Синай. Тамплиер вытащил из сумки завернутые в тряпицу два куска арбуза, купленные вчера у мальчика в придорожном лотке. Не спеша съел и поправил куфию.

На площадь вышел высокий, крепко сложенный человек в синем одеянии. Нижнюю половину лица он точно так же, как Уилл, скрывал за полосой материи, свисающей с тюрбана.

Уилл встал.

Человек в синем держал ладонь на рукояти меча.

— Кто ты? — спросил он по-арабски.

Уилл встречался с Калавуном четыре года назад, но сразу узнал его сильный, уверенный голос.

— Привет тебе, эмир. — Уилл открыл лицо.

Калавун приблизился, убрал руку с меча.

— Зачем ты пришел? Ведь был уговор не искать встречи со мной.

— На это меня толкнула большая тревога, — ответил Уилл. — Давай войдем, я все объясню. — Он показал на церковь.

Калавун глянул на крест на двери, но после секундного колебания последовал за Уиллом. Они прошли к расшатанной скамье в задней части, сели. Открыли лица. Уилл удивился, как постарел эмир. Бледный, осунувшийся и какой-то подавленный. Глаза пустые.

— Если твоя тревога из-за Кабула, — проговорил Калавун, — то в Акру уже должны прибыть наши посланцы.

Уилл заговорил тихо, почти шепотом, хотя в церкви никого не было. Калавун слушал, не прерывая. К концу рассказа он преобразился. Щеки приобрели нормальный цвет, лицо напряглось. Казалось, он проснулся от глубокого сна.

— Ты говоришь, этот Кайсан писал кому-то в Каире? Какому-то шииту?

— Да, так считает Эврар.

— Но имя его тебе не ведомо?

— Нет. В свитке оно не названо.

Калавун посмотрел в глаза Уиллу:

— И камень намерены похитить ваши рыцари?

— Да. Если это замыслил наш великий магистр, то похищать будут тамплиеры. Они встретятся с Кайсаном в деревне Юла где-то на последней неделе марта, перед мухаррамом, и он со своими людьми поведет их в Мекку.

— Это ужасно.

— Я знаю, — ответил Уилл.

— Нет. Ты не знаешь. Одно лишь прикосновение христианина к камню считалось бы варварским надругательством. А тут похищение. Мусульмане поднимутся истреблять не только рыцарей в Акре, но и всех христиан. Потому что все виноваты и все должны страдать. — Калавун опустил глаза. — Сколько невинных погибнет, а с ними погибнет и наша надежда на мир. Сейчас Бейбарс не имеет интереса воевать с вами. Но если такое случится, все сразу изменится. Он вас уничтожит. — Калавун помолчал, затем посмотрел на Уилла твердым взглядом. — И знаешь, я ему буду помогать. — Он увидел, как изменилось лицо Уилла, и кивнул. — У меня нет подобного желания, но если рыцари осквернят нашу святыню, то не окажется выбора. После такого злодейства я больше не смогу оставаться членом вашего братства и мусульмане никогда не станут жить в мире с христианами.

— Я понимаю, — сказал Уилл. — Поэтому мы и должны им помешать.

— Что ты предлагаешь?

— «Анима Темпли» готовит план по предотвращению злодейства. Мы уверены, что у нас получится. Но мы также хотим, чтобы ты знал: наш рыцарский орден и правительство Акры к этому не причастны.

— Да, — ответил Калавун. — Однако если камень похитят, пострадают все. Те, кто это замыслил, намерены развязать войну. Ну что ж, они ее получат. И я ничем помочь не смогу.

— Но ты можешь помочь нам сейчас, пока это не случилось, — сказал Уилл. — У Кайсана здесь, в Каире, есть сообщник, которого он называет «братом». — Он посмотрел на эмира. — Хорошо бы его найти.

— Я этим займусь.

Уилл кивнул:

— Ладно. А мы приложим все силы, чтобы не допустить похищения.

— Мне поможет один атабек, — сказал Калавун. — Придется ему довериться, но я знаю, он умеет хранить тайну. Сейчас султан Бейбарс отправил его искать ассасина, который готовил покушение пять лет назад. Думаю, он скоро вернется.

Уилл замер.

— Ассасины? Мы слышали, что их тогда убили.

— Не всех. — Калавун посуровел. — Те, кто готовил убийство, остались живы. Бейбарс пожелал узнать имена франков, которые заплатили ассасинам. Он все еще жаждет мести. — Эмир разглядывал алтарь и потому не заметил, как напрягся рыцарь. — Мне пора.

Калавун встал, закрыл лицо. Протянул руку Уиллу:

— Благодарю тебя за предупреждение.

Они обменялись крепким рукопожатием.

— Если появятся новости, действуй по договоренности. Передай известным путем послание. — Он замолк. Его лицо искривило подобие улыбки. — И да пребудет с тобой мир.

Уилл остался сидеть на скамье, глядя в спину эмира.

В переднюю дверь постучали, когда Элвин спускалась по лестнице с узлом грязного белья для стирки.

— Я открою! Открою! — певучим голосом произнесла Катарина, направляясь к двери.

— Погоди, — крикнула Элвин.

Девочка обернулась.

— Надо слушаться отца. Он строго-настрого наказал тебе не открывать никому дверь.

Элвин удивляло, как быстро девочка забыла Кабул. Прошло всего два месяца, а она уже не помнит, как близко была от смерти. Самой Элвин до сих пор снился мамлюк со стрелой в шее.

О набеге на Кабул забыла не только Катарина, но, похоже, и вся Акра. Два дня назад вернулись женщины и дети, угнанные мамлюками в рабство. Вместе с ними Бейбарс прислал еще двадцать христиан, освобожденных из тюрьмы в Каире, а также свое извинение и несколько сумок с динарами. Родственники, конечно, радовались, но сам город возвращение пленниц едва заметил. Теперь всех занимало неожиданное отбытие короля Гуго. По словам Андреаса, брошенную власть хотели поднять тамплиеры и венецианцы, а госпитальеры, генуэзцы и тевтонцы пытались им помешать. В этот спор были вовлечены все — и землевладельцы, и гильдии ремесленников, и купцы. На Кипр шли послания с просьбами к Гуго вернуться или по крайней мере назначить бейлифа. Но король молчал, что усиливало волнение. Прошлой ночью трое генуэзцев жестоко расправились с юношей, сыном члена совета венецианской общины. Ходили слухи о введении комендантского часа.

Озабоченный усилением смуты, Андреас наказал своим женщинам не покидать без сопровождения пределы квартала. Об этом думала Элвин, открывая дверь. В эту пору визитеров они не ждали.

У порога стоял Гарин.

— Ты? — испуганно спросила Элвин, густо краснея.

— Я ненадолго, — ответил Гарин.

— Кто там пришел? — спросила Катарина, пытаясь выглянуть за дверь.

— Иди отнеси это на кухню, — сказала Элвин по-итальянски, вручая девочке узел с бельем.

— Это нечестно.

— Катарина.

Девочка с узлом метнулась прочь.

Элвин вышла на жару, захлопнув за собой дверь.

— Сюда нельзя приходить. Мой хозяин не любит подобных визитов.

— Но Уилла, насколько я понимаю, он терпит.

Глаза Элвин вспыхнули.

— Это тебя не касается.

— Извини. — Гарин смущенно улыбнулся. — Я, кажется, сказал глупость. Просто думал о нем, вот и ляпнул.

— Ты его видел? — с надеждой спросила Элвин.

После разговора с Гарином в таверне она была вся во власти гнева, заслонившего даже любовь. Но в отсутствие подпитки огонь вскоре начал слабеть, а теперь и вовсе погас. Остались лишь боль, смятение и острое желание видеть Уилла и услышать его объяснения. Она начала сомневаться: а не лгал ли Гарин, хотя на это у него вроде не было причин.

— Я как раз пришел спросить у тебя то же самое, — сказал Гарин.

Элвин помрачнела.

— Нет, я его не видела.

— Честно говоря, я так и думал, но все же отважился прийти спросить — вдруг его планы изменились. Потому что если он отбыл в Каир, то наверняка на несколько недель.

— О его планах тебе известно больше, чем мне, — буркнула Элвин.

— Ах, ты об этом. — Гарин пожал плечами. — Должен признаться, я жалею. Мне не следовало ничего говорить. Скрывает он от тебя что-то или нет — это не мое дело.

Элвин покраснела.

— И мне не следовало тогда ничего рассказывать. Просто я сильно разозлилась и теперь тоже жалею.

Гарин весело, по-мальчишески улыбнулся:

— Не тревожься, я умею хранить тайны.

Элвин кивнула:

— Мне надо идти.

Продолжая улыбаться, Гарин коснулся ее руки. Его ладонь была холодная. От него пахло вином и еще чем-то похожим на сладковатый дым.

Он отошел.

— Прошу тебя о любезности. Когда Уилл вернется, передай, чтобы он пришел ко мне в королевский дворец.

— Во дворец? Но король отбыл.

— Да, но разрешил мне там оставаться.

Гарин поклонился и двинулся вдоль улицы.

Прежде чем войти в дом, Элвин стояла с минуту и смотрела ему вслед.

Назир присел на корточки у ручья. Опустив руки в ледяную воду, стал смотреть, как пенная вода смывает кровь. Затем закрыл глаза.

Через минуту его окликнул воин.

Назир оглянулся. Он был так погружен в мысли, что не заметил его приближения. Последние три недели двое его людей постоянно следили за крепостью. Они видели, как в течение нескольких дней после исчезновения Идриса фидаины рыскали по склонам, но об их убежище никто не догадался. Однако все равно надо быть начеку. Положение осложнялось тем, что Назир устал и измотался. От его рук постоянно разило кровью, а тут еще не давали покоя воспоминания детства.

— Что?

Воин мотнул головой в сторону пещеры:

— Похоже, он готов говорить.

Назир стряхнул с рук воду. Помедлил. Пока с Идрисом ничего не получалось. Этот человек был невероятно вынослив.

Назир знал, что легко не будет. О способности ассасинов переносить боль ходили легенды. Но он все равно не терял надежды. Идрис попытался покончить с собой, сильно ударившись головой о каменную колонну, к которой был привязан. К счастью, это не удалось. Но теперь Назир был настороже. Поставил оруженосца постоянно держать у его головы толстый кусок войлока, чтобы такое не повторилось. Вначале Назир Идриса бил и резал, затем принялся морить голодом, чтобы ассасин ослабел, а после начал насильно поить зельем из ядовитых растений, что вызывало рвоту и бред. Надеялся, что Идрис в беспамятстве что-нибудь скажет. Но тот ничего не выдал, и пришлось на несколько дней оставить его в покое. Сегодняшнее утро Назир начал с того, что безжалостно отрубил Идрису три пальца, предварительно забив ему в рот кляп.

Минуя кустарник, Назир вошел в пещеру, где Идрис, обмякнув, висел на своих путах. Один глаз у него заплыл. Серое безжизненное лицо все было в порезах и кровоподтеках, повязка на искалеченной руке намокла от крови.

— Идрис.

Ассасин прерывисто задышал и чуть приоткрыл глаз.

Назир наклонился:

— Мой воин сказал, что ты хочешь говорить.

Идрис молчал.

— Назови имя, Идрис, — продолжил Назир, — и я возвращусь с ним к моему повелителю. — Он тяжело вздохнул. — Я не хочу твоих страданий, Идрис. Мне от них… больно.

Ассасин прохрипел что-то несвязное.

— Я сразу уйду, как только услышу имя. И ты останешься жить. — Голос Назира отвердел. — Но можно сделать так, что тебе станет еще хуже. — Он схватил раненую руку Идриса и сжал.

Ассасин слабо вскрикнул.

Свободной рукой Назир сжал подбородок Идриса.

— У меня кончается время. Я должен вернуться в Каир. Понимаешь, должен!

Губы Идриса слегка пошевелились. Назир наклонился ближе. Ассасин что-то шептал. Наконец Назир кивнул, отпустил его руку и встал.

Кто-то вошел в пещеру, и он крикнул, не оборачиваясь:

— Скажи всем собираться. Мы отбываем.

— Стой на месте и не шевелись, — приказал незнакомый голос.

Увидев человека в черном халате фидаина, Назир попытался выхватить меч, но не успел. В пещеру вошли еще двое, с кинжалами. С одного капала кровь. Это последнее, что он успел заметить, потому что первый ассасин поднял арбалет. Стрела ударила Назиру в плечо. Он упал, ударившись головой о камни. Ассасины развязали и подняли на руки Идриса. Еще двое втащили в пещеру тела убитых воинов и оруженосцев. Первый ассасин наступил Назиру сапогом на грудь, выдавив из нее почти весь воздух, и нацелил в лицо арбалет. — Грязный суннит.

— Погоди, брат, — прохрипел сзади Идрис и закашлялся. — Пусть он живет.

— Какой тебе прок от этой собаки, брат? — спросил ассасин с арбалетом. — Посмотри, что он с тобой сделал. Мамлюки трусы, они не осмеливаются пойти на нас открыто и действуют вот так.

— Нет, — произнес Идрис слабым голосом. — Они пришли сюда за другим. Этого атабека прислал султан Бейбарс узнать имя франка, который нанимал нас для убийства. За него можно получить хороший выкуп.

Ассасин убрал ногу и прохрипел команду. Назира грубо поставили на ноги, сняли с пояса меч, связали руки. Затем вытащили на слепящее солнце.

Скрипя зубами от боли, Назир прокручивал в затуманенном мозгу имя, которое прошептал Идрис.

Уильям Кемпбелл.