Глава семнадцатая

Я почти не помню, как мы пришвартовались среди серых мраморных домов Пизы и как Джанни тут же свалил на берег и растворился в толпе. Жилю пришлось вытаскивать нас с кормы, прервав наше с Биллом веселье, — он велел нам вооружиться и надеть лучшее платье. Настало время выяснить, что нас ожидает на берегу. Нам явно предстояло нечто таинственное и серьезное, это было прямо-таки написано на напряженных лицах капитана и Жиля. Они нервно расхаживали по палубе, как две огромные гончие, ожидающие, чтобы их спустили с поводков, и сидели погруженные в себя и молчаливые, пока мы гребли к кишащим народом набережным Пизы. Я немного удивился, когда капитан нахлобучил на голову Билла старую и грязную походную шляпу и отправил его вперед.

Я чуть не оглох от шума и суматохи этого города и здешнего народа — они трещали как скворцы и все время суетились: покупали и продавали, бегали и обнимались. Поспешно пересекая площадь Сатро dei Miracoli, я, видимо, должен был полюбоваться мраморным кафедральным собором и старым, полуразвалившимся зданием, окруженным строительными лесами, — его то ли ремонтировали, то ли сносили. Но я был слишком счастлив — я, который целую вечность, полную горечи и злобы, не видел и проблеска радости, — а Жиль и капитан шагали так быстро, минуя все эти чудеса, что мы очень скоро оказались на узеньких улочках позади них. Близилась ночь, повсюду зажигали лампы и фонари, когда мы нырнули под арку, увитую цветущими растениями, и пошли вверх по кончающемуся тупиком переулку к дому в самом его конце. Это оказалась таверна, и над ее дверью торчали три вырезанных из дерева ворона. На пороге возник Джанни и кивнул в ответ на заданный шепотом вопрос Жиля, скользнул мимо нас и пошел вниз по переулку. На пороге мы задержались, поскольку Жиль все смотрел в переулок, пока не убедился, что там нет ничего подозрительного. Он кивнул капитану, и тот повел Билла внутрь.

— Подожди здесь, Петрок. Таверна нынче закрыта для всех, кроме нас. Если кто-то попробует войти, вытаскивай меч и зови на подмогу. Мы тут долго не задержимся.

Я остался присматривать за закрытой дверью и ломать голову, почему на роль охранника выбрали именно меня. «Может, потому что стал таким крутым убивцем?» — подумал я кисло. Стало совсем темно, и факел, горевший у входа в переулок, отбрасывал странные тени сквозь листья вьющихся растений. Вокруг было тихо, хотя мы находились в центре многолюдного города. Я сжал рукоять меча и небрежно прислонился к дверному косяку, стараясь принять храбрый вид. На узкой улице, за увитой растениями аркой, то и дело раздавались шаги, то в одну, то в другую сторону, и мелькали силуэты проходивших мимо людей. Несмотря на несколько взвинченное состояние, я пытался отгадать, кто там ходит. Рабочий? Знатная дама или монашка? На этой улице то и дело слышались шум и топот, а потом на несколько минут вновь устанавливалась полная тишина.

И именно в такой вот момент затишья я услыхал чьи-то приближающиеся шаги, тяжелые и уверенные. Наверное, солдат, решил я, но тут шаги стали легкими. Может, какой-нибудь юрист? Я, естественно, не имел ни малейшего понятия о том, ходят ли юристы более легким шагом, чем, скажем, уличные торговцы, но мне нравилось так думать, и я развлекал себя от безделья, когда шаги вдруг замерли. Я удивился и вроде заметил темную фигуру прямо под факелом. А потом фигура пересекла переулок и будто бы прижалась к стене. Я напряг глаза и, кажется, разглядел там некую тень. Может, кто-то наблюдал за мной, а может, там вообще никого не было. Я осторожно проверил, легко ли меч выходит из ножен. Но чем больше вглядывался, тем меньше видел, хотя уже не сомневался, что кто-то на меня оттуда смотрит. В конце концов, ничего больше не различая, я шагнул в ту сторону. В тени тут же что-то мелькнуло, и некто бросился назад на улицу. Шаги затихли в отдалении, и я отпустил рукоять меча. Ладонь стала влажной от пота. Я уже в сотый раз задавался вопросом, что же там происходит, в таверне. Но вороны молча смотрели на меня со своего железного насеста.

Наконец дверь распахнулась, и наружу вышел Билл, вытер лоснящиеся губы и одарил меня звучным рыганьем.

— Тебя зовут, — сообщил он. И в самом деле, в дверь выглянул капитан и поманил меня внутрь. Билл занял мое место. Я оставил его там ковыряться в зубах, а сам облегченно вошел в согретую камином комнату, полную ароматов хорошо прожаренного мяса. Комната оказалась большой, квадратной, с крашенными охрой стенами и расписанными потолочными балками. Здесь стояли два длинных стола, у одного из которых сидел капитан. Толстенький человек с длинными волосами снял с вертела молочного поросенка, улыбнулся мне и поманил к столу. Передо мной тут же появились блюдо исходящей паром свинины и полный бокал вина. Я уселся напротив капитана, уже подчищавшего ломтем хлеба свою тарелку.

— Кто-то наблюдал за мной с улицы, — сообщил я ему.

— Ты их разглядел?

— Нет, только слышал шаги. — И рассказал ему о легких шагах «юриста». Он засмеялся, но взгляд оставался серьезным.

— Значит, судя по звуку, это был не английский наемник, как я понимаю?

— Нет, совсем нет. — Я помолчал и улыбнулся. — Легкие шаги, как у благовоспитанного человека.

— Хм-м… Ладно, извини, я на минутку… — Он подошел к Двери и что-то шепнул Биллу. Потом вернулся и склонил голову набок: — У тебя, наверное, полно вопросов…

Точно, вопросов было много, а теперь, после долгого пребывания наедине с собственными мыслями, должны были хлынуть ответы.

— Я тут говорил с Биллом, но вы в последнее время чаще с ней общались… Вот скажите: Анна меня ненавидит? — выпалил я.

Капитан, кажется, искренне удивился. Потом откинул голову назад и разразился хохотом. Смеялся он долго. Наконец отпил глоток вина, и несколько капель стекли ему на бороду. Хмыкнув еще пару раз, он поднял голову и стал меня рассматривать, выставив свой ястребиный нос.

— Нет, — наконец произнес он.

— Нет? Вы уверены?

— Нет, она тебя не ненавидит. Какие еще будут вопросы?

— Тогда почему она меня избегает?

Капитану явно пришлось туго — он всеми силами старался подавить смех.

— Могу тебя уверить, что Vassileia Анна не ненавидит тебя. Она… ты ей очень нравишься, Петрок. Но у нее возникли некоторые затруднения… личного свойства.

— Какие, например?

— Ей трудно вновь обрести себя, ощутить знатной дамой — да еще на корабле, полном таких дураков, как мы. Ну и некоторые другие проблемы, о которых я догадываюсь, но тебе не стал бы о них говорить, даже убедившись, что это правда. Да брось ты, Петрок! И ради Бога, спроси о чем-нибудь другом!

Я взялся за очередную свиную кость и впился в нее зубами, чуть не расползаясь по лавке от огромного облегчения. Потом вспомнил, где нахожусь.

— Если мне позволено высказать догадку, то мы пришли сюда, чтобы встретиться с человеком, которого вы упустили в Бордо.

— Ты прав.

— И он здесь, в Пизе?

— И это так.

— И другие из Бордо, англичане — они тоже здесь. Последовали за нами.

— Ну, не совсем так. Некоторые следовали за нами, это правда, или, скорее, следовали за нашим другом. Но он в безопасности. Хочешь с ним встретиться? Он может ответить на все твои вопросы. — Капитан встал и указал на дверь в другом конце комнаты, которую я раньше не заметил. — Иди туда, — поманил он меня согнутым пальцем. И выглядел сейчас поистине дьявольски — отблески пламени из камина мелькали на его темном лице, высвечивая изгиб бровей. — Он ждет тебя.

Я вдруг почувствовал странное нежелание куда-то идти, но все же взял свой бокал и пошел к двери. Капитан дважды стукнул и отворил ее. Жиль, видимо, стоял с другой стороны, поскольку тут же выскользнул с непередаваемым выражением лица и, мягко положив мне руку на спину между лопаток, подтолкнул внутрь. И вот я уже в комнате поменьше с небольшим камином и квадратным столом, на котором стоял кувшин с вином. Высокий, сгорбившийся человек сидел спиной ко мне, закутанный в черный дорожный плащ, несмотря на теплый вечер. Я шагнул было назад, но дверь позади меня закрылась с тихим щелчком. Сидевший за столом протянул руку и похлопал по столешнице. Я уже начал трястись, но, не желая выглядеть невежей, медленно подошел к стулу с высокой спинкой и выдвинул его из-под стола.

— Сэр, можно мне сесть? — хрипло спросил я.

Человек поднялся на ноги, расправив плащ и откинув капюшон. Я отпрянул назад и наверняка упал бы прямо в камин, если бы длинная рука, стремительно выброшенная вперед, не ухватила меня за рукав. Мы стояли, разделяемые столом, а потом я оббежал его и обхватил человека обеими руками.

— Адрик! — закричал я.

— Мой дорогой мальчик!

Он словно состоял из одних костей, ну прямо настоящий скелет в черном плаще. Но тоже обнял меня, и его ладони, как летучие мыши, похлопали меня по спине.

— Вот уж не думал когда-нибудь снова тебя увидеть! — в конце концов произнес я, когда мы уселись возле камина.

— Должен сознаться, я в этом был менее уверен, — ответил Адрик.

Я откинулся на спинку и испустил глубокий вздох, словно все эти месяцы держал в груди часть воздуха. Не в силах произнести ни слова, вне себя от радости, я поднес его пальцы к губам и поцеловал их. Он удивленно отпрянул.

— Капитан, кажется, полагает, что у тебя полно вопросов, — сказал он наконец.

Я поднял руки вверх в знак абсолютной капитуляции.

— С чего начнем? — спросил я.

— Ну… — Он наполнил наши бокалы. — Тебе известно, как мы оба здесь оказались?

— Да, конечно. Из-за сэра Хьюга де Кервези. — И я сплюнул в огонь.

— Вижу, ты приобрел матросские замашки. Да, ты прав, это Кервези вышвырнул нас с тобой в огромный мир. Но он, как и все мы — ты, я, капитан, — запутался в некой игре, вернее, в головоломке вроде лабиринта. А в центре этого лабиринта, как ни странно, находится нечто очень маленькое и простое.

Он не изменился, хотя и исхудал почти до прозрачности. Я молча ждал, зная по долгому опыту, что он и без моих вопросов все равно ответит на собственные загадки, открою я рот или нет. Однако что бы это все значило?

— Знаешь, за чем гоняется Кервези? — спросил он.

— За рукой святой Евфимии.

— Вот как! Нет. Ну, не совсем так. Он гоняется за капитаном. Сейчас расскажу почему. А какое отношение это имеет к тебе? Да очень простое: он узнал, что ты мой — как бы это назвать? Помощник? Нет, protege, как говорят французы.

— Протеже и друг, надеюсь, — вставил я.

— Конечно, конечно. В любом случае у него был соглядатай в аббатстве, от которого он узнал о моих встречах с капитаном. По чистой случайности, полагаю, я один из немногих в Англии, кто знает настоящее имя де Монтальяка и суть его занятий. Нет, на самом деле это не совсем так. Я знаю его уже много лет, и мы часто встречались. Мне не следует тебя обманывать. Я ненавижу обман в любом виде, но тут был вынужден к нему прибегнуть. Нет, правда заключается в том, что я деловой партнер сьёра де Монтальяка, как он это сам называет.

— Адрик! Ты работаешь на нашего капитана?! Ты всегда на него работал?!

— В чисто академическом качестве, дорогой Петрок. Я же, можно сказать, книжный червь. Изучаю эзотерические проблемы, которые он ставит передо мной, и охочусь на бумаге за тем, за чем он охотится здесь, в мире. Вот это — или что-то вроде этого — и узнал Кервези, хотя не думаю, что он сразу понял, насколько глубока наша связь. Только потом догадался. Вот и приготовил для капитана ловушку: я в качестве ничего не подозревающей западни, а ты — в качестве приманки.

— А дьякон?

— Ага. Дьякона он намеревался убить в любом случае. Ты просто оказался подходящим кандидатом в козлы отпущения. У него, можно сказать, явная способность случайно находить подходящих людей…

Я без сил привалился к спинке стула. Голова начинала болеть от мятущихся мыслей. Мой старый друг словно восстает из мертвых, а теперь еще и рассказывает мою собственную историю, но в таком виде, который вообще лишает ее всякого смысла.

— Способность находить подходящих людей? Странная способность, от нее проливается слишком много крови!

— Нет-нет, ты просто не понимаешь. Да и откуда тебе понять? Но все именно так. На руку он наткнулся случайно, и это для него была приятная неожиданность, которой он и воспользовался. Думаю, он рассчитывал, что, представив убийцей, заставит тебя бежать обратно в Девон, в аббатство, и это давало ему некоторые преимущества передо мной.

— Погоди, погоди. Он же пытался убить меня у реки. И убил моего лучшего друга. — Я вспомнил, как Билл отлетел в сторону с окровавленной головой. — Он хотел тогда меня убить.

— Нет, это была случайность, я думаю. Или, скорее, он хотел убить твоего друга, но не тебя. Стремился оставить в одиночестве, насмерть перепуганного, чтобы гнать дальше. Но он ошибся в тебе, мой мальчик, и на время потерял твой след. Боюсь, я пошел на ужасный риск, направив тебя в Дартмут, — рисковал и твоей безопасностью, и безопасностью капитана, — но это был единственный выход, который я тогда видел. Но ты все же удрал вместе с рукой, и это было прекрасное развитие событий и отличная приманка для торговца реликвиями. Как бы то ни было, Кервези теперь уже не мог явиться ко мне лично, как это случилось в прошлом, а я разгадал его замысел…

— Погоди, Адрик, ради Бога, погоди! — Я поднял руки. — Разве Кервези уже бывал раньше в Бакфесте?

Адрик вздохнул:

— Кажется, я немного забежал вперед. Давай-ка начну с самого начала. Ты когда-нибудь слыхал о святой Кордуле?

Теперь моя бедная голова окончательно пошла кругом. Я сжал виски пальцами и едва произнес слово «нет».

— А о святой Урсуле и ее одиннадцати тысячах дев? Любой школяр знает святую Урсулу! — Он подождал, пока я тупо кивну. — Хорошо. Итак, для начала — всего было одиннадцать невинных дев, не одиннадцать тысяч, а только одиннадцать: Сениция, Сатурия, Сатурнина — этих легко спутать, — Саула, Рабация, Палладия, Пиносса, Марта, Бритула и Грегория.

— Это десять дев, Адрик, — заметил я и глотнул вина.

— Именно так. Кордула пряталась на корабле! — засиял он.

— Каком, к дьяволу, корабле?! — Я уже скрипел зубами.

— На котором Урсула и невинные девы прибыли в Кельн, где их всех перебил Аттила. Обрати внимание, Пэтч, Кордула, естественно, вовсе не желала попасть в число его жертв, поэтому и спряталась на корабле, но наутро совесть выгнала ее наружу, и гунны направили ее вслед за Урсулой и остальными. Так их и стало одиннадцать. Или если считать Урсулу тоже девственницей — а так мы и должны думать, — то двенадцать. После этого ее пару веков не причисляли к лику святых, но в конечном итоге она все же заняла место в этом святом списке, что для нас самое важное.

— А почему она имеет для нас такое значение?

— Потому что ее тело нашлось.

— Но ведь большинство ученых людей не верят ни в какую Урсулу. Я много раз слышал, что Святой престол постоянно пытался избавиться от нее.

— Большинство ученых людей — да! Но как же их мало! Не тебе это говорить. А для остального человечества она такая же реальность, как вот этот кувшин с вином — кстати, передай-ка мне его, будь добр.

— Я хотел сказать, что если Урсула — это миф, то как может обнаружиться тело одной из ее спутниц?

— Действительно, как? Но Кордула, кажется, и впрямь существовала.

— Так… святая Кордула нашлась. А как насчет остальных десяти — ох, извини, Адрик, — остальных одиннадцати невинных дев?

— Да ладно тебе, Петрок. Тебе же нравилось вместе со мной копаться в старых костях — помнишь? Не стоит забывать и какими делами занимается наш капитан — да и ты теперь тоже. Повторяю еще раз: было обнаружено тело святой Кордулы, вернее, стало известно, где оно находится. Давно погибшая девица, забытая на каком-то острове, — это и есть центр нашей головоломки.

Адрик снова выдержал паузу, а я широко ухмыльнулся. Да, тут он меня прихватил, что всегда и делал в конечном итоге.

— Ну ладно, друг дорогой, тогда уж рассказывай о бедной Кордуле и ее роли в нашем падении в бездну.

Он улыбнулся в ответ, и в моей памяти тут же всплыли кости мученика Элфсига из Фрома. Он налил себе еще вина и, устроившись поудобнее, начал свой рассказ:

— В одной далекой стране — в Англии, мой мальчик, — жил да был епископ, которому повезло заполучить жирную епархию в городе, битком набитом школярами. У него имелись дворец, солдаты, слуги и, что самое главное, огромный кафедральный собор, который строился много лет и наконец был закончен. Чего еще он мог желать?

Но он был человек жадный. Он понимал, что этот прекрасный собор, хотя и восславляет Господа каждым своим камнем, каждым дюймом штукатурки, приносит недостаточно славы ему самому. И денег тоже. И хотя в соборе было много чудесных вещей, ему не хватало одной, самой важной: достаточно значимой реликвии, которая привлекала бы толпы паломников. Свой собственный святой, местный мученик был хорош для местных, но не привлекал верующих из-за рубежа. И епископ с жуткой завистью поглядывал в сторону Шартра и Кентербери.

У епископа был помощник, его правая рука, некий крестоносец, вернувшийся из Святой земли, человек несколько своенравный и упрямый, но желавший и способный сделать все, что нужно епископу — в обмен на деньги или, еще лучше, власть над другими. Вот епископ и включил его в число тех, кто вместе с ним охотился за какой-нибудь значительной реликвией. Она должна была быть маленькой, но иметь большое значение — пальчик апостола, зуб Иоанна Крестителя, — или менее значительной, но крупной: достаточно крупной, чтобы заполнить целый гроб, который можно торжественно носить по улицам.

Пока все знакомо, не так ли? Хорошо. Ну вот, с этими реликвиями есть одна проблема — нынче уже трудно заполучить целого святого, они теперь в основном существуют в виде маленьких кусочков. На Востоке святые трупы встречаются в больших количествах, но при Святом престоле эти греческие схизматики стоят не дороже одежек, в которые их закутали, да и то лишь для старьевщиков. Все по-настоящему крупные реликвии расхватали столетия назад — ты сам знаешь, как это было с мощами святого Марка.

И вот ни с того ни с сего какой-то ученый муж из Германии — ученик Альберта из Кельна, то бишь Альберта Великого, — прекрасный человек, с которым я имел удовольствие и счастье встретиться всего пару недель назад… ох, извини, Петрок! Этот ученый муж — кстати, англичанин, занимавшийся некими изысканиями в чужих странах, — изучая жизнь святой Урсулы, обнаружил сведения, упрятанные глубоко в архивах одного монастыря возле Кельна: якобы тело Кордулы было вынесено с места казни неким греческим наемником, служившим у гуннов. Он стал свидетелем их мученической кончины и выкрал останки у этих варваров, которые самым эффективным образом избавились от тел остальных одиннадцати своих жертв — а может, и одиннадцати тысяч. Этот солдат сумел добраться до своего родного дома на одном из греческих островов, где выстроил церковь в память и в честь Кордулы. Как тебе известно, эти схизматики-греки всегда многое делали иначе, чем мы, и они провозгласили Кордулу греческой святой — в соответствии со своими собственными правилами. Легко можно представить, что на этом маленьком островке люди очень скоро запамятовали о ее происхождении и стали считать ее дочерью собственного селения. Во всех других странах ее имя было забыто, и она исчезла, наверное, на добрую тысячу лет.

— Но она ведь вовсе не такая уж важная святая, не так ли, Адрик? Мелкая, можно сказать, второсортная?

— Ага! Вот мы и дошли до этого — до очень маленькой и очень простой вещи, что находится в центре лабиринта, — до давно погибшей девицы. На первый взгляд ты прав. Но культ святой Урсулы не такой уж незначительный, совсем нет. Он приносит Кельну немало золота — невинные девицы стекаются туда со всего христианского мира в поисках ее протекции и защиты. Ее имя носит отдельный монашеский орден — урсулинок. А примерно сто лет назад некто весьма удачно и своевременно обнаружил там огромное кладбище костей — по всей видимости, костей этих невинных дев, — и с тех пор Кельн очень выгодно их распродает. Нет, найти теперь полный костяк одной из дев, что погибли с Урсулой, было бы слишком большой удачей. В мире полно невинных дев, мой мальчик, коим требуется защита и покровительство. — И он метнул в меня пристальный взгляд.

— Я слышал, — осторожно заметил я.

— Именно. — Он тихонько кашлянул в кулак. — А вот теперь этот ученый муж вдруг обнаруживает Кордулу — или по крайней мере нападает на ее след. Наш мир — я имею в виду ученый мир — очень-очень маленький, Петрок, и слух об этом разнесся весьма быстро. Он достиг ушей архиепископа Кельнского, и вскоре наш хороший знакомый, епископ Бейлстера уже начал строить собственные планы. Имея столько ученых и школяров в своем полном распоряжении, он провел собственные изыскания и раскопал некоторые факты, если их можно так назвать. Большинство людей знают, что Урсула происходила из Британии, равно как и ее невинные девы. Вот и представь себе его восторженное удивление — он был действительно весьма удивлен и пришел в полный восторг, Петрок! — когда его ученые раскопали в городских архивах Бейлстера имя Кордулы! Только представь себе!.. Ну просто явная счастливая случайность! Вся эта история — это ж настоящая коллекция счастливых случайностей, не правда ли?

И вот этот епископ решает, что уж Кордулу-то он точно оставит себе. Но он не знает, где она находится. След, обнаруженный в Кельне, теряется на Ионических островах — район небольшой, но островов там полно, да и церквей и святых тоже предостаточно. Ведь в Греции, как мне говорили, в любом селении может быть церковь Святого Иоанна, но совсем не обязательно Иоанна Крестителя. Гораздо более вероятно, что это какой-нибудь местный парень по имени Янни, который совершил мелкое чудо или же ушел от мира и жил на оливковом дереве либо на чем-то в этом роде. Греческого крестьянина не очень-то можно поразить армией невинных дев.

Но есть в мире человек, способный отыскать утерянного святого или святую, — и наш епископ очень нуждается в его услугах. Это некий легендарный делец, занимающийся святыми реликвиями, известный одним под именем Жана де Соля, другим как Француз, а некоторым избранным — как капитан де Монтальяк. Проблема в том, что этот человек — почти такая же мифическая личность, как те реликвии, которые он добывает. Я сказал — мифическая. Нет, скорее, неуловимая. Он появляется, когда в нем есть необходимость, а все остальное время просто невидим. Принцы и князья церкви, являющиеся его клиентами, никогда не пытались раскрыть его тайну — нм слишком необходимы товары, которые он поставляет. Ему горячо благодарны многие короли и папы и, как шепчутся некоторые, даже сам Владыка мира — Фридрих II, император Священной Римской империи. Но наш епископ тоже не дурак. Он понимает, что на Кордулу немедленно возникнет спрос и Француз, судя по всему, уже идет по ее следу, действуя от чьего-то имени — несомненно, от имени архиепископа Кельнского. Но сэр Хьюг полагает, что сможет найти его и — добром или подлостью — добыть мощи Кордулы для собора Бейлстера.

— Но какая тут связь с дьяконом Жаном? Ты ж говорил, что Кервези с самого начала намеревался его убить?

— Дьякон недавно вернулся из Кельна, где учился под руководством Альберта Великого, о котором я, кажется, уже упоминал. Да. И вот…

— Он и был тот ученый, который обнаружил сведения о Кордуле? О Господи!

— Он самый. Избранный для продвижения по службе его преосвященством епископом Бейлстера — чтобы держать под контролем. Но в Бейлстере также узнали, что дьякон уже обещал эту реликвию Кельну. И решили от него избавиться. Теперь, полагаю, я могу сказать тебе — хотя это прозвучит довольно пугающе, — что незадолго до того, как ты попал в этот водоворот, епископ, конечно, через целую сеть посредников, обратился к нашему капитану. Лишь немногие из его наиболее могущественных клиентов — под таковыми я имею в виду императоров и даже римских пап — когда-либо встречались с ним лично. Сохранение его имени в тайне обеспечивают многочисленные посредники, чтобы о нем не узнали простые смертные, к каковым, конечно, относится и епископ Бейлстера. Как бы то ни было…

— Погоди, погоди! Так капитан работает на епископа? Да разве такое возможно?

— Мальчик мой, епископ как раз из тех персон, которым требуются услуги капитана; это человек, чья честь и достоинство находятся в обратной пропорции по отношению к его благосостоянию и заботе о собственных интересах. В любом случае едва ли можно сказать, что капитан на него работает. Он лишь согласился кое-что для него добыть.

— Кордулу?

— По правде говоря, есть целый список. Кордула, конечно, значится под первым номером вместе с неким святым Экзюпериусом, мучеником из римских легионеров. — Тут он посмотрел на меня как строгий преподаватель.

— Да-да, помню, святой Морис и другие христианские мученики из легионеров. Святой Виктор и прочие. Но они ведь тоже никогда не существовали, правда?

— Ну вероятно, нет. Но прошел слух, что Экзюпериус — тьфу ты, чуть не сказал «жив и здоров»! Нет, что его мощи существуют или по меньшей мере их можно найти. В Бейлстере по поводу Экзюпериуса поднялась почти такая же суматоха, как в связи с Кордулой.

— Но если у них уже была договоренность, тогда зачем… — И я безнадежно махнул рукой.

— Жадность, обычная, элементарная жадность. Епископ Бейлстера вместе со своим помощником сэром Хьюгом де Кервези составили план, как обмануть капитана. Они хотели, чтобы он нашел для них Кордулу, а потом… убили бы его и получили Кордулу gratis, а также все содержимое объемистых кофров нашего капитана. Тогда они оказались бы в состоянии контролировать большую часть всей торговли святыми реликвиями, и мне не надо тебе говорить, что это означает.

— И тогда Кервези… ну, остальное я знаю. Значит, меня хотели просто подставить, обвинить в убийстве дьякона, а вместо этого я стал приманкой, чтобы поймать де Монтальяка, — просто потому, что прихватил с собой руку святой Евфимии? Значит, рука к этому не имеет никакого отношения?

— О нет! Сэру Хьюгу нужна была и рука — он послал тебя забрать ее и, конечно, собирался сам ею воспользоваться, но ты лишил его этой возможности. Полагаю, он хотел продать ее на подпольном рынке и посмотреть, кто на это купится. Он и тебя собирался использовать — вернее, твое бегство и вероотступничество, — чтобы получить власть надо мной, твоим учителем, угрожая начать расследование или что-нибудь в этом роде, если я откажусь предать капитана. Вот какой клубок, верно? Как бы то ни было, их замысел сработал лишь наполовину. А по сути дела, гораздо лучше, чем Кервези мог мечтать. Ты присоединился к капитану, а я должен был поспешно бежать из аббатства.

Ты сам там был, видел, как он наседал на нас. Ну и в итоге довел аббата до белого каления — это было в тот день, когда ты бежал. Аббат вооружил монахов луками, и мы встретили мерзавца с натянутыми тетивами. Вряд ли он подозревал, что монахи могут так разозлиться. Ну он и убрался, призывая на наши головы все громы и молнии и грозя гневом матери церкви. К сожалению, после этого мне в аббатстве стало несколько жарковато. Аббат с сожалением предложил мне взять академический отпуск на неопределенный срок для научных изысканий за рубежом — он даже был так добр, что написал для меня несколько отличных рекомендательных писем. И вот я здесь.

— И это уже не счастливая случайность, не так ли?

— Не совсем. Я кое-что разнюхал для капитана, пока болтался по христианскому миру в качестве нищенствующего монаха. Какое это было замечательное время, Петрок! Так я познакомился с Альфредом Великим — он такой же взыскующий истин человек, как и я. Мы встретились в Утрехте, и там мне удалось нарыть кое-какие крохи информации, ведущие к месту вечного успокоения Кордулы.

— И все было так здорово? Тебе же пришлось поспешно покинуть Бордо.

— Да, они меня выследили. Кервези, потеряв твой след, решил отправиться за мной — я же стар и передвигаюсь медленно, сам понимаешь. Но я научился кое-каким хитростям, особенно за последний год. Убрался как раз вовремя, и это тоже оказалось весьма удачно, потому что пришлось спешно отправиться в Рим, где я нашел последнее недостающее указание, являющееся ключом к нашей тайне.

Я молча подлил нам вина и сделал ему знак продолжать. Он опять меня заинтриговал.

— Рим, Петрок, Рим! Если Господь позволит, я намерен провести там свои последние дни, роясь в библиотеке Ватикана, как старый кабан! К счастью, у меня была конкретная задача, иначе я застрял бы там навсегда. Ты не поверишь, Пэтч! Там есть все! Ответы на все вопросы да еще миллионы новых вопросов и ответы на них тоже…

— А наш конкретный вопрос?

— Письмо! — воскликнул он, стукнув по столу. — Очень легко найти! Письмо от папы Льва Великого некоему Эвдориусу, греческому консулу, который, как представляется, просил у него разъяснений по причислению к лику блаженных. Старина Лев был мастер писать весьма лапидарные письма, если можно так выразиться, но в этом послании — я уже сказал, что это был ответ, но у нас нет письма с вопросом — упоминаются Кельн, мученица и место под названием Коскино — это остров в Ионическом море. Кстати, в этом письме Лев весьма сдержанно высказывается по поводу идей бедного старика Эвдориуса, рекомендуя тому соблюдать особую осторожность и провести дополнительные расследования. Капитан тоже провел некоторые изыскания по собственной инициативе, и их результаты свидетельствуют, что на острове Коскино существует местный культ плодородия, а центром его является гробница святой Тулы. — Он выжидающе посмотрел на меня.

— Кордула — Тула? Очень может быть.

— Более того! Ты отправляешься на остров Коскино, мой мальчик.

— А ты, Адрик?

— Полагаю, брат Адрик заслужил некоторый отдых. Я его завтра утром пошлю обратно в Рим. — Это были слова капитана. Он, видимо, уже давно стоял в дверном проеме.

— Вы намерены переслать мощи Кордулы епископу? — спросил я его.

— Господи помилуй, конечно, нет! Я перестал работать на этого человека в тот самый день, когда ты попал к нам в Дартмуте. Но мне хотелось бы заполучить ее мощи, а сейчас, к сожалению, нужно успеть отыскать их, пока секрет не вылез наружу — а он наверняка скоро вылезет.

— Он настоящее чудовище! — воскликнул я.

— Епископ? Нет, это не самое ужасное чудовище. У него чудовищные амбиции, это так. Он хочет стать архиепископом Кентерберийским, «делателем королей», может, даже папой римским. Обычная вещь. Истинное чудовище — это его сын. — Он замолчал, поглаживая бороду.

— У епископа есть сын? — Я недоверчиво переводил взгляд с одного своего собеседника на другого.

— Кервези — незаконный сын епископа, Петрок, — пояснил капитал.

— Ох! — выдохнул я. Потом заглянул в свой бокал: пустой.

Две пары глаз — одна как у ястреба, другая как у совы — внимательно смотрели на меня.

— Ну и что теперь? — спросил я в итоге.

— Мы найдем эту реликвию и перевезем ее в новое место — в кафедральный собор Кельна, — сказал капитан. — Архиепископа чуть удар не хватил, когда я предложил ему продать ее. Мощи добавят великолепия его коллекции реликвий, связанных со святой Урсулой.

— А Бейлстер?

— К дьяволу Бейлстер! — ответил капитан.

Билл не заметил в переулке никаких подозрительных теней, но мы держали руки на рукоятях мечей, пока провожали Адрика до маленького монастыря, где он остановился. Перед тем как покинуть таверну, он передал капитану небольшой свиток, и тот тщательно упрятал его под одеждой. Это было письмо, как я понял, ключ ко всему, о чем рассказал мне Адрик. У меня все еще кружилась голова от всего узнанного. Я простой парень из Дартмура, и вот женщина, погибшая во времена, когда император еще сидел в Риме, протянула оттуда руку и выдернула меня из моего маленького и уютного мирка. И что еще более странно — я стал частью игры и включился в нее задолго до того, как столкнулся с сэром Хьюгом в «Посохе епископа». Я так задумался, что почти не обратил внимания, как Жиль вдруг ухватил меня за руку и указал куда-то вперед, на улицу, где собралась толпа. Капитан уже прижал Адрика к ближайшей стене.

— Пойди погляди, что там, Петрок. Что-то в монастыре случилось, мне кажется. Быстро, иди узнай, что произошло, но держись в тени. Билл, оружие наготове!

Я кивнул и затерялся в людском потоке, устремившемся в надежде на развлечение. Толпа запрудила всю улицу, так что мне пришлось протискиваться, чтобы попасть в первые ряды зевак. На меня ругались, но я все же пролез вперед и вытянул шею, чтобы не мешала торчавшая передо мной чья-то украшенная перьями шляпа.

Монастырские ворота были распахнуты настежь, и в проеме лежало тело в коричневой сутане бенедиктинца. Из-под сутаны сочился ручеек крови, стекая в придорожную канаву. Еще одно тело виднелось во дворе, сразу за воротами, освещенное языками пламени, которые прямо у меня на глазах вдруг вырвались из открытого окна и начали жадно лизать свес крыши низкого здания. Вокруг суетилось все больше монахов, и один из них выскочил на улицу, в немой мольбе протянув к толпе окровавленные руки. Все было понятно. Я протиснулся назад и скользнул в тень, где укрылись мои спутники. Капитал притянул меня к себе.

— Убийство и пожар, — задыхаясь, сообщил я и тут же увидел, как лицо Адрика побелело словно мел.

— Пожар? Где? — спросил он.

Я рассказал.

— Моя келья! — простонал он. — Они убили моих хозяев и подожгли мою келью! Господи Иисусе, мои бумаги!

— Успокойся, брат. Письмо-то у нас, — шепнул капитан, озабоченно озираясь. — Надо быстро вернуться на корабль.

— Там была еще одна копня! Копия, будь проклята моя глупость! А они еще убили этих добрых братьев! Мне надо к ним…

И с неожиданным проворством, которого никто от него не ожидал, Адрик бросился между нами и стремительно побежал на подкашивающихся ногах к собравшейся толпе. Мы с Биллом посмотрели друг на друга, полуоткрыв рты, потом бросились за ним. Мы были уже в двух-трех шагах от скопища людей, когда нагнали его. Я почти успел ухватиться за край развевающегося плаща, когда от толпы отделился человек. Они вроде бы случайно столкнулись плечами, но Адрик, мчащийся со всех ног, издал вопль удивления и боли и замер, качаясь и выставив вперед костлявые руки, словно в благословляющем жесте.

— Нож! — заорал Билл, когда Адрик свалился на него.

Моя рука схватилась за меч, а человек уже отводил свою для нового удара — я увидел длинное и узкое лезвие. Выставив правое плечо, я врезался в него, одновременно доставая из ножен меч, и засадил ему локтем под ребра. Он отступил назад, то ли намереваясь сделать выпад, то ли пытаясь укрыться в толпе, но тут я нанес удар слева. Меч поразил его в шею и завибрировал. Его голова дернулась, упала на грудь и затряслась, удерживаемая одной гортанью, он зашатался, из раны хлынули потоки крови. Полный ярости и отвращения, я пинком отшвырнул его и внимательно посмотрел на человека, которого только что убил. Побелевший, как у рыбы, глаз пялился на меня, вылезший из орбиты под совершенно немыслимым углом. Я почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

— Адрик ранен! Скорее, Пэтч! — услышал я голос Билла, словно с огромного расстояния. Тут подбежали капитан с Жилем. Билл стоял наготове, сжимая меч, и мы с ним смотрели на толпу, которая начала подступать к нам, привлеченная новым зрелищем. Адрик, согнувшись, сидел на земле и раскачивался от боли, зажимая левый бок.

— Помогите мне его поднять, — приказал Жиль, ни к кому специально не обращаясь.

— Нет, просто помогите мне встать. Я могу стоять, — промычал наш библиотекарь, распрямляясь, как заржавевший складной нож.

Жиль подхватил его под одну руку, я собрался было поддержать под другую, но Адрик отпрянул и отмахнулся.

— Ничего серьезного. Этот идиот пырнул меня в грудную кость и всего лишь оцарапал ребра. Я сам могу идти, мой мальчик, — сказал он слабым, но решительным голосом. — Пусти, мне надо к моим братьям…

— Нет! Ты что, погибнуть хочешь? Не пущу. Быстро обратно на корабль! — Это уже был капитан. — Не отпускай его! — Он хлопнул нас с Биллом по плечам. — Отличная работа, ребята. Ты его знаешь, Билл? — И кивком указал на мертвого.

— Ага, — хрипло ответил мой друг.

Я уже начал удивляться, что он имел в виду, но тут труп вдруг содрогнулся в страшной конвульсии, и толпа, одновременно охнув, качнулась вперед. Мы бросились бежать. Жиль тащил Адрика на плече, словно старик был связкой сухих прутьев. Но через несколько шагов дорогу нам перекрыла еще одна толпа — опоздавшие на гнусный спектакль, развернувшийся позади. Им было не до нас, но дороги они нам не уступили. Один из них, пузатый бюргер, встал прямо напротив Жиля, нетерпеливо вытянув шею и явно не замечая ни нашей ноши, ни нашей спешки. Мы с Биллом уже готовы были пустить в ход силу, чтобы смести его с дороги, но не успели к нему приблизиться, как его руки вдруг взлетели в протестующем жесте, мясистые губы раскрылись, готовые выразить негодование, и раздался странный звук, словно две мокрые ладони хлопнули друг о друга. Он отступил назад, хватаясь за грудь, будто пытаясь что-то там удержать. Все еще негодующе хмурясь, толстяк упал на землю. Его сотоварищи принялись вопить друг на друга и на нас — взывая о помощи, недоумевая. Высокая женщина с ужасом на лице, вся в слезах, ухватила меня за плечи и принялась трясти. Я отшвырнул ее в сторону, и она отлетела, едва не задев Билла. При этом ее шапочка словно взлетела у нее с головы, и я успел заметить разорванную ткань, седые волосы и фонтан крови, попавший мне на щеку, прежде чем она тяжело плюхнулась на землю, широко открыв рот, словно пытаясь произнести «о». Этого было вполне достаточно — мы бросились прочь. Но в тот же миг Билл споткнулся и тяжело навалился на меня, путаясь под ногами. Я тоже упал и здорово ударился о камни мостовой, но через мгновение уже вскочил, пытаясь помочь другу, который, как я решил, просто споткнулся о рухнувшую женщину. Но даже в скудном свете я заметил, что что-то тут не так. На лице Билла застыла маска горгульи — сквозь стиснутые зубы он стонал от боли.

— Давайте же! Вперед! — Капитан вдруг замолк и обернулся.

Я нагнулся, пытаясь поднять Билла, и когда мои руки скользнули по его одежде, нащупывая, за что ухватиться, пальцы наткнулись на что-то твердое, и Билл издал задыхающийся животный вопль. И я понял, что держусь за древко стрелы, по самое оперение вонзившейся Биллу в спину. Подняв глаза, я увидел, что у женщины, уже свернувшейся калачиком и прижавшей голову к коленям, кровь хлещет из глубокой раны на затылке. Ее спутник, мужчина помоложе, в шикарной шапочке, вытаскивал из ножен кинжал, уставившись на меня и обнажив в ярости зубы. В этот момент еще одна стрела с глухим стуком воткнулась в дверь рядом с нами, и мужчина упал на землю, закрыв свою роскошную шапочку обеими руками.

— Капитан! — крикнул я. — Билл ранен! Стрелой!

Тут возле моего уха что-то вжикнуло, и раздался удар. Потом еще раз вжикнуло, и Жиль выругался.

— Прочь отсюда, парни! Этой паскуде свет помогает, мы у него на виду!

— Мне плащ стрелой пробило, — деловито сообщил капитан. — Билл может идти сам? Нет? Петрок, бери его за ноги! Быстро!

Что произошло потом, я плохо помню. Жиль и капитан схватили Билла за руки, я подцепил его ноги, и мы помчались. Адрик бежал следом. Тело моего друга висело между нами лицом вниз, безвольное и тяжелое, как свинец. Возможно, были и еще стрелы, но я думал только о том, что тащу. Шум толпы остался позади. Мы снова оказались в той же таверне, уложили Билла на стол, за которым — час назад? больше? — я закусывал жареной свининой.

— Арбалет, — сказал Жиль, разрезая на Билле котту. Потом подсунул руку под него и покачал головой. Арбалетный стержень, толстый, как мой большой палец, попал Биллу туда, где лопатка подходит к спинному хребту. Перья — нет, не перья, а странные кожаные лепестки — покраснели от крови, густо стекавшей по древку. — Это quadrello. Смертельное оружие. Насквозь не прошло. Если бы с той стороны вышло… — Он осторожно тронул оперенный конец болта, и Билл содрогнулся. — Ладно, ладно, не буду. Наконечник зазубренный.

— Ради Бога, переверните меня! — Голос Билла звучал как ветер, дующий через поле пшеницы. Жиль посмотрел на нас, до крови прокусив себе нижнюю губу, и, наклонившись, прошептал мне на ухо:

— Твой друг умрет, Пэтч, что бы мы ни предпринимали. Я не могу вытащить стержень. Кровь из него так и льет, а внутреннее кровотечение, должно быть, еще сильнее. Ночь он не переживет. Извини… мне очень жаль.

— И ничего нельзя сделать?

— Разве что устроить его поудобнее.

Он поднял взгляд и заметил хозяина таверны, озабоченно смотревшего на нас. Подошел к нему и что-то строго прошептал. Хозяин торопливо выбежал из комнаты, а минуту спустя вернулся и передал Жилю какой-то предмет. Посоветовавшись с капитаном, который сидел у камина, держа на коленях миску с горячей водой и промывая рану Адрику, Жиль вернулся к столу.

— Кузнечные ножницы, — пояснил он, показывая мне огромный, грубо откованный черный инструмент. — Держи своего друга покрепче.

Я приблизился к столу и ухватил Билла за руки выше локтей, припечатав его к столешнице. Потом нагнулся ниже.

— Не беспокойся, брат, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее.

Жиль взял ножницы за концы рукояток и одним движением перерезал древко болта в том месте, где он входил в тело Билла. Раздался резкий треск, и Билл закричал высоким и жалким голосом, словно лис зимней ночью.

— Все, уже все, мой храбрый друг, — утешающе произнес я.

Мы со всеми предосторожностями перевернули Билла. Жиль заботливо подложил под него свернутый плащ, чтобы он собственным весом не загнал острие еще глубже. Когда мы закончили, он спокойно лежал на спине, широко раскрыв глаза и уставившись на потолочные тени. Дышал он, как загнанная лошадь. Волосы вымокли от пота, ноги подергивались и стукались о столешницу и друг о друга.

— Здорово больно, Билл?

Он закрыл глаза, словно раздумывая, потом снова открыл их.

— Там у меня что-то на ногах… Сними, ладно?

Я посмотрел — там, конечно же, ничего не было.

— Теперь лучше?

— Вроде да. Кажется, лучше. Такое ощущение, что там сидел здоровенный кот, прижимая меня к столу. — Он скривился. — Послушай, Пэтч, мне надо кое в чем тебе признаться.

— Никаких твоих исповедей, Билл, я и слушать не стану! Я не священник, и, кроме того, ты скоро поправишься.

Он слабо посмеялся:

— Не думаю, братец. Но ты не беспокойся. Я вовсе не собираюсь освобождаться от грехов собственной плоти. Я их с собой заберу, так уж и быть. Да ты их и не оценишь по достоинству. — Он попытался подмигнуть, но явно уже не контролировал мышцы лица. Щека слабо дернулась и безвольно опала. — Нагнись ко мне, брат. У меня дыхалка сдает… Да кто там сел мне на ноги?! — Я лишь помотал головой. — Интересно… Такой груз… А теперь уже нету… Так гораздо лучше. Ну, слушай внимательно. Помнишь, капитан спросил, не знаю ли я того парня, которому ты башку снес, да? Хорошо. Я его и впрямь знал. Руфус его звали. Я знал его, потому что он был моим старым товарищем.

— Из Морпета? — задал я глупый вопрос.

Билл тяжело вздохнул и закрыл глаза. Я резко нагнулся, но ресницы задрожали и глаза снова открылись.

— Я еще тут, братец. Опять они сели мне на ноги, да? Слушай… Когда я сказал тебе, что служил в отряде — кого? Сэра Ранульфа?

— Сэра Эндрю Харди, — подсказал я. — Отряд «Черный вепрь».

— Никогда не мог запомнить собственное вранье. Нет. Мой отряд назывался «Скрещенные кости», и командовал им сэр Хьюг де Кервези.

Я отпрянул назад, словно он меня ударил.

— Как это, Билл?! — спросил я после долгого молчания.

Он испустил долгий, хриплый вздох.

— Меня схватили, — произнес он наконец. — Я рассказал тебе ту занятную историю, в ней по крайней мере есть доля правды. Но до Лондона я так и не добрался. Они нашли меня на дороге, избили до полусмерти, и очнулся я в тюрьме под дворцом епископа. Я… Времени мало осталось, да? Надо покороче. Да, каким-то странным образом Кервези заинтересовался мной, и епископ отдал ему меня в качестве раба. Я теперь… нет, я был связан с ним всеми писаными и неписаными законами. Он включил меня в состав своего отряда, в число людей, которые исполняют все его приказы, отдаваемые от имени епископа. Мы прибыли в Бордо за месяц, даже больше, до вас с приказом дождаться корабля под названием «Кормаран». Когда корабль пришел, нас послали следить за командой, как только она сошла на берег, и велели убивать всех, кого удастся. Сам понимаешь, мне не полагалось задавать вопросы.

— И ты следил за Анной и мной?

Он безрадостно улыбнулся:

— Нет. Да если бы я знал, что ты жив да еще находишься в Бордо, я бы ни за что… — Он уставился на меня широко раскрытыми, умоляющими глазами. — Ты веришь мне, брат? — Я безнадежно кивнул. — Ну, слава Богу. Но в ту ночь… Я тогда уже на все махнул рукой. Эти пьяные бездарные идиоты, с которыми я таскался, оставили меня на стреме, пока сами набивали себе брюхо и щупали девок. Ты просто наткнулся на нас, брат. Бенно хотел проспаться, а ты его разбудил. Я не знал, что это ты, — да и откуда? Я просто пытался предотвратить драку.

— Я же думал, что ты мертв! — выпалил я.

— Да, конечно, я знал, что именно так ты и думаешь. — Он втянул воздух и с усилием поднял руку, ухватившись за меня. Ладонь его была холодна как лед, но держался он цепко. — Живой, во плоти и крови, — сказал он.

— Почему ты не сказал мне все сразу?

— Я все рассказал капитану. А он… он велел пока ничего тебе не открывать. Я говорил ему, что хочу все сообщить своему другу Пэтчу. А он ответил: «Расскажешь, когда сам будешь к этому готов». Вот. Теперь я готов.

— О Господи, Билл!

— Тебе, наверное, нужно вообще забыть, что я вернулся. Может, так оно будет лучше…

— Нет! Я о таком и слышать не желаю! Я все это время думал, сколько времени мы потеряли на корабле… Я потерял.

Он сжал мою руку.

— Несмотря на все твое дурацкое поведение, это были самые счастливые две недели в моей жизни, братец.

— Билл, я страшно сожалею, что тогда сказал тебе… Насчет Анны.

Он попытался засмеяться, но его свела судорога, кровь пошла носом и просочилась из уголка рта.

— Я бы, наверное, счел себя оскорбленным, братец, если бы ты этого не сказал. Но принцесса, боюсь, любит только тебя, всем сердцем. У меня и шансов-то не было. Ты ее… — Он снова ухватил меня за руку. — Ты ее не вини, Пэтч. И смотри не упусти! Поклянись!

— Конечно. Клянусь.

— Вот и хорошо… Странно как-то… Пэтч, ты еще здесь?

— Да, брат.

— Я тебя не вижу. Отгони ты этого кота, сделай милость! И укрой меня, Пэтч. А потом пойдем в «Посох епископа», ладно?

— С удовольствием, Билл.

— И я. С удовольствием…

Он вздохнул и вытянулся. Только тогда я заметил, что Адрик подошел к нам и опустился на колени у стола. Одна рука у него была на перевязи, но он закрыл лицо другой, и я понял, что он молится об отлетающей душе.

Нам пришлось оставить его там. Больше он не шевелился, дыхание становилось все слабее, потом он глубоко вздохнул, и это был конец. Хозяин таверны принес свечи, и Адрик закрепил одну у него в головах, а другую в ногах. Я стоял и смотрел на его лицо. Губы немного раскрылись, и я вытер кровь у него с подбородка. Я сказал себе, что это улыбка, но это было не так. Из-под век виднелись узкие белые полоски. Я не хотел уходить, пока Жиль с капитаном силой не разжали мне руку.

— Мы должны отплыть до восхода солнца, Петрок, — мягко сказал капитан.

— Я его не оставлю, — хрипло выдохнул я. Я не плакал. Вроде как весь высох, изнутри и снаружи. Глаза щипало, во рту пересохло.

— Хозяин таверны позаботится о нем. Устроит хорошие похороны. Жаль, что мы не можем забрать его на корабль… домой. Нет, не можем. Если мы не смоемся отсюда сейчас, мы — трупы, а он бы этого не пожелал.

— А Адрик? — спросил я в конце концов.

— С Адриком все в порядке, — сказал библиотекарь. — О моих ранах не стоит даже упоминать… — И он перекрестился глянув на Билла. — Он, видимо, был хорошим человеком, Петрок, потому что умер спокойно. — Он передернулся и поплотнее закутался в плащ. — И он умер, получив благословение дружбы. А теперь, дружок, капитан прав: мы должны уходить прямо сейчас, и я иду с вами.

Меня подняли на ноги и вывели из таверны, а потом потащили дальше, пока я сам не побежал вместе с остальными. Мы опасались встретить ночную стражу, но по пути нам попалось мало народу, хотя все улицы поблизости от таверны все еще воняли горелым. Мы не замедляли хода до самой Campo dei Miracoli, а когда пересекли эту площадь, снова перешли на бег.

Резкий стук подошв по мостовой помогал мне ни о чем не думать, но, оказавшись на борту «Кормарана», я уже не мог избавиться от назойливых мыслей. Скорчился у борта, подобрав колени, ошеломленный свалившимся на меня горем. Адрика отправили в каюту и уложили в постель. Капитан отдавал приказания. Корабль оживал; увольнения на берег отменили, и недовольные вымещали свою ярость на канатах и рангоуте. Когда капитан наконец удовлетворился проделанной работой, он вызвал из каюты Адрика и присел со мной рядом.

— Он был хороший человек… — сказал капитан. — Мне не хватило времени, чтобы узнать его как следует, но у него точно был… было свое понятие о чести, и очень четкое. Вы звали друг друга братьями, и он действительно был тебе братом, не так ли? Это всегда тяжело — видеть, как умирает твой брат. — Он помолчал. — Я знаю это. — И провел ладонями по лицу. — А теперь прости нас — мы в последний раз вторгаемся в твое горе. Но тебе надо понять еще кое-что касательно прошлой ночи.

— Ты помнишь святого Элфонга из Фрома? — спросил Адрик. Я удивленно посмотрел на него. — Эта история понаделала шуму.

— Ты, в сущности, работал в тот день на меня, — сказал капитан. — Элфонг в конечном итоге превратился совсем в другого святого. Понимаешь, о чем я? Он здорово осчастливил одного фламандского аббата. Я знал о тебе с того времени, когда ты отправился в Бакфест, Петрок. Ты, конечно, рано или поздно задашься вопросом, а не намеревался ли Адрик… переменить всю твою жизнь и привести тебя к нам. Могу тебя уверить, что не намеревался. У него вся душа изболелась из-за твоих несчастий.

— Но это же не твоя работа, Адрик, — тихо заметил я.

— Не совсем, — кивнул библиотекарь. — Но епископ Бейлстера и его сын выбрали тебя, потому что ты мой ученик. Уже одно это переполняет меня чувством вины. — Он изучающе посмотрел на меня. — Но ты жив. И теперь мы оказались в одной компании. — Он встал и оперся на леер. — Пришла время довести все это до логического завершения, не так ли?

— Пора, — кивнул капитан и взял меня за плечи. — Твой брат Билл непременно пожелал бы, чтобы мы захватили этот приз. Именно это мы и сделаем. Отчаливаем немедленно и берем курс на Ионическое море.

Мне было холодно и одиноко, как будто я снова оказался у ледяных скал Гренландии. Я едва слышал, что эти двое мне говорят. В тот момент мне не было никакого дела до вины Адрика или сочувствия капитана. Но одна мысль, одинокая, словно айсберг, болтающийся в море Мрака, торчала у меня в сознании.

— Это все штучки Кервези, да?

— Я так полагаю.

Больше говорить было не о чем. Адрик, прихрамывая, удалился в каюту. Капитан отправился усмирять команду: на палубе вспыхнула драка, и крики становились все громче. Будет дано немало всяких обещаний, многих придется погладить по шерстке, прежде чем все снова войдет в привычное русло, Мне не хотелось в этом участвовать. Чувствуя себя бесконечно одиноким, я пошел на нос и встал там. «Кормаран» между тем выбрался на главный фарватер и двинулся вниз по течению Арно к морю. Огни Пизы тускнели за кормой, когда я почувствовал, как чья-то рука проскользнула под мою. Это была Анна. Так мы и стояли молча, пока не взошло солнце в летающие рыбы не начали свои танцы в воздухе, пересекая курс нашего корабля.