58
— Вспыхнула молния, и я убедилась, что он был там. Я увидела его близко, очень близко.
Под гипнозом англичанка-гувернантка вновь переживала ту страшную ночь.
— Матрас наклонился, когда он опустился на кровать. «Амелия, Амелия». Я не могла пошевелиться. Я чувствовала вес его тела на себе, его губы касались моего лица. Я не могла дышать… я не могла дышать… Я стала задыхаться и начала…
Она закашлялась, и Либерман крикнул:
— Хватит, не продолжайте. — Потом добавил более мягко: — Я хочу, чтобы вы удержали этот момент в своей памяти.
Мисс Лидгейт кивнула.
— Скажите мне, как вы себя чувствуете?
— Глубоко несчастной.
— Разве вы не чувствуете гнева?
Лицо Амелии Лидгейт оставалось бесстрастно, но указательный палец правой руки начал дергаться, указывая на приближение Кэтрин.
— Я чувствую себя несчастной, — снова произнесла мисс Лидгейт, как бы отрицая у себя наличие более простых эмоций.
Либерман хотел, чтобы она подробно описывала этот драматический эпизод.
— Лицо герра Шеллинга очень колючее, — сказал Либерман, возвращая молодую женщину к главному ощущению.
— Да, больно.
— Его усы царапают кожу, — продолжал Либерман.
— Да… царапают.
Гнев Амелии Лидгейт усиливался, одновременно вытесняя рвущееся наружу второе «я». Либерман представил его себе, поднимающееся из подсознания, набирающее силу, постепенно завладевающее ее правой рукой — погружающее пальцы в телесную оболочку руки мисс Лидгейт. Берущее над ней верх.
— Амелия… — прошептал Либерман. — Посмотрите на себя со стороны. Что вы видите?
— Ничего…
— Что-то появляется из темноты.
Веки мисс Лидгейт задрожали.
— Что вы видите, Амелия?
— Девочку.
— Как она выглядит?
— У нее длинные рыжие волосы… как у меня… белое платье, похожее на ночную сорочку.
— Вы знаете, кто она?
— Это… Я думаю, ее зовут Кэтрин.
— Откуда вы знаете ее имя?
— Я читала о ней, когда была маленькой. Это была книжка о непослушной рыжеволосой девочке. На картинке она была похожа на меня. Она делала то, что я никогда бы не сделала: не слушалась взрослых, закатывала истерики.
— Она разговаривала с вами, той ночью… когда герр Шеллинг пришел в вашу комнату. Помните?
— Нет, не помню… я ничего не слышала.
Либерман положил пальцы на виски Амелии Лидгейт и начал давить.
— Вы чувствуете давление. Оно растет, и чем больше оно становится, тем больше вы вспоминаете.
— Я не помню.
— Голос Кэтрин в вашей голове. Что она сказала?
Мисс Лидгейт вдруг вскрикнула, как будто почувствовала резкую боль.
— «Убей его!» — вот что она сказала. Она хотела, чтобы я убила его. Это ужасно, предложить такое!
Либерман ослабил давление.
— И что сделала Кэтрин?
— Она взяла ножницы и ударила его.
— А если бы Кэтрин не сделала этого, что герр Шеллинг сделал бы с вами?
— Он бы… он бы… — Голова молодой гувернантки заметалась из стороны в сторону. — Я не знаю.
— Вы знаете, Амелия. Что герр Шеллинг сделал бы с вами?
Дыхание мисс Лидгейт участилось.
— Он бы овладел… Он бы… — ее голос стал громче, — он бы изнасиловал меня.
— Это гнусное, отвратительное преступление.
— Он предал меня.
— Он предал и доверие ваших родителей. Что вы чувствуете к господину Шеллингу в настоящий момент?
— Я злюсь на него.
— Да, Амелия, это вы злитесь. Не Кэтрин. Вы.
Слеза выкатилась из уголка ее глаза, а грудь ее затряслась от рыданий.
— Это неправильно — желать кому-то смерти. Это варварство.
— Но над вами хотят надругаться. Его руки шарят по вашему телу, вы чувствуете запах его одеколона. Вспомните его жесткие усы и то, как он вас хватает, лапает, тискает…
Лицо мисс Лидгейт исказилось, а на шее появилась пульсирующая жилка.
— Я ненавижу его, ненавижу!
— Грубое, как пемза, лицо…
— Ненавижу…
— Тискает…
Вдруг правая рука молодой женщины потянулась и схватила невидимые ножницы. Полностью осознавая теперь свое желание убить, она закричала и нанесла удар. После этого мисс Лидгейт замерла. Казалось, что она окаменела с вытянутой вперед рукой. Тишину нарушало только прерывистое дыхание.
Амелия Лидгейт открыла глаза и моргнула.
Она повернулась к Либерману.
— Все хорошо, мисс Лидгейт, — мягко сказал он. — Все позади.
Она опустила правую руку и пошевелила всеми пальцами. Легкая улыбка появилась на ее измученном лице.
