Глава 38
Митрополит Феогност приехал в Орду уже после суда над Симеоном. С его помощью пытались хотя отстоять нижегородских бояр от княжеского возмездия. Все было напрасно. Костянтин Василич и на сей раз добился своего. Нижегородские бояре в позорных холщовых ризах были им приведены в Нижний, имения их отобраны, а самих суздальский князь повелел «казнити по торгу водя».
В Сарае князю Семену больше нечего было делать. Расставшись с митрополитом, он ускакал в Москву.
Дома его ждали отрадные известия. После того как Ольгерд, не помогши толком псковичам, ушел восвояси, те вновь замирились с Новым Городом и Москвой. Он читал плесковскую грамоту, описывающую «разратие с немцы», повторяя про себя названия незнакомых местностей, скупые строки о каком-то Грамском болоте, полянах и перелесках, за коими раскрывалась основательная любовь плесковичей к своей земле, которую, вот уже столетье подряд, они отстаивают от орденских рыцарей, до сих пор не уступивши ни пяди. И теперь, когда был разорван ряд с Ольгердом, ему ничто не мешало любить этих упорных и деловитых людей.
Настасья виноватилась, ладила сходить к угодникам. «Ты не виновата ни в чем, грех на мне!» – сурово отвечал Симеон.
Из Новгорода доносили вновь о пожарах и несогласиях во граде, почему владыка Василий установил пост с общим покаянием и молитвою и обходил весь город крестным ходом.
Вести из Орды меж тем доходили смутные. Митрополит задерживался, и, по слухам, с него требовали ежегодную «полетнюю» дань, то есть то, чего еще не требовал с русской церкви ни один из ордынских ханов, начиная с Батыя, вручившего и свое время русской церкви ярлык, освобождающий ее от ордынских поборов.
Доносили, что Феогноста обадили перед ханом свои же русичи, рассказавши Джанибеку, что у митрополита «имения много множество, и сребра и злата и драгих каменьев, и утвари многоценная и всякого богатства, яко много бесщисленно имат дохода, и достоит ему давати в Орду полетнюю дань».
Феогносту мстили – по-видимому, братья-князья – за поддержку великокняжеской власти.
Чего они хотят? И где предел низости людской, ежели духовного главу, самого митрополита русского, не постеснялись обадить и оговорить пред ханом бесерменской веры! Ну хорошо! Будет и церковь платить «виру дикую», давать серебро в жадные руки ордынских беков. И что тогда? Чьи сердца взыграют радостию? Кто будет ограблен? Разве не они сами, постоянно жертвующие в церковь серебро, порты и имения?!
Опять все то же! Пусть будет другому так же плохо, как мне, а «другой» – это твой же брат во Христе, тот же русич, с коим тебе и жить и погибнуть вместе, ежели погибнет Русь! Как объяснить им всем, что зависть к ближнему – самая черная зависть на земле! Твори, дерзай! Трудись! По труду и достоинство придет к тебе, и зажиток! Вот земля – паши ее! Заводи скот, строй хоромы, торгуй, учись ремеслам или книжной мудрости! Земле потребны добрые мастеры, князю – ученые слуги. Будь таким, и спасен будеши и сам и отчизна твоя! И помоги ближнему или хотя не топи его, не вдавай во снедь иноплеменным! Ближнему, русичу! Брату своему!
Так достоит ли пакостить и завидовать духовному отцу своему – попу али архиерею, молитвеннику твоему и ходатаю пред престолом господним? Что будет с Владимирской землею, ежели и церковь, угнетенная данями и нужою, расточит и исчезнет в пучине времен?!
Зимою открылся мор. Умирали «прыщом». Умерла сестра, Овдотья, супруга ярославского князя. Умерла молоденькая жена брата Ивана, Федосья. В Твери умер епископ Федор, бесстрашно причащавший больных и умирающих…
Митрополит Феогност все не ехал и, по сказкам, жестоко утесненный бесерменами, сидел в заключении в Сарае.
