Книга: Мятежная дочь Рима
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17

Глава 16

Первое, что пришло Валерии в голову относительно замужней жизни, — это то, что даже сейчас она чувствует себя не вполне замужем. Измученная переживаниями предыдущего дня, новыми для нее ощущениями и разочарованиями первой брачной ночи, она проспала почти до полудня и проснулась одна, чувствуя, что вся дрожит от холода в пустой постели. Муж, как он и предупреждал, ушел. Дом казался пустым и тихим.
Валерия спустила ноги с постели, пол оказался холодным как лед, и босые ноги ее моментально покрылись мурашками. Смятые лепестки яблони, которыми накануне была усыпана их постель, рассыпались по полу, там же валялась и ее смятая свадебная одежда. Нежный аромат цветов уступил место затхлому запаху сырости, исходившему от каменных стен спальни. Одна из драпировок, как теперь она ясно видела, представляла собой всего лишь шерстяной гобелен с вытканным на нем ало-желтым щитом петрианской кавалерии. Валерия почувствовала, что дрожит от холода. Возможно, скоро наступит весна и принесет с собой в Британию хоть немного тепла, в отчаянии подумала она. Но пока что дни хоть и стали длиннее, однако несли с собой лишь ледяное дыхание зимы да промозглые ветра северных морей. Ей придется приучить себя одеваться теплее, как это делают бритты.
Подойдя к двери, Валерия кликнула Савию. Пожилая женщина явилась на зов немедленно, но без особой спешки, на заспанном лице ее было написано раздражение, и прямо с порога она принялась брюзжать. Странно… может, Савии тоже плохо спалось на новом месте? Бесцеремонно оттолкнув Валерию, старая служанка быстро и по-деловому переворошила смятые простыни, одобрительно прищелкнув языком при виде красовавшегося на самом виду кровяного пятна.
— Ну вот ты и женщина. А когда ты понесешь своего первенца, узы брака, соединяющие вас, станут нерушимыми. Впрочем, надеюсь, это случится не слишком скоро, — добавила она, заметив вытянувшееся лицо Валерии.
— Ты же знаешь, как мне не хочется, чтобы мой ребенок родился в крепости. Так что уж лучше я подожду, пока мы вернемся домой.
— Надеюсь, ты не забыла про винный уксус?
Валерия кивнула. Лицо ее вспыхнуло от смущения.
— Только не говори ничего Марку, хорошо? Он уже сейчас мечтает о сыне, — попросила она и поспешила перевести разговор на другое. — А я-то думала, что хотя бы сегодня мой супруг сможет побыть со мной…
— Ну, он женат не только на тебе, а еще и на этой крепости!
— Но первый день после свадьбы! — Тот единственный день в жизни, когда, по римским обычаям, молодым положено было до вечера заниматься любовью. — Да что там день, хотя бы одно утро!
— Ты ведь сама все утро проспала! А у него, кроме тебя, пять сотен людей под началом! Его долг — заботиться о петрианцах, а твой — заботиться о нем.
— О боги! А я все думала, сколько времени пройдет, прежде чем ты начнешь снова твердить мне о моем долге!
— Между прочим, только благодаря своему долгу ты получила этот дом, твой муж — свой нынешний пост, а империя — эту провинцию. Еще насмотришься на мужа — для этого у тебя вся жизнь впереди. А если ты похожа на всех остальных женщин, так он надоест тебе много раньше, чем твоя жизнь склонится к закату. Ну а теперь прекрати жалеть себя и пойдем, — скомандовала Савия. — Я приготовила тебе ванну.
Как вскоре выяснила Валерия, ее нынешний дом был выстроен вокруг пустого, открытого всем ветрам атриума и представлял собой нечто вроде полого четырехугольника. Внутренний дворик, залитый лучами бледного британского солнца, казался унылым — там не было ни фонтана, ни зелени, ничего, что смягчало бы его каменную пустоту. Бани, скрывавшиеся в задней части дома, выглядели более обнадеживающе: крохотная уборная, расположенная прямо над водостоком, где по трубам стремительно мчался ручей, огромная мягкая губка на палке, чтобы мыться без посторонней помощи, фонтанчик с кристально чистой водой для умывания, парная и две ванные — одна с холодной, другая с горячей водой. Мозаичная плитка с резвящимися дельфинами и синими водорослями была положена хоть и немного неровно, зато чередовалась с красочными изделиями мастеровых-бриттов. Валерия со стоном наслаждения погрузилась в ванну с горячей водой, потом, чтобы закрыть поры, окунулась в холодную, из которой выскочила с пронзительным визгом и вся покрытая «гусиной» кожей. Купание немного разогнало ее утреннюю тоску. Итак, она замужем! Чувствовать это было не просто приятно, одно лишь сознание этого доставляло ей немалое удовлетворение. Теперь-то все и начнется, с некоторым облегчением подумала она.
— У тебя такой вид, Савия, словно ты сама только что проснулась, — пробормотала Валерия, пока служанка обтирала ее полотенцем.
— Вот еще! Меня на рассвете разбудил грохот горшков и плеск воды, — проворчала рабыня. — Все твои слуги подскочили ни свет ни заря — решили произвести на тебя впечатление, не иначе! Я отправилась отругать как следует кухарку, Марту, а она мне в ответ — мол, это я должна отчитываться перед ней, а не наоборот! Она саксонка, но при этом упряма, словно германка, и задирает нос почище любой египтянки. А уж говорит на таком ломаном языке, что я едва смогла разобрать, что она там бормочет.
— Я непременно объясню прислуге, кто кому должен подчиняться, — пообещала Валерия. — Но нам с тобой нужно поскорее выучиться кельтскому языку, иначе служанки и рабы станут смеяться у нас за спиной.
— О боги! Прибрать к рукам здешнюю прислугу будет потруднее, чем захватить пиратский корабль!
Они рассмеялись, разом припомнив сотни случаев, подтверждающих эту старинную поговорку. Валерия надела тонкую льняную нижнюю сорочку, поверх нее накинула длинную тунику, а сверху еще набросила теплую шерстяную столу, заколов ее на плече брошью. Она до сих пор жалела о потерянной любимой брошке в виде морского конька, ведь это был подарок матери. Потом натянула на ноги шерстяные носки и влезла в сандалии, чувствуя себя словно младенец в пеленках. Вот смеялись бы над ней, появись она в подобном наряде в Риме!
— Но прежде чем взяться за прислугу, я бы хотела сначала прогуляться, осмотреть крепость. Пошли кого-нибудь отыскать для меня проводника.
После этого Валерия, проголодавшись, с аппетитом принялась за завтрак.
Ее нисколько не удивило, когда в ответ на ее приказ отыскать сопровождающего появился именно Клодий. Увидев Валерию в атриуме, он приветствовал ее поклоном.
— Похоже, мне опять придется сопровождать тебя, госпожа, — улыбнулся он.
— Благодарю богов за этот подарок! — пошутила она. — Мой супруг уже успел покинуть меня.
— Ни один мужчина, если он в здравом уме, не покинет такую красавицу. Вероятно, его призвал долг. Нам дали знать, что очень скоро, возможно, удастся что-то узнать о той засаде в лесу. Гальба самолично отправился выяснить все, что можно, но сначала ему придется помочь одному из вождей варваров в стычке из-за скота. Он отправился, взяв с собой сотню своих людей.
При мысли о том, что у Марка достаточно власти, чтобы отправить сотню людей в этот дикий, кишащий варварами лес, холодок пробежал у Валерии по спине. Выходит, рука Рима правит и здесь, с содроганием подумала она.
— Похоже, мой супруг — весьма занятой человек, не так ли? — пробормотала она.
— Вероятно, именно поэтому он и послал меня в качестве своего заместителя — правда, надо признаться, весьма жалкого. А если честно, то я сам набился тебе в сопровождающие. Чтобы, так сказать, загладить свою вину за неподобающее поведение на твоей свадьбе.
— О, Клодий, все уже давно забыто и прощено!
— Возможно, только я, олух этакий, буду вечно казнить себя за это.
— Но ты так храбро держался, когда на нас напали эти варвары!
— Храбро-то храбро, только толку от этого чуть. — Клодий нервным движением дотронулся до шеи. — И к тому же позволил, чтобы нас застали врасплох.
Валерия решила не противоречить ему, а вместо этого тактично перевела разговор на другое.
— Очень болит? — сочувственно спросила она.
— У меня наверняка останется шрам.
— Который ты скоро обязательно закроешь кельтским ожерельем!
Они вышли наружу. Внутренний дворик уже успели подмести, выбросив оставшиеся после свадебной ночи цветы, и теперь тут шагу негде было ступить — везде толпились люди, державшие под уздцы оседланных лошадей. Видимо, готовилась вылазка. Валерия обратила внимание на кавалерийских коней — они совсем не походили на нервных, породистых лошадей, на которых ей до этого случалось ездить верхом. Это были приземистые, коротконогие, мощные животные, которых специально отбирали за выносливость, а вовсе не за скорость. Лошади коротко ржали, злобно и настороженно косясь друг на друга. У каждой к седлу был приторочен необходимый для небольшой вылазки груз: мех с водой, сверток с припасами, пучок боевых дротиков, походная утварь и сверток грубой ткани. Стычке с врагом часто предшествовала долгая погоня, а перед схваткой все припасы немедленно сбрасывали на землю.
Головы солдат поворачивались в их сторону. Все они с любопытством разглядывали женщину, из-за которой и собирались устроить эту вылазку, но ни в чьих глазах Валерия не заметила враждебности. Да и неудивительно — ведь она была поразительно хороша собой, аристократка и к тому же новобрачная. А предполагаемая вылазка была для всех приятной возможностью хоть ненадолго избавиться от царившей в крепости скуки. Среди солдат Валерия заметила Гальбу.
— Доброе утро, старший трибун, — приветствовала она его. — Мне сказали, вы собираетесь предпринять вылазку, чтобы помочь кому-то из ваших союзников.
— Руфий Бракс раздулся бы от гордости, как жаба, если бы услышал, как вы его называете.
— Он вождь племени?
— Послушать его, так он самый настоящий принц племени новантов, отец девяти сыновей, повелитель трех жен, владыка деревянной крепости на холме, командир отряда из восьмидесяти копий и к тому же связан узами крови по меньшей мере, с пятью знатными фамилиями. А я скажу, что он просто крестьянин, торговец, пастух, скотовод, контрабандист, жулик и вор, который нахально пользуется полученными от римлян деньгами, чтобы отхватить себе больший, чем ему положено, кусок. А вообще этот Руфий просто громогласный, невежественный, хвастливый, тщеславный, пронырливый и ленивый прохвост.
— Словом, настоящий бритт, — вставил Клодий.
— Да, младший трибун, он бритт. Кельт. Варвар. Он помогает нам — время от времени сообщает кое-что интересное о племенах, что живут дальше на севере, а при случае докладывает им о намерениях римлян. В общем, обычный житель приграничной зоны, но лучшего союзника у нас в здешних краях нет. И вот теперь его ближайший сосед Кальдо Двойной Топор украл у него двадцать голов скота, и Бракс пообещал сообщить нам нужные сведения, если мы поможем ему вернуть коров.
— Такое воровство — обычное дело? — с любопытством спросила Валерия, завороженная возможностью хоть одним глазком заглянуть в неведомую ей жизнь на границе.
— Держу пари, прошлым летом Браке сам увел этих коров у кого-то из соседей. Для них это вроде азартной игры.
Декурионы отрапортовали, что солдаты построены. Гальба, отвесив Валерии поклон, принялся выкрикивать приказы своим людям. Отряд закованных в доспехи людей, разворачиваясь, двинулся цепью к арке, венчающей северные ворота крепости. Проплыл над головами штандарт легиона, вслед за ним — флаги и значки кавалерии, и в воздухе заполоскался стяг в виде драконьей головы. По мере того как колонна двигалась вперед, воздух все сильнее надувал стяг, заставляя голову подниматься вверх, и вот уже кавалерийский полк выполз из крепости и, извиваясь, пополз по дороге, до ужаса напоминая сверкающую металлической чешуей огромную рептилию.
— Просто мороз по коже, — пробормотала Валерия.
— Так и было задумано, — отозвался Клодий. — Еще одна возможность продемонстрировать мощь Рима. Пойдем на башню — оттуда лучше видно.
Казармы, в которых размещались солдаты петрианского полка, виднелись футах в десяти от них. Младший трибун показал Валерии амбар, седельную мастерскую и госпиталь, мимо которых они проходили.
— Умелые лекари и хороший уход — вот что еще влечет людей в армию, причем сильнее всего.
Они как раз миновали оружейную, а вслед за ней и кузницу, едва не оглохнув от царившего там шума. Внутри толпились солдаты. Германцы-рекруты орудовали кузнечными молотами, старательно выстукивая вмятины на старых доспехах. Сирийцы выстругивали древки стрел из древесины тисового дерева, сосны и осины, потом прилаживали к ним наконечники. Темнокожие нумидийцы отбирали гладкие, отполированные водой речные голыши, выбирая среди них те, что можно использовать в пращах или катапультах. Здесь пахло мастикой и оливковым маслом, которыми смазывали оружие, и животным салом, считавшимся лучшим средством против ржавчины.
— Из-за этой засады полк получил приказ усилить меры безопасности, — объяснил Клодий.
Увиденное потрясло Валерию.
— Но у меня и в мыслях не было, что из-за всего этого поднимется такой шум! Не хватало еще начать войну! Я сама справилась с ними — одной булавкой! — Непрошеное воспоминание заставило Валерию скривиться, однако через мгновение с ее губ сорвался вопрос, который все это время не давал ей покоя: — Интересно, а откуда они узнали, что мы поедем через лес?
— Ну, наша поездка ведь ни для кого не была тайной. К тому же ехали мы медленно. А вдобавок еще эта моя роковая ошибка…
— Это ведь я настояла, чтобы ехать одним. Ты тут ни при чем.
— Тогда это наша общая ошибка.
— Наверное, нам просто не повезло.
Клодий покачал головой:
— Не думаю. Такое без причины не происходит.
За кузницей и оружейной тянулись конюшни для лошадей, и Валерия с Клодием решили пройти через них. Заметив их появление, лошади заволновались — одни испуганно храпели и били копытами, другие, наоборот, тянулись к ним и призывно ржали, словно надеясь на угощение. Сердце Валерии гулко забилось.
— Мне бы очень хотелось взять одну из них для себя, чтобы кататься верхом, — пробормотала она. — Снова скакать галопом, как тогда, в лесу. Вон ту кобылу хотя бы — белую, с серой отметиной на лбу.
— У тебя верный глаз. Смотри, какая у нее широкая грудь… и ноги длинные. А как она раздувает ноздри! Держу пари, в скорости с ней вряд ли кто сравнится. Кстати, и грива у нее свешивается на правую сторону.
— А это так важно? — удивилась Валерия.
— Все римские солдаты должны быть правши, поэтому щиты они держат в левой руке, чтобы лучше сохранять равновесие. Если у кавалерийской лошади грива на правую сторону, а шея слева свободна, это позволяет наезднику положить руку со щитом ей на шею, чувствовать ее мускулы и управлять конем во время сражения.
— Ты говоришь как настоящий знаток.
— Я перечитал всех классических авторов, кто писал об этом, — от Ксенофонта до Вергилия.
— Я слышала, что у кельтов даже женщины ездят верхом. Женщины сражаются в битве бок о бок с мужчинами — подумать только!
— Что ж, они ведь варвары. А мы — римляне.
У крепостной стены грудами лежал корм для лошадей, копны соломы сверху были аккуратно прикрыты черепицей, чтобы защитить их от горящих стрел. В одном углу они увидели печь для обжига и кучу глины. Немного в стороне притулилась лавчонка кузнеца, рядом с ней — мастерская стеклодува, а еще дальше — дровяной сарай и плотницкая, от которой исходил приятный запах смолы и свежих стружек.
— Это скорее смахивает на фабрику, чем на крепость, — хмыкнула Валерия.
— Ничего не поделаешь, это ведь, так сказать, место, где кончается цивилизованный мир. Армия призвана не только воевать, но и обучать. В состав легиона кроме солдат входят и архитекторы, землемеры, водопроводчики, лекари, резчики по камню, стеклодувы, кузнецы, оружейники, плотники, бондари и даже мясники. — Клодий усмехнулся. — Все мои мечты о военной славе погребены под слоем навоза, в котором мне теперь приходится копаться.
Наконец они взобрались на самый верх башни. Клодий провел Валерию мимо деревянной баллисты, возле которой на козлах в безупречном порядке были сложены боевые дротики. Похожая на хищную птицу, баллиста угрожающе смотрела на север.
— Вот тут и есть конец мира, Валерия.
Она посмотрела туда, куда он указывал. Прямо перед ней, в крепостной стене, была бойница. Валерия глянула вниз — у подножия стены тянулся ров, почти до краев наполненный дождевой водой. Склон холма полого спускался вниз, в долину. Римляне не оставили на нем ни деревца, ни кустика — это делалось для того, чтобы ничто не помешало защитникам крепости стрелять в нападавших. Не осталось ничего, что бы позволило варварам подкрасться к крепости незамеченными — сколько хватало глаз, местность казалась абсолютно голой: пологие, безлесные холмы, унылые болота и бесконечные тони, где лишь изредка поблескивали озерца и змейками извивались ручейки. Казалось, она рассматривает этот суровый край с высоты птичьего полета. И ни единого признака жизни — только несколько поднимавшихся к небу струек серого дыма указывали места, где догорали сожженные крестьянские хозяйства. Прищурившись, Валерия разглядела далеко внизу продвигающийся к северу отряд Гальбы, острия копий солдат поблескивали на солнце.
— Как же тем кельтам, что устроили на нас засаду, удалось пробраться тут незамеченными? — поразилась она.
— Именно это Гальба надеется вытянуть из Бракса.
Повернувшись к нему спиной, Валерия снова бросила взгляд на крепость и черепичные крыши деревенских домов, лепившихся к ней, словно пчелиные соты. Вдалеке за деревней серебряной лентой блестела река, а на другом берегу стояла вилла, где вчера праздновали ее свадьбу. Какой же крохотной была эта империя, где правил префект! Повернув голову, она принялась разглядывать Адрианов вал, тянувшийся вдоль горного хребта, сколько хватало глаз. Конец его терялся где-то в туманной дали.
— Словно спина дракона, — пробормотала она.
— Какое поэтическое сравнение! — одобрительно хмыкнул Клодий. Он стоял совсем рядом, возможно, даже ближе, чем это допускали приличия, ведь с этого дня она как-никак была уже замужней женщиной. Но поскольку его тело хоть как-то защищало ее от пронизывающего ветра, Валерия в глубине души была даже благодарна ему за это. Всегда элегантный, по-мальчишески симпатичный, неизменно заботливый и внимательный, хотя иной раз эта его заботливость даже слегка утомляла, Клодий был для нее чем-то вроде младшего брата. А вот Марк, так до сих пор и не ставший ей по-настоящему близким, держался с ней почти как… как отец.
Сама толком не понимая, с чего ей вдруг взбрело в голову сравнивать двух мужчин, смущенная Валерия залилась краской.
— Вал и задуман был в первую очередь как средство устрашения, — продолжал Клодий. Похоже, он ничего не заметил. — Чтобы варвары, увидевшие его, понимали — армия, которой под силу построить такую стену, обладает мощью, которую они и вообразить себе не могут.
— Получается, мы в полной безопасности?
— Полной безопасности никогда не бывает, особенно в жизни. Смерть может настигнуть нас всегда, сама возможность ее уже устанавливает границы жизни.
— Ты говоришь в точности как Гальба, — поморщилась Валерия. — Уж не заразился ли ты от него заодно и его вечной мрачностью? — насмешливо бросила она.
— Гальба — реалист. — Клодий машинально потрогал шею.
Под впечатлением услышанного Валерия принялась снова разглядывать крепость.
— Этот форт такой же мрачный, как и твоя солдатская философия, тебе не кажется? Тут как в тюрьме.
— Но мы-то ведь не пленники. Эта крепость не для того, чтобы держать нас взаперти, а чтобы удерживать их снаружи.
— Ну, хватит об этом. Раз я не пленница, я хочу посмотреть этот дикий мир. И заодно проехаться верхом.
Клодий украдкой разглядывал ее, изо всех сил стараясь не показать, как сильно его влечет к ней. О боги, будь он на месте Марка, да он бы ни на миг не оставил ее одну, а уж особенно в первый день семейной жизни! Клодию было невероятно стыдно за свою слабость, но он ничего не мог с собой поделать. Сопровождать Валерию было все равно что расчесывать только-только начавшую подживать рану — больно и в то же время безумно приятно. Он пожал плечами.
— С разрешения твоего супруга — конечно, — бесцветным голосом проговорил он.
— К югу от Адрианова вала. Думаю, так будет безопаснее. — Почувствовав, что Клодий колеблется, Валерия, надеясь сломить его сопротивление, одарила его чарующей улыбкой. — И под твоей защитой, естественно. Это будет, так сказать, проверка.
— Да, конечно. Проверка. — Он с трудом глотнул. — Что ж, если кому-то придет охота испробовать ее на прочность, они почувствуют еще одну стену. — Помявшись, Клодий набрал полную грудь воздуха и решился. — Пошли. Петрианцы сами толком не знают, сколько у них лошадей. Так же как камней или извести.
Они спустились вниз у восточной половины форта. Тут вдоль стен длинными рядами тянулись дощатые бараки, смахивающие на стойла для лошадей. И однако, тут жили люди. Валерия чувствовала запах дыма, пекущегося хлеба, мужского пота и масла, которым смазывали не только оружие, но и тело. Из-под одной двери высунула голову кошка и тут же испуганно юркнула обратно. Беленые стены украшали грубые рисунки. У другой двери, молча разглядывая их, стояла женщина, скорее всего жена одного из солдат, новорожденный младенец жадно сосал ее грудь.
Возможно, очень скоро и ей придется стоять вот так, с младенцем у груди, с тоской подумала Валерия. Или нанять кормилицу. Нет, она еще не готова иметь детей! И однако, это может случиться в любой момент, даже несмотря на все меры предосторожности. Да, в эту ночь ее жизнь изменилась навсегда. И не только ее жизнь, но и сама она, вдруг подумала Валерия, ей показалось, что она смотрит на себя со стороны и не узнает себя. Эту женщину она не знает, внезапно с удивлением и страхом решила она.
Возле восточной стены форта они увидели небольшую тренировочную площадку, огороженную низеньким деревянным частоколом. Турму новобранцев муштровал декурион, обладавший завидным умением браниться сразу на трех языках. При этом он орал так, что едва не лопалось небо над головой. Можно было только позавидовать мощи его глотки. Новобранцы в своих доспехах неловко топтались, то и дело сбиваясь с ноги, точно овцы. Вид у них был донельзя усталый и смущенный. У каждого на лбу багровел свежий шрам.
— Что это такое? Клеймо? — шепотом спросила Валерия.
— Военная татуировка. У офицеров ее нет.
— Я видела такую у Гальбы.
— Еще одно свидетельство его низкого происхождения.
— Это больно?
— Наверное, — равнодушно пожат плечами Клодий, — но боль — вечный спутник солдата. Такая татуировка вдобавок помешает им дезертировать. И поможет опознать тех, кто пал во время битвы.
Новобранцы практиковались в бое на мечах. Командовавший ими декурион пробежал оценивающим взглядом по рядам.
— Брут! — гаркнул он.
Новобранец вздрогнул — похоже, то, что выбор пал на него, не слишком его обрадовало.
— Шаг вперед!
Новобранец неохотно повиновался. В новых доспехах он мог только кое-как ковылять, и вид у него при этом был такой, словно он вот-вот рухнет на землю под их тяжестью. Декурион повелительным жестом указал на одно из деревянных пугал, что торчали в углу тренировочной площадки. Туловище чучела было изрублено мечом, основание для большей устойчивости завалено грудой камней.
— Вон твой противник! Атакуй! Руби его! Вперед!
Бедняга послушно затопал вперед, сгибаясь под тяжестью тяжелого овального щита, потом поднял короткий римский меч с затупленным острием и принялся бодро рубить деревянное чучело. Остальные, обмениваясь добродушными шутками, наблюдали за его усилиями. Грохот ударов эхом отражался от крепостных стен, словно где-то в лесу валили дерево.
— Верховую езду в кавалерии отрабатывают там, внизу, на лугу, за пределами крепостных стен, — продолжал объяснять Клодий. — Обычно на то, чтобы научиться хорошо держаться в седле, уходит не менее года. А чтобы стать хорошим кавалеристом — целая жизнь. Но обучение начинается здесь.
Щепки летели в разные стороны. Пот заливал новобранцу лицо, удары его постепенно становились все слабее.
— Его меч и доспехи для тренировок примерно вдвое тяжелее обычного вооружения, — шепнул ей на ухо Клодий.
— Не сдавайся, Брут! — подбадривали беднягу остальные. — Кто ж еще нарубит нам щепок для походного костра?
Скривившись, солдат продолжал рубить чучело. Но оскорбление сделало свое дело — силы как будто вновь вернулись к нему. И он с ожесточением принялся крошить несчастного дуболома. Наконец декурион вскинул руку:
— Довольно! Хватит, олух!
Солдат замер, руки его повисли как плети.
— Устал?
У того не было даже сил кивнуть. Впрочем, в этом не было нужды — весь его вид говорил о том, что он едва не валится с ног от усталости.
— Кстати, это не важно, потому что ты был мертв еще двадцать ударов назад. Во-первых, ты слишком сильно сдвинул щит влево, оставив в результате незащищенными грудь и живот. Во-вторых, ты рубишь сверху, как это делают варвары, и тем самым просто напрашиваешься на то, чтобы враг вонзил острие меча тебе в подмышку. — Декурион резко вскинул руку, показывая, куда в этом случае придется удар, после чего обвел суровым взглядом сразу присмиревших рекрутов. — Наверняка насмотрелись гладиаторских боев. Советую вам всем вытряхнуть из головы эту чушь, пока вы еще живы. Это война, а не арена цирка! — Чуть согнув ноги, декурион сделал резкий выпад. — Знаю, знаю, у всех у вас поджилки трясутся при виде варвара с его огромным мечом, особенно когда он занес его у вас над головой. Но за то время, пока он опустит его, римлянин трижды успеет прикончить варвара. «Почему?» — спросите вы. А потому, ребята, что римлянин не рубит, он колет — снизу, вот так! Смотрите! — Декурион резко ткнул снизу вверх, и молодой человек испуганно отпрыгнул в сторону. — Куда наносить удар? Да куда угодно! В живот! По яйцам! Воткнул меч… и резко вверх! И плевать, даже если в бою вам попадется синемордый пикт семи футов ростом — после такого удара он завизжит как свинья и рухнет на землю как подкошенный. А ты будешь стоять, глядя на его рожу, полной грудью вдыхать запах его крови и дерьма, а потом проделаешь такую же штуку с его родным братом, уж вы поверьте моему слову! — Он еще раз повторил то же движение. — Вот как это делают римляне!
Над толпой новобранцев полетел смех.
— Меня тошнит уже только от того, как он это описывает, — с брезгливой гримасой пробормотала Валерия.
— Такие декурионы, как этот, позволили нам завоевать весь мир. Он плоть от плоти Адрианова вала.
— Все мужчины вроде Гальбы. — Теперь ей стала понятна суровость Гальбы Брассидиаса. Его угрюмая натура. Большинству римлян никогда не доводилось встречаться с такими, как Гальба. Они и понятия не имели о том, благодаря кому они могут спокойно наслаждаться жизнью.
Повернувшись, они побрели назад, к дому Марка. По другую сторону тренировочной площадки стоял один из ветеранов. Руки его были скрещены на груди, на одном из запястий на шнурке болтался жезл из виноградной лозы. Центурион, догадалась Валерия.
— Школа Гальбы, — подмигнув, прошептал Клодий. — Его дисциплина!
— И его мир, — пробормотала Валерия. Мир, созданный для мужчин. — Как странно — кроме меня, в этой крепости нет, кажется, ни одной знатной женщины.
— Пригласи Люсинду, она составит тебе компанию. Или жену командира соседнего форта.
— Я подумаю.
— И не стесняйся, если что, обращаться ко мне. По-дружески.
— Спасибо, Клодий. Я ценю это, честное слово.
— Знаешь, один раз я едва не позволил, чтобы тебя взяли в плен. Другого такого раза не будет, клянусь.
— Трибун!
Они оглянулись. Марк! Первым побуждением Валерии было броситься к нему, но у Марка был такой суровый вид, что она похолодела. Одернув себя, она молча ожидала его приближения. Наградой ей стал короткий кивок. Марку явно понравилась ее сдержанность.
— Рад снова видеть тебя, жена. Прости, что не мог уделить тебе больше времени.
— Клодий предложил показать мне крепость.
— Единственное поручение, которое у него хватило ума выпросить. — Он обернулся. — Мне нужно поговорить с тобой, Клодий Альбиний. Кстати, здесь Фалько.
Лицо у Клодия стало несчастным.
— Это насчет вчерашнего пира?
— Но младший трибун уже извинился, — поспешно вступилась Валерия. — Это все вино виновато — оно развязало ему язык. Прошу тебя, не будь к нему слишком суров.
— Это тебя не касается, жена.
— Я уверена, в будущем он будет более снисходителен к пиву бриттов.
— Это не имеет никакого отношения к пиву.
— Тогда в чем дело? Почему бы не оставить его в покое?
Марку была явно неприятна такая настойчивость.
— Речь о том рабе… Одо.
— Одо? — удивился Клодий. Похоже, это имя ему ничего не говорило.
— Тот самый, кого ты облил пивом.
— И что с ним?
— Он убит.
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17