Глава 3
Рукастый примчался туда первым, так как сломя голову несся по полю, пока я все пытался определить, откуда же раздался этот детский крик.
К тому времени, когда я догнал его, все трое уже стояли посреди пепелища. Мальчишки были живы и здоровы, разве что с ног до головы покрыты серым пеплом. Змей улыбался, а его старший брат выглядел хмурым. Отец располагался между ними, теперь уже не перепуганный, а с видом судьи, пытающегося разобрать неразрешимый спор.
— Я нашел ее! — заявил Змей.
— Ага! А как бы ты ее нашел, если бы я не толкнул тебя в эту кучу? — возразил ему обиженный брат. Сейчас они были похожи на двух воинов-новобранцев, спорящих над телом своего первого пленника и пытающихся договориться, кому достанется главная награда — само тело и правое бедро.
— А что они нашли? — поинтересовался я.
Рукастый молча протянул мне какой-то предмет, уместившийся у меня в ладони. Он оказался на удивление легким и обгоревшим дочерна, но я мгновенно и безошибочно определил, что это была нижняя челюсть человека.
— Теперь понятно, почему тыквы до сих пор лежат на грядке, — заметил я.
— Может, нам поискать другие останки? — предложил Змей.
Отец его пребывал в нерешительности, зато братец уже ворошил груды обгорелых обломков, надеясь откопать себе что-нибудь на память. Мгновение спустя он издал победоносный вопль, радостно вытащив из черной кучи новый обугленный предмет. На этот раз ключицу.
— Слушай, Рукастый…
— Понимаю, мне тоже все не нравится. Но разве их теперь остановишь?
— Но почему никто не собрал кости? — удивлялся я. Мне казалось странным, что родня сгоревшего человека не похоронила его останки. При виде этих небрежно брошенных костей мне сделалось не по себе. Воин, погибший или взятый в плен в бою, еще мог ожидать, что его скалящийся голый череп в память боевой доблести выставят напоказ в доме пленников цомпантли, но человек, погибший нелепой смертью от домашнего пожара, заслуживал более сердобольного отношения.
Если только это действительно была нелепая смерть от несчастного случая.
— Судя по всему, пожар произошел довольно давно, — продолжал я. — Неужели сюда никто не приходил с тех пор?
— Может, и нет. Может, у погибшего не было родни.
— Или его близкие просто побоялись раскопать останки.
Но мой собеседник, похоже, совсем не слушал меня. С легким раздражением и в то же время с гордостью он наблюдал за перепалкой мальчишек, пустившихся теперь в спор о том, кто быстрее и больше наберет человеческих костей.
— Нет, ты посмотри на этих оболтусов! Вот если б они на грядках так работали, мы бы точно никогда не голодали!
Тучи пепла и черной сажи клубились вокруг нас, пока Олень и Змей копошились на пожарище. Все свои находки они скидывали в отдельные кучки. Мне стало любопытно, как они собираются определять победителя — по количеству костей или по весу.
Я подошел к кучке Змея и картинно водрузил поверх нее челюсть. Уже распрямившись, я еще раз посмотрел на кучку — что-то в ней показалось мне не так. Я снова нагнулся и вытащил оттуда кость.
— Змей! — позвал я мальчика.
Тот подошел, задрав ко мне умненькое личико.
— Как думаешь, что это?
— Похоже на бедренную кость, — ответил он с серьезным видом.
— И где ты нашел ее?
Он размышлял над этим вопросом с озадаченным видом садовника, которому поручили выбрать лучшее место для посадки георгинов.
— Вон там, — сказал он наконец.
Из-под пепла проглядывали былые очертания дома. Указанное мальчиком место находилось за его пределами. Судя по осколкам битой посуды и всякому хламу, там, по-видимому, была мусорная куча.
Когда я пошел туда посмотреть, Рукастый догнал меня.
— Что случилось?
— А вот посмотри. — Я протянул ему найденную Змеем кость, а сам опустился на колени и принялся разгребать пепел.
— Она, кажись, не так обгорела, как другие.
— Вот именно, — согласился я. Пальцы мои наткнулись на какой-то твердый шероховатый предмет. — И эта тоже, — прибавил я, вытаскивая новую находку и поднимаясь.
— Эй вы! Так нечестно! — возмущенно завопил Олень. — Ее должен был найти я!
— Заткнись! — прикрикнул на него отец.
— А ведь это еще одна челюсть, — задумчиво заметил Змей. — Только почему она намного меньше, чем та, которую нашел я?
— Потому что она принадлежала ребенку, — сказал я. — Как и вот эта бедренная кость, находящаяся сейчас в руках у твоего отца. Интересно посмотреть, что вы там с братом насобирали. Давай-ка поглядим сначала, что имеется у тебя.
Мы принялись разбирать кости, складывая из них скелеты. Это занятие приводило мальчишек в восторг даже больше, чем предыдущее соревнование, поэтому уже очень скоро перед нами лежали три неполных скелета.
— Вот это, кажется, берцовая, поэтому пусть идет сюда… — говорил Змей, укладывая кость на место с такой точностью, словно художник-мастеровой, выклеивающий перышко к перышку на боевом щите. — Пап, а ты заметил, что оба детских черепа пробиты?
Его отец стоял рядом со мной.
— Ну и что у нас получается?
Я окинул взглядом кости. Два восстановленных скелета были заметно меньше, чем третий.
— Один взрослый и двое детей. Странно вот только, что кости взрослого обгорели куда как сильнее, чем детские. И сын твой прав — взрослый череп целехонек, а детские нет. Как думаешь, почему?
— Не знаю. Я вообще не понимаю, как здесь случился пожар. Видимо, очень быстро разгорелось, раз все трое погибли. Может, от искры из очага тростниковая крыша занялась?
— Может быть. — Я принялся обходить развалины по периметру. То, что находилось внутри, уже успели перерыть и переворошить мальчишки, когда искали кости, но слой сажи и пепла снаружи оставался относительно нетронутым, за исключением задворок, где находилась мусорная куча. Я внимательно осматривал землю под ногами, надеясь разгадать случившееся. Я понятия не имел, что именно ищу, пока не увидел это.
— Допустим, крыша провалилась и обрушилась на них, когда они спали, — предположил Рукастый. — Только все равно непонятно, почему детские кости почти совсем не обгорели.
Рядом с бывшей дверью я заметил что-то наполовину засыпанное землей и опустился на одно колено, чтобы разглядеть получше.
— И опять-таки — где тогда?.. Яот, что ты там нашел?
Я соскреб пепел с предмета и вытащил его, осторожно держа пальцами, словно ядовитое насекомое. Это была желтая кожаная полоска, лишь слегка обгоревшая с одного конца и полностью почерневшая с другого.
Я показал ее Рукастому.
— Ремешок от сандалий.
— Да ну, просто смех какой-то! — сказал он. — Откуда у здешних жителей сандалии? Да и вообще что она нам дает? Все равно ничего не понятно.
Но я-то уже сообразил, кому могли принадлежать сандалии. Удивляюсь только, как я сразу же не рванул обратно в Теночтитлан через все эти холмы, поля и насыпные дороги.
— А дает она нам очень даже хорошую подсказку. — Я еще раз нервно посмотрел вниз с холма. — Этот пожар не был несчастным случаем. И тот, кто потерял здесь этот ремешок, явно пришел сюда не затем, чтобы подать милостыню. И нам надо бы уносить отсюда ноги подобру-поздорову — чем скорее, тем лучше.
— Что-то я не понимаю.
— Не понимаешь? Тогда еще раз посмотри на этот ремешок. — Я помахал у него перед носом кожаной тесемкой, с которой посыпалась сажа. — Видишь, какой большой? Если бы мы нашли сандалии, то не такого размера. Вот и спроси себя теперь — кому принадлежат такие огромные? И вспомни того «остриженного» командира, которого мы видели утром.
— «Остриженный»… — мечтательно проговорил Рукастый. — Они ведь у нас лучшие воины. Они да воины племени отоми. — Он вдруг очнулся от раздумий и изумленно уставился на меня. — Погоди-ка… Ты что же это хочешь сказать?.. — Лицо его вдруг посуровело, и он прибавил уже с угрожающими нотками в голосе; — Яот, а что ты вообще намеревался найти здесь?
Вконец перепуганный, я шепотом, тайком от мальчишек торопливо поведал ему слышанное от брата, прибавив к этому еще историю моего похищения, а также рассказ про вещую птицу и для вящей полноты — про советы старика Дорогого.
— Поэтому, видишь ли, — прибавил я не очень-то уверенно, — я, конечно, надеялся на встречу с колдуном, только почему-то думал, с ним обязательно должно было что-то приключиться.
— И теперь ты нас впутал в эти неприятности с воинами! Вот дурак!
— Говори тише — ты же не хочешь, чтобы мальчики услышали.
— Нет, ты хоть подумал, почему я так разозлился? Что я теперь, по-твоему, должен сказать их матери?
— Я говорил тебе: не бери их.
В ответ на это Рукастый только издал сердитый рык и так топнул ногой, что нас обоих окатило клубами пепла.
— С тобой хлопот не оберешься — я сразу понял это, еще когда увидел тебя впервые! — пробурчал он. — Ну а теперь-то что? Думаешь, они вернутся?
— Откуда мне знать? — Мне уже мерещились бегущие в гору воины с мечами и щитами и со звериным боевым оскалом на лицах. — Думаю только, что нам нужно убираться отсюда как можно скорее.
— Да уж не беспокойся, уберемся, после того как я найду наш мешок с провизией. Но не думай, будто с тобою кто-то поделится! Эй, Олень, Змей! Кто из вас тащил еду?
— Он, — ответил Олень, не отрываясь от своего увлекательного занятия.
Рукастый перевел взгляд на младшего сына, и тот поспешил сообщить:
— Я оставил ее вон там, под кустиком, где сейчас стоит Яот.
Я невольно посмотрел на куст и оглядел все в тени вокруг него.
— А ты уверен? Что-то я не вижу здесь мешка.
Рукастый выругался.
— Нет, это непостижимо! Ну что за дети! Просил же вас всего об одной вещи…
— Но он лежал там! — возмущенно запищал Змей. — Я положил его туда, когда вы решили подняться на холм.
Я подошел к низеньким зарослям, за которыми начинался ступенчатый спуск, и раздвинул ветки со словами:
— Может, он вниз укатился?
Из кустов на меня уставились два вытаращенных глаза.
Поначалу опешив, я отпустил ветки, но потом спохватился и снова потянулся к ним. Бросив мешок Рукастого, незнакомец бросился наутек.
— Вор! — завопил я. — Вон он! Держите его!
Живая добыча мальчишкам понравилась больше, чем какие-то старые кости. Сорвавшись с места и поднимая клубы пыли и пепла, они пустились в погоню.
Напуганный их радостными воплями, беглец остановился, и напрасно, потому что тем временем Рукастый бросился ему наперерез, ревя как медведь:
— Ага! Попался! Ну смотри, если ты сожрал наш обед…
Его пленник не промолвил ни слова, впрочем, это и неудивительно — попробуй-ка пикни, когда на тебя навалился такой здоровяк.
Я спустился к ним и подобрал с земли мешок.
— По-моему, здесь все на месте, — сказал я. — Пошли!
— Нет, погоди. Сначала я хочу взглянуть на этого красавца!
Но гнев на лице Рукастого уступил место удивлению, когда он обнаружил, что поймал ребенка лет девяти-десяти. Кулаки его сжимались и разжимались, и он пребывал в замешательстве, не зная, поколотить мальчишку или отпустить.
— Пап, ты чего? — удивленно пропищал у него за спиной Змей.
Тогда Рукастый, похоже, принял какое-то решение. Он встал и, подхватив ребенка, размашистой походкой зашагал вниз с холма.
— Ну, чего встали? Пошли! — крикнул он нам через плечо. — Уходить отсюда надо!
Мы бросились его догонять.
— Что случилось? — кричал я ему вдогонку. — Я понимаю, мы спешим, но… подожди!
Когда мы поравнялись, он, не замедляя шага, сказал:
— Яот, ты что, ослеп? Неужто не видишь, на кого он похож? Посмотри на его уши — они точь-в-точь как у того человека, которого мы с тобой отправили на смерть!
Сходство я сразу заметил, хотя малец и болтался вниз головой. Уши эти я узнал безошибочно. Последний раз я видел такие же оттопыренные уши, взбираясь по ступеням Большой Пирамиды, на смешной голове омовенного раба. И дело было не только в одних ушах. Паренек походил на того раба и худосочным костлявым сложением, и безропотно-смиренным видом.
— Ты хочешь сказать, что это сын того раба, которого Сияющий Свет принес в жертву? Да погоди ты, не спеши! Но как он здесь оказался? Почему стащил твой обед? — тараторил я, задыхаясь от быстрой ходьбы.
Вместо ответа Рукастый рванул к насыпной дороге с такой скоростью, что мы едва поспевали за ним. Ребенок болтался у него под мышкой, не издавая ни звука и только тараща глаза. Его молчание вызывало у меня удивление. На его месте я бы, конечно, орал. Значит, что-то с ним было не так, или он был очень храбр.
— Откуда мне знать почему? Мне известно только, что мы нашли его и все! Мы должны отнести его домой. Неужели ты не понимаешь, Яот? Мы можем выведать у него, кто был его отец и откуда он взялся. Торговцы наверняка захотят выяснить это. Им же интересно, где Сияющий Свет взял омовенного раба, который так их всех подвел. А мы получим награду!
Но я представлял себе и другие последствия. Я просто задался вопросом — а если кто-нибудь из торговцев или из окружения моего хозяина признает в этом мальчике, зажатом под мышкой у Рукастого, сына раба, принесенного в жертву Сияющим Светом?
До середины насыпной дороги я то и дело останавливался и пытался докричаться до своих спутников, умоляя их бросить мальчишку в воду и забыть о нем навсегда.
Но они не обращали на меня внимания — то ли я совсем обессилел и потерял голос, то ли меня просто не слушали.