Глава 11
Возвращение из мертвых
Каллиадес посмотрел на побитого, покрытого синяками воина, затем перевел взгляд туда, где Леукон пришел в сознание и теперь разговаривал с Одиссеем. Вокруг костра «Пенелопы» собрались местные шлюхи, которые сидели теперь вместе с моряками. С берега доносился смех. Пирия оставила Банокла и села рядом с молодым микенцем.
— Я видела много кулачных боев, — тихо сказала она. — Но никогда не видела, чтобы кого-нибудь так избили, а он остался стоять на ногах.
Каллиадес кивнул.
— Он не понимает, как его избили. Это было очень мило с твоей стороны, что ты омыла его раны. Я думал, он тебе не нравится.
— Он не может не нравиться, — неохотно призналась девушка. Каллиадес посмотрел на нее и улыбнулся.
— Ты не похожа на Пирию, которую я знаю.
— А какая это Пирия? — резко спросила она.
— Прекрасная и храбрая, — ответил молодой воин. — По правде говоря, ты в чем-то похожа на Банокла. Вы обладаете огромной храбростью. К тому же вы действуете очень стремительно и опрометчиво — хотя и по разным причинам. Банокл не думает дальше следующего обеда, битвы или женщины. А тобой движет что-то другое.
— Ты многое замечаешь, Каллиадес. Ты такой же внимательный, когда смотришь на собственное отражение?
— Сомневаюсь, — признался он. — Большинство людей оправдывают свои слабости и преувеличивают достоинства. Я ничем от них не отличаюсь.
— Наверное, да. Ты поставил меч, которым дорожил, хотя не верил, что Банокл может победить. Ты сделал это, чтобы поддержать его, потому что знал: иначе, возможно, пошатнется его уверенность в себе.
— Да, я дорожу мечом Аргуриоса, но это просто меч. А Банокл — мой друг. Во всем мире нет столько золота, чтобы купить дружбу.
— А что еще невозможно купить? — спросила его девушка. Он подумал над ее вопросом, глядя на темное море.
— Ничего по-настоящему ценного нельзя купить, — сказал, наконец, молодой воин. — Любовь, дружбу, честь, уважение, доблесть. Все это нужно заслужить.
— Кстати, о чести: я вижу, что Идоменей еще не отдал тебе свои доспехи.
— Нет, не отдал, — признался Каллиадес, чувствуя как растет его гнев. Зачем такому богатому человеку, как Идоменей, пытаться обмануть простого воина?
Они сидели молча какое-то время, затем она взяла плащ и пошла к костру, чтобы добавить последние дрова. Каллиадес наблюдал, как девушка потянулась, закинув руки за голову.
Время шло, но он не устал. Боец Леукон сидел один вдалеке от других моряков. Каллиадес встал и подошел к нему.
— Что ты хочешь? — спросил его гребец, когда молодой воин сел рядом с ним на плоский камень. — Пришел позлорадствовать?
— Почему я должен злорадствовать? — удивился микенец. — Ты с легкостью побеждал, а потом просто решил полежать на земле.
— Что?
— Ты был в сознании. Банокл устал под конец. У него не очень сильный удар слева, который, конечно, не смог бы сбить тебя с ног.
— Попридержи язык! Иначе ты не получишь эти блестящие доспехи.
— Так почему? — прошептал молодой воин.
— Одиссей велел мне.
— Это не ответ на мой вопрос.
Леукон вздохнул и показал на костер, который находился дальше на берегу.
— Ты видел того здоровяка с раздвоенной рыжей бородой, который пришел посмотреть на бой?
Каллиадес вспомнил этого человека. Он наблюдал за поединком, сложив свои огромные руки на груди.
— Что с ним?
— Это Хакрос. Он — чемпион Родоса и жестокий боец. Прошлым летом в Аргосе он убил человека во время боя. Пробил череп.
— Что из этого?
— Вероятно, мы с ним встретимся на Играх в Трое. Будут делаться большие ставки. Теперь еще больше, потому что Хакрос видел, как меня один раз уже победили. Сегодняшний проигрыш Баноклу принесет золото Одиссею — и мне.
Каллиадес тихо выругался.
— Это был не очень хороший поступок, — сказал он. Леукон пожал плечами.
— Мы не причинили никакого вреда. Банокл получил несколько синяков, а я чувствую себя так, словно несколько камней отскочило от меня. Ты получил доспехи, а он думает, что чемпион.
— Да, думает, — холодно согласился микенец. — И теперь он отправится в Трою, где другие прекрасные бойцы такие, как Хакрос, сломают ему кости или, возможно, убьют его.
Моряк покачал головой.
— Есть не больше четырех — может быть, пяти — человек, которые могли бы одолеть его. Он сильнее и крепче, чем кажется. Если бы он смог выучить несколько хороших движений, то сделал бы все правильно. Он выиграет несколько предварительных поединков и, сделав ставки, заработает себе денег.
— До Трои много дней пути, — сказал Каллиадес, — и много ночей на таком, как этот, берегу. Я хочу, чтобы ты научил его, показал ему несколько этих движений.
Леукон засмеялся.
— А зачем мне это делать?
— На это могут быть две причины, — ответил молодой воин. — Во-первых, это было бы поступком хорошего товарища. Во-вторых, я мог бы рассказать Баноклу, что ты специально проиграл бой и опозорил его. Тогда он будет обязан вызвать тебя на поединок еще раз, в этот раз на мечах и до смерти. Я не знаю, как ты сражаешься на мечах, Леукон, но держу пари, что Банокл убьет тебя за секунду. Однако я прекрасно разбираюсь в людях и знаю, что ты это сделаешь, потому что у тебя хорошее сердце.
Гребец засмеялся.
— Я буду учить его. Но не из страха и не по доброте душевной. Мне нужна практика. Он будет делать все, что я скажу ему?
— Да.
— И он быстро учится?
Теперь засмеялся Каллиадес.
— Легче научить свинью танцевать или собаку стрелять из лука.
Моряки из разных команд пришли к Одиссею, прося рассказать им историю, но он отказался. Он ощущал тяжесть на сердце и не хотел развлекать толпу. Поэтому царь Итаки покинул костер и пошел прогуляться по пляжу. Остановившись перед «Ксантосом», огромным военным кораблем Геликаона, он увидел, как к нему идет Гектор. Троянец не замечал восхищенных и завистливых взглядов моряков, которые сидели поблизости. Это одна из черт характера, которая нравилась Одиссею. В Гекторе была невинность и доброта души, удивительная для воина и поражающая в сыне такого царя, как Приам.
Одиссей подождал, пока троянец подойдет к нему, а затем повел его вдоль побережья подальше от толпы.
— Здесь много разочарованных людей сегодня, — заметил Гектор. Одиссей посмотрел на высокого воина.
— Я не в настроении рассказывать истории. Так почему ты плаваешь по Зеленому морю, когда скоро должен состояться пир в честь твоей свадьбы?
— Отец отправил меня. Он беспокоится о пиратах, которые могут напасть на наших гостей. Когда Геликаона… — он помедлил, — когда Геликаона ранили, он подумал, что слух о моем участии вызовет в них немного страха.
— Ранили? — переспросил царь Итаки с забившимся от радости сердцем. — Мне сказали, что он погиб.
— Не обнадеживайся сильно, Одиссей. Ему дважды нанесли колотую рану. Одну вылечили, но второй удар пронзил подмышку и легкое. Эту рану нельзя вылечить. Там нагноение.
— Кто за ним ухаживает?
— Жрец Махаон. Он хорошо залечивает раны. Он лечил меня два года назад, когда я почти умер. И Андромаха не покидает его.
Одиссей внимательно посмотрел на него.
— Она прекрасная женщина, — продолжил Гектор. — Она мне нравится.
— Очень хочу на это надеяться, поскольку тебе придется провести остаток жизни с ней.
Гектор замолчал и стоял, глядя на море. Одиссей посмотрел на юношу. Что-то здесь было не так. Сын троянского царя казался отчужденным, и царь Итаки почувствовал в нем великую печаль. Страх за Геликаона? Эти двое были великими друзьями.
Гектор снова посмотрел на костер.
— Мне не нравится Идоменей, — сказал он. — Этот человек — ящерица. Сомневаюсь, что он отдаст доспехи молодому микенцу.
— Нет, не отдаст, — согласился Одиссей. — Но я позабочусь об этом.
— Ты странный человек, морской дядя.
Царь Итаки засмеялся.
— Ты впервые назвал меня так пятнадцать лет назад. Это было хорошее путешествие.
— Я люблю вспоминать об этом. Мы с Геликаоном обменивались историями о тебе. Он рассказал, что ты обманом заставил его прыгнуть в воду со скалы, притворившись, что не умеешь плавать. Счастливчик всегда будет тебе благодарен за это. Он сказал, что ты сделал из него мужчину.
— Пустяки! Он бы нашел способ и без меня. Возможно, просто на это потребовалось бы немного больше времени — и все.
Гектор вздохнул, и улыбка сошла с его лица.
— Он умирает, Одиссей. Я слышу, как сам произношу эти слова, и все еще не могу поверить в это.
— Возможно, он еще удивит тебя. Такие люди, как Геликаон, так легко не умирают.
— Ты не видел его, Одиссей. Он то приходит в себя, то теряет сознание, порой понимая, где он, но чаще всего впадает в бред. Он очень исхудал, и у него лихорадка.
— Ты из-за этого страдаешь?
— Отчасти. — Гектор поднял камень с песка и бросил его в волны. — Грядет война. Так говорит отец. Я думаю, он прав. Он обычно не ошибается.
Одиссей посмотрел на юношу, тотчас поняв, что троянский царевич уклонился от ответа на его вопрос. Гектор никогда не умел лгать. Что бы ни повергло его в такое настроение, он не хотел об этом разговаривать.
— Всегда говорят о войне, — ответил царь Итаки. — Может, мудрость победит.
Гектор покачал головой.
— Не мудрость, а золото. Многим из союзников Агамемнона необходима поддержка в виде золота моего отца. Вот почему Собрание в Спарте так ни к чему и не пришло. Это долго не продлится. Агамемнон найдет способ объединить царей или убьет тех, кто выступит против него. В любом случае он приведет армии к нашим воротам.
Гектор бросил еще один камень, затем встал на колени, чтобы найти еще снаряды.
— Ты все еще рисуешь лицо Пенелопы на песке? — спросил он.
— Да. По ночам.
Гектор сел на песок и посмотрел на залитую лунным светом воду.
— Это были хорошие дни, Одиссей. Я никого тогда не убивал, не возглавлял атаки, не штурмовал стены. Все, что имело значение — это переправить оливковое масло на Кипр и медную руду в Ликию. Сейчас я смотрю на мир по-другому. Я оглядываю долину и представляю укрепления там, где раньше видел поля и холмы, усыпанные яркими цветами. Знаешь, что при Кадеше погибло шесть тысяч человек? Шесть тысяч!
— Мужчины быстрее устанут от женщин и песен, чем от войны, — вздохнул Одиссей, присев рядом с ним.
— Я устал от войны. Так устал! Когда я был моложе, отец говорил мне, что я буду наслаждаться сражениями и победами. Это была неправда. Я даже начал презирать кулачные бои, Одиссей. Все, чего мне хочется — это выращивать лошадей. Но все время где-то идут сражения. Египтяне напали на города хеттов, союзники умоляют о помощи в борьбе с мятежниками или захватчиками. Теперь микенцы хотят принести войну в Трою.
— Наверное, но… не этой весной. Этой весной ты женишься. Ты не можешь ненадолго отложить эти мрачные мысли и наслаждаться невестой?
Только на секунду выражение лица Гектора изменилось, его плечи опустились. Он отвернулся, переведя взгляд на море.
— Андромаха удивительная… очаровательная, потрясающая женщина. Мне рассказывали, что она путешествовала с тобой.
— Недолго. Она мне очень понравилась.
— И тогда она встретила Геликаона.
— Да, думаю, тогда.
— Они стали… друзьями?
— О, я не думаю, что они хорошо друг друга узнали, — солгал Одиссей. — Почему ты спрашиваешь?
— Андромаха ухаживает за ним теперь, не жалея сил.
— Она делала то же самое для Аргуриоса, как мне рассказывали, после того как убийцы тяжело его ранили. Это в природе женщин, Гектор. Наверное, в природе всех женщин заложено стремление ухаживать и лечить.
— Да. Я надеюсь, ты прав, — троянский царевич улыбнулся. — Даже мой отец хорошо отзывается о ней, а это редкость. Обычно он просто использует женщин, но не уважает их.
— Андромаха будет прекрасной женой, Гектор, верной и преданной. В этом я не сомневаюсь. Она похожа на мою Пенелопу и подарит тебе много счастья.
— Нам пора вернуться к остальным, — сказал Гектор, вставая на ноги.
Одиссей тихо заговорил.
— Ты знаешь, парень, порой проблема кажется большой. Но она становится меньше, когда о ней говорят. Ты знаешь, что можешь поговорить со мной, и я не буду никому об этом рассказывать. Я говорю тебе это, потому что мне кажется, что у тебя на сердце тяжелый груз. Так не должно быть. Ты — Гектор, сын царя Трои. Молва о тебе ходит по всему Зеленому морю. Нет человека на этом берегу, который не отдал бы десять лет своей жизни, чтобы стать тобой.
Гектор посмотрел в глаза Одиссею, а когда заговорил, то голос его был печален:
— Я не могу разделить мой груз, морской дядя, даже с тобой. Поверь мне: если правда откроется, никто из этих людей не захочет быть на моем месте.
С этими словами он зашагал обратно к костру.
Появились первые лучи солнца, на юге повисли дождевые облака, когда Пирия проснулась. Поодаль храпел Банокл. Каллиадес растянулся рядом с ним. Он открыл глаза, когда девушка встала, и улыбнулся, прежде чем снова заснуть.
Она лежала тихо какое-то время на мягком песке. Впервые за многие месяцы ее сон был спокойным, и она не проснулась от боли. Девушка осторожно села. Теперь боль была немного меньше, и Пирия почувствовала, что тело начало выздоравливать. Поднимающееся солнце осветило Лук Аполлона, искупав скалы в мягких лучах, и девушка ощутила душевную легкость, которой ей давно не хватало. Ее выплеск эмоций на Каллиадеса вчера произвел замечательный эффект. Словно она держала яд внутри себя, и он вылился вместе со злыми словами. Сегодня все изменилось, небо было более красивым, запах моря более освежающим. Даже воздух был более чистым, когда она вдыхала его. Девушка не чувствовала такого счастья с тех пор, как они с Андромахой жили вместе на Тере и не думали о том, что одной из них придется уехать.
Разожгли костры, на которых готовились завтраки, и Пирия подошла к палатке, где ей дали деревянную чашку с непонятной похлебкой и куском сухого хлеба. Похлебка была жирной с небольшими кусочками мяса. Но на вкус она оказалась божественной. Девушка лениво размышляла, показалась ли бы ей такая похлебка на Тере несъедобной, и решила, что это вполне возможно. Но здесь этим прохладным утром еда была невероятно вкусной.
Покончив с завтраком, Пирия встала и вернулась к палатке, забрав еще две чашки, чтобы принести их Каллиадесу и Баноклу. Мысль об этом заставила ее улыбнуться.
— Как прекрасно, — подумала она, — постепенно привязываться к двум мужчинам.
Каллиадес уже сидел, когда она вернулась, он поблагодарил ее за похлебку. Банокл застонал, когда проснулся, и молча взял чашку. Он шумно ел, жалуясь на потерянные зубы.
У костра «Пенелопы» теперь зашевелились люди, и дальше на берегу команда «Ксантоса» начала готовиться к отплытию. Пирия увидела сидящего в одиночестве Гектора, и ее мысли помрачнели. Это был человек, который свяжет дух Андромахи, посеет в ней свое семя, опрокинет ее тело и овладеет им. В этот момент ненависть начала к ней возвращаться. Но теперь она не имела над девушкой власти, и Пирия отогнала ее прочь. И все-таки она чувствовала неловкость, наблюдая за Гектором.
Встав на ноги, троянец скинул тунику, вошел в море и нырнул в голубую воду. Он доплыл, делая длинные и легкие взмахи, почти до самого края бухты, затем повернулся и направился назад к берегу.
— Расскажите мне, — сказал Банокл, — по мне прошлось ночью стадо коров?
— Я не заметил этого, — ответил ему Каллиадес.
— Пытаюсь найти часть своего тела, которая не болит, — проворчал великан. Его правый глаз сильно распух, на обеих щеках были синяки.
Пирия посмотрела на него.
— Может, ноги, — предположила она. — Он не бил тебя по ногам.
Банокл усмехнулся, затем поморщился.
— Ты права. Мои ноги в порядке. — Он посмотрел на друга. — Я проснулся прошлой ночью и видел, как ты разговариваешь с Леуконом. Ему так же плохо, как мне?
— Нет.
— Я думал, плохо. Ублюдок! Так о чем вы разговаривали?
— Он согласился тренировать тебя для Игр.
— Ха! — фыркнул Банокл. — Разве похоже, что мне нужна помощь человека, которого я побил?
— Да, идиот. Он опытный боец, и ты знаешь это. Ты победил его с помощью удачного удара. Ты хорошо это знаешь. Если собираешься раздобыть золота в Трое, его уроки могут оказаться очень полезны. Поэтому я обещал ему, что каждую ночь, когда мы будем причаливать, ты будешь делать то, что он скажет.
— Надеюсь, после тренировок не будет так больно, — согласился Банокл. Затем он посмотрел туда, где из воды появился Гектор.
— Я запомнил его более страшным, — заметил он. — Очень странно. Здесь он выглядит как большой и добродушный моряк. Даже Леукон больше пугает. И кажется выше. В Трое Гектор выглядел как великан — бог войны.
Внезапно Банокл наклонился вперед, прикрыв глаза ладонью.
— Похоже, что-то происходит, — сказал он.
Пирия посмотрела на берег. Гектор стоял на берегу с голым торсом, вытираясь. Двадцать моряков подошли к нему под предводительством большого человека с раздвоенной рыжей бородой. Девушка поняла, что имел в виду Банокл. Лица этих моряков были суровыми и мрачными, они собрались вместе, словно на охоту.
— Это Хакрос, чемпион Родоса, — сказал Каллиадес. — Леукон рассказывал мне о нем прошлой ночью.
— Во имя Ареса, он настоящее чудовище! — воскликнул великан. — Пойдем, я не хочу это пропустить.
Три товарища пошли по берегу. Другие тоже заметили группу, и люди начали собираться, внимательно наблюдая за происходящим.
Огромный человек с рыжей бородой остановился перед Гектором и, положив руки на бедра, смотрел на троянского царевича. Гектор вытер свои золотые волосы, не обращая на него внимания. Пирия увидела, что незнакомец покраснел. Затем он заговорил резким голосом:
— Так это ты — могучий Гектор? Ты будешь принимать участие в Свадебных Играх?
— Нет, — ответил, перекинув ткань через плечо.
— Как обычно. Теперь, когда я увидел тебя, то понял, что смог бы проломить тебе череп.
— Тогда мне повезло, — тихо произнес троянец. Пирия увидела, как глаза жителя Родоса сузились.
— Я — Хакрос.
— Конечно, — устало бросил Гектор. — Теперь будь хорошим парнем, Хакрос, и уходи. Ты произвел впечатление на своих друзей и сообщил мне свое имя.
— Я уйду, когда захочу. Я хочу испытать легендарного троянца.
— Это было бы не очень разумно, — пожал плечами царевич. — Здесь, на берегу, ты не выиграешь золота и не завоюешь славы.
Хакрос повернулся к своим товарищам.
— Вы видите? Он боится выступить против меня.
Когда Гектор заговорил, в его голосе не было злости, и его слова были предназначены для всех собравшихся:
— Ты глупый человек, Хакрос, тупица и пустозвон. Теперь у тебя есть два пути. Или ты уйдешь, или тебя унесут.
На минуту воцарилась тишина, затем родосец бросился на Гектора. Троянец пошел ему навстречу, толкнул плечом и нанес сокрушительный удар справа в челюсть Хакроса. Раздался болезненный треск, и родосец упал с криком. Он дерзко поднялся на ноги, чтобы получить удар слева, который разрезал его губы о зубы, и прямой удар, который сломал ему нос и отправил на песок.
— О, да! — воскликнул Банокл. — Теперь я узнаю этого человека.
Вокруг упавшего чемпиона собрались люди, а Гектор уже ушел. Пирия услышала, как кто-то сказал:
— У него сломана челюсть.
Леукон подошел к Баноклу и Каллиадесу.
— Этот человек — боец, — улыбнулся он. — Скорость его ударов просто нечеловеческая.
— Ты бы мог побить его? — спросил молодой воин. Моряк покачал головой.
— Сомневаюсь, что на земле есть человек, который смог бы это сделать.
— Есть один! — воскликнула Пирия, прежде чем успела остановить себя.
— И кто это? — спросил Леукон.
— Чемпион Фессалии. Ахилл.
— О, я слышал о нем, но никогда не видел его во время поединка. Какой он?
— Он больше Гектора, но такой же быстрый. Но он не стал бы отговаривать человека от поединка. Как только этот дурак подошел бы к нему, Ахилл бы его уничтожил. Он бы лежал мертвым на песке.
— И он будет принимать участие в Играх, — сказал Леукон. — Неутешительная мысль.
Повернувшись к Баноклу, он похлопал его по плечу:
— Мы будем тренироваться сегодня.
— Не беспокойся, Леукон, — успокоил его великан. — Я научу тебя всему, что знаю.
Пирия отошла от мужчин и посмотрела на море. Где-то там далеко находился Золотой город и Андромаха. Закрыв глаза, девушка представила себе любимое лицо, красное золото ее волос, знаменитые зеленые глаза.
— Я скоро буду с тобой, моя любовь, — прошептала она.
