Шон решил показать Катрине, как он недоволен ее решением. Он будет держаться вежливо, но отчужденно. Когда на следующее утро они сели завтракать, его решимость через пять минут дрогнула – он не мог оторвать взгляда от ее лица и говорил так много, что завтрак продолжался целый час.

Дождь лил без перерыва еще три дня, потом прекратился. Вернулось солнце, как желанный старый друг, но прошло еще десять дней, прежде чем река перестала безумствовать. Впрочем, время, дождь, река значили для них очень мало. Они вдвоем ходили в буш за грибами; сидели в лагере, и когда Катрина работала, Шон ходил за ней следом. И конечно, они разговаривали. Она слушала его. Смеялась в нужных местах и часто удивленно ахала.

Она отлично умела слушать. Что касается Шона, то пусть бы она повторяла одно и то же слово – звук ее голоса зачаровывал его. Вечера становились трудными. Шон начинал нервничать и делал попытки прикоснуться к ней. Она хотела этого, но боялась смятения, которое едва не захватило ее в тот первый вечер. Поэтому она выработала и сообщила ему систему правил.

– Ты обещаешь только целовать меня и не делать ничего другого?

– Да, если ты сама не скажешь.

– Вообще никогда.

Она поняла уловку.

– Ты хочешь сказать, что я должен только целовать тебя, даже если ты сама не запрещаешь иное?

Она покраснела.

– Днем другое дело… но все, что я говорю по вечерам – неважно. Если ты нарушишь свое обещание, я никогда не позволю тебе прикасаться ко мне.

Время шло, река достаточно успокоилась, чтобы переправить фургоны на северный берег, а правила Катрины оставались неизменными. Дожди отдыхали, набираясь сил, но скоро они пойдут снова. Река полноводна, но не так опасна. Пришла пора переправы. Вначале Шон переправил быков, заставив их плыть стадом. Держась за хвост одного из быков, он словно на санях прокатился по реке, и на берегу его ждал радостный прием.

Из запасного фургона извлекли шесть толстых мотков неиспользованной веревки и сплели их вместе. Обвязавшись этой веревкой вокруг талии, Шон заставил лошадь перетащить его через реку. Мбежане при этом постепенно отпускал веревку. Потом под присмотром Шона слуги Катрины привязали к первому фургону пустые бочки, которые должны были служить поплавками. Фургон спустили в воду, привязали к веревке и приспособили бочки так, чтобы фургон плыл ровно. Шон сделал знак Мбежане и подождал, пока тот не привязал второй конец веревки к стволу толстого дерева на северном берегу. Потом фургон толкнули в течение и с тревогой наблюдали, как он плыл по реке, чуть раскачиваясь, точно маятник: течение тащило его дальше, а дерево удерживало, как якорем. Он уткнулся в берег ниже по течению, но точно напротив дерева, и группа Шона радостно закричала, а Мбежане и остальные спустились к воде, чтобы вытащить фургон. У Мбежане наготове стояла упряжка быков, которые и вытащили фургон из воды.

Лошадь Шона снова перетащила его через реку, следуя на длинной веревке.

Шон, Катрина и все ее слуги переправлялись в последнем фургоне. Шон стоял за Катриной, обнимая ее за талию, будто бы поддерживая ее, а слуги кричали и болтали, как дети на пикнике. С боков фургона все выше поднималась коричневая вода, наклоняя его и заставляя вращаться, и с замиранием сердца они пролетели по реке и ударились в противоположный берег. От удара все упали за борт и оказались по колено в воде. Вскарабкались на берег. Вода лилась с платья Катрины, на щеке у нее была грязь, и она возбужденно смеялась. Мокрые нижние юбки липли к ногам, мешая идти, и Шон подхватил ее и отнес в лагерь. Слуги громко приветствовали их, Катрина просила отпустить ее, но сама крепко держалась обеими руками за шею Шона.