В пятницу после обеда вернулся домой Шон. У него был синяк под глазом, но не свежий. По краям кровоподтек уже позеленел. Шон не распространялся о том, как получил его. Мальчик принес с собой ловушки для мух, яйца, которые отдал Гаррику, змею в картонном коробке, которую Ада немедленно приговорила к смерти вопреки страстной речи Шона в ее защиту, и лук, вырезанный из древесины дерева м’сенга – лучшей древесины для лука, по мнению Шона, не существовало.

Его прибытие, как всегда, вызвало перемены в жизни Тёнис-крааля – стало больше шума, больше движения и больше смеха.

На ужин было много жареного мяса с картошкой, запеченной в мундире. Это была любимая еда Шона, и он ел как голодный питон.

– Не набивай так рот, – Уэйт, сидевший во главе стола, укорял его, но ласково. Трудно было не проявлять любовь к сыновьям. Шон воспринял укор в том же духе, в каком он был сделан.

– Сука Фрикки Оберхольстера принесла щенят, целых шесть.

– Нет, – твердо заявила Ада.

– Ма, только одного!

– Ты слышал, что сказала мама!

Шон полил мясо соусом, разрезал картофелину пополам и поднес половину ко рту. Попытка не пытка. Он и не ожидал, что получит разрешение.

– Чему вас учили на этой неделе? – поинтересовалась Ада.

Неприятный вопрос. Шон учился лишь настолько, чтобы избежать неприятностей, но не более.

– Многому, – ответил он неопределенно и тут же сменил тему. – Ты закончил ногу Гарри, па?

Наступило молчание. Лицо Гаррика потеряло всякое выражение, он опустил глаза к тарелке. Шон положил в рот вторую половину картофелины и заговорил с набитым ртом:

– Если закончил, мы с Гарри пойдем завтра рыбачить к водопаду.

– Не говори с набитым ртом! – с излишней яростью рявкнул Уэйт. – Что за свинская манера?

– Прости, па, – насупился Шон.

Остаток ужина прошел в тревожном молчании, и как только закончился, Шон убежал в спальню. Гаррик двинулся за ним, прыгая по коридору и держась для равновесия одной рукой за стену.

– Чего па так рассердился? – негодующе спросил Шон, как только они остались одни.

– Не знаю, – отозвался с кровати Гаррик. – Иногда он сердится из-за пустяков, ты ведь знаешь.

Шон стащил рубашку через голову, скомкал и бросил к дальней стене.

– Лучше подними, а то нарвешься на неприятности, – предупредил Гаррик.

Шон снял брюки и отправил вслед за рубашкой. Эта демонстративная дерзость подняла ему настроение. Он подошел и обнаженный остановился перед Гарриком.

– Смотри! – заметил он с гордостью. – Волосы!

Гаррик взглянул. Волосы, тут не поспоришь.

– Их совсем немного.

Гаррик не мог скрыть зависти.

– Больше, чем у тебя, – вызывающе сказал Шон. – Давай посчитаем.

Но Гаррик знал, что он всегда проигрывает; он слез с кровати и запрыгал по комнате. Опираясь на стену, он наклонился, подобрал одежду Шона, принес к двери и бросил в стоявшую там корзину для грязного белья. Шон смотрел на него, зрелище напомнило ему о вопросе, на который он так и не получил ответа.

– Папа закончил твою ногу, Гарри?

Гарри медленно повернулся, глотнул и кивнул один раз – быстрым резким движением.

– Какая она? Ты ее пробовал?

Гаррика снова охватил страх. Он поворачивал голову из стороны в сторону, словно в поисках спасения. В коридоре за дверью послышались шаги. Шон нырнул в постель, схватил ночную рубашку, надел через голову и укрылся простыней. Когда в комнату вошел Уэйт Кортни, Гаррик продолжал стоять у корзины с грязной одеждой.

– Ложись, Гарри, что тебя держит?

Гаррик направился к своей кровати, и Уэйт посмотрел на Шона. Тот улыбнулся, вложив в улыбку все свое очарование, и лицо Уэйта смягчилось в ответной улыбке.

– Хорошо, что ты снова дома, парень.

На Шона невозможно было долго сердиться.

Уэйт протянул руку и ухватил прядь густых черных волос сына.

– После того как погаснет лампа, я не хочу слышать никаких разговоров, понятно?

Он мягко потрепал Шона по волосам, смущенный силой своего чувства к сыну.