Глава 27
Мбежане напомнил Шону Тинкера, выслеживающего птицу – то же движение на полусогнутых ногах, то же выражение полной сосредоточенности. Белые молча сидели на лошадях и следили за ним. Солнце уже поднялось высоко, и Шон расстегнул овчинную куртку, снял ее и привязал к свернутому одеялу за спиной.
Мбежане прошел вперед футов на пятьдесят и теперь медленно возвращался. Остановился и тщательно осмотрел груду влажного коровьего помета.
– Hierdie Kaffir verstaan wat by doen, – одобрительно высказался Стеф Эразмус, но остальные молчали. Бестер Кляйн возился со спусковым механизмом своего карабина; его красное лицо уже взмокло от пота под лучами восходящего солнца. Мбежане оказался прав – они вступили в холмистую местность. Гладкие круглые холмы Наталя уступили место скалистым вершинам, прорезанным и разделенным глубокими ущельями. Склоны заросли колючим кустарником и эуфорбией с решетчатыми серыми, как кожа крупных рептилий, стволами.
– Я бы попил чего-нибудь, – Фрикки Ван Эссен провел пальцами по губам.
– Чии-пиип, чии-пиип, – хрипло крикнула птица в ветвях кафирного дерева, под которым они ждали.
Шон посмотрел вверх – среди алых цветов, покрывавших дерево, виднелось коричневое с красным оперение птицы.
– Сколько? – спросил Стеф у подошедшего Мбежане.
– Пятьдесят, не больше, – ответил тот.
– Когда?
– Вчера, после дневной жары они медленно спустились по долине. Паслись. До них не больше получаса езды.
Стеф кивнул.
– Всего пятьдесят, но будет больше. Сколько с ними мужчин?
Мбежане с отвращением прищелкнул языком.
– Два умфаанса. – Он копьем указал на отчетливый след мальчишеской ноги в пыли. – Они не мужчины.
– Хорошо, – сказал Стеф. – Иди за ними.
– Нам приказали возвращаться и доложить, если что-нибудь обнаружим, – быстро возразил Бестер Кляйн. – Мы не должны ничего затевать самостоятельно.
Стеф повернулся в седле.
– Боишься двух умфаансов? – холодно спросил он.
– Я ничего не боюсь, просто нам так приказали.
Красное лицо Кляйна покраснело еще больше.
– Спасибо, я знаю, что нам приказали, – сказал Стеф. – И ничего не собираюсь начинать. Мы просто поедем и поглядим.
– Я тебя знаю! – взорвался Кляйн. – Стоит тебе увидеть скот, и ты спятишь. Вы все жадны до скота, как мужчина до выпивки. Увидев стадо, вы не остановитесь.
Кляйн работал десятником на железной дороге.
Стеф отвернулся от него.
– Пошли, пора.
Они выехали из тени кафирного дерева на солнце (Клейн что-то продолжал бормотать про себя), и Мбежане повел их вниз по долине.
Дно долины постепенно понижалось, по обе стороны поднялись крутые скалистые склоны. Ехали быстро, Мбежане и нонгааи разошлись по сторонам, но всадники двигались тесной группой, почти соприкасаясь стременами.
Шон открыл затвор ружья, достал патрон и заменил его другим, который достал из патронташа на груди.
– Пятьдесят голов – это всего по десять на каждого, – пожаловался Фрикки.
– Это сотня фунтов, ты столько зарабатываешь за полгода, – возбужденно засмеялся Шон, и Фрикки расхохотался вместе с ним.
– Вы двое – закройте рты и глядите внимательнее.
Стеф говорил как всегда флегматично, но и он не мог скрыть огонька в глазах.
– Я знаю, вы сразу начнете грабить, – посетовал Кляйн. – Я точно это знаю.
– И ты заткнись, – сказал Стеф и улыбнулся Шону.
Они ехали минут десять; потом Стеф негромко окликнул нонгааи, и патруль остановился. Все молчали, напрягая зрение и слух.
– Ничего, – сказал наконец Стеф. – Далеко мы?
– Очень близко, – ответил Мбежане. – Отсюда мы должны их услышать.
Мускулистое тело Мбежане блестело от пота, гордая осанка отличала его от всех нонгааи. В нем тоже чувствовалось сдержанное волнение – возбуждение оказалось заразительным.
– Хорошо, идем за ними, – сказал Стеф.
Мбежане поудобнее устроил на спине щит и двинулся вперед. Еще дважды они останавливались и прислушивались, и с каждым разом беспокойство и нетерпение Шона и Фрикки росло.
– Тихо! Замрите! – рявкнул Стеф. – Как мы можем что-нибудь услышать, если вы ерзаете?
Шон открыл рот, чтобы ответить, но не успел: все услышали впереди за деревьями низкое мычание быка.
– Это они! Мы нашли их. Вперед!
– Нет, подождите! – приказал Стеф. – Шон, возьми мой бинокль и лезь на дерево. Расскажи, что увидишь.
– Мы зря теряем время, – возразил Шон. – Надо идти вперед.
– Сначала нужно как можно больше узнать, – ответил Стеф. – Лезь на дерево.
Повесив бинокль на шею, Шон забрался на дерево и сел на развилке двух сучьев. Отодвинул ветку, закрывавшую поле зрения, и сразу возбужденно воскликнул:
– Вот они! Прямо перед нами!
– Сколько? – спросил Стеф.
– Небольшое стадо, с ним два пастуха.
– Они среди деревьев?
– Нет, – ответил Шон, – на открытом месте.
– Убедись, что с ними нет других зулусов.
– Не… – начал отвечать Шон, но Стеф прервал его:
– Пользуйся биноклем, черт возьми! Они могут прятаться.
Шон поднес бинокль к глазам и сфокусировал его. Скот жирный, с гладкой кожей, с большими рогами, шкура в черно-белых пятнах. Над животными висит облако птиц, склевывающих насекомых. Два пастушка в чем мать родила – мальчишки с худыми ногами и непропорционально большими гениталиями африканцев. Шон медленно провел биноклем взад и вперед, рассматривая полоски болота и окружающие кусты. И наконец опустил бинокль.
– Только два пастуха, – сказал он.
– Тогда спускайся, – велел Стеф.
Едва патруль выехал на открытое место, пастушки убежали. Они исчезли среди хинных деревьев по другую сторону болота.
– Пусть бегут, – рассмеялся Стеф. – У бедняг теперь и без нас хватит неприятностей.
Он пришпорил лошадь, направив ее на полоску болотной травы. Трава, роскошная, зеленая и высокая, доставала до седла.
Остальные последовали за ним; грязь чавкала под копытами лошадей, глубоко уходившими в нее. В ста ярдах впереди виднелись коричневые спины коров и быков. Над ними кружили птицы.
– Вы с Фрикки заходите слева, – начал Стеф, но не договорил – вокруг внезапно появились зулусские воины, не менее сотни, в полном боевом облачении. – Засада! – крикнул Стеф. – Уходите!
И его стащили с лошади.
Лошади в грязи запаниковали, начали ржать и метаться.
Выстрел из ружья Кляйна утонул в торжествующем крике зулусов. Мбежане подскочил к лошади Шона, схватил ее за узду и потащил. Он повернул к Шону голову.
– Уезжай, нкози, быстрей. Никого не жди.
Кляйн был мертв – он упал на спину, из его горла торчал ассегай, изо рта шла кровь.
– Держись за упряжь.
Шон был поразительно спокоен. Перед ним появился выскочивший сбоку зулус; держа ружье на коленях, Шон выстрелил, почти касаясь лица воина стволом. Пуля снесла половину головы. Шон выбросил гильзу и перезарядил ружье.
– Уезжай, нкози! – снова крикнул Мбежане. Он не послушался Шона; высоко подняв щит, он ударил им в лица двоих нападающих и сбил их в грязь. Его ассегай взметнулся и опустился, взметнулся и опустился.
– Нги дла! – вопил Мбежане. «Я поел». Охваченный боевым безумием, он перепрыгнул через тела и бросился вперед.
Дорогу ему преградил воин, но Мбежане краем щита отвел его оружие, открыв своему клинку левый бок нападающего. С криком «нги дла» он пробил брешь в стене нападающих, и Шон проехал в эту брешь. Его лошадь с трудом пробиралась по грязи. Зулус схватил ее за узду, но Шон выстрелил, почти касаясь его груди стволом. Тот закричал.
– Мбежане! – кричал Шон. – Хватайся за узду!
С Фрикки Ван Эссеном было покончено – его лошадь упала, и зулусы окружили его, размахивая алыми копьями.
Наклонившись в седле, Шон обхватил Мбежане за талию и вытащил из грязи. Мбежане сопротивлялся, но Шон держал крепко. Земля под копытами лошади стала тверже, теперь они двигались быстрее. Впереди показался еще один зулус с ассегаем наготове. Одной рукой Шон держал негодующе отбивавшегося Мбежане, другой – разряженное ружье и оказался совершенно беззащитен перед нападением. Выкрикивая непристойные оскорбления, он направил лошадь на зулуса. Тот увернулся и ударил ассегаем. Шон почувствовал, как копье задело его голень и погрузилось в грудь лошади. Они уже выбрались из болота и оказались под деревьями.
Лошадь несла Шона еще милю и лишь потом упала. Ассегай глубоко ранил ее. Упала она тяжело, но Шон успел высвободить ноги из стремян и вовремя спрыгнуть. Они с Мбежане, тяжело дыша, смотрели на тушу.
– Можешь бежать в этих сапогах? – спросил Мбежане.
– Да.
Это была легкая обувь из сыромятной кожи.
– Штаны будут мешать.
Мбежане быстро наклонился и ассегаем срезал ткань, так что ноги Шона оказались обнажены от бедер. Потом распрямился и прислушался к звукам преследования. Пока ничего.
– Брось ружье, оно слишком тяжелое. Оставь шляпу и патронташ.
– Ружье не брошу, – возразил Шон.
– Тогда возьми его, – нетерпеливо ответил Мбежане, – возьми и умри. Если понесешь его с собой, они догонят тебя еще до полудня.
Шон еще секунду поколебался, потом перехватил ружье как топор и ударил о ствол ближайшего дерева. Оружие разбилось, и он отбросил его.
– Теперь пора, – сказал Мбежане.
Шон быстро оглянулся на мертвую лошадь, на привязанную к седлу овчинную куртку. «Зря Энн старалась», – сухо подумал он. И побежал за Мбежане.
Первый час оказался тяжелым – Шон с трудом поспевал за Мбежане. Его мышцы напрягались, скоро закололо в боку. Мбежане увидел, что ему больно, и они остановились на несколько минут. Мбежане показал, как расслабляться на бегу, и они побежали дальше. Шону стало значительно легче. Прошел еще час, и Шон обрел второе дыхание.
– Сколько времени нужно, чтобы вернуться к армии? – спросил он на бегу.
– Дня два, наверно… не разговаривай, – ответил Мбежане. Они бежали, а местность вокруг медленно менялась.
Холмы стали менее крутыми и изрезанными, лес поредел, снова началась травянистая степь.
– Кажется, нас не преследуют.
Прошло полчаса с тех пор, как Шон произнес последнее слово.
– Возможно. – Мбежане был неразговорчив. – Еще рано судить.
Они бежали рядом, ритмично ступая по пропеченной солнцем земле.
– Боже, как пить хочется, – сказал Шон.
– Никакой воды, – ответил Мбежане, – но на вершине следующего подъема передохнем.
На вершине они оглянулись. Рубашка Шона промокла от пота, он дышал глубоко, но ровно.
– Никто нас не преследует, – с облегчением сказал он. – Можно помедленнее.
Мбежане ничего не ответил. Он тоже вспотел, но то, как он держал голову, свидетельствовало, что он еще даже не начал уставать. Щит он нес на плече, а ассегай в другой его руке почернел от засохшей крови. Он долгих пять минут смотрел туда, откуда они прибежали, потом гневно заворчал и показал ассегаем.
– Там! У тех деревьев. Видишь?
– Дьявольщина! – сказал Шон. Он видел: примерно в четырех милях позади, на краю редеющего леса, в траве появилась линия, словно проведенная черным карандашом. Но эта линия двигалась.
– Сколько их? – спросил Шон.
– Пятьдесят, – предположил Мбежане. – Слишком много.
– Жаль, что я бросил ружье, – сказал Шон.
– Не бросил бы, они были бы сейчас гораздо ближе. А одно ружье против пятидесяти…
Мбежане не закончил.
– Хорошо, бежим дальше, – сказал Шон.
– Нужно еще отдохнуть. Мы в последний раз останавливаемся перед наступлением темноты.
Дыхание выровнялось. Шон прислушался к себе – ноги слегка ныли, но пройдет еще несколько часов, прежде чем он по-настоящему устанет. Он собрал в горле густой липкий комок слизи и выплюнул его на траву. Хотелось пить, но он знал, что это было бы пагубной глупостью.
– О! – воскликнул Мбежане. – Они нас увидели.
– Откуда ты знаешь? – спросил Шон.
– Смотри, они посылают преследователей.
От переднего конца линии отделились три черные точки и двинулись вперед.
– Что это значит?
Шон тревожно почесал нос. Он впервые ощутил страх преследуемого, уязвимого, безоружного перед приближающейся стаей.
– Они высылают вперед лучших бегунов, чтобы мы выбились из сил. Они знают, что даже если эти бегуны выдохнутся, когда нас догонят, остальные с нами легко справятся.
– Боже! – Теперь Шон по-настоящему встревожился. – Что же делать?
– На каждую уловку есть своя хитрость, – ответил Мбежане. – Теперь мы достаточно отдохнули. Идем.
Шон устремился с холма, как испуганная антилопа, но Мбежане резко остановил его.
– Этого они и хотят. Беги как раньше.
И они снова побежали спокойно, без напряжения, делая длинные шаги.
– Догоняют, – заметил Шон у вершины следующего подъема. Три точки намного опередили остальных.
– Да.
Мбежане говорил без выражения. Они начали спускаться, ритм бега не изменился: ступня коснулась земли, вдох, коснулась, вдох.
На дне долины протекал маленький ручеек, чистая вода струилась по белому песку. Бросив на нее лишь один жадный взгляд, Шон перемахнул через ручей, и они начали подниматься по противоположному склону. И почти добежали до очередной вершины, когда услышали вдали за собой крик. Шон и Мбежане оглянулись. На вершине, которую они покинули совсем недавно, всего в двух милях, показались три бегущих зулуса; на глазах у Шона они начали спускаться, перья на их высоких головных уборах раскачивались, повязки из леопардовых шкур обвивали бедра. Щиты они бросили, но у каждого в руке был ассегай.
– Посмотри на их ноги! – воскликнул Мбежане.
Шон увидел, что их неровные, наобум шаги свидетельствуют о сильной усталости.
– С ними покончено, они бежали слишком быстро, – рассмеялся Мбежане. – Теперь надо им показать, что мы боимся. Мы должны бежать как ветер, бежать так, словно нам в спину дышит Токолоше.
До вершины оставалось двадцать шагов, и они, изображая панику, взлетели на нее. Но едва зулусы перестали их видеть, Мбежане схватил Шона за руку и остановил.
– Пригнись, – прошептал он.
Они легли на траву и поползли назад. Наконец они оказались на самой вершине.
Мбежане нацелил вперед ассегай, подобрал ноги, и его губы растянулись в полуулыбке.
Шон поискал в траве и нащупал камень размером с апельсин. Он удобно лег в руку.
Они слышали, как приближаются зулусы: топот ороговевших ступней по земле, потом дыхание, хриплое и неровное, все ближе, пока воины вдруг не показались на вершине. С разгона они выскочили навстречу стоявшим в траве Мбежане и Шону. На их перекошенных от усталости лицах отразилось удивление – они ожидали увидеть добычу в полумиле от себя. Мбежане убил одного ассегаем, тот даже не успел поднять руку, чтобы защититься; острие вышло у него между лопаток.
Шон метнул камень в лицо другому. Раздался звук, словно лопнула зрелая тыква, и воин упал на каменную поверхность и покатился вниз, выронив ассегай.
Третий повернул было обратно, но Мбежане прыгнул ему на спину, повалил, сел сверху, дернул подбородок назад и вверх и перерезал горло.
Шон посмотрел на того, которого сбил камнем: головной убор с него слетел, а лицо перекосилось – Шон свернул ему челюсть. Он слабо дергался.
«Сегодня я убил троих, – подумал Шон, – и это было легко».
Он равнодушно наблюдал, как Мбежане подходит к его жертве и наклоняется. Раненый издал слабый звук и замер. Мбежане выпрямился и посмотрел на Шона.
– Теперь они не догонят нас до темноты.
– И только ночная обезьяна видит ночью! – ответил Шон.
Вспомнив шутку, Мбежане улыбнулся; от улыбки его лицо помолодело. Сорвав пучок сухой травы, он вытер им руки.
Ночь наступила как раз вовремя, чтобы спасти их. Шон бежал весь день, и наконец его тело начало протестовать и цепенеть; дыхание вырывалось болезненно, со свистом; телу нечем стало потеть.
– Еще немного, совсем чуть-чуть, – шепотом подбадривал его бежавший рядом Мбежане.
Погоня растянулась – самых сильных бегунов отделяло от них расстояние в милю, остальных было не видно.
– Солнце садится, скоро ты сможешь отдохнуть.
Мбежане протянул руку и коснулся плеча Шона. Странно, но это краткое прикосновение придало Шону сил. Он побежал увереннее, ровнее и реже спотыкался, спускаясь по следующему склону. Разбухшее красное солнце ушло за вершину, и долину окутала тень.
– Скоро, уже совсем скоро, – почти напевал Мбежане.
Шон оглянулся. Фигуры ближайших зулусов исчезли из виду. Шон подвернул ногу и тяжело упал. Лежа ничком, опустив голову, он чувствовал, как трава касается лица.
– Вставай! – в голосе Мбежане звучало отчаяние.
Шона болезненно вырвало небольшой лужицей желчи.
– Вставай! – Мбежане схватил его, поднял на колени. – Вставай или умрешь здесь, – пригрозил он. Взял Шона за волосы и безжалостно дернул. Заплакав от боли, Шон выругался и потянулся к Мбежане.
– Вставай, – дразнил Мбежане, и Шон с трудом встал. – Хорошо, – сказал Мбежане и подтолкнул его, и ноги Шона сами собой задвигались.
Мбежане снова оглянулся. Ближайший зулус был очень близко, он почти сливался с сумерками. Они побежали; Мбежане поддерживал Шона, когда тот спотыкался; Шон на каждом шагу хрипел, рот у него был открыт, язык распух, он с трудом втягивал воздух.
И вдруг, стремительно, как всегда в Африке, наступила ночь – краски исчезли, тьма скрыла все, кроме самых близких предметов. Мбежане непрерывно смотрел по сторонам, всматривался в тени во тьме, определял силу освещения.
Шон, не видевший ни зги, прислонился к нему.
– Сейчас попробуем, – принял решение Мбежане. Он остановил Шона и развернул его, направив под острым углом относительно прежнего курса. Они двинулись назад, к преследователям, по касательной: они пройдут совсем рядом с погоней, но темнота их не выдаст.
Шли шагом. Мбежане поддерживал Шона за плечо, не давая ему упасть; ассегай он нес в другой руке. Шон шел мало что осознавая, повесив голову.
Они слышали, как первые преследователи прошли в темноте в пятидесяти шагах от них. Голос по-зулусски спросил:
– Ты их видишь?
Другой ответил отрицательно.
– Растянемся – они могут повернуть в темноте.
Утвердительный возглас.
Голоса удалились, и беглецов снова окружили ночь и тишина. Мбежане заставлял Шона идти. Немного погодя вышла луна, стало светлее. Они продолжали идти. Мбежане постепенно поворачивал на прежний курс, к юго-востоку. Наконец под деревьями они наткнулись на ручей. Шон пил с трудом: горло распухло и болело. Потом в поисках тепла они прижались друг к другу на листве под деревом и уснули.
