15

После этих слов Мишелю никак не удавалось заснуть: неужели действительно Клаудио совершил все эти преступления? Его старый друг оказался безжалостным мстителем? Десять лет… Неужели такое в самом деле возможно? Десять лет во мраке и молчании вынашивать лишь ненависть? Десять лет замышлять кровопролитие, носить в себе одно-единственное чудовищное желание? Разве человек способен на подобное?

Он пытался воскресить в памяти другие эпизоды их совместной жизни в прежние времена: шутки, споры, глупости, интеллектуальные сражения. Искал в прошлом хоть одно малейшее указание, которое бы связало того Клаудио с его сегодняшним поведением, если, конечно, все это было правдой, но ничего не мог припомнить. На листке бумаге вслед за другими он записал и эту, последнюю фразу:

Однако ни на какие догадки она его не натолкнула. Когда он уже собирался лечь спать и принять снотворное, внезапно его осенила идея. Ну конечно, и как он раньше об этом не подумал: если фраза, найденная на теле Шилдса, — строка из «Одиссеи», быть может, и другие принадлежат перу классических авторов. Но где же найти всю требуемую литературу, в огромном объеме, учитывая, что эти слова ничего ему не говорят? Быть может, речь идет об известном фрагменте, может, это что-то простое и очевидное? Однако фраза казалась столь странной, что никакой контекст не приходил ему в голову. Впервые он понял: то, что сохранилось из античной литературы, — неохватная масса, способная обескуражить любого человека, которому пришлось бы в одиночку искать в ней слово, безымянное выражение… Человека… человека — конечно, но не обработчика данных… «Икарус»!

«Икарус» может найти любую ассоциацию на основе хотя бы двух слов в огромном собрании греческой, римской и латинской литературы, от Гомера до Исидора Севильского: пятнадцать веков человеческой мысли собраны на оптическом диске объемом в пять миллионов килобайт… Но как получить доступ к «Икарусу»? Доведено ли до конца создание программы и сканирование произведений? Он знал — нескончаемый каталог составляется «Бритиш информатикс» уже много лет и почти закончен, а вот банк данных пока что закрыт и не подключен к терминалам исследовательских институтов.

…Мирей! Ее родители — члены компании и входят в административный совет. А вдруг ей это удастся? Если она получит разрешение, то сможет отправиться в Лондон и послать запрос компьютеру: словосочетания «холодная печь» или «я нага», вероятно, будет достаточно, чтобы найти фрагмент, и даже если в переводе имеются неточности, компьютер все равно сможет узнать оригинальное выражение.

Он бросился в постель и выпил несколько капель валиума, чтобы немного поспать и справиться с охватившим его волнением, от которого, несомненно, мог бы бодрствовать остаток ночи.

Едва проснувшись, он позвонил Мирей. Ему повезло: из-за разницы часовых поясов она все еще оставалась дома.

— Мирей, мне нужна твоя помощь. Ты можешь решить проблему, в которой я увяз по уши.

— Как это так: за несколько часов ты вдруг полностью передумал: сначала гонишь меня, а теперь, оказывается, я тебе могу жизнь спасти? — сказала девушка с нескрываемой иронией.

— Мирей, я не шучу: речь идет о жизни и смерти, понимаешь? Так вот, у «Бритиш информатикс» есть программа «Икарус». На данный момент она недоступна простым смертным. Я хочу, чтобы ты получила разрешение на доступ, обратилась к программе с запросом и сообщила мне ответ.

Мирей какое-то время озадаченно молчала, а потом проговорила:

— Я должна спросить у отца…

— Знаю… Скажи ему, что это для тебя. Он не откажет тебе.

— Дело не в этом. Наши отношения…

— Мирей, повторяю: это вопрос жизни и смерти.

— Хорошо, я все сделаю.

— Спасибо.

— И лично привезу тебе результат в Афины.

— Да это попросту шантаж.

— Хочешь — соглашайся, хочешь — нет.

— Хорошо. А теперь возьми бумагу и ручку, я продиктую тебе несколько возможных сочетаний. Это послание на новогреческом. Я подозреваю, что оно представляет собой перевод с древнегреческого оригинала, понимаешь?

— Ясно. Ты хочешь, чтобы я установила фрагмент и автора.

— Если это возможно… и если я верно угадал.

Мишель продиктовал несколько вариантов фраз, которые предстояло распознать «Икарусу» на древнегреческом.

— Ты все записала? — спросил он в конце.

— Да, — ответила Мирей. — Странные слова, странные. Не знаю почему, но у меня от них мурашки по коже.

Если у Павлоса Караманлиса и оставались какие-то сомнения, беседа с Норманом Шилдсом полностью их развеяла: лишь один-единственный человек мог убить Джеймса Шилдса, Петроса Руссоса, Йорго Карагеоргиса и ранить Василиоса Влассоса. Тот же самый человек напоследок уготовил смерть и для него, капитана полиции Караманлиса. Он позволял ему свободно передвигаться и следил за каждым его шагом, играл с ним, быть может, как кошка с мышью. Он мог быть только Клаудио Сетти, тем более что надежных доказательств его смерти не существовало. Однако оставалась еще вероятность того, что кто-то по неизвестной причине хочет заставить всех поверить в то, что он — Клаудио Сетти.

Как следствие, он небезосновательно рассудил: убийца сначала снова попытается убрать Влассоса. Это давало капитану некоторое преимущество — возможность приготовить еще одну ловушку, на сей раз неминуемую.

Он вышел с пограничного поста в Сидирокастро в восемь часов утра и прогулялся в деревню, чтобы купить фету для своей жены. Выбрав большой кусок в бакалее, указанной ему сержантом, он купил также сосисок, свежего творога, хлеба и бутылку бочковой рецины. Примерно в половине девятого он двинулся на машине в направлении автострады, ведущей к Салоникам.

Чего он не мог себе объяснить, так это игры, которую вел Богданос, и рассказ Шилдса о встрече в Котронасе отнюдь не прояснял ситуацию.

У Караманлиса оставалось подозрение или, быть может, всего лишь ощущение, будто Богданос имеет отношение к убийству Карагеоргиса, но тогда почему же он фактически спас жизнь Влассосу и какова истинная причина его встречи с Шилдсом и Шарье?

Совершенно необходимо выяснить, на чьей стороне играет Богданос и каковы ставки. Он выехал на автостраду и двинулся дальше на приличной скорости: если вовремя приехать в Афины, можно попытаться связаться со старым другом из министерства обороны, если тот, конечно, еще служит, и задать ему еще кое-какие вопросы. Он перекусил прямо в машине и дальше ехал без остановок до самого центра Афин. С площади возле министерства он позвонил приятелю, но полученный ответ буквально парализовал его.

— Анастасиос Богданос мертв, друг мой.

— Мертв? Ты шутишь? Я разговаривал с ним несколько дней назад.

— Действительно, он умер совсем недавно. Похороны прошли в Волосе. Он ведь родом оттуда.

— Ты можешь точно сказать мне, когда именно это произошло?

— Погоди минутку, — сказал чиновник, — я должен справиться по документам… Ну вот, похороны состоялись в прошлый вторник.

— В прошлый вторник… А от чего он умер? — поинтересовался Караманлис.

— Насколько мне известно, он уже давно болел… Сердце, кажется. Ничего нельзя было сделать. Что еще ты хотел узнать? — спросил приятель.

— Ничего… пока ничего… Если что, я снова позвоню.

Караманлис проверил в своем еженедельнике: «прошлый вторник»… значит, Богданос умер дней через десять после их последней встречи в Портолагосе… странно… очень странно. Кроме того, от сердца… Ему вспомнилось, как адмирал быстро и легко поднимался в гору в ту ночь в Скардамуле. У человека с больным сердцем не такая походка. Он снова взял трубку и позвонил жене:

— Ирини, это я. Прости, но я сегодня вечером вернусь очень поздно или вообще не вернусь, я не знаю…

— Как же так? Ты ведь обещал приехать рано… Свежий сыр из Сидирокастро испортится…

— Ирини, прошу тебя, ну при чем здесь сыр… Прости, я не хотел тебя обидеть, но ты ведь понимаешь, какая у меня работа. Пока, может быть, вечером увидимся… Кто знает…

Он сел в машину и поехал обратно, включив сирену, чтобы прорваться сквозь городские пробки, добрался до автострады, после чего до упора вжал педаль газа в пол, выжимая из старого мотора всю мощность, на какую он еще был способен. В Волосе он оказался в половине третьего и сразу же отправился разыскивать кладбище.

Разумеется, оно уже закрылось. Ему пришлось звонить в муниципалитет, чтобы узнать имя и адрес сторожа, который мог бы ему открыть. Когда сторож повернул ключ в замке ворот, солнце низко стояло над горизонтом, склоняясь к закату. Кладбище находилось на холме, и с него хорошо просматривался залив Волоса, красный от закатных лучей. На востоке, над вершиной горы Пелий, уже сияла звезда.

— Можете показать мне, где похоронен адмирал Богданос?

Сторож снова закрыл калитку, впустив своего спутника, а потом указал рукой в дальний конец кладбища:

— Вон там, — проговорил он, — в мраморном павильоне — это фамильный склеп.

Караманлис поспешил в указанном направлении и вошел внутрь. Сразу бросалась в глаза погребальная ниша, где недавно прошло захоронение: плита блестела ярче других, на ней лежали свежие цветы. Несомненно, кто-то сменил их в тот же самый день. На плите большими бронзовыми буквами значилась простая надпись: только имя, фамилия и даты рождения и смерти.

Караманлис надел очки и подошел поближе, стремясь рассмотреть фотографию, и смятение охватило его, когда он увидел на ней человека с миниатюрным лицом, тонкими, обвислыми усами, с черными маленькими глазами. Прядь редких волос, зачесанных вперед, едва прикрывала совершенно лысый череп. Караманлис замер в молчании, пораженный, ошеломленный: похороненный человек — не адмирал Богданос! Или, лучше сказать, тот, кого он всегда считал адмиралом Богданосом, оказался обманщиком. Капитан вернулся обратно, к воротам, где его ждал сторож, чтобы закрыть кладбище.

— Вы родственник? — спросил он.

— Родственник? Нет… Мы были товарищами по оружию во время войны.

— Понятно, — сказал сторож, запирая замок.

Караманлис добрался до управления полиции в городе и велел передать фоторобот фальшивого адмирала Богданоса во все остальные полицейские управления по всей стране с предписанием немедленно установить местонахождение данного человека под предлогом того, что он предположительно обладает важной информацией, способной дать новый поворот делу о смерти Руссоса и Карагеоргиса. Он также отправил фоторобот в Скотланд-Ярд, добавив, что изображенный на нем субъект обладает сведениями, полезными для расследования убийства Джеймса Генри Шилдса. Позвонив в свое, афинское управление, он велел немедленно сообщать ему все новые данные и держать его в курсе не только в служебное время, но и вне его.

Он понимал — его надули. Десять лет назад этот человек забрал у него Клаудио Сетти и, конечно же, спас юноше жизнь. Его обвели, как новичка, но по крайней мере теперь он хотя бы сорвал с мнимого Богданоса маску и больше на эту удочку не попадется. Теперь оставалось выяснить, кто десять лет скрывался под именем адмирала Анастасиоса Богданоса. У Караманлиса было только его изображение, но, быть может, этого достаточно. Ведь рано или поздно он получит новости из какого-нибудь уголка Греции или же из Англии. Если потребуется, он прибегнет к помощи Интерпола. Отныне игра будет вестись не на жизнь, а на смерть.

Домой он вернулся незадолго до десяти.

Жена открыла ему дверь и задержалась на минуту, разглядывая его. Он стоял на лестничной площадке со свертком феты в одной руке и бутылью рецины в другой.

— Ты плохо выглядишь, — сказала она. — Что случилось?

Мирей не просила отца о личных одолжениях вот уже по крайней мере пару лет, то есть с тех пор, как начались ее отношения с Мишелем. Придумать вескую и правдоподобную причину, чтобы попросить Ги-Франсуа Сен-Сира открыть ей доступ к «Икарусу», не являлось ни легким, ни приятным предприятием. Но она готова преодолеть все, лишь бы воссоединиться с Мишелем и вернуться в его жизнь, откуда чувствовала себя вот уже какое-то время исключенной. В ней по-прежнему жило воспоминание о той ночи на улице Орфевр в Гренобле. Оно вызывало в ней беспокойство и тревогу, и странные слова, смысл которых ей теперь предстояло расшифровать, еще больше увеличивали их.

— Меня интересует определенный род терминологии в античной литературе, — сказала она, — для одной статьи, а «Икарус» за полчаса сообщит мне то, на что иначе потребуются долгие месяцы работы. Но я не хочу создавать для тебя проблемы: если ты сможешь мне помочь, я буду признательна… Если же это окажется трудно для тебя, не стоит. Я поеду в Соединенные Штаты: там в ряде университетов есть интересующие меня библиотеки. Кажется, в Стэнфорде и Лос-Анджелесе.

Одной только мысли о том, что Мирей отправится в эти безумные уголки Калифорнии, по его представлениям, рассадники наркотиков и ненормальных, хватило графу Сен-Сиру для оказания девушке поддержки во всем. Кроме того, ему понравилось, что дочь снова прибегла к его помощи.

Мирей пришлось прождать несколько дней, прежде чем пришло разрешение из Лондона. Тем временем она поддерживала связь с Мишелем каждый раз как могла. А он параллельно, чтобы не терять времени, начал свое исследование и изучал в Национальной библиотеке Афин тексты, где могли содержаться интересовавшие его фразы. Однако он продвигался на ощупь: Ветхий Завет в издании семидесятых годов, а также Афиней, Аполлодор, Дионисий Ареопагит, патристика, Лукиан. Кроме того, он побывал в отделе кадастра, попытавшись выяснить, кому принадлежит здание на улице Дионисиу, 17, но чиновник не мог сразу ответить. Мишель попробовал было дать ему вознаграждение, но это не слишком улучшило положение вещей, ведь другие люди тоже давали служащему деньги, рассчитывая свести к минимуму формальности, и все возвращалось на круги своя.

Мирей удалось получить доступ к «Икарусу» только в середине октября — именно тогда пришло официальное уведомление компании. Она явилась в назначенное место во всем блеске стиля и элегантности, достойных ее красоты и социального статуса. Ее сразу же провели к директору, и тот задержал ее на некоторое время, скорее для приятной беседы, чем из формальных соображений, после чего вверил доктору Джонсу, инженеру, который должен был помочь ей ввести в «Икарус» запрос. Застенчивый молодой человек с веснушчатым лицом и рыжими волосами, несомненно, впервые в жизни встречал женщину, настолько умную, чтобы вести диалог с «Икарусом», и настолько красивую, что у него тряслись колени и путались мысли. Все его попытки быть любезным оказались неловкими, комплименты — нелепыми и неуместными, но Мирей все равно улыбалась, пока они шли по длинному коридору и спускались на лифте в стерильного вида подвал, освещенный ровным светом, где хранились все самые важные компьютерные секреты компании, где на диске размером в несколько десятков квадратных сантиметров были собраны все знания, уцелевшие после крушения античного мира.

Мирей не хотела, чтобы ее отец раскаивался в том, что помог ей попасть в центральный офис компании, а посему для начала задала компьютеру несколько незначительных вопросов, которые подтвердили бы в случае необходимости, что она действительно пришла с той целью, о какой заявляла. Но ей не терпелось набить на клавиатуре последовательность фраз, записанных в ее блокноте.

— Доктор Джонс, — сказала она, выбрав подходящий момент, — я не знаю, как благодарить вас. «Икарус» — действительно чудесная машина. Он сэкономил мне долгие месяцы работы и трудоемких поисков.

— О, я ничего не сделал. Напротив, я получил массу удовольствия, находясь в вашем обществе. Видите ли, мне не каждый день выпадает случай сидеть рядом с такой красивой девушкой, как вы. Знаете, у разумных машин есть еще одно преимущество: они невосприимчивы к женским чарам и могут работать совершенно правильно и рационально… Я хочу сказать, человек пришел бы в смущение при виде такой… по крайней мере человек вроде меня…

— Очень мило с вашей стороны говорить мне подобные вещи, доктор Джонс.

Джонс сглотнул слюну.

— Вы уверены, что больше ни о чем не хотите спросить нашу программу?

— Сейчас, когда вы сказали, я вспомнила — у меня есть несколько цитат, давным-давно выписанных из одной книги, и мне интересно было бы определить источник… Но я не хочу слишком злоупотреблять вашей любезностью. Эти вещи имеют второстепенное значение.

— О, прошу вас, мне будет только приятно, правда. Скажите, о чем идет речь?

— Вы, разумеется, знаете греческий.

— Конечно, мисс, учитывая, что я много работал над программой «Икаруса».

— Так вот, я подумала о фразах, которые мой друг перевел на современный язык с древнегреческого. Мне хотелось бы установить оригинал. Вот они: «Я нага и мерзну» и «Ты положил хлеба в холодную печь». — Она показала записи в своем блокноте. — Одно из этих предложений может оказаться оригинальным текстом.

— Очень странные предложения, — проговорил Джонс.

— Действительно.

— Хорошо. Сейчас попробуем.

Инженер набил на клавиатуре первую фразу, после чего задал опцию «Поиск». На экране очень быстро замелькали цифры, соответствующие файлам, которые читала машина. Внизу появилась надпись: «ESTIMATED SEARCH TIME: EIGHT MINUTES».

Восемь минут! Потрясающая машина способна прочесть и распознать всю дошедшую до нас классическую литературу за восемь минут!

— Он нашел, — произнес вдруг инженер. — Смотрите, мисс, он нашел.

Вверху справа мерцающая голубая лампочка уведомляла об окончании поиска, а на экране в это мгновение появилась точная цитата из источника: «ORACLES OF THE DEAD, APUD HERODOT. V, 92,2».

Джонс обернулся к девушке с выражением некоторого замешательства на лице:

— Это «Оракул мертвых», мисс, цитата из Геродота.

Геродот… Кто знает, что за мудреные исследования ведет сейчас Мишель… Почему он всегда задумывается о самых сложных вещах?.. Геродот! Вот и сейчас…

— А теперь посмотрим, кому принадлежит эта фраза, — продолжил Джонс и набил на клавиатуре второй запрос. На сей раз «Икарус» ответил через секунду: «SEE MELISSA». А потом еще: «PERIANDER'S DEAD WIFE».

— Фраза принадлежит Мелиссе, умершей жене Периандра, тирана Коринфа, если не ошибаюсь.

«CORRECT», — ответил «Икарус» на запрос о подтверждении.

— А сейчас посмотрим, как обстоят дела со второй цитатой, — сказал Джонс и набил на клавиатуре первый вариант из того, что Мирей записала в своем блокноте.

«NOT FOUND, — ответил „Икарус“ через несколько минут и добавил: — SEARCHING FOR A SIMILAR EXPRESSION».

Прошло еще несколько минут, на протяжении которых на экране висело окно, и компьютер анализировал все возможные грамматические и стилистические варианты, выдаваемые ему его бесконечной филологической памятью. Мирей была поражена.

— Невероятно, — бормотала она, не отрывая глаз от экрана. — Фантастика…

Вдруг на маленьком дисплее высветилась фраза: «SENTENCE NOT AVAILABLE IN DIRECT SPEECH».

— Этого предложения не существует в прямой речи, в таком виде, в каком вы его записали, — пояснил Джонс. — Попробуем косвенную речь. — И набил на клавиатуре: «TRY INDIRECT SPEECH».

«Икарус» вновь принялся за работу и через несколько секунд безапелляционно заявил: «ORIGINAL SENTENCE FOUND». Потом последовала фраза на древнегреческом: «TTI ЕРМ PSYCHRTN TTN MPNTN TOOS 'ARTOUS 'ЕРИВALE» — и в заключение указание на источник: «ORACLES OF THE DEAD, APUD HERODOT. V, 92,3».

— Странно, — сказала Мирей. — Быть может, это тот же самый фрагмент?

— Нет, не тот же самый, мисс: вторая фраза относится к следующему фрагменту. Подождите, я запрошу текст всей главы.

Через несколько мгновений на экране появилась 92-я глава пятой книги Геродота. Они оба молча прочли текст, после чего Джонс не без лукавства произнес:

— Довольно скабрезная история, мисс.

— Да, — ответила Мирей, находясь в некотором смущении. — Интересно, что она может означать в том контексте, в каком я видела эти фразы?..

— «Икарус» уже распечатывает все операции, которые мы у него запрашивали. Если вам нужно больше одной копии, нужно послать дополнительный запрос.

— Да, сделайте мне все в паре экземпляров, пожалуйста.

— Последний текст тоже, мисс?

— Да, последний тоже.

Джонс собрал бумаги, выходившие из принтера, сложил их в папку и вручил Мирей. Та горячо поблагодарила его.

— Вы сразу же возвращаетесь во Францию? — осмелился спросить Джонс вполголоса.

Мирей взглянула на часы:

— Если потороплюсь, еще успею сесть на самолет в 19.30 из Хитроу. У меня правда нет слов, чтобы выразить вам мою признательность, доктор Джонс. Попрощайтесь за меня с директором, хорошо?

— О да, конечно, — пробормотал Джонс разочарованно. Они вошли в лифт, и в этот краткий вынужденный миг близости он хотел было предпринять еще одну попытку, но, когда ему показалось, что он нашел в себе достаточно мужества, лифт уже остановился и дверь открылась.

— Еще раз большое спасибо, — сказала Мирей и пошла прочь по коридору, ведущему к выходу. Джонс какое-то время смотрел, как мягко покачиваются ее бедра под белой льняной юбкой, краснея от мыслей, наполнявших его голову, а потом прокричал ей вслед:

— Приезжайте к нам, если еще понадобится, в любое время!

Мирей обернулась, улыбаясь, помахала рукой на прощание и вышла из здания. Она стала разыскивать Мишеля: позвонила ему из первой же телефонной будки, а потом еще раз — из аэропорта, но безрезультатно. Мишель в это время предавался бессмысленному и утомительному занятию — просматривал тексты античных трагедий в Национальной библиотеке. Она дозвонилась ему уже после полуночи из ресторана на автостраде:

— Миссия выполнена, профессор.

— Мирей, тебе правда удалось?

— «Икарус» — потрясающая машина. Ему понадобилось чуть более четверти часа. Обе фразы взяты из фрагмента Геродота…

— Геродота? О Боже мой, я поверить не могу.

— Да, Геродот, книга пятая, 92, фрагменты 2–3. Это «Оракул мертвых»… Послание пришло с берегов Ахерона.

Павлос Караманлис прибыл в управление полиции, уверенный в том, что его ждут сведения, относящиеся к фотороботу, разосланному им по всей стране, но капитана ждало разочарование. На его столе скопилось весьма значительное количество донесений: ответ везде отрицательный. Никто как будто никогда не видел этого лица, не считая агентов в Скардамуле и Иеролимине, но им он даже не стал отправлять фоторобот.

Караманлис попросил о встрече своего приятеля из Министерства обороны и пригласил его на ужин в таверну.

— Послушай, — сказал он, — возможно ли, что в ваши картотеки вкралась ошибка… Ну, не знаю, например, одного человека приняли за другого?

— Совершенно исключено. Но почему ты спрашиваешь?

Караманлис вынул из кармана копию фоторобота человека, которого разыскивал:

— Ты его когда-нибудь видел?

Приятель покачал головой.

— Присмотрись хорошенько, — настаивал Караманлис, — это очень важно. Ты уверен, что никогда прежде его не видел?

— Абсолютно уверен. Такое лицо нелегко забыть.

— Ну так вот, я за последние десять лет много раз встречался с этим человеком и считал, что это и есть адмирал Богданос. Так он мне представился десять лет назад, и я был уверен, что это правда.

— Но адмирал Богданос был другим, совсем другим. Боже мой, как такое возможно! Такой человек, как ты? И ты не счел нужным навести справки?

— Я позвонил тебе, ты дал соответствующую информацию. Мне и в голову не пришло просить тебя описать его внешность. Кроме того, он был всегда так полно и глубоко осведомлен обо всем, так решительно настроен и столь неизменно, черт возьми, появлялся в нужное время и в нужном месте, — я и подумать не мог, что это может быть кто-то другой.

— Еще ты сказал, будто недавно видел его.

— Да. Благодаря ему удалось спасти шкуру одному из моих людей, сержанту Влассосу.

— То самое происшествие в Портолагосе?

— Да. Мы пытались скрыть все от прессы, но очевидно, тут мы имеем дело с человеком, прикончившим Руссоса и Карагеоргиса.

— Возможно.

— Я должен найти его, понимаешь? Упустив это дело из рук, я погибну, ведь я сейчас — меж двух огней… С одной стороны — начальство: они уже начали что-то подозревать и, может быть, открыли свое расследование, с другой стороны — экзальтированный безумец…

— Ты хочешь сказать, он и на тебя охотится?

— Я абсолютно в этом уверен.

— А кем для тебя является тот человек?

— Всем. Быть может, спасением…

— Что он знает о тебе?

— Много… слишком много.

— А ты о нем?

— Ничего. Я даже не знаю его имени.

— У тебя по крайней мере есть какой-нибудь след?

Караманлис покачал головой:

— Золотой сосуд, десять лет назад пропавший из Национального музея, в ночь штурма Политехнического. Он явно очень важен для него.

— А где он находится сейчас?

— Неизвестно. Быть может, мнимый адмирал кому-нибудь его отдал или продал…

— Это всё?

— Всё, или почти все, — подтвердил Караманлис.

Они закончили ужин, официант принес кофе. Посетители за одним из соседних столиков принялись петь, а между песнями поедать фисташки, запивая их вином, и громко обсуждать новый футбольный сезон.

— Практически ничего. Очень странное дело, слишком странное… Что-то в нем ускользает от обычного понимания. Не знаю, что именно, но чувствую. Когда ты выяснил, что этот человек — не тот, за кого себя выдает?

— Когда ты сообщил мне о смерти адмирала. Это показалось мне невозможным, и я отправился прямиком в Волос, на кладбище… Я видел его фотографию.

— Послушай, у меня есть к тебе предложение. Учитывая, что на руках у тебя ничего нет, может, и это средство сгодится… Есть люди, которые просто по фотографии или по похожему рисунку могут установить местонахождение изображенного там человека, как радар обнаруживает объекты в небе или на море…

Караманлис улыбнулся.

— У меня действительно такой плачевный вид, что ты посылаешь меня к колдуну и предлагаешь заняться гаданием на кофейной гуще?

Собеседник едва ли не обиделся.

— Человек, о котором я тебе говорю, — не колдун. Но он обладает исключительными способностями. Говорят, с ним в критических ситуациях консультировались представители правительства и самого президента. Он живет совсем один в лачуге на горе Перистери и питается плодами, растущими в окрестностях, да молоком овец и коз, которые делят с ним жилище. Никто не знает, сколько ему лет, никому не ведомо даже его имя. Отправляйся туда и покажи ему это изображение, опиши сосуд, таким, каким его помнишь… Он сумеет восстановить полную картину… Он может путешествовать, куда пожелает, в любое время, на любые расстояния. Он… калликантарос.

В маленькой таверне осталось всего несколько посетителей. В углу старик, вероятно, пьяный, спал, положив голову на стол. Караманлис встал и надел пиджак.

— Я должен подумать, — сказал он. — Не каждый день совершаешь подобные вещи… Я должен подумать.