13
Портолагос, Фракия
27 августа, 23.30
По-прежнему влажный мрак ночи прорезали крики и оклики, нарушали лучи электрических фонариков, разрывал все более близкий и настойчивый лай собак. Прижавшись к стене старого деревенского дома, Клаудио дрожал от напряжения и тревоги. Его все еще обуревала ярость оттого, что он не сумел расправиться с самым ненавистным из своих врагов, и испуг, вызванный неожиданной развязкой операции, задуманной и подготовленной для него адмиралом Богданосом, ведь прежде он считал ее надежной и неотвратимой.
Сейчас он чувствовал себя загнанным зверем, скорпионом, попавшим в огненный круг. Он порывисто сжимал в руках смертоносный лук «Пирсон» из тонкой стали, при помощи которого изрешетил тело Влассоса, и готовился биться насмерть. Он скорее позволит псам разорвать себя, чем сдастся. Но по мере того как крики людей и лай собак приближались, в его душу начинало закрадываться подозрение — а вдруг Богданос бросил его на произвол врагов.
Ему показалось, будто он слышит треск ломаемых ветвей. Он приоткрыл дверь и посмотрел туда, где простирались заросли кустарника и сухостоя, уходящие в сторону лагуны. Среди испарений, поднимавшихся в эту ночь от бухты и от только что выпавшего дождя, едва заметно виднелась фигура человека. Никаких сомнений — к нему двигался адмирал Богданос. Клаудио поверить не мог, что при подобных обстоятельствах, в такой час, после всего случившегося адмирал мог идти столь спокойной и уверенной походкой, величественной и беззаботной одновременно.
Когда Богданос вошел, Клаудио почти набросился на него:
— Почему вы не дал и мне прикончить эту свинью, зачем вы велели мне прийти сюда? Мы окружены, и нам практически негде укрыться.
— Для начала давай отправимся в безопасное место, сынок, а потом я все тебе объясню. Этот дом в древности был монастырем. Его колодец соединен с римским резервуаром, который монахи использовали как хранилище пресной воды. Следуй за мной, у нас мало времени.
Они выбрались на задний двор и подошли к колодцу, по всей видимости, долгое время стоявшему без употребления.
— Я сейчас опушу тебя при помощи цепи. Примерно на середине спуска ты обнаружишь устье прохода, ведущего в резервуар. Раскачайся и прыгай туда, а потом сиди там и никуда не двигайся. Я опущу вниз другой конец и, таким образом, тоже смогу спуститься, пока ты будешь держать цепь. Вот фонарик. Оставь мне лук, я отдам его тебе позже.
— Хорошо, — согласился Клаудио, — но нужно торопиться: лай собак все приближается. Проклятие, такое впечатление, что на сей раз нас ждали.
— В каком-то смысле так оно и есть. Наш главный противник — не только человек безжалостный и бессовестный, он еще и умен. Но он не знает, что мы предугадываем его шаги… Ну вот, сынок, если я правильно помню, ты сейчас опустился на нужную глубину. Вход должен быть где-то перед тобой.
— Да, адмирал, я его вижу. — Луч фонаря задрожал в колодце, отчего отблески света заплясали по стенам, а потом вдруг пропал, словно его поглотило ничто.
Голос Клаудио теперь звучал приглушенно.
— Вы можете спускаться, адмирал, но прежде отмотайте цепь побольше: так мне трудно держать.
Богданос опустил цепь вниз еще на метр или два и, убедившись, что на том конце ее достаточно хорошо натянули, начал, в свою очередь, спускаться, перекинув лук через плечо. Лай собак раздавался теперь совсем близко. Добравшись до отверстия, Богданос протянул лук Клаудио и вполз в коридор, предусмотрительно забрав с собой цепь, не позволив ей упасть на дно колодца.
— Почему вы не бросили ее? Мы в любом случае не сможем больше воспользоваться ею, чтобы подняться.
— Ты скоро поймешь, — ответил Богданос. — А теперь погаси фонарь.
Через несколько минут подошел отряд полицейских с собаками. Ищейки начали скрестись в дверь дома, потом добрались до колодца, вернулись назад, снова растерянно побежали к колодцу, визжа и скуля.
— Кажется, они почуяли что-то тут, поблизости, — сказал один из агентов.
— Обыщите дом, — приказал командующий офицер. — А я проверю колодец. — Он заглянул вниз и осветил шахту ярким лучом фонаря. — Здесь ничего нет, — объявил он, внимательно все осмотрев. После чего вернулся в дом, ожидая, пока его люди закончат обыск.
— Ну так вот, — сказал Богданос, — если б я бросил цепь, полицейский увидел бы концентрические круги на поверхности воды и понял бы — кто-то не так давно бросил или уронил что-то в колодец. Он начал бы подозревать и, быть может, спустился бы… Кроме того, цепь может нам пригодиться.
Они пошли по проходу, поросшему большими пучками венерина волоса, освещая себе путь фонариком, и через полчаса добрались до большого резервуара, castellum aquarium, древнего акведука.
Гениальная конструкция, — проговорил Богданос. — Когда из-за дождей или таяния снегов вода в колодцах поднималась, она устремлялась в этот резервуар, откуда поступала в другие колодцы, расположенные в более засушливых районах или испорченные соленой водой, а все отложения оставались здесь. — Он обошел резервуар кругом и выбрал один из отходящих из него коридоров. — В те времена уровень воды, разумеется, был гораздо выше. Как видишь, сейчас она повсюду стоит довольно низко.
Клаудио молча следовал за ним, сжимая в правой руке огромный лук. В какой-то момент венерин волос стал уменьшаться в размерах, а потом уступил место лишайникам. Судя по всему, коридор увел их далеко прочь от влажных окрестностей лагуны.
— Мы почти выбрались, — сказал Богданос, оборачиваясь. Через несколько минут он остановился у черного проема и знаком велел Клаудио подойти. — Иди вперед, сынок, здесь находится колодец, через который мы поднимемся. Он наполовину разрушен, но можно выбраться, цепляясь руками и ногами.
Клаудио выбрался наружу первым, Богданос вскоре присоединился к нему. Они очутились среди груды развалин недалеко от моря, в нескольких десятках метров на юг от шоссе на Комотини. Потом они двинулись дальше и шли, пока не достигли берега моря. Невдалеке горел свет — возможно, небольшая беседка на пляже, — и оттуда доносились звуки песни, смешивавшиеся с шумом прибоя. Богданос опустился на песок.
— Как ты чувствуешь себя? Садись тоже, садись.
— Адмирал, — сказал Клаудио, усаживаясь рядом, — почему на этот раз мы потерпели неудачу?
Богданос опустил голову:
— Мы действовали слишком дерзко, мальчик мой, но нам удалось уйти… А теперь, сам понимаешь, нам придется приостановить наши действия на какое-то время. Вся греческая полиция будет охотиться за нами, ведь мы хорошенько расшевелили осиное гнездо. Влассоса надолго окружат непроницаемой защитой, да и Караманлис не идиот: он не даст застать себя врасплох. Цель достигнута, третье послание тоже вручено. Вот увидишь, вскоре оно окажет свое действие…
— Я не понимаю, как вы можете быть столь уверены… Мне невыносима мысль о том, что эти двое ускользнут от меня. Я больше не человек и никогда уже им не буду — по их вине, только по их вине… Мы должны довести дело до конца, понимаете? С вами или без вас, но я должен довести дело до конца… И только потом, быть может, мне удастся снова начать вести какое-то подобие жизни…
Низко над горизонтом, в пелене туч и пара, заходила в это время большая красная луна, отбрасывавшая на море длинный шлейф кровавых отблесков. Богданос внезапно обернулся к нему:
— Ты должен дождаться подходящего момента, мальчик, должен, понимаешь меня? Выбора нет… Я помешал тебе расправиться с Влассосом, потому что с минуты на минуту тебя обнаружил бы Караманлис. Все и так хорошо получилось. Ты нанес жестокий удар. Я видел его, когда помогал Караманлису уложить его в лодку. Он был в нескольких местах пронзен стрелами, одежда его насквозь пропиталась кровью… — Он протянул руку и погладил древко большого лука «Пирсон»: — Это по-прежнему лучшее оружие, — проговорил он, — точное, бесшумное, а современная техника делает столь совершенные жемчужины… Когда-то их нужно было смазывать, разогревать на огне…
— Я хочу, чтоб он умер.
— Ты его получишь.
— Когда?
— Не сейчас.
— Когда?
— И не здесь.
— Так как же?
— Сначала мы должны собрать тех, кто остался, всех троих, и Влассоса тоже, если он выживет. Мы должны увести их далеко отсюда, очень далеко, туда, где они не найдут больше помощи и опоры, где они будут полностью в нашей власти… Доверься мне — в надлежащий момент каждый из них, сам того не сознавая, отправится по дороге, которая приведет его к смерти. Они погибнут все вместе, в один день, от твоей руки. Дни станут гораздо короче, бледное солнце будет стоять низко над горизонтом, настанут дни убийства и кровопролития, как те, когда они пролили слезы и кровь невинного создания, растоптали тело и душу.
Клаудио не отвечал, он смотрел, как край луны тонет на жидкой границе горизонта, и лил слезы, горше, чем волны, явившиеся умереть у его ног. Потом он нарушил молчание:
— Адмирал?
— Да, сынок.
— Кто был тот человек, которого я убил в Македонии?
— Ты разве не узнал его? Человека, говорившего по-английски, он работал вместе с Караманлисом в ту ночь.
— Да, я узнал его, но кто он такой?
— Ты действительно хочешь знать?
— Да.
— Это был Джеймс Генри Шилдс.
— Шилдс?.. Быть может, он…
— Да. Отец Нормана.
Клаудио опустил голову, спрятал ее в коленях:
— Это… Норман предал меня?
— Нет. Мишель.
Клаудио внезапно распрямил плечи, словно его ударили хлыстом, а потом снова согнулся и долго беззвучно плакал. Богданос протянул руку, собираясь погладить его по спине, но не осмелился прикоснуться. Потом поднялся:
— Я должен идти. Не хочу давать почву для подозрений Караманлису. Напротив, я должен доказать ему, что он может мне доверять.
Он достал из кармана платок и отер им кровь с небольшой ранки на руке Клаудио. Тот оцарапался, пока бежал через заросли кустарника.
— Мы еще много дней не увидимся, — сказал Богданос. — В ночь на 11 ноября ты должен оказаться в Эфире, на мысе Киммерий. Это будет годовщина сражения в Политехническом. А до того дня поостерегись и не допускай ошибок. Прежде чем окончится год, все будет завершено, но нас ждет долгий путь. Все произойдет далеко, очень далеко отсюда.
Клаудио поднял голову и посмотрел на него:
— Адмирал… если со мной что-нибудь случится, если я попаду в западню, если меня убьют… Вы доведете дело до конца?
Богданос пристально посмотрел на него взглядом, полным огня:
— Ты не должен даже говорить подобные вещи. Ты нанесешь удар, в нужный момент ты нанесешь удар твердой рукой, за Элени, за себя… и… и за меня тоже. Прощай, сынок.
— Прощайте, адмирал.
Богданос растворился в прибрежном мраке, и Клаудио остался наедине с морскими волнами и с растрепанными тучами на небе. Он отодвинулся под отрог скалы, укрывшей песок от дождя, и, под конец сраженный усталостью, заснул. Ему снилось, как взошло солнце; Элени, нагая, вышла из волн и побежала навстречу ему, сверкая, словно утренняя звезда.
Капитан Караманлис, сидя за рулем своей служебной машины и нервничая, готов был прикурить сигарету из пачки, которую всегда носил в кармане, хотя и бросил курить, но сдержался: ведь последнее слово еще не сказано. Не все патрули еще сообщили об окончании прочесывания местности, надежда по-прежнему оставалась. Он включил лампочку на бардачке и достал оттуда топографическую карту, крестиком отметив все секторы, уже проверенные его людьми. Увы, оставалось очень мало. Подняв голову, он вдруг увидел перед собой в слабом луче фар адмирала Богданоса и невольно вздрогнул. Достав из кармана зубочистку и пожевывая ее вместо сигареты, он вышел из машины:
— Откуда вы взялись?
— Вы поймали его?
— Нет, не поймали. По крайней мере пока. А вы-то откуда взялись?
— Сомневаюсь, что его задержат. Если я оттуда вышел, значит, и он тоже смог выбраться.
— Вы хотите сказать, будто выбрались из окружения незамеченным? Я не могу в это поверить.
— Хорошо. В таком случае спросите у своих патрульных, видел ли меня кто-нибудь. Увидите, им не найдется что ответить.
— Как, по-вашему, человек, вдобавок ко всему раненный, мог сбежать от десятка патрулей и от шестидесяти полицейских?
— Не спрашивайте об этом у меня, Караманлис. Этот тип уже продемонстрировал нам свою необыкновенную изворотливость. Быть может, ему помогли дождь, темнота, ошибки ваших людей… Причин множество. Я нашел кое-какой след. — Он протянул капитану окровавленный платок. — Как видите, я не ошибся, когда сказал вам, что ранил его. Платок валялся в зарослях плакучей ивы с северо-восточной стороны лагуны. Отдайте его на анализ и определите группу крови. Если я ничего не путаю, у вас в руках был медальон с группой крови Клаудио Сетти. Надеюсь, вы ее помните или где-нибудь записали. Если данные совпадут, по крайней мере у нас окажутся достаточно надежные доказательства. Мы будем знать наверняка, кого искать.
Караманлис улыбнулся странной улыбкой:
— Благодарю вас. Я все тщательно проверю, но я, как всегда, не знаю, где искать вас, чтобы сообщить о результатах расследования.
— Не беспокойтесь. Я сам вас найду. Ведь мне всегда это удавалось?
— Да.
— Прощайте.
— Прощайте, адмирал.
Караманлис снова сел в машину и по очереди вызвал для отчета все патрули без особой надежды. Что-то подсказывало ему — результат везде будет отрицательным.
Получив последние неутешительные известия, он отключил рацию и вернулся в больницу. Уже почти рассвело. Василиоса Влассоса к тому времени перевели из операционной в приемный покой. Операция продлилась почти два часа. Ему сделали еще одно переливание крови. Он в полубессознательном состоянии лежал на своей койке.
— Он пережил ужасное потрясение, — сказал врач. — У любого бы на его месте сердце разорвалось. Однако теперь уже все позади. Через несколько дней он поправится. Однако еще достаточно долго ему нужно будет делать капельницы — до тех пор, пока швы в кишечнике полностью не рассосутся. К сожалению, он лишился одного яичка: стрела его попросту разорвала.
— Благодарю вас, доктор, за все, что вы сделали.
— Не стоит, — ответил врач. — Сейчас придет медсестра и отдаст вам стрелы, которые мы извлекли. Полагаю, они являются уликами.
— Да. Еще раз спасибо, доктор.
Караманлис остался еще ненадолго и дождался медсестру. Она вручила ему пластиковый сверток, перевязанный резинкой. Он открыл его и внимательно изучил древки. На всех была написана одна и та же фраза, не менее странная, чем предыдущие. Он все еще продолжал вращать стрелы в руках, когда Василиос Влассос открыл глаза.
— Тебя прооперировали, Влассос, ты должен лежать спокойно. Операция была тяжелой, из тебя извлекли вот это, — сказал Караманлис, показывая сержанту стрелы. — В тебя их много засадили: одна проткнула кишечник и оторвала одно яичко, но доктор говорит, не стоит волноваться, все хорошо. У тебя еще осталось второе, старик… А ведь такому, как ты, и этого за глаза хватит, верно?
Влассос шевелил губами, словно хотел выговорить какое-то слово, но ничего не было слышно.
— Ты не должен напрягаться, — повторил Караманлис, — расскажешь мне все, когда выздоровеешь.
Влассос знаком попросил его подойти поближе, голос сержанта звучал чуть громче шепота:
— Я его убью, капитан, я оторву ему яйца, этому ублюдку, этому сукину сыну, я… я…
— Да, конечно. А сейчас успокойся, постарайся отдохнуть.
Влассос с трудом приподнялся на локтях:
— Капитан, вы должны пообещать, что позволите мне убить его собственными руками.
— Ложись, упрямец ты эдакий. В тебе полно швов, снаружи и изнутри. Если какой-нибудь из них разойдется, ты истечешь кровью и на этот раз действительно сдохнешь.
— Обещайте мне…
Караманлис кивнул:
— Да. Обещаю тебе. Когда мы арестуем его, я отдам его тебе. Делай с ним что хочешь.
— Спасибо, капитан… А как моя подруга?
— С ней все в порядке. Ее отвезли домой. Она всего лишь испугалась, но чувствует себя хорошо. Ей сразу же сообщат, что операция закончилась успешно, и она сможет навестить тебя.
Влассос откинулся на свою подушку, губы его сложились в тупую, свирепую улыбку. Караманлис положил ему руку на плечо:
— Мы возьмем его, старик. Будь уверен, рано или поздно мы его схватим.
Он выехал из больницы на рассвете, когда улицы начинали оживать и наполняться повседневным шумом.
Клаудио разбудили первые лучи солнца и колокольчики пасущегося стада. Он поднялся, привел себя в порядок, а потом сел, прислонившись спиной к скалам, стараясь походить на туриста, решившего во время утренней прогулки посмотреть на восход солнца.
— Кто ты? — раздался рядом пронзительный голос.
Клаудио обернулся и обнаружил перед собой пастуха — мальчика лет тринадцати.
— Я итальянский турист. Решил прогуляться и посмотреть на восход солнца. А тебя как зовут?
— Меня зовут Стелио… Ты знаешь, что это за место?
— Кажется, окрестности Мессемврии.
— Это Исмар, город киконов. Здесь высадился Одиссей, возвращаясь из Трои. Здесь он взял то вино, которым после напоил циклопа… Как это ты — турист, а таких вещей не знаешь?
Клаудио улыбнулся:
— Конечно, знаю, но я не думал, что это именно то место. А тебе откуда все это известно?
— Мне сказал мой учитель. Хочешь познакомиться с ним? Он живет вон там. — И он указал пальцем на белый домик, стоявший на небольшом мысе.
— К сожалению, сейчас я не могу, но в другой раз — может быть, если я сюда еще вернусь.
— Хорошо, — ответил мальчик, — ты всегда сможешь легко меня найти. Я каждое утро пасу здесь овец.
Клаудио встал, попрощался с пастухом и отправился в сторону шоссе. Некоторое время он шел вдоль обочины дороги, голосуя, пока наконец не остановился направлявшийся в Турцию грузовик, взявший его на борт. Через час тяжелый тягач подъехал к таможенному кордону, и водитель протянул полицейскому два паспорта: турецкий на имя Тамера Унлоглу, проживающего в Урфе, и итальянский на имя Дино Ферретги, проживающего в Тарквинии.
— А, итальянец, — воскликнул офицер, пребывавший в хорошем настроении. — Спагетти, макароны!
Клаудио подождал, пока ему вернут паспорт с отметкой, и, в свою очередь, помахал ему рукой:
— Да, да, друг: спагетти, макароны и… и все такое.
Грузовик снова двинулся в путь, проехал по мосту через Эврос и несколько минут спустя остановился на турецкой границе. Клаудио вышел заполнить бланки, необходимые для получения въездной визы, и поменять немного денег, после чего стал ждать водителя. Они миновали Ипсалу и Кесан, где водитель свернул на юг, в сторону Чанаккале, а Клаудио покинул грузовик, отправившись пешком по направлению к Стамбулу. Через несколько минут молодого человека подобрал другой грузовик, к вечеру доставивший его к воротам большого базара. Клаудио попрощался с водителем и исчез в море пестрой толпы, сновавшей по улицам огромного рынка.
Капитан Караманлис решил на сей раз не сообщать о послании, начертанном на ранивших Влассоса стрелах, и велел хирургу никому не говорить ни слова под предлогом следственной тайны. Но начальство в Афинах попросило у него отчета о поездке во Фракию и о покушении на его подчиненного во время отпуска в Портолагосе, и он ничего не мог с этим поделать, попав в довольно затруднительное положение. Ведь за десять лет в связи с новым политическим курсом сменилось все высшее руководство спецслужб, и у него уже не осталось прежней поддержки наверху.
— Капитан, — сказал ему начальник полиции, — мы отправили вас в Диру координировать расследование, а вы вернулись с пустыми руками. В Портолагосе произошло то же самое: либо перед нами призрак, в чем я сильно сомневаюсь, либо вы доказываете нам собственную несостоятельность. До сих пор нам удавалось не допускать прессу к освещению этих событий, но долго сдерживать ее мы не сможем.
Караманлис молча снес обиду.
— К сожалению, я вынужден признать свое поражение, но позвольте сказать, господин генеральный комиссар, — с моей стороны партия еще не закончена, и следующий ход за мной.
— Позвольте спросить, какие карты у вас на руках?
— Я полагаю, что подобрался вплотную к разгадке личности убийцы. Кроме того, думаю, я тоже в списке тех, кого он намеревается уничтожить, а посему, вероятно, являюсь самым подходящим человеком для дальнейшего ведения расследования. Ведь я и жертва, и охотник одновременно.
Начальник посмотрел на него с сомнением:
— С вашей стороны очень благородно предложить себя в качестве приманки, но не могли бы вы объяснить мне, по какой причине убийца и вас внес в свой список?
— Я еще не могу сделать окончательных выводов, так что позвольте мне пока промолчать на этот счет. Однако мотивы довольно легко представить. Наша работа велит нам отдавать в руки правосудия подонков общества, но иногда кое-кому удается укрыться от нас или получить амнистию, скажем… за политические заслуги, и тогда он решает мстить. Учтите также то обстоятельство, что на этот раз убийце не удалось достигнуть своей цели. Сержант Влассос благодаря нашему вмешательству спасен. Хотя и находился на грани жизни и смерти.
— Тоже верно. Значит, вы хотите оставить дело в своих руках?
— Да, если возможно, таково мое желание.
— Пусть будет так, капитан. Даю вам еще один шанс, но второго у вас не будет.
— Его и не потребуется, — проговорил Караманлис и вышел.
В тот же вечер он зашел в управление и забрал фоторобот, присланный из полиции Каламаты. На нем был изображен человек, нанявший в Иеролимине грузовик для перевозки в Гитион груза древесины, им же самим доставленной в Иеролимин на лодке. В фотороботе явно угадывались черты сходства с адмиралом Анастасиосом Богданосом.
