Глава 36
Ягайла все так же лежал, утопивши лицо в кошмы, когда в шатер посунулся старший воевода.
– Я же просил! – вскинулся было Ягайло.
– Гонец от Мамая! – отмолвил тот. – Кажут, подается Москва! Перемолви с има, княже!
Он вскочил, отчаянно и обреченно вскинул подбородок. Долго застегивал сверх атласного летника парадный пояс с византийскими капторгами, пальцы не слушались. Уже одевая шапку с долгим, свисающим набок верхом, подумал: ускакать, скрыться? Но посол ждал у шатра. Не ползти же змеею вон, поднявши заднюю полу!
Вышел. Заботно жмурясь от солнца, скользящим боковым рысьим взглядом проверил, много ли ратных в оружии близ него. Кмети держали копья в руках.
Нахрабрясь, взглянул на татарина, смуглого, в черной негустой бороде, широкого в плечах. И татарин, уже понявший, что рать Ягайлы не тронулась с места, мрачно поглядел на него, невесело показавши белые крепкие зубы, усмехнул:
– Что ж ты, князь?! Торопись! Нето и к зипунам не успеешь! Левое крыло московитов разбито, передовой полк вырублен весь! Знамени уже нет!
Коназ Дмитрий убит! Нажми на правое крыло, там твои братья и вороги твои, Ольгердовичи! Сокруши их, и будем делить полон! А там – пойдешь на Москву!
Наберешь серебра и рухляди! Рабынь! Красивых урусутских девок! – Татарин усмехался зло, глядя Ягайле в глаза. – Не будь трусом, князь! У тебя сильная рать!
Толмач переводил, не щадя Ягайлы. Услышавши слово «трус», Ягайло побледнел от гнева.
– Думай, что говоришь, смерд! – отмолвил с тихой угрозой.
– Моя не смерд! – тотчас перевел толмач. – Моя оглан, Чингизид, моя может стать ханом!
– Так она говорит! – требовательно добавил толмач, оборачивая лицо к великому литовскому князю.
– Не будем ссориться, князь! – примирительно вымолвил татарин, завидя, как меняется лик Ягайлы. – Мамай и ты – союзники, и оба – враги Москвы! Мамай просит тебя поднять войска! Он почти победил! Хочешь ли ты оставить своих воинов без добычи?
– Хорошо! – отмолвил Ягайло после долгого молчания. – Я выступлю!
– Прикажи свертывать шатры! – повелел он громко. И по тому, как готовно помчались вестоноши, понял, что войско, истомясь, рвется в бой.
– Скачи к Мамаю! – сказал. – Повести, что мы выступаем! Скоро!
И пока татарин, намеренно медля, садился на коня, а кмети яро убирали шатры, торочили поводных и седлали боевых коней, Ягайло все стоял, выпрямившись и глядя сурово. И пока отъезжали татары, продолжал глядеть им вслед, и уже только когда те скрылись за дальним лесным островом, поворотил гневное лицо к воеводам.
– Проверить подковы у всех коней! Ежели надобно – перековать!
Проверить сряду! Ратники должны быть готовы к бою! И послать вестоношей, пусть вызнают, где теперь князь Олег. Без того выступать нельзя!
И когда поскакали с приказами, уменьшившейся дружине ближней высказал возможно строже:
– Ежели Дмитрий убит, московиты долго не простоят. Но тем паче мы не должны спешить и бросать полки в бой очертя голову!
Строго сказал. И, кажется, проняло. А когда уже и эти отъехали и остался токмо свой воевода со Скиргайлой, им двоим высказал:
– Пока не побегут мои братья и не отступит Олег, мы будем ждать!
– Станем побеждать, не ратясь? – уточнил, кривясь, воевода. А брат промолчал. Решил, видно, не токмо не спорить, но и не думать вовсе, делая то, что повелит ему старший брат. И это было лучше всего! Одному Скиргайле и высказал с глазу на глаз.
– Гонцы будут ко мне – не пропускать! И боярам всем:
– До моего приказа стоять на месте!
Нетерпеливым мановением руки отогнавши холопов, что намерили уже снимать княжеский шатер, и отогнув завесу входа, он полез внутрь, с пол-оборота повелев:
– И ко мне – никого! Пусть ждут!
В шатре он уселся на груду кошм, подобравши ноги под себя. Положил рядом саблю, утвердил перед собою крест. «Я молюсь!» – высказал сам себе вполгласа и замер, хищно оскалив зубы, готовый вскочить, кричать, драться, ежели его силой поволокут из шатра…
Еще и сейчас, ежели бы он поднял и повел полки, все могло бы поворотить иначе и в битве на Дону, и в истории.
