Книга: Мусаси
Назад: Зов небес
Дальше: Конопляное семя

Книга седьмая.

Свет совершенства

Сорвавшийся бык

В лучах неяркого солнца тень сливовой ветки дерева на оштукатуренной стене походила на четкий рисунок тушью. В Коягю пришла ранняя весна, и заросли сливовых деревьев ждали прилета соловьев.
Соловьи появлялись в определенное время года, но странствующие ученики боевых искусств стучались в ворота замка круглый год. Их поток не иссякал, но просьбы не отличались разнообразием – все хотели сразиться с Сэкисюсаем или получить его наставления. «Всего один поединок», «Хочу только взглянуть на учителя», «Я – единственный ученик такого-то» – последние десять лет на все эти просьбы стража отвечала, что хозяин никого не принимает по причине преклонного возраста. Одни уходили молча, другие пускались в пылкие рассуждения о смысле Пути и о недопустимости пренебрежительного отношения к молодым фехтовальщикам, третьи пытались подкупить стражу.
Бесчисленные визитеры не знали, что Сэкисюсай умер в конце прошлого года. Мунэнори не мог покинуть Эдо до четвертого месяца, поэтому до его приезда решили держать смерть старого даймё в тайне. За стенами замка о смерти его владельца знали немногие доверенные люди. Один из них в этот момент сидел в гостевой комнате замка. Это был Инсун, настоятель Ходзоина, который после кончины Инъэя не только сохранил славу монастыря как центра боевого искусства, но и приумножил ее. Он поддерживал тесную связь между монастырем и замком, возникшую во времена молодости Сэкисюсая и Инъэя.
Инсун хотел повидаться с Хёго. Сукэкуро догадывался о намерениях старого монаха. Он собирался проверить Хёго в бою, ведь поговаривали, будто в мастерстве тот превзошел и деда, и своего дядю Мунэнори. Хёго считал такой поединок бессмысленным.
– Если бы Хёго чувствовал себя получше, он встретился бы с вами, – уверял Инсуна Сукэкуро.
– Неужели он до сих пор не вылечился от простуды?
– Да, совсем замучила его.
– Не знал, что Хёго так слаб здоровьем.
– Пожив в Эдо, он отвык от наших суровых зим.
Слуги тем временем искали в саду Оцу. В одном из садовых домиков раздвинулись сёдзи и показалась Оцу. Она пошла по дорожке, оставляя за собой тонкий запах благовоний. Бледность ее лица могла бы сравниться со сливовым цветом. Она была в трауре, который не сняла и по прошествии ста дней после смерти Сэкисюсая.
– Где вы были? – подбежал к ней мальчик-слуга. – Господин Хёго ждет вас.
Оцу поспешила в его комнату.
– Оцу, будь добра, поговори вместо меня с одним посетителем, – попросил Хёго. – С ним сейчас Сукэкуро, но думаю, что он уже изнемог, слушая бесконечные рассуждения об «Искусстве Войны».
– Настоятель Ходзоина пожаловал?
– Да.
Оцу слегка улыбнулась и, поклонившись, ушла.
Инсун, не церемонясь, продолжал расспросы о Хёго. Сукэкуро мучительно искал выход из затруднительного положения, подбирая слова поделикатнее, и, к его счастью, появилась Оцу.
– Как приятно вновь видеть вас в замке, – обратилась она с улыбкой к настоятелю. – К сожалению, Хёго очень занят срочным посланием в Эдо. Он просил извиниться перед вами.
Оцу принялась угощать чаем и сладостями Инсуна и сопровождавших его двух молодых монахов.
Инсун притворился, будто не заметил расхождений в объяснениях Оцу и Сукэкуро по поводу Хёго.
– Весьма жаль, – произнес он. – У меня важное сообщение для него.
– С удовольствием передам его, – подхватил Сукэкуро. – Уверяю, оно достигнет только слуха Хёго.
– Не сомневаюсь, – ответил старый монах.
Инсун принес весть о замке Уэно в провинции Ига. Граница между двумя уделами находилась в нескольких километрах к востоку и пролегала по безлюдной горной местности. Иэясу, конфисковав Уэно у принявшего христианство даймё Цуцуи Садацугу, передал земли Тоде Такаторе. Такатора поселился во владении в прошлом году, отремонтировал замок, изменил налоги, обновил ирригационную систему и укрепил свою власть. Теперь он намеревался расширить свои земли за счет Коягю. Такатора направил группу самураев в Цукигасэ, где они занялись строительством, вырубкой сливовых деревьев, тем самым открыто нарушая границы Коягю.
– Такатора беззастенчиво пользуется тем, что вы находитесь в трауре. Без преувеличений можно сказать, что он замыслил перенести границу в свою пользу. Вам следует пресечь его попытки сейчас, потом будет труднее восстановить свои права. Нельзя пускать дело на самотек.
– Мы проверим положение на границе и подготовим жалобу, если все подтвердится, – заверил настоятеля Сукэкуро, поблагодарив за известие.
Вскоре Сукэкуро докладывал о разговоре Хёго, однако тот равнодушно воспринял услышанное.
– Дядя приедет и во всем разберется, – с улыбкой произнес он. Такое легкомыслие поразило Сукэкуро, который дорожил каждой пядью земли сюзерена. Посоветовавшись со старшими самураями Коягю, он решил предпринять тайные меры. С Тодой Такаторой шутить было нельзя: тот входил в число самых могущественных даймё страны.
На следующее утро, возвращаясь из додзё, Сукэкуро столкнулся с мальчиком лет четырнадцати. Мальчик поклонился.
– А, Усиноскэ! Как всегда подсматриваешь за тренировками? – весело приветствовал его Сукэкуро. – Какой подарок ты привез мне сегодня? Дикий картофель?
Сукэкуро нарочно поддразнивал мальчика. Картофель, который привозил мальчик, на самом деле был превосходного вкуса. Мальчик жил с матерью в горной деревне Араки и часто приезжал в замок, чтобы продать древесный уголь, мясо дикого кабана и другие продукты.
– Сегодня картофеля нет, зато есть подарок для Оцу, – сказал мальчик, показывая на что-то, обмотанное соломой.
– Ревень?
– Нет, живое! Соловей! Я поймал его. Их сейчас много в Цукигасэ.
– Ты всегда ездишь через Цукигасэ?
– Да, другого пути сюда нет.
– Не замечал там незнакомых самураев?
– Есть какие-то.
– А что они делают?
– Строят дома.
– Не видел, как они ставят пограничные столбы?
– Нет.
– Сливовые деревья рубят?
– Рубят лес для домов, а еще для мостов. На дрова тоже.
– На путников не нападают?
– Я не видел.
Сукэкуро задумался.
– Говорят, что они из удела даймё Тоды. У вас что слышно про них?
– В нашей деревне говорят, что это ронины, которых прогнали из Нары и Удзи. Им негде жить, вот они и перебрались в наши горы.
Такое объяснение было разумным. Окубо Нагаясу, правитель города Нара, упорно преследовал ронинов.
– Где Оцу? – спросил Усиноскэ. – Хочу отдать ей подарок.
Усиноскэ всегда с радостью встречался с Оцу, но не потому, что она баловала его сладостями. Его манила красота Оцу, носившая неземной отпечаток. Порой мальчику казалось, что она богиня, а не обыкновенная женщина.
– Она, верно, в замке, – ответил Сукэкуро, но, бросив случайный взгляд в сторону сада, увидел Оцу. – Тебе повезло! – воскликнул Сукэкуро. – Вот она!
– Оцу! – громко крикнул Усиноскэ.
Подбежав к Оцу, он протянул ей соломенный сверток.
– Я поймал соловья специально для вас.
– Соловья? – переспросила Оцу, нахмурив брови.
– Разве вы не хотите послушать соловья? – разочарованно сказал мальчик.
– Когда он на свободе. Иначе он не может хорошо петь.
– Вы правы, – вздохнул Усиноскэ, осторожно разворачивая солому. Птица стрелой взмыла в небо.
Оцу пошла к бамбуковой роще за замком, и мальчик увязался за ней.
– Куда вы идете?
– Засиделась в замке. Хочется побродить в горах, полюбоваться цветущей сливой.
– Так ведь здесь мало сливовых деревьев. Их лучше смотреть в Цукигасэ.
– Это далеко?
– Километра два. Можете поехать на моем воле, я сегодня привез дрова в замок.
Оцу долго не раздумывала. Они вышли через задние ворота, у которых был привязан вол. Самурай на страже приветливо улыбнулся Оцу. Усиноскэ хорошо знали в замке.
– Я к вечеру вернусь? – спросила Оцу.
– Конечно, вы и домой поедете на воле, а я вас провожу.
Они миновали лавку, в которой какой-то человек выменивал тушу кабана на соль. Вскоре они заметили, что человек этот следует за ними. Дорога, не просохшая от растаявшего снега, была почти безлюдной.
– Усиноскэ, ты всегда приезжаешь в замок Коягю, но разве замок Уэно не ближе к вашей деревне?
– В замке Уэно нет великого мастера меча, как господин Ягю.
– Тебе нравится фехтование?
– Да.
Усиноскэ, остановив вола, сбежал к потоку, через который был переброшен мост. Он поправил съехавшее на сторону бревно и стал ждать, чтобы следовавший за ними незнакомец прошел первым. Человек, похожий на ронина, быстрым шагом обогнал их, окинув Оцу пронзительным взглядом.
– Кто это? – с беспокойством спросила она.
– Он вас напугал?
– Не то что бы испугал, но…
– В горах много бродячих ронинов.
– Поворачивай назад, Усиноскэ, – неожиданно попросила Оцу. Мальчик, вопросительно посмотрев на нее, послушно завернул вола.
– Стой! – повелительно приказал мужской голос.
К ним бежали мужчина, менявший тушу кабана в лавке, и еще двое ронинов.
– Что вам? – спросил Усиноскэ.
Не обращая внимания на мальчика, все трое уставились на Оцу.
– Теперь все ясно! – протянул один, обращаясь к товарищу.
– Красотка! – добавил второй. – Я ее где-то видел. В Киото, пожалуй.
– Ясное дело, таких в здешних деревнях нет.
– Я ее точно видел, когда учился в школе Ёсиоки.
– Ты учился у Ёсиоки!
– Три года, после Сэкигахары.
– Объясните, в чем дело? – гневно произнес Усиноскэ. – Нам надо вернуться домой до темноты.
Один из ронинов взглянул на мальчика, словно впервые заметив его.
– Ты из Араки? Угольщик?
– Ну и что?
– Отправляйся домой. Ты нам ни к чему.
– Я вот и собираюсь домой, – ответил Усиноскэ, потянув вола за веревку.
Ронин бросил на него свирепый взгляд, который испугал бы любого мальчика.
– Отдай веревку! Женщина поедет с нами.
– Нет!
– Упрямиться вздумал?!
Двое ронинов надвинулись на мальчика, и один из них поднес ему под нос кулак, твердый, как нарост на сосне.
Оцу судорожно вцепилась в шею вола. В разлете бровей Усиноскэ она прочитала, что сейчас произойдет нечто страшное.
– Остановись! – крикнула она мальчику.
Ее крик только подхлестнул его. Усиноскэ, подскочив, ударил ногой одного ронина и, едва приземлившись, врезался головой в живот второму, выхватив из его ножен меч. Размахивая клинком, мальчик вихрем налетел сразу на трех проивников, повергнув их в замешательство. Меч, сверкавший с безумной скоростью, задел одного ронина за грудь. Потекла кровь. Меч в обратном движении врезался в круп вола, который с ревом припустился по дороге. Опомнившись, двое ронинов бросились на Усиноскэ, который, как птица, перелетел с камня на камень. Поняв, что мальчика им не поймать, ронины кинулись за волом.
Обезумевший от боли вол, сойдя с дороги, карабкался вверх по отлогому откосу. Оцу, закрыв глаза, чудом держалась на спине бегущего животного. Вол уже бежал по какой-то дороге. Оцу слышала крики людей, но никто не осмеливался помочь ей. На равнине Ханъя посреди дороги неожиданно появился молодой человек с сумкой для писем через плечо.
– Уйди с дороги! – кричали люди, но он хладнокровно шел навстречу волу.
Раздался глухой удар.
– Ненормальный, – запричитали со всех сторон.
– Бык запорол его!
Люди ошиблись. Молодой человек изо всех сил ударил вола по морде. Вол неуклюже развернулся и бросился наутек, но шагов через десять остановился, дрожа всем телом.
– Слезайте! – крикнул молодой человек Оцу.
Оказавшись на земле, Оцу поклонилась своему спасителю, смутно понимая, что с ней случилось и где она.
– Кто-то поранил вола. Удар меча! – воскликнул молодой человек, рассматривая порез.
Неизвестно откуда появившийся Кимура Сукэкуро растолкал зевак и подошел к молодому человеку.
– Тебя послал настоятель Инсун? – спросил Сукэкуро, переводя дыхание.
– Как хорошо, что вы оказались здесь! – ответил молодой человек. – У меня для вас письмо от настоятеля. Он просил, чтобы вы немедленно прочитали его.
Взглянув на имя адресата, Сукэкуро распечатал письмо. В нем говорилось: «Я выяснил, что люди, замеченные в Цукигасэ, не являются самураями князя Тоды. Это сброд, ронины, выдворенные из городов. Они намерены зимовать в горах. Спешу исправить допущенную мной ошибку».
– Спасибо, – сказал Сукэкуро посланцу настоятеля. – Я тоже навел справки. Хорошо, что наши подозрения не подтвердились. Полагаю, что и настоятель рад.
– Простите, что пришлось вручить вам письмо посреди дороги. Я передам ваши слова настоятелю.
– Одну минутку. Ты давно в Ходзоине?
– Недавно.
– Как тебя зовут?
– Торадзо.
– А ты случаем не Хамада Тораноскэ? – спросил Сукэкуро, изучая лицо молодого человека.
– Нет.
– Я не встречал Хамаду, но один из наших людей утверждает, что он состоит при настоятеле.
Торадзо покраснел и тихо проговорил:
– Хамада – это действительно я. У меня есть причины прийти в монастырь. Я скрыл свое настоящее имя, дабы не порочить учителя и свой род.
– Не бойся, я не намерен вмешиваться в твои дела.
– Вы, верно, слышали о Тадааки. Он оставил школу и удалился в горы из-за меня. Я покинул свое сословие. Тяжелая работа в монастыре пойдет мне на пользу. Настоятель не знает моего настоящего имени.
– Все знают о поединке Тадааки и Кодзиро, – ответил Сукэкуро. – Кодзиро хвастает своей победой перед каждым встречным. Надеюсь, что ты восстановишь доброе имя своего учителя.
– С нетерпением жду этого дня. До свидания. Торадзо ушел стремительным шагом, не оглядываясь.
Назад: Зов небес
Дальше: Конопляное семя