Весенние хвори
Через два дня снег растаял, потеплело и на деревьях лопнули почки. Солнце припекало так, что было жарко и в одежде из хлопка.
Перед домом князя Карасумару стоял забрызганный грязью молодой монах секты Дзэн, тщетно пытавшийся дозваться до кого-нибудь из слуг. Зайдя с тыльной стороны дома, он заглянул в комнаты прислуги.
– В чем дело? – спросил Дзётаро.
Монах отпрянул от сёдзи. Он не ожидал увидеть лохматое пугало в усадьбе придворного.
– Если за подаянием, то иди на кухню, – продолжал Дзётаро.
– Я пришел не за милостыней, – возразил монах, доставая из-за пазухи шкатулку для писем. – Я из храма Нансодзи в провинции Идзуми. Письмо для Такуана Сохо. Насколько я знаю, он сейчас живет здесь. Ты кто, мальчик на побегушках?
– Только этого не хватало! Я такой же гость, как Такуан.
– Неужели? Не передашь ли ты ему, что я его ожидаю?
– Сейчас позову.
Дзётаро, ворвавшись в переднюю, споткнулся о подставку ширмы, рассыпав спрятанные за пазухой мандарины. Быстро подобрав их, он исчез в глубине дома.
Вскоре он вернулся с сообщением, что Такуана нет дома.
– Говорят, пошел в храм Дайтокудзи.
– Когда вернется?
– Сказали, что скоро.
– Где бы мне пристроиться, чтобы не докучать другим?
Дзётаро мячом вылетел во двор и повел монаха в коровник.
– Жди здесь. Тут тебя не увидят.
На полу была солома вперемешку с навозом, в углу валялись колеса и какой-то хлам, и не успел монах открыть рот, как Дзётаро уже несся в другой конец усадьбы по направлению к домику, видневшемуся из-за деревьев.
– Оцу! Я принес мандарины, – выпалил он.
Лекарь семейства Карасумару заверил, что Оцу вне опасности. Оцу верила его словам, но, глядя на свои запястья, поражалась их худобе. Горячка не отступала, аппетита не было, но утром она сказала Дзётаро, что, может, съела бы мандарин.
В кухне Дзётаро мандаринов не нашел, в лавках их тоже не было, и ему пришлось бежать на рынок к Кёгоку. Там продавались горы разного добра: шелковая пряжа, хлопчатобумажные ткани, ламповое масло, меха, но только не мандарины. Несколько раз он замечал в садах за оградой золотисто-оранжевые плоды, но они оказывались горькими апельсинами или айвой.
Дзётаро, исколесив полгорода, наконец нашел мандарины, но их не продавали, пришлось украсть. Перед входом в синтоистский храм верующие оставляли подношение богам – картофель, морковь, мандарины. Предусмотрительно оглядевшись, Дзётаро набрал мандаринов за пазуху и весь обратный путь домой молился, прося прощения у богов. «Не наказывайте меня, я не для себя!» – повторял мальчишка.
Выложив мандарины перед Оцу, Дзётаро очистил один и протянул его больной, но Оцу лежала отвернувшись.
– Что с тобой? – Дзётаро нагнулся, чтобы заглянуть ей в лицо, но Оцу зарылась в подушку. – Снова слезы? – спросил Дзётаро, осуждающе щелкая языком.
– Прости меня!
– Не извиняйся, ешь мандарины.
– Я тронута твоей заботой, но не могу.
– Все потому, что разревелась. Почему плачешь?
– От радости, что ты так добр со мной.
– Я и сам сейчас захныкаю.
– Все, не буду больше, обещаю. Прости меня, Дзётаро.
– Пожалуйста, съешь мандарин, иначе не прощу. Не будешь есть, так умрешь.
– Съешь сам.
– Мне нельзя, – забормотал Дзётаро. Он вспомнил страшные глаза бога. – Хорошо, – уступил он, – давай вместе съедим по одному.
Взяв мандарин, Оцу медленно снимала белые волокна с очищенного плода.
– Где Такуан? – рассеянно спросила она.
– Сказали, что в Дайтокудзи.
– Правда, что вчера он видел Мусаси?
– Ты слышала?
– Да. Интересно, сказал ли он Мусаси, что я здесь?
– По-моему, да.
– Такуан обещал позвать Мусаси сюда. Слышал?
– Нет.
– Может, он забыл?
– Хорошо, я спрошу.
– Пожалуйста, узнай. – Оцу в первый раз улыбнулась. – Не спрашивай только при мне, – добавила она.
– Это почему?
– Такуан ехидный. Он твердит, что моя болезнь называется «Мусаси».
– Если Мусаси придет, ты сразу встанешь на ноги, правда?
– Вот и ты заладил, как Такуан! – Несмотря на упрек, Оцу выглядела счастливой.
Из-за фусума послышался голос самурая из свиты Мицухиро:
– Дзётаро у вас?
– Я здесь!
– Идем со мной.
– Иди поскорее! – проговорила Оцу. – Не забудь о нашем разговоре. Спросишь Такуана? – Оцу слегка порозовела и натянула на лицо одеяло.
Такуан сидел в гостиной вместе с Карасумару. Дзётаро, бесцеремонно отодвинув фусума, спросил:
– Звали?
– Заходи.
Мицухиро с любопытством посмотрел на мальчика, прощая его невоспитанность.
Садясь на циновку, Дзётаро сообщил Такуану:
– Тебя ждет монах, он говорит, что пришел из Нансодзи. Позвать его?
– Не надо, я обо всем знаю. Он пожаловался, что встретил дрянного мальчишку.
– Меня, что ли?
– Ты считаешь нормальным отвести гостя в коровник и бросить его там?
– Он же хотел, чтобы его никто не увидел.
История развеселила Мицухиро. Колени у него тряслись от смеха. Приняв серьезный вид, он спросил Такуана:
– Ты пойдешь прямо в Тадзиму, не заходя в Идзуми?
Монах кивнул.
– Письмо очень тревожное, – пояснил он. – Мне не надо времени на сборы, я отправлюсь сегодня.
– Ты уходишь? – спросил Дзётаро.
– Да, нужно поскорее добраться до дома.
– Почему?
– Пришло известие, что моя матушка в тяжелом состоянии.
– У тебя есть мать? – Мальчик не поверил своим ушам.
– Конечно.
– А когда вернешься?
– Это зависит от здоровья матушки.
– А что же мне делать без тебя здесь? – упрямо пробормотал Дзётаро. – Значит, мы больше не увидимся?
– Обязательно увидимся. Я договорился, чтобы ты и Оцу пожили пока здесь. Позаботься о ней и постарайся отвлечь ее от грустных мыслей. Она нуждается во внимании больше, чем в лекарствах.
– У меня вряд ли получится. Она не поправится, пока не повидает Мусаси.
– Да, тяжелая болезнь, согласен. Не завидую тебе.
– Такуан, где ты видел Мусаси?
– Э-э… – Такуан смущенно заулыбался, бросив быстрый взгляд на Мицухиро.
– Когда Мусаси придет сюда? – продолжал расспрашивать Дзётаро. – Ты ведь обещал его привести. Оцу только об этом и думает.
– Мусаси? – переспросил Мицухиро. – Этот тот самый ронин, которого мы встретили в «Огия»?
Не ответив, Такуан обратился к Дзётаро:
– Я не забыл о своем обещании. На обратном пути из Дайтокудзи я зашел к Коэцу и осведомился о Мусаси. Мусаси еще не вернулся. Коэцу считает, что он все еще в «Огия». Коэцу сказал, что его матушка так встревожена отсутствием Мусаси, что написала письмо Ёсинотаю с просьбой отпустить его.
– О? – удивленно поднял брови Мицухиро. – Он до сих пор у Ёсино? – В голосе аристократа прозвучали нотки зависти.
– Она поймет, что Мусаси ничем не отличается от других мужчин, – поспешил с утешением Такуан. – Только с виду кажутся разными, да и то в молодом возрасте.
– Странная женщина. Что она нашла в этом мужлане?
– Не берусь толковать ее мысли. Оцу тоже не понимаю. Вероятно, я вообще не понимаю женщин. По-моему, все они слегка помешаны. А Мусаси сейчас вступил в пору весны жизни. Настоящая жизнь только начинается для него. Будем надеяться, что он поймет важную истину – женщина опаснее меча. Никто не разберется в его делах, кроме самого Мусаси, так что мне остается лишь отправиться в путь.
Монах почувствовал неловкость, дав себе волю разговориться в присутствии Дзётаро. Поспешно поднявшись, он стал прощаться, еще раз попросив хозяина дома позаботиться об Оцу и мальчике.
Старая пословица учит, что путешествие следует начинать с утра, однако Такуан не намеревался следовать ей. Он вышел за ворота, когда солнце клонилось к закату. Дзётаро семенил рядом, вцепившись в рукав монаха.
– Вернись, пожалуйста, и успокой Оцу. Она начнет рыдать, а я ничем не смогу помочь.
– Ты говорил с ней о Мусаси?
– Она просила узнать, когда он придет. Боюсь, она умрет, если он не навестит ее.
– Положим, не умрет. Оставь ее в покое.
– Такуан, кто такая Ёсино?
– Зачем тебе знать?
– Но ты сказал, что Мусаси у Ёсино.
– Э-э… Я… У меня нет сейчас времени заниматься исцелением Оцу. Передай ей кое-что от моего имени.
– Что сказать?
– Пусть как следует ест.
– Я говорил то же самое сто раз.
– Неужели? Пока это единственное, что можно ей сказать. Если она не будет слушаться тебя, можешь выложить ей всю правду.
– Какую правду?
– Мусаси сошелся с куртизанкой по имени Ёсино и не выходит из веселого квартала два дня и две ночи. Оцу совершит глупость, продолжая любить такого человека.
– Это ложь! – воскликнул Дзётаро. – Он мой учитель! Он самурай! Он не способен на такое! Если я скажу все это Оцу, она наложит на себя руки. Вот уж кто глупец, так это ты, Такуан. Старый болван!
– Ха-ха-ха!
– Кто тебе дал право говорить непристойности про Мусаси и обзывать Оцу глупой?
– Славный ты мальчуган, Дзётаро! – Такуан потрепал мальчика по волосам.
Дзётаро отстранился.
– Хватит, Такуан! Никогда больше не стану просить тебя о помощи. Я сам найду Мусаси, приведу его к Оцу.
– Тебе неизвестно, где он.
– Ничего, найду!..
– Настроен ты решительно, но Ёсино тебе придется долго искать. Подсказать?
– Не утруждайся!
– Дзётаро, я не враг ни Оцу, ни Мусаси. Который год я молюсь об их счастье.
– А почему ты постоянно говоришь с издевкой?
– Тебе так кажется! Может, ты и прав. Беда в том, что оба сейчас – больные люди. Если оставить Мусаси в покое, он справится сам, но Оцу нуждается в помощи. Я пытался помочь ей уже потому, что я монах. Мы, монахи, исцеляем сердечные недуги, а лекари врачуют телесные хвори. Увы, я ничего не достиг и теперь отступаю в сторону. Если Оцу не желает уразуметь, что ее любовь безответна, я могу дать ей единственный совет – побольше есть.
– Не беспокойся, Оцу не нужна помощь такого коварного обманщика, как ты.
– Не веришь, пойди в Янаги-мати в заведение «Огия» и посмотри, чем занимается там Мусаси. Потом расскажи все Оцу. Новость может подкосить ее, но хотя бы отрезвит ее горячечный ум.
Дзётаро, зажав уши, завопил:
– Ни слова больше, яйцеголовый болван!
– Ты сам увязался за мной, забыл уже?
Дзётаро остановился посреди дороги, глядя в спину монаха. Едва сдерживая слезы, он пропел ему вслед скабрезные куплеты, которыми уличные мальчишки награждают странствующих монахов. Такуан скрылся из виду, и слезы ручьем хлынули из глаз Дзётаро. Утеревшись рукавом, он, как побитый щенок, поплелся домой. По пути он решил узнать, где находится заведение «Огия».
Он наобум обратился к первой попавшейся женщине, простой горожанке, судя по ее внешности.
– Как пройти в Янаги-мати?
– Веселый квартал?
– Что такое «веселый квартал»?
– Ну как тебе сказать…
– Хорошо, что там делают?
– Ах ты негодник! – воскликнула женщина, торопливо удаляясь от мальчишки.
Дзётаро, не оробев, останавливал каждого прохожего, расспрашивая об «Огия» в квартале Янаги-мати.
