36
Рим, 1 августа 1503 года
ЧЕЗАРЕ
Изматывающий липкий жар. Ужасное пекло. Дьявольское лето… Адский город.
Ставни наглухо закрыты — от насекомых. Они роились звенящими тучами. Летели с западных болот. Со зловонного Тибра. Приносили болезни, приносили смерть.
Вчера умер мой кузен, толстяк Ланзол. Помните его? Он был с нами на последнем ужине Джованни.
По всему Риму умирали люди, но никого из них не убили по моему приказу. Вернее, почти никого. Несколько трупов висели на мосту Сант-Анджело. Преступники, враги, изменники. Их гниющие безглазые лица застыли в безмолвном крике. НЕЛЬЗЯ ГНЕВИТЬ БОРДЖИА.
Целую ночь в темной комнатенке я изучал карты, строил планы. Отправлял курьеров, читал рапорты. Вымогал деньги из посланников. Подкупал кардиналов. Обозревая человеческую шахматную доску, тщательно обдумывал следующий ход.
Но вот забрезжил рассвет. Я устало потер глаза, размял ноги и открыл ставни. Прохладный ветер, серебристое небо.
Я отпустил Агапито и вызвал свою свиту. Мы поехали к холмам. В леса. Мы устроили охоту с леопардами, а потом вернулись в Рим — в проклятое зловоние и испепеляющий жар солнца.
Я навестил мою любовницу. Мы порезвились в ее закрытом ставнями будуаре. Достигнув оргазма, она уснула в изнеможении. А я поехал обратно в свою темную келью.
Снаружи доносился колокольный звон, пробило полдень — слишком жарко, чтобы шевелиться, слишком жарко, чтобы думать. Поэтому я улегся на кровать и закрыл глаза.
И во сне мне привиделась прохладная горная вершина.
5 августа 1503 года
Запах кожи и бархата. Нас нещадно трясло. За окном кареты плавились городские улицы. Небеса в кровавом зареве.
— Откроем окно. Здесь чертовски жарко.
— Нельзя, Чезаре! — воскликнул мой отец.
— Почему нельзя?
— Комары, — он вздрогнул от отвращения. — Нам нельзя рисковать.
— По-моему, лучше уж умереть от малярии, чем задохнуться в этом трясучем гробу.
Перестук копыт замедлился. Городской вид за окном обрел четкость. Лошади начали подъем на Монте-Марио.
— Пожалуйста, Чезаре, потерпи. Мы скоро приедем. Выше, в холмах, будет прохладнее.
Нас пригласили ужинать в кардинальскую виллу к Адриано Корнето — одному из моих ставленников. Одной из моих пешек.
Это прощальная трапеза. В мою честь. Завтра я уезжаю в Романью. Там мы немного подождем. Если через несколько дней испанцы завладеют Гаэтой, то я вторгнусь во Флоренцию. В ином случае я присоединюсь к французам, и мы отправимся на юг сражаться с испанцами. А потом Луи преподнесет мне Флоренцию в подарок.
Если выпадет орел, я выиграю; выпадет решка — все равно выиграю. В результате я окажусь на пике величия.
Но мой отец почему-то продолжает нервничать.
— Что будет, если я умру? — упорно вопрошал он.
— Вы же не испытываете желания уйти из жизни.
— Нет, но вдруг она сама пожелает покинуть меня. Август фатален для толстяков. И для римских пап… Чезаре, тебе следует все продумать.
— Да все уже подготовлено.
— Но если ты уедешь в Романью…
— Я же говорил вам: в Риме останется пять тысяч моих солдат. Ими руководит Микелотто. Если вы умрете, они запечатают город. Микелотто прижмет кардиналов. И они выберут Папой нашего ставленника — марионеточного Папу. Моей власти ничего не грозит.
— А как ты поступишь с делла Ровере?
— О нем позаботятся.
— Не надо недооценивать его, Чезаре. Он умен и хитер. Опасный тип.
— Он — мертвец, — ответил я. — Успокойтесь.
— Я не могу успокоиться, Чезаре, — его голос задрожал от волнения.
Я заглянул в его глаза — надежда и гордость, слезная тоска по молодости. Сентиментальный старый шельмец.
— Если, сын мой, ты потеряешь власть после всего, что мы совершили ради нее… после всех наших жертв…
Я пристально взглянул на него. В его глазах — призрак Джованни. Отвернувшись, я выглянул в окно. Кровавые небеса, вьющиеся по склону виноградные лозы.
— Вот мы и приехали, — заметил я.
Наконец-то можно вновь свободно вздохнуть…
Ужин в кардинальском винограднике.
Я попивал вино. Закусывал. Прислушивался к подвывающим голосам гостей. Слушал звенящий писк комаров.
— Не могли бы вы, кардинал, передать мне соль? — попросил кто-то.
На мгновение мне привиделся сидящий напротив Джованни. На другом ужине, в другом винограднике… полгода тому назад. В памяти всплыло лицо Джованни на открытых похоронных дрогах. Рана на горле хорошо зашита. Я закрыл глаза, прогоняя воспоминания.
— С вами все в порядке, ваше сиятельство?
Я открыл глаза:
— Да, все прекрасно.
— Как вам понравилось угощение, дон Чезаре? — спросил кардинал.
— Все восхитительно, — солгал я.
На самом деле от этих изысканных блюд дурно пахло. Их вкус портила излишняя горечь. Но я не стал откровенничать — ведь кардиналу отведена роль моей проходной пешки. Необходимо покорить его моим обаянием. Он должен исполнять любые мои желания.
И вообще, возможно, я стал слишком привередлив в еде. Возможно, просто у меня самого горчит во рту. Я окинул взглядом гостей — все ели, выпивали, смеялись и болтали. Мой отец забыл обо всех беспокойствах: на его коленях — миловидная юная блудница.
Увы, очевидно, угощение ни при чем. Мне горько от собственных мыслей… воспоминаний. Пропади пропадом воспоминания. Пропади пропадом прошлое. Пропади пропадом призрак Джованни. Нам всем приходилось приносить жертвы ради величия рода.
Я смыл вкус горечи парой кубков вина.
Небеса потемнели — почернели. Город растворился во мраке, исчез и виноградник. Звезды изливали на землю холодное сияние.
Воздев глаза к небесам, я увидел свою судьбу, начертанную в созвездиях. Судьбу, подобную Александру — владыке мира, умершему в тридцать два года.
Мне осталось жить лишь четыре года! Я сжал кулаки. Хотелось бы, чтобы это случилось завтра. Хотелось бы уже выйти на последнюю прямую…
Спокойствие. Терпение. Победа близка.
Я выпил еще вина. Прислушался к подвывающим голосам гостей. Слушал звенящий писк комаров.
Шею пронзила острая, как игла, боль. Хлопком ладони я раздавил кровососа. Мои руки обагрились кровью — почти черной в отблесках свечей.
Вытерев ладони скатертью, я тут же забыл об убитом комаре. Я пролил так много крови… может ли повредить мне такая малость?
