Глава 19
НОВИЯ, ЭСТРЕЛИТА И ДРУГИЕ
Вчера я разговаривал с дамой, приехавшей в США с Ямайки. Я спросил, не в Порт-Рояле ли она жила, и она со смехом ответила, что родилась и выросла в Кингстоне. Я сказал, что несколько веков назад Порт-Рояль был скверным городишкой. От него не осталось и следа, сказала женщина. Старый город был разрушен землетрясением, и поблизости построили новый Порт-Рояль.
Однако я знаю: старый город никуда не делся. Он по-прежнему находится там, где осталась она, где дуют ураганы и голодные свирепые корабли кружат вокруг Испанского материка, точно волки вокруг овчарни.
Перед сном я провел час-полтора, изучая карты. Когда я ходил в море, то был помешан на картах. Дайте мне карту — и мне не нужны никакие книги. Я знал, что многие географические объекты нанесены на карты неправильно или по крайней мере неточно. Тем не менее я старательно запоминал все до единого, понимая, что лучше их знать, чем не знать, но ясно сознавая также, что действовать необходимо всегда с осмотрительностью.
Именно так я действовал по прибытии в Порт-Рояль, где продал «Розу» по наивысшей предложенной цене и удостоверился, что плотники, нанятые мной для переделки «Кастильо бланко», хорошо знают свое дело.
В первую очередь, однако, я позаботился о наших пленниках и о Новии. Охеду и его команду я просто отпустил, дав Охеде немного денег, обменявшись с ним рукопожатием и пожелав удачи. Тогда я думал, что вижу его в последний раз.
Я позволил дону Хосе написать три письма, в которых он объяснял свою прискорбную ситуацию и просил друзей и родственников заплатить за него выкуп. Я прочитал письма, прежде чем отправить, и убедился: каждому из своих адресатов он сообщил, что деньги надлежит прислать мне на имя некоего судового поставщика в Порт-Рояле, у которого мы покупали продовольствие. Тот пообещал позаботиться о наших денежных делах за десять процентов от суммы. Другие предлагали сделать это дешевле — один за семь процентов, другой за пять, — но я сомневался в их честности. Этот мужик возьмет свои десять процентов, а остальное отдаст нам — и никакой головной боли.
Уладив все эти вопросы, я постучал в каюту Новии и сказал, что мне нужно с ней поговорить. Через полчаса она вошла в мою каюту, немало удивив меня своим видом: на сей раз никаких ситцевых платьев и никакой косметики. Она была одета как при первой нашей встрече на «Магдалене»: матросские парусиновые штаны, грудь перетянута и спрятана под широкой голубой рубахой, волосы заплетены в длинную косу.
Я сказал, что собираюсь дать ей денег на обратную дорогу в Испанию.
— Мне придется ходить без сопровождения в этом твоем Порт-Рояле. Ты говорил, это скверный город.
Я кивнул.
— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, Крисофоро. Знаю, ты мне ничего не должен. Ты и так оказываешь мне великую милость, давая деньги на дорогу домой. Можно, я перезаряжу свои пистоли? Можно, если я поклянусь не стрелять в тебя? Ну пожалуйста!
Я сказал «конечно» и вручил Новии шкатулку с пороховницами и всем прочим. Как раз тогда на корабль пришли плотники, чтобы снести межкаютную перегородку с тайной каморкой и прорубить новые пушечные порты в планшире. Я пошел дать им необходимые указания, а когда вернулся в каюту, Новия уже ушла. Красивая деревянная шкатулка из-под пистолей стояла на столе — с шомполом, мешочком с пулями и остальными принадлежностями. Но Новия исчезла вместе с маленькими медными пистолями. Иногда бывает трудно сдержать слезы. Я редко плачу, но иногда со мной такое случается. В тот раз я крепился изо всех сил, но не преуспел в своих стараниях.
И я до сих пор не решил, что делать с Эстрелитой. Здесь существовал ряд сложностей. По роду своей деятельности я должен давать людям советы относительно их проблем, и почти у всех ситуация осложняется рядом моментов. Так что перечислю-ка я здесь свои сложности. Не хочется, конечно, — но это пойдет мне на пользу, и я никогда не исполнял достаточно тяжелой епитимьи.
1. У Эстрелиты нет денег, и о ней некому позаботиться, кроме дона Хосе и Пилар, а они получат свободу еще не скоро. Если мы оставим девушку на корабле до того времени, когда они будут в состоянии о ней позаботиться, возможно, придется держать ее на борту целый год. Нам хватит головной боли и с двумя пленниками.
2. Она изменяла Гусману с доном Хосе. Если я отдам Эстрелиту дону Хосе, то стану сообщником и подстрекателем. Я познакомился с Пилар, и мне не хочется делать этого.
3. Рано или поздно он отпустит Эстрелиту — вероятно, с пустыми руками. Возможно, тогда она окажется в еще худшем положении, чем сейчас. На самом деле, скорее всего, именно так оно и будет.
4. Дон Хосе может сотворить что-нибудь с Пилар, дабы беспрепятственно сожительствовать с Эстрелитой. Я считаю вполне вероятным, что он убил Хайме Гусмана. Если дон Хосе захочет устранить Пилар, с ней может приключиться какой-нибудь несчастный случай. Мой отец сказал бы: «Этого следовало ожидать».
5. Я долго желал Эстрелиту больше всего на свете. Теперь она выглядит как старая тряпичная кукла, притащенная котом с помойки: грязная, закованная в кандалы, со свалявшимися волосами и красными от слез глазами. Скоро она станет выглядеть еще хуже, и я вполне могу не выдержать и расковать ее, сытно накормить, позволить вымыться, а потом так далее и тому подобное. Судя по всему, что я успел узнать о ней и услышать от нее с момента, когда схватил ее в темноте, это было бы большой ошибкой.
* * *
Не знаю, сколько времени я терзался мыслями об Эстрелите, расхаживая взад-вперед по маленькому юту «Кастильо бланко» и наблюдая за плотниками. Ко времени, когда они собрались уходить, я принял решение. Я оставил Антонио присматривать за кораблем и сошел на берег.
Я думал, найти Охеду будет трудно, но это оказалось легко. Отыскать Вандерхорста на острове Вирджин-Горда было гораздо труднее. Испанцы крайне редко появляются в Порт-Рояле, и все обращают на них внимание. Охеда и Альварес снимали одну комнату на двоих в частном доме и, по-моему, платили за нее бешеную цену.
— Мне нужна ваша помощь, капитан, и я готов заплатить за нее. — Я вынул из кармана пару дублонов и показал Охеде. — Вы скоро уезжаете в Испанию?
— Si.
Борода и усы у него сейчас находились в полном порядке, и по его лицу я понял, что он хочет получить деньги, но изо всех сил постарается не говорить лишнего.
— Вы уже нашли корабль, на котором поплывете?
— В Испанию? — Он помотал головой.
— Значит, в Новую Испанию.
— Отсюда корабли не ходят, капитан. Надо переправиться на ваш еретический остров. Туда иногда заходят наши торговые корабли. — Он не сводил глаз с дублонов.
— Дорогостоящее путешествие, несомненно. — Я постарался принять сочувственный вид. — А если вы согласитесь выполнить мою просьбу, оно обойдется вам еще дороже. Посему предлагаю вам это. — Я легонько позвенел монетами в ладони. На свете нет звука приятнее мелодичного звона золота. — Вероятно, вы помните сеньору Гусман?
Он кивнул с совершенно непроницаемым лицом.
— Я держу в плену де Сантьяго с женой. Деловой интерес. Парень должен остаться в живых.
— Я понимаю. У него есть богатые друзья, капитан.
— Но сеньора Гусман? — Я пожал плечами. — Что мне делать с ней? Ее муж разорился, и теперь он мертв. У нее нет ни гроша. Я мог бы убить ее, но Ромбо возражает. Для него это вопрос чести. Ну, вы понимаете.
— Si.
— Вы можете помочь мне, капитан. Можете отвезти сеньору Гусман обратно в Испанию. Этих денег с лихвой хватит на покрытие всех расходов.
Охеда не расцеловал меня, но я видел, что он готов броситься мне на шею. Мы вернулись на «Магдалену» вместе, я расковал Эстрелиту и передал ее на попечение Охеды. Они взялись за руки еще прежде, чем скрылись из виду.
Мог ли я уладить дело, не выплачивая двух дублонов? Да черт возьми. Охеда сам заплатил бы мне за Эстрелиту, поставь я вопрос таким образом. Но так я получал гораздо больше удовольствия от своих денег, чем парни, тратящие свои средства на то, чтобы напиваться до потери сознания или покупать девок, на которых ни один нормальный человек не позарится. Кроме того, я все еще питал слабость к Эстрелите. Небольшую, но питал. Я не хотел связываться с ней, но и не хотел, чтобы она страдала. С двумя дублонами они с Охедой наверняка смогут добраться до Испании через Ямайку, а я хотел именно этого. Я остался доволен найденным решением. И по-прежнему доволен.
Затем я обсудил ряд вопросов с Дюбеком. Он провел на «Магдалене» больше времени, чем я, и меня интересовало его мнение о мореходных качествах судна. Дюбек считал нужным поместить чуть больше груза в кормовой части. Он сказал об этом Ромбо, и они решили попробовать. Мы планировали купить значительное количество боеприпасов для больших орудий — ядра, картечь, шрапнель, возможно, даже книппели. Они погрузят все боеприпасы на корму и посмотрят, как поведет себя корабль.
Он полагал, что большинство людей вернутся на борт. Несколько человек, сказал Дюбек, намеревались взять деньги, уже выплаченные мной, — главным образом, деньги де Сантьяго и Гусмана — и отправиться домой во Францию. Я спросил насчет Нового Орлеана, поскольку знал, что он принадлежал Франции, прежде чем Америка захватила его. Дюбек никогда не слышал о таком городе. Дальше на север, сказал он, есть провинция под названием Акади, но вряд ли кто-нибудь из наших парней направится туда. Я поначалу подумал, что, возможно, Акади — другое название Луизианы, но, если послушать Дюбека, складывалось впечатление, что данная провинция расположена севернее Северного полюса.
Слова Дюбека заставили меня обеспокоиться по поводу укомплектования моих кораблей личным составом (кадрового обеспечения, как выразился бы епископ Скалли), хотя здесь я мало чего мог поделать. Теперь у нас будет не три корабля, а два, следовательно, Жарден, Антонио и несколько других парней с «Розы» перейдут на «Магдалену» или «Кастильо бланко». Это хорошо. Но мы потеряем людей в Порт-Рояле, причем не только тех, кто отправится домой. Мы неминуемо потеряем здесь людей, и я ни черта не могу сделать, кроме как выплатить всем доли, причитающиеся от продажи «Розы», и сказать каждому лично, как он мне нужен.
Я обдумывал все это, пока болтал с Дюбеком, и позже, когда мы с Антонио проверяли вновь вырубленные порты и прочие работы, выполненные плотниками. Я рассказал Антонио про межкаютную перегородку, которую хотел снести, и крохотную потайную каморку, и мы с ним прошли в бывшую каюту Гусманов, чтобы взглянуть на нее. Плотники уже сняли двери обеих кают и начали сооружать новую раму для одной большой двери, следуя моим указаниям. Я стоял там, глядя на нее, и спрашивал себя, зачем я это делаю, если Новия покинула корабль. Мне одному вполне хватило бы места в задней каюте, а вторую я мог бы отдать Бутону. Я говорил себе, что когда-нибудь заведу другую женщину, — легко представить все, что я говорил себе тогда. Но я сам себе не верил, сколько бы раз ни повторял мысленно одно и то же.
У меня будет большая каюта с тремя окнами, чудесная каюта со слишком низким для меня потолком, и здесь я буду спать ночью, растянувшись на двух расстеленных на полу одеялах, если только не решу ночевать на палубе. Однако я знал: сегодня ночью мне будет трудно заснуть, где бы я ни лег.
Чтобы переменить тему, я сказал:
— Мы возвращаемся обратно на Испаньолу, Антонио. Ты был там когда-нибудь?
— Нет, капитан. Там есть золото?
«Только то, которое отняли у меня», — подумал я, но вслух не сказал.
— Там могут быть люди, буканьеры. Испанцы прогнала часть буканьеров с острова, возможно — всех. Только мне думается, несколько человек там все же остались, и они мне нужны. Они меткие стрелки, но не моряки. Кому-нибудь придется обучить их морскому делу, и на «Магдалене» они… Ты хочешь что-то сказать?
— Думаю, мы сумеем набрать людей и здесь, капитан. Возможно, недостаточно, но двое уже приходили, пока вы отсутствовали. — Он потер подбородок.
— Хотели наняться на судно? Жаль, что ты не взял их. Они нам пригодились бы.
— Я пытался, капитан. Но мы плохо понимали друг друга, коротышка и я. А верзила понимал еще меньше. Так мне показалось.
— Ладно, может, они еще вернутся. Как у Жардена успехи с навигацким делом?
Антонио сказал, что настолько хорошо, насколько можно было ожидать: старшина-рулевой учит Жардена арифметике, и он уже умеет пользоваться квадрантом, но еще плоховато читает карты.
— Он умеет обращаться с лотом?
— О да, капитан. Уже научился. Он знает порядковый счет, видите ли. И еще умеет складывать и вычитать простые числа, что меня удивило. Его надо обучить письменному счету. Сейчас мы занимаемся также с капитаном Ромбо. С ним полегче, он умеет умножать и делить, а равно читать и писать.
— Как насчет старшины-рулевого? — спросил я. — Он тоже должен учиться.
— Он учится, капитан. Курс прокладывать уже умеет. Еще не очень хорошо, но лучше…
Тут кто-то прокричал:
— Эй там, на белом судне! Капитан Крис на борту?
Кричали по-английски, и я едва не свернул шею, поворачивая голову.
На причале стояли двое мужчин, оба размахивали руками. Мне они показались примерно одного телосложения — среднего роста дюжие ребята, — но я сказал Антонио:
— А вот и парни, о которых ты говорил.
Он помотал головой, но я не обратил внимания. Я проорал:
— Я — Крис! Поднимайтесь на борт!
На палубе уже горел один фонарь, и Антонио зажег от него второй, пока парни поднимались по сходням. Тем не менее мне потребовалась пара секунд, чтобы признать в них Бена Бенсона и Рыжего Джека. Мы радостно завопили, бросились жать друг другу руки и так далее. Я представил им Антонио. Они не могли перекинуться с ним парой слов, поскольку он не знал английского, а они говорили только по-английски, но мы все заулыбались и снова обменялись рукопожатиями. Будь они французами, мы бы обнялись. Но они не были французами. Сейчас, когда я иногда обнимаю мальчиков здесь в Молодежном центре, я сожалею об этом.
Капитан Берт назначил Лесажа капитаном «Виндворда», сказали они. Они недолюбливали Лесажа и решили наняться на другое судно. Я спросил, стоит ли «Виндворд» в порту сейчас, поскольку хотел еще раз взглянуть на корабль и при возможности поговорить с Лесажем о Валентине. Они сказали, что он ушел с неделю назад. Я решил, что на самом деле Бен Бенсон и Рыжий Джек просто замотали отплытие — возможно, по пьяному делу, а возможно, потому, что еще не спустили все деньги. Тем не менее я с радостью взял обоих в команду. Они были моряками, причем хорошими.
Я показал парням «Кастильо бланко» — все, кроме двух маленьких кают под ютом. Однако я ни словом не обмолвился об Эстрелите — это дело их не касалось — и даже не вспомнил про проклятие. Может быть, если бы я упомянул о нем тогда, впоследствии все сложилось бы иначе. Может быть, но вряд ли.
Пока я водил ребят по кораблю, Антонио сгонял на «Магдалену» и вернулся с бутылкой рома. Мы четверо принялись выпивать, и я немного рассказал о своих планах: из Порт-Рояля мы направимся на Испаньолу, если не укомплектуем здесь команды полностью, а потом двинемся на юг вдоль побережья Испанского материка в поисках добычи. Португальцев мы не станем трогать, сказал я. Дальше на юг живут испанцы, в серебряной стране, но я сомневаюсь, что мы доберемся дотуда. После этих моих слов на лицах парней отразилось легкое разочарование, чего я и добивался.
Потом нам оставалось только отправиться на боковую. Рыжий и Бен пошли в носовой кубрик, чтобы подвесить там свои койки. Мы с Антонио пожелали друг другу доброй ночи, и он вернулся на «Магдалену». Когда явился Бутон, чтобы принять вахту, я коротко проинструктировал его и удалился в капитанскую каюту — не такой твердой поступью, как мне хотелось бы.
Моя постель уже была постлана на полу. Я не помнил, чтобы стелил ее перед тем, как покинуть каюту, но решил, что, видимо, все-таки постелил. Когда я скользнул под покрывало, там меня ждала Новия, голая и полная страсти.
Потом я заснул первым, как случалось почти всегда. Однако той ночью я проснулся, когда били две склянки. Новия продолжала спать, а я лежал, размышляя над словами Бутона, что все женщины лгут. Конечно, он был прав. Они лгут. Все мужчины тоже лгут. А я больше очень и очень многих, хотя изо всех сил стараюсь не лгать здесь. Сабина-Новия солгала, поскольку любила меня и хотела взаимности. Я бы лежал в постели со лживым человеком, даже если бы лег один. Есть ли на свете женщины лучше ее? Я не мог такого представить.
