XXXIX
Первые дни после возвращения в школу Лисандра упражнялась далеко не в полную силу. Ее едва окрепшее тело еще не могло осилить изматывающую работу. Поспешить, перенапрячься значило бы снова угодить в лечебницу, причем надолго.
Бальб, как обещал, наделил ее наставническими полномочиями, но она не торопилась гонять своих эллинок так, как могла и хотела бы. Ей претило давать ученицам задания, которых сама она не в состоянии была выполнить, да не как-нибудь, а превосходно. Поэтому спартанка предоставила подопечным повторять обычные для них упражнения, сосредоточившись на собственном физическом состоянии. Она подолгу бегала, разминала и постепенно нагружала все мышцы, стараясь в возможно более краткие сроки вернуть былую силу и ловкость.
Трудясь над собой, Лисандра нет-нет да и поглядывала на ту половину учебных площадок, где обычно работали варварки. По возвращении с игр эти женщины заметно обособились от всех остальных. С некоторых пор они мало кого допускали в свой круг и сами не обращались к тем, кого считали чужими. Этот разброд безошибочно чувствовали все гладиатрикс, и ветераны, и новички, а уж Лисандра — острей многих. Утрата Эйрианвен отъединила от варварок и ее. Она общалась разве что с Катувольком и с Хильдрет, которую про себя считала очень приличной девушкой — для дикарки, конечно. Остальные связующие нити были оборваны.
Еще Лисандра видела, насколько беспощадно работала над собой Сорина. Эта старуха первой выходила поутру на учебные площадки и покидала их лишь тогда, когда наставники звали всех ужинать. Ну что ж! Она уже сказала Катувольку, что думала по этому поводу. Пусть амазонка хоть узлами завязывается, хоть из кожи вон лезет. Исход грядущего поединка лично для нее сомнению не подлежал. Лисандра ехала на ярмарку, Сорина же — с ярмарки. Это был простой закон жизни. Он их и рассудит.
Лисандре понадобилось несколько недель, чтобы обрести прежнюю быстроту, меткость удара и остроту восприятия. После этого она стала упражняться вместе с эллинками, по ходу дела подсказывая и направляя, но еще не посягая на наставничество в полном объеме. Прежде чем выступить в этом новом качестве, она хотела должным образом утвердить свое превосходство. Уважения словами не добывают, его надо завоевать. Ведь ее эллинки больше не были зелеными новичками.
Однако время шло быстро, и первенство Лисандры делалось все очевиднее. Похоже было, что девушки от души радовались тому, как втягивалась в работу спартанка. В ее отсутствие некому было вести их за собой, и они страдали от этого.
Когда же она в полную силу взялась их обучать, очень многие цивилизованные женщины в луде стали всячески показывать, что были бы очень не прочь примкнуть к ее окружению. Лисандра этому не удивилась. Палка, Катувольк и особенно Тит тоже были отменными наставниками, но их приемы обучения происходили все-таки не из Спарты, а стало быть, значительно уступали ее собственным. Бальб, кстати, не возражал, видя, как разрастается ее группа, и, по мнению Лисандры, правильно делал. Не мог же он не замечать, что ее подопечные становились самыми подготовленными и смертоносными воительницами в луде!
— Помните! — говорила она им, еле живым после особенно тягостных упражнений. — Тяжело в учении, легко в бою! Вот где ключ к вашим победам! Любая дура может схватить меч и забить соперника точно дубиной, не ведая ни тактики, ни стратегии! — Она мотнула головой в сторону дикарок, которые продолжали заниматься с обычным для этих людей жизнерадостным и безалаберным ухарством. — Выучка и готовность тела — первейшее ваше оружие. Все мы видели, какие ошибки совершают на арене бойцы, когда начинает сказываться усталость! В следующий раз, когда вам покажется, будто я вас слишком жестоко муштрую, подумайте о вражеском мече, который может оказаться у вас в кишках. Вы сумеете выжить, только если окажетесь быстрее, сильнее, выносливее. Семеро наших подруг остались истекать кровью на песке арены. На их месте могли оказаться и вы! Посему затвердите себе, что избыточного запаса стойкости не бывает. Способность пробежать лишний круг может означать разницу между жизнью и смертью. И не только на арене. Не щадите себя!
Девушки дружным криком приветствовали эти слова, и Лисандра позволила себе чуть улыбнуться.
* * *
Хочешь не хочешь, Сорине приходилось встречаться за едой с ненавистными гречанками, и от этого желудок дакийки едва не выворачивался наизнанку. Два сообщества держались строго по разным углам, но пребывание под одной крышей с Лисандрой и ее приспешницами — римлянками и гречанками — все равно было едва выносимо для нее.
Они болтали между собой на своем щебечущем языке, и амазонка была уверена в том, что они насмехались над нею. Зря ли они время от времени оглядывались в сторону ее клана, после чего разражались хохотом! Сорина хотела даже переговорить с Бальбом насчет того, чтобы их кормили в разное время, но потом передумала. Еще не хватало дать ланисте понять, до какого предела дошло напряжение между общинами. Нет уж! Она твердо вознамерилась убить Лисандру и не хотела создавать себе помехи.
Желание истребить гречанку было так сильно, что Сорина почти ощущала на губах вкус ее крови.
— Ты в порядке? — Голос Тевты развеял сладостное видение Лисандры, насаженной на добрый клинок.
— Только посмотри на них. — Предводительница общины мотнула головой в сторону гречанок, беседовавших за столом. — Эта их риторика! Не могу их ни видеть, ни слышать! Тошнит!..
Тевта хмыкнула.
— А ты внимания не обращай…
Как раз в это время маленькая служанка Вария поднесла амазонке еще вина, но Сорина раздраженно отпихнула девочку.
— Пошла прочь!
Вария шарахнулась, споткнулась и выронила кратер. Сорина почувствовала, что переборщила. Девочка родилась в ненавистной Италии, но была совершенно безобидной. Не стоило так на нее рявкать.
Она как раз собиралась помочь Варии подняться, когда обратила внимание, что в помещении вдруг сделалось очень тихо. Одна из гречанок, афинянка, вроде бы ее звали Даная, поднялась со своего места и пересекла невидимую границу.
— Не стоило так с ней, варварка, — сказала она, ставя на ноги перепуганную Варию. — Она просто делала свое дело.
— Не смей называть меня так! — огрызнулась Сорина.
Даная выгнула бровь. Это движение, явно заимствованное у Лисандры, окончательно вывело амазонку из себя.
А гречанка еще и сказала ей:
— Бить детей — это и есть варварство.
Ярость Сорины достигла такого накала, что ее тело сработало словно бы по собственному хотению. Она взвилась на ноги, сжимая кружку для вина, прозвучал глухой треск, потом отчаянный крик. Даная свалилась на пол с лицом, превращенным в уродливую багровую маску. В руке Сорины осталась отбитая глиняная ручка.
Гречанки и римлянки вскочили все разом и уже надвигались на половину противниц. Сорине бросилось в глаза удивительное бесстрастие их лиц. Боевого неистовства не было и в помине, хотя она только что, прямо у них на глазах, оскорбила и покалечила их подругу. То, что они сейчас шли требовать кровавой платы за ее кровь, было правильно и справедливо. Но выглядели эти женщины такими же спокойными, как орда муравьев. Это было сущим посрамлением перед лицом богини войны!
Варварки тоже успели вскочить, понимая, что всеобщая потасовка сделалась неминуема, и с яростным визгом кинулись на середину помещения, чтобы вышибить из ненавистниц эту их холодную спесь.
С этого мгновения все обратилось в хаос. Гладиатрикс были безоружны. Сила ломила силу, кулаки впечатывались в незащищенные тела.
Сорина ощутила себя в родной стихии. Грудь на грудь — вот это было по ней! Ее подхватила некая вдохновенная сила, она бросилась в свалку, круша налево и направо, орудуя кулаками и раздавая пинки. Ее удары ломали кости, мозжили плоть.
Она продвигалась туда, где чуть повыше остальных голов мелькали вороные пряди Лисандры. Та, в свою очередь, пробивалась ей навстречу. Сорина ощерила зубы, ее пальцы скрючились в железные когти.
«Вот сейчас мы и встретимся. Вот сейчас и посмотрим наконец, кто кого!..»
* * *
— Ланиста!..
Бальб вскинул голову от пергаментов, в комнату влетел Палка. Маленький парфянин пребывал в самой настоящей панике.
— Что такое? — спросил Луций, начиная по-настоящему тревожиться.
Палку, насмешника и сквернослова, мало что могло довести до подобного состояния.
— У нас бунт!.. — почти завизжал наставник.
— Поднимай на ноги стражу! — Бальб полез вон из удобного кресла со всей быстротой, на которую было способно его грузное тело.
— Уже! — Палка повернулся бежать обратно. — Они уже там. Тит их возглавляет.
Ланиста выскочил во двор следом за парфянином. Картина, представшая его взору, заставила владельца школы в отчаянии заломить руки. Его стража — вся поголовно! — по существу потерялась в чудовищной женской драке, тщетно пытаясь оттереть гречанок и варварок в разные стороны. Как и следовало ожидать, воительниц с берегов Срединного моря возглавляла Лисандра, уроженок римского пограничья — Сорина. Рукопашная происходила с чисто женским исступлением, от визга и воплей звенело в ушах. Лишь Хильдрет еще как-то удерживала своих германок чуть поодаль от общей свалки, явно не желая брать чью-нибудь сторону.
Прямо на глазах у Бальба две дикарки снесли с ног какую-то римлянку, обрушили ее на стол и перевернули его. У ланисты невольно вырвался вскрик.
— Да остановите же их наконец! — заорал он, бросаясь вперед.
Палка обхватил его сзади за пояс, удержал и оттащил прочь.
— Ты что, спятил? — прокричал маленький парфянин. — Тебя же убьют! Пускай ими занимается стража!
Наемное воинство, укрытое броней, заслоняясь щитами, наконец-то проложило себе дорогу и сумело встать между враждующими общинами. Стражники действовали без какой-либо мягкости и пощады, дубинки в их руках взлетали и падали с пугающей силой. Бальб прямо-таки воочию видел, как опустошалась его мошна. Сколько переломанных костей, сколько воительниц, только-только подготовленных к выступлениям, надолго окажутся недееспособными!.. Какие траты на лекарей и лекарства!..
Все-таки ланиста сохранял относительное хладнокровие, ибо понимал, что виновен в сегодняшнем мордобое был отчасти он сам. Это помогло ему заметить, что гречанки Лисандры были близки к победе над варварками. Они дрались сплоченно, как единое целое, и готовы были одержать верх.
Ну как было не усмотреть в этом руку Фортуны?..
* * *
Штормовой прибой битвы так и не дал им подобраться друг к дружке. Сорина дико визжала от ярости и разочарования, силясь пробить, прогрызть, процарапать себе дорогу к Лисандре, но с каждым последующим шагом перед ней вставала еще одна гречанка, еще одна римлянка. Даже угар боевого неистовства не помешал амазонке осознать, что, уступая числом, соратницы Лисандры уверенно теснили ее соплеменниц. Они встали строем, перегородив поле боя. Если одна из них падала, то на ее место тотчас выдвигалась другая, и подуставшие варварки разбивались о них, как вода о скалу.
В какой-то миг Сорина сообразила, что надо отозвать своих назад, собрать их в кулак и слитным ударом переломить хребет девкам Лисандры. Она огляделась, хотела было выкрикнуть приказ, но тут кто-то сзади с силой ударил ее по голове. Сорина яростно крутанулась, ее кулак мстительно выхлестнул вперед, но лишь для того, чтобы расшибиться о твердое дерево щита стражника. Он ударил ее снова, потом — еще и еще. Ноги амазонки подогнулись, сознание поглотила ночь.
* * *
— Ну вот, все под замком, — устало доложил Тит.
Он смахнул со лба пот и добавил:
— Особо справляться, в общем, и не понадобилось. Они уже выдохлись, да и стражники дубинками поработали.
— Слава богам! — кивнул Бальб. — Велик ли ущерб?
— Трое убитых, — вздохнул бывший центурион. — Шестнадцать у Квинта в лечебнице. Неслабая драчка вышла, ланиста!
— Да уж, хотя могло кончиться и похуже, — проворчал Бальб.
Он успел прийти в себя после первоначального потрясения, и способность здраво рассуждать вернулась к нему.
— Кто зачинщицы?
— Лисандра с Сориной. — Тит сел в кресло. — Кому же еще?
— Действительно, об этом можно было даже не спрашивать.
Тит помолчал, глядя на Бальба, и ланиста понял, что сейчас получит от старого воина дельный совет.
— Знаешь, я стал замечать, что наши девки разбежались по этаким враждующим лагерям. В прежние времена такого вроде не случалось.
— Верно.
Тайное понемногу становилось явным, и Бальб принял решение посвятить Тита в свои планы.
— Я знаю. Это я допустил, чтобы подобное произошло. Скажу тебе даже больше. В дальнейшем я намерен только поощрять их раскол.
Центурион замер с открытым ртом, и Бальб несколько мгновений наслаждался произведенным впечатлением. Тит был славным малым, но с чего он взял, будто возраст и боевой опыт делали его самым сведущим в делах луда? Да, он был отменным наставником, но выше головы прыгнуть не мог. Все решал Луций Бальб.
Наконец Тит прокашлялся и сказал:
— Ты уверен, что поступаешь благоразумно? Они ведь будут только звереть!..
Тут вошел Эрос, поставил перед ними вино, после чего приглашающе подмигнул Бальбу. Тому понадобилось усилие, чтобы спрятать ухмылку. Ланиста отлично знал, что наставник презирал мальчишку. Он жестом отослал Эроса прочь. Ему требовалось полное внимание со стороны Тита.
— Скоро в нашем луде многое изменится, — проговорил он, когда они остались наедине. — Если мы сумеем все сделать правильно, то будем купаться в деньгах. Я говорю обо всех нас, — добавил он со значением. — Правитель обратился ко мне с просьбой организовать небывалое зрелище. Такое, какого ни разу не видывали за пределами Рима.
— Всех временами заносит. — Тит снова натянул личину старого, все в жизни повидавшего ворчуна, немало раздражавшую Бальба.
— Это не тот случай. — Ланиста позволил себе толику самодовольства. — Когда мы сидели с правителем и Эсхилом…
Он изложил подробности будущей гладиаторской битвы, приуроченной ко дню рождения Домициана. По ходу дела с лица Тита постепенно пропадал скепсис, и это полностью удовлетворило Луция.
— Вот потому-то я и позволил гречанкам и римлянкам так тесно сдружиться под водительством Лисандры. Раз уж ей суждено возглавить их в битве, пусть сплотятся кругом нее уже теперь!
— Но самой-то ей ты о своих планах еще не рассказывал? — пробормотал Тит.
— Еще нет, — кивнул Бальб. — Сегодняшняя заварушка лишь убеждает меня в том, что спешить с этим не стоит. Пока все знают только то, что мы будем расширять луд. Я предполагаю разместить гречанок и их окружение в новом крыле. Пусть упражняются в своем кругу. Скоро я привезу столько новых рабынь, сколько сумею достать. Фронтин выделил на это вполне достаточно денег.
— Звучит здраво, — согласился Тит. — Ну и кто будет обучать для Лисандры это, с позволения сказать, войско?
Бальб улыбнулся.
— Она сама и обучит, хотя полагаю, ей все же понадобится твоя помощь, Тит. В конце концов, тебя не на пустом месте прозвали Центурионом. — Он наклонился к собеседнику. — Если ты поможешь ей, значит, поможешь и мне. Если все пройдет гладко, ты станешь богат, точно Крез, а твоя репутация взлетит до небес. Весь мир будет у твоих ног. Так что дело беспроигрышное!
— Не такое уж и беспроигрышное, — буркнул Тит. — А как же все те, кто погибнет?
Бальб подумал о том, что такая чувствительность была, конечно, похвальна. Однако денег на мягкосердечии, как известно, не сделаешь. Бойцы на арене неминуемо погибали, и наставнику это было отлично известно.
— Такова природа игр, Тит, — сказал Бальб.
— А до тех пор что?
— Будем вести дело как всегда. Я хочу, чтобы Лисандра по-прежнему участвовала в поединках, притом чем чаще, тем лучше. Зрители должны видеть ее. Придется Фалько эти два года вкалывать по-настоящему. — Сказав так, Бальб невольно представил себе восторг молодого устроителя игр от подобной перспективы. — А наших девиц надо не допускать друг до друга, пока я не переселю гречанок во вновь выстроенное крыло. Вот выпроводим их туда, тогда и вздохнем посвободнее.
Тит поднял чашу.
— Так выпьем же за успех!
