Глава 9

А в сотне миль от Санта-Марии, в городе Новая Панама, губернатор, его превосходительство дон Алонсо Меркадо де Вильякорта, был потрясен известием о падении Санта-Марии. Новости принесли в город растерянные и перепуганные беженцы, которые живописали, как куна, улучив момент, зверски перебили испанских поселенцев, до того обезоруженных буканьерами.

— В любой момент случившееся может обернуться настоящим бедствием, — заявил губернатор свойственным ему унылым тоном на экстренном совещании, которое он созвал в своем кабинете. — Банда пиратов прорвалась к Южному морю. Именно об этой опасности я, как и прочие, столько лет предупреждал вышестоящие власти. Но никто даже капельки внимания не обратил. Что нам делать?

Он посмотрел на сидевших за столом для совещаний. Взор губернатора скользнул по членам городского совета и церковным сановникам, едва задержавшись на двух полковниках, командовавших кавалеристами и пехотинцами, и остановился на доне Хасинто де Бараоне, дежурном офицере Тихоокеанской военно-морской эскадры.

Бараона подумал, что губернатор настроен уж чересчур пессимистично.

— Мы перейдем в наступление, — твердо заявил он. — Незамедлительно уничтожим угрозу. В противном случае по тому же маршруту, что отыскали пираты, через перешеек пойдут и другие. И тогда мы рискуем тем, что нас просто раздавят.

— Но нам неизвестно, ни где искать пиратов, ни какова их численность, — возразил губернатор. У него была привычка в волнении или в тревоге подергивать себя за мочку правого уха. — Они могут прятаться где угодно. Побережье — сущий лабиринт островов и бухточек. Наши войска могут не одну неделю их обшаривать, но так никого и не обнаружить. Город же тем временем останется без защиты.

— А если попросить индейцев выследить пиратов? — Такое предложение могло прозвучать только из уст епископа, который недавно прибыл из Испании и многого еще не успел понять. В частности, он еще не знал, что индейцы отнюдь не были теми благочестивыми и верными христианами, каких он ожидал увидеть.

— Индейцев! — воскликнул полковник-кавалерист, скривившись в злобной гримасе. — Индейцы-то и указали пиратам тропу через горы.

— Искать пиратов нет нужды. Они сами к нам придут, — прозвучал тихий, но твердый голос. Это произнес капитан дель навьо, Франсиско де Перальта. Смуглый загар и испещряющие лицо морщины он заработал за целую жизнь, проведенную под парусом в Тихом океане. На протяжении тридцати лет дон Франсиско бороздил море между Панамой и южными портами вице-королевства Перу. Едва ли нашелся бы корабль, которым он не командовал, на котором не плавал или который не водил в конвоях: груженные золотыми и серебряными слитками галеоны; пузатые широкие торговые урки, со всевозможными товарами в трюмах; быстроходные патаче с правительственной корреспонденцией; даже пасакабальо, плоскодонные суда для перевозки лошадей, с одного из которых он однажды выгрузил кавалерийский отряд, сражавшийся с арауканами в Чили. Теперь, будучи капитаном дель навьо, он командовал барка лонга — вооруженной бригантиной, стоявшей на якоре возле Панамы.

— Пираты успешно преодолели горы, но они поймут, что оказались в затруднительном положении, — продолжал Перальта. — Если они хотят напасть на Панаму, у них должны быть лодки. Совершать марш по суше вдоль побережья — слишком долго и слишком рискованно. У них могут быть только индейские каноэ — маленькие долбленые лодки. Только такие. Ну, вероятно, еще одна-две пироги. Поэтому они уязвимы.

Бараона осознал, куда клонит Перальта.

— Мы должны прекратить все морские перевозки. Ни один наш корабль не должен покидать портов. Всем, кто сейчас находится в море, будет передан приказ укрыться в гаванях, — сказал он.

— Но мы, разумеется, обязаны предупредить поселения на побережье, что поблизости рыскают пираты, — запротестовал епископ. Он чувствовал себя уязвленным тем, что предыдущее его предложение отвергли сразу же, без всякого обсуждения.

— Нет. Пираты могут захватить наши суда и использовать их против нас.

— Какими военно-морскими силами мы располагаем для обороны, если пираты доберутся до Панамы? — С вопросом губернатор обратился напрямую к Бараоне, хотя и так уже знал ответ. Лучше, чтобы до чиновников и священников дошло, насколько страшная всем грозит опасность.

— В гавани на якоре в настоящее время стоят пять купеческих кораблей. Один из них, «Ла Сантиссима Тринидад», — большой галеон, но он оснащен как торговое судно и на нем нет никакого вооружения. Есть три небольших военных корабля из эскадры Южного моря. — Характеризуя военный флот колонии, Бараона был аккуратен и воспользовался термином армадилья, то есть эскадра. Хотя официально она называлась гораздо звучнее и пышнее — армада, или флот, однако прижимистые купцы Перу и Панамы крайне неохотно выплачивали ситуадос, особые налоги, предназначавшиеся для финансирования обороны колоний. Так что ныне королевских кораблей насчитывалось немного, они были невелики по водоизмещению и размерам, не говоря уже об их ветхости. Боевые корабли, согласно диспозиции Бараоны, принадлежали к тому же типу, что и корабль Перальты, это были барка лонга, двухмачтовые суда с дюжиной пушек.

— Несомненно, чтобы расправиться с горсткой пиратов на каноэ, этого хватит, — фыркнул полковник-кавалерист.

— Наша главная проблема не в кораблях, а в людях, — с нажимом возразил Бараона. Как обычно, сухопутные солдаты не обращали внимания на то обстоятельство, что времени на обучение моряков требуется гораздо больше, чем на муштру пехотинцев.

— У нас достаточно опытных матросов, чтобы укомплектовать один из боевых кораблей. Главным образом это бискайцы, они превосходные моряки и отменно знают свое дело. Но двум другим кораблям придется положиться на местные экипажи. — Бараона метнул взгляд в сторону Перальты и офицера, сидевшего рядом с ним, капитана Диего де Карабаксала. Последний был компетентным моряком, но Бараона не был уверен, что у Карабаксала хватит смелости, если дело дойдет до драки. — На обоих этих кораблях ощущается недостаток в людях. Поэтому я предлагаю снять команды с «торговцев» и пополнить ими экипажи боевых кораблей.

— Разве это разумно? Если лишить торговые суда людей, они не смогут обороняться, — возразил кто-то из членов городского совета. По нотке тревоги в его голосе Перальта заподозрил, что он — совладелец одного из упомянутых кораблей и заволновался, что над его капиталовложениями нависла угроза.

— Если какому-то «торговцу» будет грозить опасность угодить в лапы пиратов, его затопят или сожгут по моему приказу. — Бараона с удовлетворением увидел, как побледнел советник, услышав о подобной перспективе.

— Тогда решено, — заявил губернатор. — Армадилья готовится перехватить и уничтожить пиратов, пока они будут плыть на маленьких лодках. Сухопутные войска сосредоточиваются в городе и обеспечивают оборону в том случае, если пиратам все же удастся высадиться на берег.

Епископ закрыл совещание молитвой о спасении душ, заклиная Всемогущего разрушить злодейские замыслы морских разбойников-еретиков, и Франсиско де Перальта покинул кабинет губернатора. Шлюпка с корабля ждала его неподалеку, и пешком идти нужно было совсем немного. Пересекая главную площадь Новой Панамы, капитан припоминал, что творилось, когда на город в последний раз напали пираты. Генри Морган, великий пират, пешим маршем преодолел перешеек, ведя с собой тысячу двести человек. Гарнизону, состоявшему из четырех пехотных полков и двух кавалерийских эскадронов, не удалось остановить разношерстный пиратский отряд, настолько плохо экипированный, что во время рейда грабители вынуждены были поедать кожу, нарезанную из своих же кожаных сумок. Весь город, семь тысяч семей, впал в панику. Растерянные люди, охваченные страхом, не знали, что делать, в отчаянии прятали ценности в колодцы и цистерны, в дыры в стенах. Затем все бежали из города, надеясь спастись прежде, чем город будет блокирован.

Перальта получил приказ отверповать свой корабль к причалу. Там он принял на борт на удивление разномастную толпу беженцев — монахини и священники, знатные дамы с детьми и слугами, высокопоставленные государственные чиновники. Помимо личного багажа, они притащили содержимое городской казны, ящики со служебными документами и юридическими актами, набитые церковной утварью мешки, картины, наспех завернутые в напрестольные пелены священные реликвии и мощи, сундуки с принадлежащими частным лицам драгоценностями, золотом, жемчугом, и прочее богатство, которое могли унести. Ценность груза, с поразительной быстротой доставленного на борт его корабля в тот день, превосходила все, что было брошено в городе на произвол судьбы и на разграбление пиратами. Тщетно Перальта предупреждал, что корабль не готов к морскому плаванию. Единственной защитой ему могли послужить семь пушек и с десяток мушкетов, а паруса были свезены на берег по причине непригодности. Его никто не слушал. Все умоляли Перальту немедленно выйти из порта и спасти и их самих, и их имущество.

То, что последовало дальше, казалось чудом. Крайне перегруженное судно отдало швартовы, и команда распустила топселя — других парусов на борту не осталось. Их с грехом пополам хватало, чтобы у судна вообще был хоть какой-то ход. Идя то ли под парусом, то ли несомый течением, корабль тащился прочь от города, и следующие сорок восемь часов Перальта провел в ожидании, что пираты, реквизировав у местных жителей лодки, нагонят его и захватят добычу. Хватило бы и двух десятков пиратов на одной пироге. Но ничего подобного не случилось. Враг так и не появился, и многие годы Перальта гадал, почему. Позже он узнал, что пираты попросту перепились. Захватив запасы вина, они принялись пьянствовать и столько времени впустую проторчали на берегу, что, когда бандиты очухались, Перальта и его драгоценный груз уже скрылись за горизонтом. Пиратам оставалось лишь проклинать свою глупость.

При этом воспоминании дон Франсиско позволил себе криво ухмыльнуться. Ладронес дель мар, морские воры, как он называл их, были отважны и непредсказуемы. Но у них имелись две слабости: любовь к крепкой выпивке и склонность к раздорам между собой. Обычно, если дать им время, то в их рядах возникают неурядицы и ссоры и они сами убираются восвояси.

Испанский капитан добрался до маленькой бухточки, где его ждала шлюпка. Все члены его команды были чернокожими, потому что дон Франсиско предпочитал работать с неграми. Большинство из них были отпущенными на свободу рабами, и Перальта полагался на их верность, считая, что они менее всех подвержены дезертирству в поисках лучшей оплаты на торговом флоте. Теперь чернокожим матросам предстояло полчаса неустанно работать веслами, чтобы доставить капитана на корабль. После того как Морган разграбил Панаму, город отстроили в другом месте, более защищенном самой природой, причем архитекторы Новой Панамы настолько страшились нападения с моря, что выбрали для возведения города окруженный мелководьем мыс, который легко оборонять. Это значило, что торговые суда и армадилья вынуждены были становиться на якорь на существенном удалении от берега, лишаясь защиты городских батарей. Прежний энергичный настрой сменился смирением и покорностью судьбе. Что бы ни случилось в следующие несколько дней, Перальта, как и два других капитана, будет предоставлен самому себе. Помощи с суши ждать не приходится.

Пока шлюпка направлялась к выходу из бухточки, Перальта, повернув голову, смотрел через плечо. Он отчетливо видел побережье в той стороне, откуда могли появиться пираты, и развалины города, опустошенного и сожженного Морганом. Большинство зданий было выстроено из прекрасного кедрового дерева и украшено прелестными резными балкончиками. Все погибло в пламени. Уцелели только те здания, что были сложены из камня, и одно заметно возвышалось над соседними. Это был старый кафедральный собор, по-прежнему действующий, потому что тот, что возвели на смену ему в Новой Панаме, до сих пор не освятили. Но пираты Моргана не сумели украсть все. Прослышав о неминуемом нападении, священники собора хитроумно замаскировали красивейший запрестольный образ — настоящий шедевр резного дерева, покрытого тонким листовым золотом. Они выкрасили сокровище черной краской и одурачили пиратов. Те обшарили весь собор, но обмана не распознали. Запрестольная перегородка уцелела, и жители Новой Панамы по-прежнему молились перед ней. Дон Франсиско Перальта поудобнее устроился на кормовой банке, размышляя, не удастся ли ему, применив какую-нибудь хитрость, оставить в дураках и этих разбойников.

Гектор был очень рад, что его отобрали в авангард капитана Соукинса, и Коксону теперь куда как непросто добраться до юноши. Буканьерский капитан опробовал мазь куна с подсыпанными в нее шпанскими мушками, и когда Гектор видел Коксона в последний раз, то лицо и шея у него были обезображены громадными волдырями, зудящая сыпь распространилась по коже, подобная гротескному родимому пятну, и причиняла немалые страдания. Гектор, понятное дело, чувствовал, что это лишь малая кара за происшедшее на гребне перед Санта-Марией.

— Тебя подставили, — подтвердил Изреель, когда Гектор рассказал другу, что случилось во время атаки. — Из зарослей тростника, где собирался авангард, мы никак не могли видеть ни тебя, ни твой белый флаг. Однако с косогора ты был для Коксона как на ладони. Вот он, наверное, злорадствовал, глядя, как ты доверчиво шагаешь прямо на испанские ружья.

— А сам Коксон старался держаться от опасности подальше, — прибавил великан. — Он дождался, пока падет Санта-Мария, и только тогда спустился с гребня. Поговаривают, что нашему командиру недостает храбрости.

Теперь Коксон остался далеко позади Соукинса; авангард на рассвете двигался в сторону Панамы на лодках, которые дали индейцы куна — это были две большие пироги и пять маленьких каноэ. Изрееля, Дана и Жака определили в пирогу, а Гектору выдали мушкет и боеприпасы и вместе с пятью другими буканьерами посадили в одну из небольших долбленок.

Отложив весло, Гектор наклонился вперед, проверяя, надежно ли укреплен мушкет на борту каноэ. Дан посоветовал самому удостовериться в крепости узлов; дуло должно быть хорошенько заткнуто, а затвор, чтобы не намок, — завернут в вощеную ткань. Патронташ также необходимо было залить салом и крепко принайтовить в надежном месте для того, чтобы, если лодка вдруг опрокинется, Гектор не потерял ни оружия, ни боеприпасов.

Совет оказался очень кстати. Каноэ не перевернулось, но через четыре дня после отплытия из Санта-Марии пошли частые ливни, сильные и неожиданные, у Гектора промокли одежда и ранец и испортились последние запасы еды. Сухой осталась только записная книжка с медицинскими заметками. Он упрятал ее внутрь водонепроницаемой трубки, которую смастерил из полого стебля гигантского тростника, а концы трубки запечатал, туго забив пробкой из мягкой древесины.

Гектор подобрал весло и вновь принялся грести. Выбор собеседников был ограничен — говорить можно было только с теми, кто находился на банках впереди или позади него. Перед Гектором сидел загорелый и обветренный буканьер по имени Джон Уотлинг. Шрамы и грубая речь, с изредка проскальзывающими словечками из военного жаргона, обличали в нем солдата-ветерана.

— Мне говорили, что Соукинс не терпит богохульств и сквернословия, — промолвил Гектор.

— И азартные игры заодно. Говорит, это грех, и я с ним согласен, — ответил Уолтинг через плечо. — Если видит у кого колоду карт или игральные кости, то выбрасывает в море. И своих людей он воскресенье блюсти заставляет.

— Что, однако, нисколько ему не мешает грабить братьев-христиан.

— Конечно, нет! Они же паписты! Для него они законная добыча, и плевать, есть у нас или нет разрешение Ямайки.

Упоминание о Ямайке вновь навело Гектора на мысли о Сюзанне.

— Надеюсь скоро вернуться на Ямайку. Девушку там оставил, — как бы невзначай промолвил он, но тоном, преисполненным гордости. Его заявление было, разумеется, преувеличением, но если притвориться, что у него была Сюзанна, то можно испытать от этого удовлетворение.

— Тогда лучше тебе надеяться, что наше дельце в Панаме принесет денежек побольше, чем в Санта-Марии. Вряд ли на Ямайке радостно встретят, коли в кошельке звонкой монеты не будет! Кому ж такого хочется!

— Для моей девушки все равно, — похвастался Гектор.

— Она тебе этого и не скажет, — промолвил Уотлинг. — Впрочем, в Порт-Ройяле мы оставили по себе и вправду дурное впечатление. Наши капитаны заявили властям, что мы отправляемся рубить деревья в Кампече. Даже получили правительственные лицензии на рубку леса. Но стоило земле скрыться из виду, как они повернули на Мэйн и заварили всю эту кашу.

— Не понимаю, как это на мне скажется, когда я вернусь в Порт-Ройял? Я-то присоединился к вам позже.

— А разницы никакой, — проворчал Уотлинг. Он перестал грести, взял деревянный ковшик, что лежал под ногами, и вычерпал из каноэ плескавшуюся на дне воду. — Дело в том, что между Англией и Испанией заключено перемирие, и я не удивлюсь, если от нас отрекутся.

— Отрекутся?

— Объявят вне закона. — Уотлинг произнес эти слова самым небрежным тоном. — Если же мы вернемся с карманами, набитыми золотом, то обо всем забудут. Как было после возвращения Дрейка во времена королевы Елизаветы. Испанцы до сих пор называют его великим пиратом, зато англичане почитают героем нации, а королева возвела его в рыцари. — Он повернулся вполоборота, покосился через плечо на Гектора. — Вот явишься домой на корабле с парусами из шелка, тогда ты — тоже герой. А коли нет… — Он сделал рукой движение, словно на шею накидывают веревку и тянут вверх. — Нас вздернут. Всех, кого поймают…

Прямолинейное, без прикрас, предсказание Уотлинга наполнило душу Гектора дурными предчувствиями. Даже если юноша и согласился бы бросить Дана и остальных друзей, то уже было слишком поздно сбегать из экспедиции. Он отправился в набег на Панаму, и у него больше нет благовидного предлога, что в рейде, мол, он всего лишь участвовал как лекарь. Капитан Соукинс настоял, что раз Гектор решил отправиться с передовым отрядом, он должен взять мушкет. Юноша размышлял о высказанном Уотлингом пророчестве и никак не мог решить, что для него предпочтительнее: чтобы нападение на Панаму потерпело неудачу, и буканьерский отряд был распущен, или чтобы рейду сопутствовал успех, и он вернулся на Ямайку богачом и откупился от всех неприятностей.

Воцарилось долгое молчание, которое немного погодя нарушило лишь замечание Уотлинга:

— Хорошо, что сегодня день святого Георга. Добрый знак!

Но Гектор не отвечал. В составе крошечной флотилии Соукинса он насчитал в общей сложности семьдесят шесть человек, и как ему казалось, этого слишком мало для нападения на крупную испанскую твердыню. Остальные буканьеры остались далеко позади, и он сомневался, чтобы воинственный Соукинс дожидался, пока его нагонят основные силы. Где-то слева от Гектора плыла пирога с Даном, Изреелем и Жаком, но лодки были слишком далеко, и он не мог сказать, в какой именно находятся его друзья. Справа, отчетливо видимая на низком берегу в сиянии восходящего солнца, стояла разрушенная башня, о которой один из его сотоварищей, некогда ходивший с Морганом, сказал, что это собор Старой Панамы. Должно быть, авангард приближался к цели.

— Три паруса, идут прямо на нас! — воскликнул Уотлинг, когда солнце разогнало остатки утренней дымки.

Гектор склонился набок, выглядывая через плечо буканьера. На расстоянии двух миль шли три парусника. Они держали курс точно на каноэ буканьеров, которые двигались без всякого видимого строя.

— Судя по виду, боевые корабли. Барка лонга, — промолвил Уотлинг. — И спешат сблизиться для боя.

С ближайшего каноэ, ярдах в восьмидесяти и правее, раздался призывный клич. Кричал сам Соукинс. Обычно его лодка опережала остальные и сейчас обогнала их на несколько корпусов. Капитан стоял в своем каноэ, размахивая шляпой и жестами показывая, чтобы каноэ Уотлинга повернуло прямо на противника.

— Ничего иного нам и не остается, — пробурчал мрачно Уотлинг. — У испанцев перед нами преимущество. Ветер дует им в корму, и они могут выбирать, на кого первого напасть. — Но вид у буканьера был на удивление невозмутимый. Он наклонился и начал отвязывать свой мушкет. Только проверив и зарядив оружие, Уотлинг вновь поднял голову. К тому моменту Гектору стало очевидно, что головной испанский корабль лег на такой курс, чтобы проскочить между каноэ Соукинса и тем, в котором сидел Гектор. Это позволило бы испанцу пустить в ход орудийные батареи обоих бортов.

— Как ты стреляешь? — спросил Уотлинг у Гектора.

— В последнее время стрелять доводилось нечасто.

— Тогда будешь у меня заряжающим, — предложил моряк. — Приготовь свое оружие и передай мне после того, как я выстрелю. Потом возьми мой мушкет и заново его заряди. Если будем действовать быстро, то я успею сделать три выстрела, а то и больше.

Пока Гектор заряжал свой мушкет, Уотлинг сидел спокойно, положив оружие поперек колен. Когда головной испанский корабль оказался на расстоянии выстрела, он тихо произнес:

— Приготовься. Сейчас начнут стрелять из пушек.

Через миг раздался оглушительный грохот, и палуба испанского корабля окуталась облаком дыма. Воздух наполнился свистом летящего металла, и на поверхности моря, в добрых тридцати ярдах впереди каноэ, взметнулись фонтаны воды и пены.

— Паршиво стреляют, на такой-то дистанции, — сухо заметил Уотлинг.

Вновь бабахнула пушка. На сей раз испанский корабль выстрелил с другого борта, целясь в каноэ Соукинса. Гектор не видел, куда попали испанцы.

— В следующий раз прицел будет получше, — сказал Уотлинг и пригнулся. Гектор поспешил последовать его примеру, опустившись на колени на мокрое дно каноэ и скорчившись как можно ниже. Тем не менее он ощущал себя крайне уязвимым. Позади него остальные гребцы тоже пригнулись.

Еще один пушечный выстрел, и снова жужжание стремительно пронесшегося в воздухе металла. На этот раз намного ближе. С внезапным низким звуком что-то проскользило по морю. Должно быть, испанцы зарядили пушки картечью. Уотлинг крякнул, приподнявшись в каноэ. Теперь он опирался локтями на дно, а ствол мушкета покоился на планшире: буканьер целился в испанский корабль. Гектор ощутил, как каноэ слегка переваливается с борта на борт: это буканьеры у него за спиной тоже устраивались для стрельбы.

— Осторожно! — раздался предостерегающий голос. Он принадлежал буканьеру, который находился на самом носу лодки. — Дайте мне первому выстрелить!

Потом звучали мушкетные выстрелы, знакомо запахло пороховым дымом, и легкая судорога пробежала по всей длине каноэ. Гектор поднял голову и покосился на испанский корабль. Он разглядел людей на палубе и нижних вантах. Возле штурвала, рядом с рулевым, стоял человек в долгополом темном камзоле с серебряным галуном. Должно быть, капитан. У фальшборта возилась группа из четырех испанских матросов, и Гектор сообразил, что это обслуга готовит орудие к выстрелу. Он едва успел пригнуться, когда пушка извергла пламя и что-то мощно ударило по корпусу каноэ. Где-то позади юноши раздались проклятия.

Босой ногой Уотлинг уперся Гектору в плечо и тщательно прицелился. Грохнул выстрел, а за ним последовало довольное фырканье буканьера. Затем Уотлинг сунул свой мушкет назад и знаком велел Гектору передать свое оружие. Потом он поерзал на животе, пристраиваясь половчее и прицеливаясь, и раздался второй выстрел. Гектор привстал на колено, чтобы зарядить разряженное оружие. Его голова и часть туловища теперь торчали над бортом каноэ. Вскрыв запечатанную воском крышку патронной коробки, он вытащил заряд пороха в бумажной обертке. Надорвав зубами обертку, Гектор аккуратно высыпал порох в дуло мушкета. Обернув мушкетную пулю для лучшей посадки полоской бумаги, он плотно загнал ее в ствол шомполом, затем, повернув мушкет набок, проверил, чтобы тонкое отверстие, ведущее в патронник, было чистым, а потом взял роговую пороховницу и насыпал щепотку пороха на запальную полку и прикрыл ее крышкой. Гектор настолько сосредоточился на своих действиях, что едва услышал третий пушечный выстрел с испанского корабля. Наверное, канониры плохо прицелились, потому что юноша замечал лишь, как его поторапливает Уотлинг.

— Быстрей давай! У них штурвал не прикрыт.

Гектор протянул перезаряженный мушкет, и на этот раз Уотлинг, чтобы прицелиться, сел на банку, повернувшись лицом к корме каноэ. Ствол мушкета, когда он нажал на спуск, оказался рядом с головой юноши, и от грохота выстрела Гектор едва не оглох. Но Уотлинг победно ухмылялся.

— Два из трех, — торжествовал он, скаля зубы.

Человек позади Гектора тоже стрелял, хотя юноша вряд ли бы сказал, сколько выстрелов тот успел сделать. Когда он в следующий раз взглянул на испанский корабль, «барка лонга» прошла между двумя каноэ и теперь двигалась по ветру. Потребуется определенное время, чтобы экипаж развернул корабль и вновь вступил в бой, а значит, с этой стороны опасность пока миновала.

Сдавленный стон, и чувства облегчения, что испытывал Гектор, как ни бывало. Человек, сидевший в каноэ сразу за ним, зажимал ладонью плечо. Рубашку пятнала кровь.

— Эй, дай-ка я посмотрю, — сказал Гектор и собрался уже перелезть через банку со своим ранцем, но его остановил резкий окрик Уотлинга.

— Оставь, потом займешься, — приказал он. — Вон еще один идет.

Гектор поднял взгляд и увидел, что второй испанский боевой корабль идет в тот же промежуток между их каноэ и лодкой Соукинса. На топе мачты развевался широкий бело-золотисто-алый стяг, указывая на то, что это, должно быть, флагман испанской эскадры.

Уотлинг настойчиво говорил Гектору:

— Перезаряди свой мушкет и на этот раз стреляй сам. Теперь от нашего капитана поддержки ждать не приходится.

Гектор бросил торопливый взгляд на каноэ Соукинса: только три члена его команды виднелись на банках. Их товарищи, вероятно, или убиты, или ранены.

Юношу кто-то толкнул локтем в спину.

— Эй, возьми и мое ружье! — Буканьер с окровавленным плечом, что сидел позади, протягивал мушкет. — Целься в штурвал, всегда только в штурвал, — посоветовал он, кривя лицо от боли.

На сей раз Гектор знал, чего ожидать. По примеру Уотлинга он лег на дно каноэ и положил ствол мушкета на борт. Юноша взвел курок и терпеливо ждал. Приближающийся испанский боевой корабль следовал в точности тем же курсом, что и его эскорт. Вновь раздался пушечный выстрел, поднялись клубы черного дыма, и вдобавок резко захлопали мушкеты: это испанцы на палубе открыли огонь по маленьким, низко сидящим в воде каноэ.

Гектор больше не обращал внимания, куда попали пули. Поле его зрения сузилось, он видел единственную фигурку — человека за штурвалом испанского корабля. Сосредоточившись на мушке, юноша аккуратно отслеживал дулом свою цель. Он едва осознавал покачивание каноэ на легком волнении, корпус двигался вверх-вниз с размахом в несколько дюймов, вполне достаточно, чтобы выбрать наилучший момент для выстрела. Гектор сделал долгий медленный вдох, задержал дыхание, дождался, когда волна поднимет каноэ в верхнюю точку, и затем мягко нажал на спусковой крючок.

Он ощутил толчок приклада в плечо, но не сводил взора с фигурки у штурвала. Человечек крутанулся на месте и упал.

— А еще говорил, что давно не стрелял! Теперь мой черед! — радостно проорал Уотлинг, глядя на результат выстрела Гектора. Очень быстро к штурвалу испанского судна встал другой рулевой, взяв управление кораблем на себя. Уотлинг склонился к своему оружию, прицелился и выстрелил. На краткий миг показалось, что буканьер промахнулся. Новый рулевой, невредимый, по-прежнему стоял прямо. Затем, медленно и необъяснимо, боевой корабль начал отворачивать в сторону, теряя ход.

— Господи, вот так удача! — воскликнул позади Гектора раненый буканьер. Похоже, зрение у него было острое, как орла, потому что он прибавил: — Перебит грота-брас. Грот сорвало.

И действительно, под хлопанье парусины, боевой корабль потерял ход и поворачивал, меняя курс. Палубные орудия стало невозможно навести на каноэ. Испанский корабль был подбит.

— А теперь — в командира! — с ликованием завопил Уотлинг.

Высокий худощавый мужчина вылез на планшир. На нем были шляпа с плюмажем и широкий красный шарф, на рукавах камзола поблескивало золотое шитье. Невзирая на грозящую опасность, он уцепился одной рукой за ванты, а другой лихорадочно принялся размахивать над головой зажатым в ней белым носовым платком. На какое-то мгновение Гектор подумал, что это белый флаг и испанский офицер хочет вступить в переговоры или даже капитулировать. Но затем юноша понял, что испанец повернулся лицом вовсе не к каноэ, а глядит в сторону первой барка лонга, возглавлявшей атаку. Тот корабль все еще находился в четверти мили по ветру и, неуклюже маневрируя, старался вновь вернуться в бой. Испанский командир настойчиво призывал эскорт прийти на помощь.

— Какой шанс! И захочешь, не промахнешься, — торжествовал Уотлинг. — Ну-ка, дай мне тот мушкет.

Гектор вручил ему ружье раненого матроса, и вновь Уотлинг неспешно и тщательно прицелился и выстрелил. Пуля ударила испанца и сбросила его с планшира. Он навзничь упал на палубу. Белый платок выпал из руки и полетел, развеваясь, в море.

— Теперь наша взяла! — обрадовался Уотлинг. — Давай, парни, сближаемся!

Он схватил весло и мощными гребками погнал каноэ к кораблю.

Потеря командира совершенно подорвала боевой дух испанской команды. В ужасе от столь меткой стрельбы буканьеров, испанцы бросили палубные орудия, понимая, что, когда под огнем противника заряжают свои пушки, они у пиратов как на ладони. И вместо того, чтобы занять места у планшира или забраться на ванты, чтобы оттуда стрелять по нападающим, члены команды сбежали на нижние палубы и попрятались за фальшбортом, лишь изредка высовываясь, чтобы прицелиться и выстрелить. Они утратили всякое желание сражаться.

Торжествующие крики слева от Гектора подсказали, что наконец-то прибыло подкрепление. Одна из пирог, с командой из шестнадцати человек, неслась на веслах прямо на увечный испанский корабль. Сблизившись на дистанцию прямого выстрела, буканьеры открыли смертоносный огонь из мушкетов. Стоило кому-то из испанских матросов показаться над бортом, как несчастных одного за другим выбивали меткими выстрелами.

Уотлинг обернулся и показал на первый испанский корабль.

— Сдается мне, он увидел достаточно, — сказал он. Судно меняло курс — оно выходило из сражения, бросая на произвол судьбы корабль сопровождения.

Помимо радостных воплей стрелков слышались и испуганные и отчаянные крики — это команда раненного корабля взывала о пощаде. Над фальшбортом показалась рука с обрывком белой тряпки и принялась лихорадочно размахивать, туда-сюда в знак того, что испанцы сдаются. Мушкетный огонь с пироги постепенно стал реже и наконец совершенно умолк.

— Соукинс заслужил победу, — промолвил Гектор. Он едва верил, что горстка буканьеров одержала победу над превосходящим атакующих в вооружении кораблем, да еще так быстро.

— Наш капитан уже пересел на другую пирогу, — сказал ему Уотлинг, кивком указывая на юг. В четверти мили от них вторая пирога сцепилась борт в борт с третьим испанским кораблем. На его палубе кипела яростная рукопашная схватка, и Гектор увидел, как абордажную партию буканьеров теснят обратно. Только тогда до него дошло, что там должны сражаться Дан, Жак и Изреель вместе с Соукинсом, который бросился в последнюю, самоубийственную атаку.