ОТ АВТОРА

Замысел моего первого романа, «Французский палач», родился мгновенно, вспышкой озарения: палач-меченосец Жан Ромбо отрубает шестипалую руку Анны Болейн одновременно с головой. А вот второй пришел гораздо менее заметно. Я хотел провести еще немного времени с персонажами, которых уже создал, однако ощущал, что сюжет новой книги должен стать самостоятельным. Мне нравится описывать динамичные приключения, но я отдавал себе отчет в том, что новая история должна быть более личностной. В ней, как я чувствовал, необходимо уделить побольше места внутренним конфликтам моих героев. И тогда мне пришла в голову мысль о войне внутри семьи: отец против сына, брат против сестры, мать против дочери. Тем не менее мне требовались какие-то определенные исторические «крюки», на которых можно было бы разместить мою картину.

Когда я начал писать исторический роман, мне казалось, что предварительные исследования нужны для того, чтобы не сделать ошибки в деталях. Действительно, правильное описание прошлого приносит глубокое удовлетворение. Но в первую очередь подобные исследования служат отличным творческим стимулом. Я заново открыл для себя старую истину: правда очень часто оказывается причудливее любой выдумки. Один-единственный исторический факт может дать толчок целой сюжетной линии. И нередко такой факт — совпадение даты или места действия — может показаться настоящим чудом.

Вот несколько примеров. Я знал, что хочу включить в число действующих лиц романа не только прежнее поколение из старой книги, но и новое. Поскольку в эпилоге я оставил своих героев неподалеку от Сиены счастливыми и довольными в 1546 году, я задался вопросом: что происходило там, скажем, в 1555 году, когда дети уже вырастут, а их родители еще не состарятся настолько, чтобы им нельзя было участвовать в приключениях. И обнаружил, что итальянскую землю снова раздирала война и что Сиена пережила страшную осаду… которая окончилась 17 апреля 1555 года!

Тогда мне пришло в голову перенести опасность, угрожавшую Анне Болейн, на ее дочь. По школьному курсу истории я помнил, что Елизавете угрожали немалые опасности в течение всего царствования ее сестры, Марии Кровавой. Дальнейшие изыскания обнаружили, что Елизавету, все еще находившуюся под арестом, вызвали в Хэмптон-Корт… 21 апреля 1555 года!

На разных концах континента — и с разницей в четыре дня! — мои герои, выдуманные и реальные, переживали кризис. С такой симметрией в датах я почувствовал себя уверенно. Остальное оказалось почти просто.

Почти. Я почувствовал потребность включить в роман новые аспекты. Хотя я вырос в Англии, но местом моего рождения была Канада, и меня часто влекло обратно, к ее потрясающим лесам, горам и рекам. Как воздать должное обеим моим половинкам, англичанину и уроженцу Нового Света? Что происходило в то время в Канаде и можно ли связать это с событиями, которые разворачивались в Европе? Я начал выяснять это. И снова обнаружил такие поразительные вещи, каких сам не сумел бы придумать. А в особенности то, что в 1536 году, в год казни Анны Болейн, бретонский первооткрыватель Жак Картье совершил первое из своих трех путешествий по реке Святого Лаврентия. Он увез во Францию заложников. Воспользовавшись писательским приемом «а что, если», я предположил, что один из этих заложников, в те годы младенец, мог выжить. Если так, то этому молодому человеку в 1555 году должно было исполниться восемнадцать лет. И он был бы ровесником дочери Жана Ромбо, Анны.

Я получил нужную мне связь между Старым и Новым Светом — и так родилась вторая часть этой книги. Дальнейшие изыскания преподнесли мне подробные и удивительные сведения о культуре обитателей Канады того времени. Фактически именно эти сведения и продиктовали дальнейшее развитие сюжета. Немалую роль в этом сыграл тот факт, что встреченное Картье племя, которое позже европейцы назвали гуронами, было вытеснено их врагами, одним племенем из нации, которую позже знали как ирокезов…

…и это произошло в 1550-х годах!

Итак, у меня оформился сюжет. Дальнейшие поиски подарили мне чудесный реквизит и второстепенных персонажей.

Несколько книг чрезвычайно помогли мне. Сочинение Брюса Триггера «Гуроны: фермеры Севера» послужило настоящим источником сокровищ, равно как и работа Льюиса Генри Моргана «Союз ирокезов». (Эта книга была написана в 1851 году, и я обнаружил подержанный экземпляр при очень странных обстоятельствах, во время прогулки по Финчли-роуд. Ее выставили в витрине жалкого магазинчика, торговавшего преимущественно видеокассетами с «мягким порно». Странноватый владелец этой лавки пытался убедить меня в том, что Ковчег Завета был на самом деле гигантским CD-плеером. Спустя неделю, когда я снова заглянул туда, я обнаружил, что и магазинчик, и его владелец исчезли. Жуть!

За образец моих индейцев я взял тахонтенратов, племя гуронов, которое вполне могло быть вытеснено из района реки Святого Лаврентия в 1555 году. В качестве прообраза их победителей я взял сенеков — ирокезское племя. Мои сведения об их обычаях и языке почерпнуты главным образом из письменных источников, которые стали появляться несколькими веками позже. Однако, судя по всему, за протекшие века индейские сообщества мало изменялись. Они сохранили свои племенные группы, свои советы вождей, свои способы охоты и ведения войны — и даже лакросс. Они создали сложные социальные структуры, так что у них не было необходимости меняться. Пока не явились европейцы.

Осаду Сиены блестяще проанализировали Саймон Пеппер и Николас Адаме в книге «Огнестрельное оружие и укрепления: военная архитектура и осадные действия в Сиене шестнадцатого века». Очень полезен оказался мне вебсайт Лондонского Тауэра. Как и книга, которая давно хранилась у нас в семье и которую прислал мне мой брат, — «Лондонский Тауэр» У. Эйнсворта. Брату подарила ее двоюродная бабка Этель, чей предок (а значит, и мой) — сэр Генри Бедингфилд — был тюремщиком принцессы Елизаветы в Вудстоке. (Я отчаянно пытался ввести этого родича в роман в качестве какого-нибудь героического головореза, но он никак не помещался в сюжет!) С латынью мне помог ушедший на покой иезуит, брат Ричард Фоли.

Я провел чудесный день с Джоном Мозесом, специалистом по истории индейцев в поразительном Канадском Музее цивилизации в Халле (Квебек). В нем самом есть доля ирокезской крови. Он оказался блестящим рассказчиком и сделал для меня множество фотокопий, которые оказались просто бесценными. И самое лучшее, он вручил мне белые перчатки и отвел в особое хранилище, где находятся предметы, не выставленные на экспозиции. Там я смог помахать настоящими боевыми палицами ирокезов. Одна их них, относящаяся к началу семнадцатого века, особенно меня заинтересовала и стала основой поединка, состоявшегося во второй части романа. Я никогда не забуду того чувства, которое испытал, когда взмахнул ею. Такого рода опыт просто бесценен, особенно для постановщика боевых эпизодов.

Основная трудность повествования об индейцах заключается в том, чтобы избежать соблазна подгонять под общепринятые стереотипы людей, которые были не менее сложными, чем мы сами. А такое легко может произойти без того понимания, каким обладает человек, выросший внутри данной культуры. Кроме того, остается много неясностей относительно некоторых особенностей индейской цивилизации — например, скальпирования и того, кто на самом деле его начал. После долгих раздумий я решил сделать этот обычай частью индейского образа жизни, хотя готов признать, что они вполне могли перенять его у первых европейцев. Чего я решительно старался избегать, так это «голливудской ловушки»: в большинстве американских фильмов индейцы традиционно изображаются как «благородные дикари».

В сообществах протогуронов и ирокезов имелось немало достойного восхищения. Это — богатство их мифологии, изощренная психология, уважение, с которым они относились к каждой личности. Например, дети для гуронов представляли собой полноправных, хоть и маленьких, людей. Индейцы никогда не били своих детей (чему иезуиты никак не могли поверить). Они также почитали женщин и прислушивались к их мнениям — особенно это было присуще ирокезам. На мой взгляд, вполне здравое отношение. А как прекрасна их традиция в тяжелые времена делиться с собратьями всем, особенно пищей! Они стремились приобрести не столько богатство, сколько положение в своем сообществе и уважение со стороны соплеменников. У них отсутствовала смертная казнь — за исключением редких случаев колдовства и предательства. Они развивали в своей среде ораторское искусство и старались строить отношения с другими народами на основе консенсуса, а вождей избирали, исходя из их личных качеств. Фридрих Энгельс не случайно назвал ирокезов «протокоммунистическим обществом», примером того, как работает в идеале принцип коммунизма.

Но… но… но… Племена, населявшие область реки и бухты Святого Лаврентия в 1555 году, вполне могли быть и «дикарями». Людям свойственно вести войны — жестокие войны. Пленников ужасно пытали перед казнью. Их сердца поедали. В этом смысле индейцы не слишком отличались от «дикарей», обитающих по другую сторону Атлантического океана, — цивилизованных «дикарей», которые учредили инквизицию, сжигали еретиков и совершали убийства по расовому признаку. Все люди способны на жестокость, какими бы ни были их этнические корни. Чтобы убедиться в этом, достаточно только оглянуться вокруг в нашем сегодняшнем мире. Надеюсь, мне удалось найти равновесие и разглядеть во всех участниках моего романа не только дурное, но и хорошее: изобразить их человеческие качества во всей полноте, как светлые, так и темные. Для меня гуроны — «хорошие парни», а ирокезы — «немного попротивнее». Для кого-то другого все может оказаться наоборот.

Что до их речи, то, как и в случае с моими европейцами шестнадцатого века, я старался, чтобы она звучала для нас естественно, но не была при этом анахронистической. Работая над второй редакцией в коттедже в Шропшире, я прочел чудесный роман Розмари Сатклифф «Алый воин». Действие его происходит в Англии эпохи бронзы, но повседневная речь персонажей просто связана с тем, что люди видят вокруг себя. Это — завидный пример, которому я старался подражать.

Теперь — благодарности. Как и в случае с моей первой книгой, моя жена Алета была образцом терпения и добрых советов. Окончательную редакцию я завершал уже как лауреат премии Хоторндена, так что спасибо тем, кто присудил мне ее. Я снова многим обязан сотрудникам издательства «Орион». Хочу особо упомянуть Джейн Вуд, возглавлявшую издательский отдел, которая сомневалась насчет слова «продолжение», но потом полностью его поддержала, и Джона Вуда, главного редактора, который получил меня «в наследство». Любовь к приключенческому жанру сделала его прекрасным помощником с прекрасным редакторским чутьем — и с отличным пониманием красного вина. Не забуду и Рейчел Лейшон, которая редактировала мою первую книгу — и, надеюсь, когда-нибудь будет редактировать и последнюю. Ее замечания всегда уместны. Она превосходно сдерживает мою склонность к ненужному избавлению персонажей от их телесной оболочки («он кинул глаза на другой конец стола»). Упомяну моего агента, Антею Мортон-Сэнер, чьи советы в отношении моей карьеры и произведений я всегда ценю. Хочу назвать также моего канадского издателя Кима Мак-Артура, чей энтузиазм захватывает, а деловая сметка великолепно продвигает мои книги в стране, где я родился. И Алму Ли, художественного редактора моего первого писательского фестиваля в Ванкувере — и нового друга.

Всем им и многим другим — моя сердечная благодарность.