Мир был отмыт дочиста. Грозовые тучи давно уплыли, предоставив небо самому себе: колоссальную безмятежную синеву. Только у дальнего берега задержались полоски темноты, поднимавшиеся вверх из леса. Анна слышала разговор татуированных воинов о том, что во время боя их поселение было почти полностью разрушено. Однако это их не беспокоило. Они отстроят поселок здесь: это будет крепость на скалах, на завоеванной земле.

Легкий ветерок коснулся ее кожи, все еще по-летнему жаркий, но уже с намеком на нечто новое: в его ласке были нотки прохлады. Приближалась осень. Осень! Мысль об этом принесла с собой воспоминание о Монтепульчиано, о гроздьях в винограднике ее отца, готовых к чудесному превращению в вино. В Новом Свете тоже рос виноград, но на этом сходство заканчивалось: громадные кедры и клены совершенно не походили на холмы и кипарисы Тосканы. Исключением был дуб — тот, на котором ей довелось посидеть и на который она смотрела сейчас. Это дерево вполне могло бы расти в лесу неподалеку от их дома. Они с Джанни лазали точно на такие.

Это воспоминание прогнал выстрел корабельной пушки — уже третий, с интервалом в минуту. Дядя Пьер сдержал свое обещание и вернулся за ней в день после полнолуния.

Слишком поздно! Анна перевела взгляд на человека, который стоял у края засыпанной ямы. Рядом с окружающими его высокими воинами Джанни Ромбо казался карликом: как и его отец, он был небольшого роста. Рядом с Джанни топтался мужчина, опиравшийся на палку. Несмотря на жару, он был закутан в черный плащ. Этого человека Анна в последний раз видела в Лондонском Тауэре, в другом мире и другом времени. Наверное, при виде его ей стоило бы удивиться. А у ног Томаса Лоули скорчился перепуганный мальчишка с сухой ногой. Кроме нее, он был единственным уцелевшим с плота.

Голова умирающего, лежащая у Анны на коленях, повернулась. Кровь запузырилась на губах и возле раны на груди, из которой все еще торчал зазубренный обломок металла. Этот осколок до странного похож был на кусок обода от бочки. Анна знала, что обломок нельзя извлечь, не убив Тагая: он вонзился слишком близко к сердцу. Так что она просто стерла кровь с его раны и губ. Тагай пробормотал что-то неразборчивое.

Анна поняла, что ей задали вопрос.

— Что? — переспросила она.

Человек в черном плаще, хромая, направился к ней. Она вспомнила, как в том, другом мире перевязывала ему ногу.

— Анна, — мягко проговорил Томас, — им нужно знать: что стало с рукой?

— С рукой?

Анна Ромбо подняла руку и смахнула волосы со лба. Он увидел у нее на виске неровную царапину — там, где металл нанес ей скользящий удар.

— А, с той рукой! — поняла девушка.

— Где она, Анна? — Джанни вырос рядом с Томасом. — Это — твой последний шанс на искупление. Отдай ее нам.

— Искупление?

Анна не успела больше ничего сказать: слабый голос опять зазвучал с ее колен.

— Она тебе не доступна, Джанни. Она начала свой путь в Поселение Мертвых. Теперь твоя королева путешествует с другими духами. Оставь ее в покое.

Анна опустила взгляд. Это были первые слова, которые Тагай произнес с тех пор, как их доставили на вершину скал. Она уже боялась, что больше никогда не услышит этого голоса.

— Ох, любимый! — воскликнула Анна, укачивая его, как дитя.

Она шепотом рассказала ему о том, что сделала с наследием Анны Болейн. Ей казалось, что Тагай так близок к смерти, что ничего не слышит.

— С другими духами? — Джанни выпрямился, внезапно поняв смысл услышанного. — Она здесь, так? С костями всех остальных дикарей! Здесь!

Он ткнул пальцем в сторону разглаженной поверх ямы земли.

Ему не требовался ответ.

— Тогда мы выкопаем ее.

Томас сказал:

— Это невозможно, Джанни. Там сотни тел.

— Невозможно? — завопил тот. — Невозможно было пересечь полмира и сделать то, что я сделал! А теперь между мной и моим спасением стоит только несколько горстей земли?

Он упал на колени рядом с краем ямы и начал руками разгребать землю. Грубые, как искореженное железо, лапы схватили его и оттащили назад. Перед Джанни возникло лицо переводчика, Сожженные Волосы.

— Уходящий День спрашивает, что ты делаешь.

И переводчик указал на вождя, который стоял на дальнем краю ямы, скрестив руки на груди.

— Оно зарыто здесь — то, что я ищу. Оки могучей ведьмы. Помогите мне! Помогайте же!

Джанни попытался отшвырнуть ручищи, удерживавшие его, броситься за землю и прогрызть нору прямо к предмету своих вожделений. Однако ему помешала слабость, вызванная потерей крови из раны, которую Тагай нанес ему в бедро.

Уходящий День что-то быстро проговорил. Переводчик кивнул, а потом обратился к Джанни:

— Он сказал: если дух ведьмы и был здесь, то она уже ушла. Она — с мертвецами, и теперь с ней должны сражаться мертвецы. Те, кто похоронены здесь, были нашими врагами, да. Но мы не посягаем на их могилы.

— Нет! Неужели вы не понимаете? Мы должны… должны…

Джанни зарыдал, пытаясь высвободиться из рук, державших его могучей хваткой. Томас подскочил к нему.

— Ромбо! — прошептал он яростно. — Все кончено. Не показывай им свои чувства. Они убивают людей за слабость.

Вождь снова заговорил. Анна услышала его слова и поняла их прежде перевода. Тагай понял тоже и отчаянно попытался приподняться на локте.

Переводчик сказал:

— Вождь знает, что эта женщина — тоже ведьма. Так что мы убьем ее прямо сейчас, пока она не успела причинить нам зло.

По приказу вождя Джанни был отпущен, а Анну схватили и заставили подняться на ноги. Слабые пальцы Тагая потянулись за ней, но не смогли удержать. Один воин скрутил ей руки, второй встал перед ней с ножом.

— Стойте!

Томас не знал, откуда у него появились силы и быстрота. Но он в одно мгновение закрыл Анну собой. Палкой он выбил нож из руки воина, ударом кулака отбросил в сторону второго. Старый солдат заслонил девушку и напрягся, видя, как натягиваются луки с наложенными на них стрелами.

— Уходящий День спрашивает, почему ты помогаешь ей, Хромая Нога. Разве она не ведьма? Ты говорил, что твои боги, как и наши, ненавидят дурные оки.

Сейчас Томасу как никогда пригодились уроки, полученные от иезуитов. Он заставил себя дышать глубоко и ровно и смотреть прямо в глаза боевому вождю.

— Нет, — спокойно заявил он. — Она — Сновидица, и только.

— Но этот человек — ее брат, и ее брат говорит, что она — ведьма.

— Ее брат лжет. — Томас поднял руку и указал пальцем на Джанни. — Он хочет получить ее оки, ее силу.

Теперь все повернулись и посмотрели на лежащего на земле молодого человека. Джанни привстал на коленях. Его пальцы были выпачканы в земле. Он поднял взгляд, но глаза его оставались бессмысленными, туманными.

А потом его сестра выступила из-за черного плаща. Она что-то прятала в кулаке. И бросила это перед братом.

Джанни опустил глаза. Маленький крестик упал на землю, вонзившись вертикально в рыхлую почву могилы. Дрожащими пальцами Джанни потянулся за ним. Но только когда он прикоснулся к этому предмету, он совершенно определенно понял, что это такое.

Джанни громко застонал, когда пришло воспоминание: шершавая рука отца проводит по его волосам, протягивает ему кусочек серебра. Потом другое воспоминание: слезы, падающие на блестящую поверхность крестика, который он прибивает к дереву. И третье: меч отца, поднятый в воздух, перевернутое распятие на фоне стены гавани.

Анна смотрела на своего брата, и из ее темных глаз на него глядели Жан Ромбо и Бекк. Его отец — таким, каким он был, сражаясь с ним, умирая из-за него. И его мать на молу: обнимая тело мужа, она посмотрела на сына так, как смотрят на незнакомца. Джанни перевел взгляд с Анны и своих воспоминаний на молчаливых татуированных воинов. Язычники.

Внезапно все стало удивительно простым. На него снизошло спокойствие, ему было видение вечного покоя.

— Он сказал правду, — проговорил Джанни. — Я хотел ее оки. Я лгал вам. Это я — ведьма. Это я вам нужен, а не она.

Его слова перевели. Мощные руки подняли Джанни на ноги.

Переводчик приблизился к нему. На его лице ясно отражалось сомнение.

— Ты понимаешь, что сказал? Ты знаешь, что бывает с ведьмами?

Джанни Ромбо сохранял полное спокойствие.

— Знаю.

Анна вскрикнула:

— Нет, Джанни! Нет! В этом нет нужды!

— Есть, сестра. Эти язычники… — Ее брат огляделся вокруг. — Они хотят устроить свое кровавое жертвоприношение. — Он замолчал и внезапно улыбнулся, печально, смущенно, как улыбался подросток, которого она когда-то знала. — Так что они не слишком от меня отличаются.

Она не успела больше ничего сказать, потому что услышала позади себя стон. Оглянувшись, девушка увидела, как Тагая поднимают на ноги, и услышала, как вождь произносит:

— Он — храбрый воин, предводитель «призраков», которые с нами сражались. Мы почтим его смертью храброго воина.

С Джанни срывали одежду. Он позволил это сделать без сопротивления. Томас подошел к нему, положил руку ему на плечо и наклонил голову. Их губы двигались: тихий вопрос, ответ… Тагая раздевать не стали — он и так был почти обнажен, а его тело было испещрено белыми и красными полосами. Анна подбежала к любимому, и, повинуясь кивку вождя, державшие его воины отпустили его. Умирающий бессильно упал в ее объятия. Его глаза были открыты.

— Анна, — проговорил Тагай. — Белый Можжевельник.

— Я не могу… Не могу позволить им…

Она увидела, как у него за спиной воины становятся в два ряда. Зажигались костры, в них вкладывали заостренные палки…

— Что я сказал тебе после смерти Черного Змея? — прошептал Тагай. — Что если доведется, я тоже захочу умереть именно так. Как воин. Мне только жаль, что я так слаб… — У него на губах снова запузырилась кровь. — Я недолго смогу петь мою песнь смерти.

Анна крепко прижала его к себе, обхватывая его тело обеими руками.

— А разве я не говорила, что не стану смотреть, как ты умираешь? Он кивнул.

— Говорила. Уходи. Пусть Хромая Нога уведет тебя. Дядя Пьер ждет на реке на своем корабле. Я умру так, чтобы ты не видела этого. Только помни: ты навечно — моя любовь.

Голос Анны звучал ровно:

— А ты — моя. И ты умираешь воином тахонтенратов, о чем всегда мечтал.

Она повернула лицо к восходу, прижала Тагая покрепче к себе и, просунув руку дальше, нащупала зазубренный кусок металла. Он разрезал ей ладонь, но она все равно резко дернула осколок, а потом вытащила из тела. Тагай ахнул, глаза его расширились. Анна почувствовала, как ей на руку хлынула его кровь. Она спрятала то, что убило ее возлюбленного, к себе в мешочек, где он звякнул о камень — оки Доннаконны. Осторожно опустив безжизненное тело Тагая на землю, Анна двинулась вперед, глядя прямо перед собой, сквозь толпу воинов, которые расступались перед ней, пропуская девушку к тропе, ведущей со скал. Анна не оглядывалась, хотя услышала позади себя шаги — хромого мужчины и хромого мальчика. Когда она прошла под дубом, позади застучали барабаны и началось пение. И она услышала песнь смерти, которая до сей поры еще не звучала в Новом Свете: голос Джанни, красивый и чистый, выводил первые ноты «Те Бейт».

— Умри хорошо, брат, — молвила Анна, и ее голос остался сильным. — Умри хорошо.