Едва заслышав громогласное «Уоррииик», все в королевском шатре застыли на месте. Истошный рев раздавался пугающе близко – настолько, что смолкли всякие разговоры. Король, который только что возвратился в шатер, рывком повернулся на шум. Бекингем набрал в грудь воздуха, чтобы выкрикнуть приказ, но тут на всю свиту, продирая в пологе шатра дыры, посыпались стрелы, а один из дворецких рухнул на колени со стрелой в груди.

Дерри Брюер распластался на земле. Бекингем, краем глаза заметив, как что-то мелькнуло, вскинул руку, но куда там. Отрикошетив от лат одного из рыцарей, стрела чмокнула его в лицо. Он тихо взвыл, ухватившись за древко: стрела засела, пронзив лицевую кость над зубами. Кровь хлынула в рот, и ее приходилось сглатывать или сплевывать. Утратив дар речи, герцог тяжело повернулся к королю, сознавая, что в живых остался только потому, что основную свою силу стрела потеряла при первом ударе.

Генрих стоял совершенно неподвижно, с мертвенно-бледным лицом. Сквозь лучистое мерцание слез Бекингем различал, что король тоже ранен. Стрела прошла сквозь спайку между латным воротником и оплечьем и торчала там, окровавленный наконечник высовывался наружу дразнящим язычком. От шока Бекингем часто задышал. Лиловея лицом, он схаркнул наземь очередной черный сгусток крови и сумел сделать шаг к королю, загородив его от стрел, с бойким жужжанием пропарывающих навес. Бекингем поднял голову, мутно оглядывая шатер, словно видел его впервые.

Граф Перси, вскинув свой сине-желтый щит, тоже метнулся на защиту короля. При виде стекающей наземь крови герцога он чопорно поджал губы, но закричал, когда король вдруг покачнулся и упал. Дерри Брюер вприсядку подобрался ближе и прикрыл короля собой.

– Врачи, разрази вас гром! – провопил Перси.

На его крик в шатер вбежал королевский хирург Скрутон, невзирая на то, что толстую холстину навеса по-прежнему пронзали стрелы. К этому времени над королем и вокруг него образовался целый панцирь из щитов.

– Да дайте же осмотреть! – прорычал Скрутон Дерри Брюеру, и тот, кивнув, посторонился. Под крышей из щитов главный шпион короля, сидя на корточках, безмолвно следил за тем, как хирург изучает рану.

Бекингем взирал на происходящее с тошнотным ужасом. Во рту как будто кипело, а каждое шевеление отзывалось хрупаньем в лицевой кости. Чувствовалось, что рана взбухает, налитые изнутри кровью губы уже распухли. Оставалось единственное: не поддаваться панике и выворотить эту застрявшую в щеке пакость. Он почти без усилия выдернул передний зуб, после чего в сумрачном молчании, не обращая внимание на кровь, стекающую спереди по дублету, потянул за древко. Земля под ногами – пьяная, легкая – поплыла из-под ног. Бекингем медленно опустился на одно колено и откинулся на спину.

Пока Скрутон занимался королем, возле Бекингема безмолвно возник Хэтклиф, роясь в своей кожаной сумке с инструментами. Медик, с нежной властностью убрав от лица пострадавшего руку, древко стрелы откусил миниатюрными кусачками. И уперев руку страдальцу в лоб, чтоб не дергался, приготовился удалить остаток стрелы с помощью лезвия и пинцета. Один быстрый рывок, и дело было сделано (попутно вылетел еще один неплотно сидящий зуб и оказалось рассечено нёбо). Бекингем закашлялся, захлебываясь кровью, перевернулся и стал неудержимо блевать. Кровь текла чересчур обильно, и Хэтклиф смог лишь приложить к порванным губам герцога тряпицу, прежде чем тот отключился.

Наповал в шатре сразило всего лишь одного – небывалая удача, при такой-то густоте обстрела. Остальные настороженно переглядывались, слыша, как близится топот множества ног. За шатром были раскиданы тела, шевелящиеся и неподвижные. Хромали на защиту королю рыцари с торчащими из доспехов стрелами; другие безмолвно лежали на последнем издыхании. Туканье стрел прекратилось, но его снова сменил клич «Уорик», который все нарастал.

– Люди Перси, ко мне! – не щадя голоса, проорал граф. – Все на защиту короля!

Из кипящей на холме толчеи к шатру со всех сторон начинали стекаться знаменосцы и рыцари. Шаткое равновесие на баррикадах сокрушилось в тот самый момент, как пронеслась весть о ранении Генриха – пока неизвестно, смертельном или нет.

– Милорд Перси, кто-то должен отдать приказ удерживать нижнюю часть города! – прорвался сквозь гам крик Дерри Брюера. – С известием о ране Генриха все наши сбегутся сюда. А за ними последуют Йорк и Солсбери. Прошу вас, милорд, отдайте приказ!

Граф Перси в сторону Брюера даже не поглядел. Рыча вполголоса проклятия, Дерри выскочил из шатра в поисках Сомерсета. Как раз когда он отдалялся, взлохмаченный стрелами полог шатра грузно рухнул: то ли от удара, то ли под собственным весом подломилась одна из центральных опор. Тяжелые складки укрыли короля и его хирурга как раз в тот момент, когда последний пытался перекусить щипцами стрелу и вынуть ее, не повредив нежных сосудов вблизи монаршего горла. Руки хирурга были скользкими от королевской крови, и оттого прочно ухватить древко стрелы никак не удавалось. К тому же к ране постоянно совал руки сам Генрих; в итоге Скрутон подтащил к себе одного из дворецких, приказав ему удерживать королевские длани. Вид сиятельного хозяина в полубесчувственном виде поверг слугу в шок – пришлось отвесить ему оплеуху, которая вывела его из ступора, и тогда он, наконец, осмелился взять монарха за руки, дав хирургу возможность продолжить работу. Тем временем рыцари вокруг кто поднимал, кто вспарывал тяжелые холстины, чтобы вызволить короля на вольный воздух.

По улице Святого Петра неслись с воздетыми мечами и топорами солдаты Уорика, вопя в бешеной хлещущей радости от посеянного ими хаоса. Против них вышла личная стража короля, выставив вперед линию щитов для поглощения первого удара. За ними торопливо выстраивалось остальное воинство. Две силы с тяжким лязгом столкнулись.

Дерри Брюер, с трудом превозмогая встречное течение людей, прущих вверх по склону, вслепую вопил об удержании позиций. Спору нет, жизнь короля в опасности, но если всем бросить баррикады, сражение будет проиграно. Удаляясь от рыночной площади, Дерри видел, что напор толпы лишь возрастает. А внизу городка уже раздавался победный рев воинства Йорка и Солсбери: там обнаружили, что защитники уходят со своих заслонов. Силы короля отступали к вершине холма, оставляя баррикады на растерзание.

Дерри потрясенно остановился посреди улицы, где его, ударяя плечами, обтекала толпа, после чего прижался к какому-то строению и здесь покинуто встал. Известие о том, что монарх в опасности, помутило всем разум. Верные солдаты как обезумевшие рвались на помощь, полные яростной решимости дать отпор тому, кто посягнет на его величество. Дерри сухо сглотнул. Он знал изначально: для него этот поход на север – занятие зряшное. Королевскому шпиону действовать надлежит втайне, разведывая крамолу и казня изменников исподтишка, под покровом темноты. Здесь же, беспощадно ярким утром, на открытых улицах, он был не более чем бренным телом, одним из многих. Хуже того: на нем даже не было доспеха, который мог бы его защитить.

Дерри поглядел по склону вниз, где уже прорывались солдаты Йорка, неистово растаскивая столешницы и откидывая терновые кусты. На них, осознавая угрозу, оглядывались с расстояния отступающие. Их выбор пал на вершину холма, может быть, из надежды собраться там для отпора и единым броском вытеснить неприятеля за город. Дерри покачал головой с горькой улыбкой отчаяния. У Йорка армия чуть ли не вдвое больше, причем именно за счет вооруженных людей, а не слуг и законников, что окружают короля. Так что исход считай что предрешен – особенно сейчас, когда король ранен. Бог, безусловно, проморгал ту единственную вражью стрелу, что нанесла такой урон.

Дерри набрал в грудь воздуха, чувствуя, как колотится сердце и подрагивают руки. Выбраться отсюда можно, в этом почти нет сомнения. Еще на входе в город он по устоявшейся привычке заприметил вероятный путь отхода. Неподалеку от Сент-Олбанса виднеются шпили аббатства, туда и можно сбежать. Там, если что, легко обзавестись монашьей рясой или укрыться среди братии. Есть также возможность скрыться из города к западу прежде, чем Йорк с Солсбери доберутся до рыночной площади. Так можно будет сохранить жизнь, с тем чтобы донести потом известие до королевы. Кому-то же надо уцелеть, чтобы это сделать. Выжить во все более бедственном раскладе. И почему для этого должен уцелеть кто-то, а не он, Дерри Брюер? Вон там, ниже по холму, от главной улицы ответвляется проулок; можно сейчас пробраться туда и просто исчезнуть. Такое он уже проделывал не раз. Йорк его в живых не оставит, тут и к гадалке не ходи. Вон там, прорвавшись через завалы, в его сторону уже направляются йорковские солдаты. Дорога меж двумя армиями расчистилась, а королевская рать сгрудилась в основном на площади. Йорк и Солсбери, несомненно, шли сейчас с кровавой дымкой в глазах, а Дерри стоял меж этими двумя силами один.

– Беги, – прошептал он сам себе. – Ну же. Спасайся, глупый ублюдок.

Короля Генриха, может статься, уже и нет в живых. Отсюда было слышно, как на площади с дружным шелестом вынули мечи. Одновременно близилась тысяченогая поступь вверх по мощеной улице; от нее уже, казалось, содрогается весь город. Невиллы и Перси готовились схлестнуться и средь бела дня истребить друг друга в смертельной схватке. Дерри знал, что выбора у него совершенно нет. Он человек короля. Ничего другого не отпущено. Повернувшись, он с нелегким сердцем тронулся туда, откуда пришел.

Йорк углядел тонкую цепочку солдат в красном, которые муравьями хлопотливо взбирались вверх по холму к улице Святого Петра. Рыночной площади с Кифилдского поля видно не было, но показалось, что ветром со стороны города принесло нестройный клич, звучащий именем Уорика. Принесло и развеяло. Солнце было уже в зените, когда люди Йорка возле заслона победно взревели и взялись с удвоенной энергией разгребать завалы, до странности быстро брошенные солдатами короля. Как понять столь внезапное оставление позиций? Хотя необходимо воспользоваться этим и бросить все силы на расчистку прохода. Люди Йорка, увлеченно разгребая и отодвигая ломаное дерево и кусты, продвигались вперед, не встречая сопротивления.

Силы Йорка оказались проворнее Солсбери, так что он первым дошел до улиц городка и, придержав коня, вгляделся в отступающую вверх по холму людскую массу. Откуда-то со стороны рыночной площади до слуха снова донесся многогласый клич – «Уоорииик!» – и Йорку стоило лишь указать в том направлении, как капитаны спешно бросили туда свои ряды. Этот момент благословил сам Господь, так что терять понапрасну шансы было просто недопустимо. Сквозь брешь в рядах правил свою лошадь юный граф Марч; Йорк взмахом подозвал сына к себе.

Справа на улицы наконец-то высыпали люди Солсбери, вызвав смех и улюлюканье: гляди-ка, мол, всю битву проспали. Все это время Солсбери видно не было, но он так или иначе искал свой собственный путь к королю. Вверх по склону, где шла схватка, Йорк ехал неспешной рысцой. Работая плечом, он как следует укрепил на правой руке щит и опустил забрало, взирая теперь на мир через узкую щель. Слева и справа от него держались знаменосцы. «Йооорк!» – вопили, всходя по склону, ратники, готовые выместить всю свою злость за злополучные барьеры на тех негодяях, что сейчас улепетывали впереди.

На приближении к улице Святого Петра наблюдалась сплошная неразбериха. Слышно было, что на одном краю площади кипит бой. Между тем непосредственно впереди солдаты короля все откатывались и откатывались, без всяких приказов и командиров. Йорк заехал в передний ряд своих солдат и пустил коня шагом. Было видно, как то тут, то там отдельные ратники неприятеля, приостанавливаясь, с тяжелой ненавистью смотрят на своих преследователей, после чего отворачиваются и нагоняют своих. Терпение Йорка лопнуло, когда трое из них, встав прямо у него на пути, подняли топоры так, словно собирались пустить их в ход.

– Боже ты мой, – проорал им Йорк, – да уйдите ж вы, наконец, с дороги, и ступайте охранять короля!

То, как они в самом деле развернулись и припустили к источнику шума впереди, вызвало у Йорка подобие улыбки. А вообще всюду царил такой переполох, что он лишь покачал головой. Его капитаны следили за строем, а еще засылали людей в боковые улочки, чтобы к нужному моменту треугольная рыночная площадь оказалась полностью окружена. За этим занятием люди Йорка натыкались на группы солдат Солсбери, которые занимались тем же самым; и те и другие выкрикивали имена своих сюзеренов, чтобы невзначай не напасть друг на друга.

Непосредственно на краю площади путь Йорку наконец преградили организованные ряды. Беспокоясь за сына, он мысленно возблагодарил Бога за то, что среди защитников, по всей видимости, нет лучников (один из многих подарков судьбы, преподнесенных в этот день чудес). Герцог сторожко оглядел стену из щитов, однако его люди шли без колебаний, переходя под надзором командиров с шага на грузноватую трусцу. Слышно было, как они криками предупреждают дать дорогу сюзерену. Вместе с юным Эдуардом Йорк медленно тронулся вперед, равнодушно минуя сцены борьбы и смерти, что происходили по бокам, а затем, проложив в толчее узкую дорожку, протаранили стену из щитов. И тогда стало понятно, что лучники через толпу все же постреливают. Йорк быстро спешился, чтобы не представлять собой очевидную мишень. Рядом соскочили с седел Эдуард Марч и его знаменосцы, которым не оставалось ничего иного, как пустить коней в людское месиво. Йорк-младший настороженно озирался, держа перед собою меч.

Они брели словно во сне. Время от времени к Йорку и его небольшой свите пытались прорваться солдаты неприятеля, но их с руганью перехватывали люди в его цветах, одолевая одним своим числом. На открытом мощеном пространстве их никто не останавливал, и так, к своему изумлению, Йорк постепенно дошел до бугорка из рваной палаточной ткани, на котором лежал… сам король.

Йорк еще раз огляделся, улавливая наконец причину смятения и полной растерянности среди сторонников короля Генриха. Справа отсюда был виден Солсбери – на коне, усердно воюющий с силами Перси. Сейчас он тоже пробивался в эту сторону.

Сверху с жужжанием пропорхнули стрелы; Эдуард сзади гибко пригнулся. Древко одной с треском расщепилась о булыжники как раз возле места, где королю врачевал раны хирург. Восхищение вызывала та невозмутимость, с которой врач сейчас перевязывал королю шею. Генрих при этом лишь слабо хватался ему за руку.

Чувствуя у себя на лице тень, Генрих повел дремотным тягучим взглядом из-под полуопущенных век. Но уже в следующее мгновение он, дернувшись из рук своего врача, застыл в сумасшедшем изумлении. При виде вновь покрасневших повязок Скрутон тихо ругнулся, настолько занятый спасением жизни государя, что не замечал ни изменника-герцога, ни вообще чего-либо вокруг. Тут Генрих поник головой, и свет в его глазах потускнел. Йорк в растерянности стоял со своим, ставшим вдруг бесполезным, мечом. Между тем чувствовалось, как вокруг разгорается, набирает свирепую силу борьба между ратниками в цветах Перси и людьми Солсбери, к которым отчасти примкнули и красные акетоны Уорика. Йорк, придя к решению, обернулся к своим рыцарям-знаменосцам. От этого дня он ожидал чего угодно, но только не такого расклада.

– Короля препроводить в аббатство, под защиту священных стен. Оберегать его там как зеницу ока, ценою жизни и под страхом лишения всех титулов. Эдуард? Поедешь с ними.

Рукой в латной перчатке Йорк тронул за плечо Скрутона, отвлекая его от хлопот.

– Прошу вас, сэр, отойдите от государя. Можете сопровождать его в аббатство, но отсюда его необходимо вывезти.

Скрутон впервые поднял глаза и вздрогнул, увидев над собой Йорка в полном боевом облачении. Понятно, день складывался для королевских сил не лучшим образом, но видеть перед собой человека, по вине которого творятся все беды, причем видеть его с обнаженным мечом над своей головой – тут, знаете, любой придет в смятение.

– Но он же не может… не должен… милорд, его нельзя перемещать!

– Увы. Это необходимо. Прошу вас отойти и дать моим людям увести его туда, где безопасно. Оставаться безучастным я не могу. И уж тем более не могу допустить, чтобы мой король был затоптан обезумевшей от крови толпой, что мечется с оружием по этим улицам.

Скрутон встал, отирая окровавленные ладони о фартук, и стал убирать в сумку инструменты и полоски ткани. Один из рыцарей Йорка взял Генриха под мышки, другой за щиколотки, и оба понесли его прочь из хаоса, для острастки покрикивая по сторонам. Король лишь стонал, горячо и беспомощно дыша в забытьи. Йорк подозвал еще двоих капитанов и с десяток дюжих солдат, чтобы сопровождали уже не выезд, а скорее вынос короля, и строго велел рубить каждого, кто осмелится помешать, вне зависимости от цветов и титула. Сейчас наиглавнейшими были именно его приказы, он ясно дал это понять. Самое важное, это что в безопасности окажется его сын. Хирург короля успел взять себя в руки и пристроился за небольшой тесной группой, уносящей Генриха с поля боя в сторону аббатства. Постепенно эти люди, среди которых шел и сын Йорка, затерялись за массой рати, все так же колышущейся тяжкими волнами.

Солсбери или спешился, или под ним убили коня. Он наконец прорвался к этому пятачку окровавленного булыжника и изорванной парусины – запыхавшийся, раскрасневшийся, весь в поту. Его спину прикрывал Джон Невилл, нервно озираясь на каждого, кто мог попытаться застичь отца врасплох.

– Где король? – спросил Солсбери сходу.

Йорк повернулся, поднимая забрало:

– Я отправил его в аббатство. Он серьезно ранен, но жив. И теперь под моей опекой. – Осознание победы сотрясало головокружительным восторгом. – Сейчас протрубят рога и будет объявлено перемирие. Сражаться больше не за что.

– Нет! – с сумрачной страстью воскликнул Солсбери. – Ты не сделаешь этого. У меня еще не все кончено. Именем нашей дружбы, Ричард, обещай мне, что не протрубишь в рога. Ведь еще живы Перси и Эгремонт. Так что развязка для меня еще впереди.

Йорк сузил глаза на такую хищность со стороны отца и сына.

– Битва окончена, – твердо вымолвил он. – Или ты не слышал моих слов, что у нас есть король? – Не дождавшись от старшего из Невиллов ответа, он ткнул его пальцем в грудь. – Вы давали клятву следовать за мной, Солсбери.

Лицо старика исказила странная, похожая на спазм усмешка. Что-то дерзкое хотел сказать его сын Джон, но Йорк осадил его хладным взглядом:

– Закрой рот, парень.

Джон Невилл, раздувая ноздри, отвел глаза.

– Клятва моя нерушима, – натянуто произнес Солсбери, явно негодуя за унижение сына, а также за напоминание о своей чести. – Но дай мне хотя бы час. Если за это время приструнить собак я не успею, то сам протрублю в рог. Даю слово.

– Час так час, – снизошел Йорк, решая не усугублять размолвку. – Я скажу своим герольдам.

Солсбери отвернулся и стал жадно следить за ходом сражения на рыночной площади. Герцог неподвижно на него смотрел, с полной силой понимая то, что раньше от осознания как-то уходило. Участь дома Йорка и даже судьба короля Солсбери никогда не занимала.

Йорк оглядел своих людей, которые стояли в молчаливом ожидании приказаний.

– Обеспечьте проход к аббатству, – велел он. – Дай-то бог, чтобы король Генрих еще какое-то время пожил и я смог бы с ним поговорить.