Книга: Рыцари света, рыцари тьмы
Назад: ИСКУСИТЕЛЬНИЦА год 1125 от P. X.
Дальше: ГЛАВА 2

ГЛАВА 1

— Этот рыцарь, по-видимому, не ведает устали.
Услышав замечание Вармунда де Пикиньи, патриарха-архиепископа Иерусалимского, Гуг де Пайен, не отрывавший взгляда от развернувшегося перед ними зрелища, скупо улыбнулся.
— По-видимому, да, — согласился он. — Но вы, пожалуй, лучше, чем кто-либо, знаете, что никогда нельзя доверять видимости. Он устает точно так же, как и все остальные, но выгодно отличается от других своей крайней молодостью, которая придает ему дополнительную силу и выносливость. Ха! Вы только посмотрите! Он проворен, как кошка. Мне бы еще четверых таких молодцов.
Они наблюдали турнир, учебный бой, где сошлись пять рыцарей — четверо против одного, и этот один, младший из всех, выставлял своих противников безмозглыми увальнями с игрушечными сабельками. Юноша с поистине блестящим мастерством владел длинным двуручным мечом; он вращал клинок во все стороны так, что, казалось, был окружен непроницаемой стальной пеленой.
Вот двое соперников одновременно ринулись на молодого рыцаря; один подцепил его клинок своим, а другой, воспользовавшись заминкой, устремился вперед, чтобы оказаться вплотную с юношей. Тот тем не менее ловко вывернулся и отскочил, носком ноги нащупывая сзади подходящую опору. Ею оказался невысокий барьер; на мгновение рыцарь застыл над ним, согнув колени, словно удерживая равновесие, а затем отпрыгнул вбок, вдвое увеличив расстояние до своих противников. Никто не успел предупредить его маневр, а юноша меж тем рассмеялся и коснулся земли острием меча, оповещая о передышке. Запыхавшиеся конкуренты с радостью ее приняли.
— Молодец, Стефан! — прокричал де Пайен, когда участники немного успокоились и перевели дух.
Патриарх с улыбкой повернулся к нему:
— Понимаю ваше восхищение, но, в самом деле, почему бы вам и не заполучить еще четверых таких же, как он? И почему только четверых, а, к примеру, не два десятка?
— Почему? — от души рассмеялся де Пайен. — Неплохо было бы привлечь и два десятка, как вы советуете, но это невозможно: этот рыцарь — уникум. Он… за рамками вероятия. Я до сих пор не могу поверить, что он с нами и один из нас. Мой дорогой архиепископ, говоря так, я ничуть не преувеличиваю. Мало кто из юношей его возраста — может быть, один из пяти или даже десяти тысяч — с такой легкостью и совершенством владеет боевым мастерством, но даже из тысячи таких — юных, сильных, пышущих здоровьем и молодым задором — вряд ли найдется хоть один, помышляющий отказаться от жизненных наслаждений, а вместо этого принять постриг и посвятить жизнь монашеству.
— Что ж, допускаю… Светские и плотские утехи весьма притягательны для молодежи. Тогда откуда взялся вот этот? Вы привели меня сюда взглянуть на него, но ни словом не обмолвились ни кто он, ни как его имя. Где же вы отыскали такого молодца?
— Скажем, унаследовал. — На губах де Пайена, следящего за ходом сражения, играла едва заметная улыбка. На патриарха он не смотрел. — Его дед, прославленный сир Стефан Сен-Клер, был моим крестным — тот самый сир Стефан Сен-Клер, кто в тысяча шестьдесят шестом году ходил завоевывать Англию с нормандцами, а потом сделался доверенным другом и ближайшим помощником Вильгельма Незаконнорожденного, герцога Нормандского и короля Английского. Вы, несомненно, слышали о нем?
Он оглянулся на патриарха и увидел, что тот вежливо покачал головой.
— Неужели ни разу не слыхали? О сире Стефане Сен-Клере? Невероятно. А ведь именно ему приписывают победу над Гарольдом, сыном Годвина, короля Англии, во время похода тысяча шестьдесят шестого года. Я говорю — приписывают, потому что сам Сен-Клер всегда отрекался от нее, но король Вильгельм клялся, что видел все собственными глазами. Он уверял, что и корона ему досталась благодаря этому случаю, а уж его слова были куда весомее протестов сира Стефана.
— Но как все это связано с внуком Сен-Клера, приехавшим в Заморье, чтобы стать монахом?
— Связи особой нет, но я и отец юного Стефана в молодости были друзьями — не закадычными, но достаточно близкими, чтобы питать друг к другу уважение, хотя он на пять лет старше меня. Вышло так, что Роберт рано женился — на одной из моих кузин. Она родила ему единственного сына, вот этого Стефана, и вскоре умерла от заразной болезни, унесшей кроме нее семерых служанок. Тогда их семья жила на северо-востоке Англии, в одном из замков, выстроенных по повелению короля Вильгельма, чтобы удержать в подчинении местных саксонцев и заставить их уважать новый уклад. Кругом простирались враждебные земли, за поддержкой пришлось бы скакать не один день, поэтому мальчика вырастили и воспитали не няньки, а монахи и проповедники, которых его отец привез с собой, чтоб обращать саксонцев в христианскую веру. Мальчуган вызывал всеобщие симпатии, но жизнь среди монахов, как вы и догадываетесь, оставила на нем неизгладимый отпечаток. Со временем он оказался еще и способным воином — вот вам два достоинства, столь редко сочетающиеся в одном человеке. Занимался им и прививал ему боевое мастерство сам отцовский наставник, а также друзья Роберта — когда увидели, насколько одарен юноша по этой части. Отец Стефана всего себя посвятил ратным делам, и его служба не оставляла ему времени заниматься поисками — а тем более завести себе новую супругу. Не мог он уделять достаточно внимания и воспитанию сына, поэтому когда Роберт однажды сподобился его навестить, то застал Стефана уже взрослым человеком. Отцу сразу стало ясно, что характер юноши… скажем так, своеобычен, и не вдруг смог придумать, куда определить наследника. Молодой рыцарь был непобедим и в одиночном сражении, и на турнирах, но каждую минуту, свободную от ратных упражнений, проводил в молитвах. Роберт счел это противоестественным — и многие отцы с ним согласились бы, — но вскоре неожиданная встреча повернула ситуацию мне на пользу. Вы, вероятно, помните графа Фулька Анжуйского, нанесшего нам визит два года назад?
Патриарх кивнул, и де Пайен продолжил:
— Так вот, по возвращении в Анжу он застал там отца и сына Сен-Клеров, приехавших навестить тамошние семейные владения. Фульк рассказал — и, вероятно, в самых восторженных выражениях — о нашем братстве своему доброму другу Роберту, и тот вспомнил мое имя, хотя мы не виделись с ним более двух десятков лет. Он предположил, что наша деятельность может тем или иным образом увлечь его сына, и юный Стефан с ним согласился. Через несколько месяцев он уже направлялся кораблем на Кипр, премного наслышанный и о нас, и о наших деяниях. Он, конечно, весьма молод, но, по-моему, вполне годится…
Патриарх, заметив возникшую паузу, нетерпеливо переспросил:
— Для чего он вполне годится?
Де Пайен, глядевший куда-то в сторону, лишь досадливо отмахнулся, призывая архиепископа к молчанию. Патриарх недоуменно заморгал, выпрямился и, едва скрывая возмущение, вымолвил:
— Что такое? Что это значит? Почему вы меня прерываете?
Не успев закончить вопрос, Вармунд сам увидел причину заминки: группа, состоящая из богато наряженного предводителя и трех менее значимых его сопровождающих, неожиданно возникла из-за спин собеседников и теперь направлялась, осторожно ступая по неровной каменистой осыпи, к пятерым спокойно беседующим участникам турнира. Ярко-голубые накидки с вытканными на них золотыми желудями выдавали в прибывших королевских стражников, и пятеро рыцарей, также облаченных в одинаковые накидки, но обычные, коричневого цвета, без геральдических знаков, сразу их заметили. Едва отряд приблизился, участники турнира развернулись к нему лицом, всем своим видом демонстрируя настороженность и готовность принять вызов.
Стражники молодцевато остановились всего в двух шагах от них; де Пайен с патриархом находились слишком далеко, чтобы расслышать весь разговор, но отчетливо различали слова капитана, обратившегося к младшему рыцарю. Гуг начал озираться и наконец заметил закрытую карету с наглухо занавешенными окнами, запряженную парой лошадей и сопровождаемую усиленным эскортом.
— Придворный экипаж, — тихо произнес он, указывая на карету Вармунду де Пикиньи. — К тому же закрытый. Наверное, королева.
Патриарх, оглянувшись и присмотревшись, покачал головой:
— Нет, не королева. Сегодня ее светлость не выходит. Вот уже несколько дней ей нездоровится. Какая-то хворь к ней прицепилась… ничего страшного, но королева предпочитает не покидать своих покоев. Но это и не король — в противном случае он бы вышел поздороваться с нами. Скорее всего, там кто-то из дочерей… одна или несколько. Карета с легкостью вместила бы всех четверых, но, по моему мнению, ни одна из них не согласилась бы составить компанию остальным.
Он оглянулся через левое плечо — молодой рыцарь с товарищами медленно направлялись к закрытой карете в сопровождении начальника стражи. Остальные трое, образовав полукруг, не слишком отставали от процессии. Все участники турнира уже убрали мечи в ножны, только молодой Сен-Клер все еще сжимал в руке эфес. Длинный блестящий клинок время от времени при ходьбе отклонялся назад и касался плеча юноши.
Они приблизились к карете, и один из стражников отпер задвижку на дверце, придержав створку, а рыцарь, которого де Пайен называл Стефаном, склонился и заглянул внутрь.
— Алиса, — произнес Вармунд де Пикиньи со странной обреченностью в голосе. — Никто другой, как Алиса. Только она может так в открытую насмехаться над приличиями. Вашему рыцарю, де Пайен, стоит поберечься.
— От принцессы-то? — рассмеялся Гуг. — Да ведь она просто пигалица, вдесятеро меньше его!
— Я говорю не о физическом превосходстве… а о соблазне. Над ним нависла смертельная опасность, и нам бы сейчас лучше подойти туда и приложить все усилия для спасения его души. Без сомнения, принцесса будет… рада меня видеть.
От де Пайена не укрылся сарказм, скрытый в словах патриарха, но, не имея представления, какая причина его вызвала, он подумал, что предпочтительнее в данном случае будет попридержать язык. Гуг решил помалкивать, пока его не спросят, и поспешил следом за де Пикиньи, уже направлявшимся к карете.
Алиса, скрытая полумраком экипажа, издали заметила двух приближавшихся мужчин, но они шли медленно, поэтому она успела окинуть их быстрым взглядом и тут же потеряла к ним интерес, сочтя слишком пожилыми для ее внимания. С гораздо большим увлечением она разглядывала появившегося поблизости молодого рыцаря, тоже шедшего к карете. Даже на расстоянии было видно, что глаза на его серьезном лице отливают синевой, а широкий лоб изрезали тонкие морщинки. Вот он взялся за открытую дверцу и наклонился, стараясь разглядеть принцессу, сидящую в полутьме.
— Сеньора, вы желали говорить со мной?
Его взгляд скользнул по Алисе, не замечая ее, а она промолчала, пользуясь его временной слепотой, вызванной ярким солнцем. Пока глаза рыцаря привыкали к резкому переходу меж светом и тенью, принцесса могла рассматривать его сколь угодно пристально. Она видела, что, прежде чем подойти к карете, он остановился и упер острие широкого и длинного меча в землю у своих ног, даже не подозревая, что она наблюдает за ним в узкую щель меж кожаными шторками. Затем он обеими руками ослабил под подбородком ремешок, удерживавший плотно пригнанный капюшон кольчуги, стащил его через голову и откинул за спину, высвободив необычайно длинные золотистые локоны. Встряхнувшись, словно пес, рыцарь растрепал волосы, запустив в них пальцы и разделяя мокрые от пота пряди, обрамлявшие его лицо. Затем он пятерней наспех расчесал роскошную влажную шевелюру, убрал локоны за уши и снова подхватил меч. Крепко зажав клинок под мышкой, юноша решительно зашагал прямо к карете.
Алиса поспешно отпрянула от зашторенного окошка и спряталась в дальнем углу экипажа, услышав, что один из подошедших стражников как раз собирается открыть дверцу. Внутрь хлынул поток яркого света, в нем возник незнакомец и, приблизившись вплотную, загородил собой выход.
Склонившись, он всматривался внутрь, но не видел ее и хмурился из-за внезапной потери зрения. Принцесса же была рада неожиданной световой перемене, обратив ее, насколько было возможно, себе на пользу и беззастенчиво изучая совершенную внешность юноши: необыкновенно синие глаза под бледно-золотистыми бровями, окаймленные густыми ресницами; крупный, созданный для поцелуев рот с безупречным очертанием полных губ и белыми, идеальной формы зубами; длинные шелковистые пряди золотого цвета, разметавшиеся завитками по плечам рыцаря и обрамлявшие его сильную, могучую шею.
Большинство воинов в Заморье носили длинные окладистые бороды, но начисто состригали растительность с головы из соображений удобства и опрятности: немалую часть времени они проводили в кольчуге с плотно прилегающим к черепу капюшоном. Этот же поступает совершенно наоборот: скоблит подбородок, зато отпустил длинные локоны. Любит покрасоваться? Алиса ненадолго призадумалась, но вскоре отмела свои догадки как не стоящие внимания. Если он тщеславен, этим можно впоследствии воспользоваться, поскольку он наверняка обожает лесть, но сейчас пока загадывать рано.
То, что принцесса заметила его, можно было приписать чистой случайности. Она направлялась домой от подруги в самом дурном расположении духа, поскольку та вздумала заболеть, как и большинство Алисиных знакомых, чем обрекла ее на нескончаемо скучный вечер незапланированного одиночества. В отместку Алиса двинулась на прогулку по улицам города, нарочно обособившись от всех в своей карете и предаваясь унынию за плотно зашнурованными кожаными шторами, не пропускавшими надоедливо-яркий солнечный свет.
Где-то поблизости раздавалось оружейное бряцание, до Алисы доносились веселые возбужденные крики: вероятно, она миновала еще один праздный отряд стражников. Сегодня принцесса уже вдоволь наслушалась подобного шума, поэтому никакого интереса выглядывать из-за шторок не было. Иерусалим — пограничное государство; ему отовсюду угрожает вражеское вторжение, и Алисин отец держит в постоянной боеготовности огромное войско. Лязг мечей, грубые окрики и мужской смех давно стали привычными на городских улицах — как и сами воины, чья жизнь сплошь состояла из бесконечных ратных упражнений, учебных сражений и шумных потасовок.
Тем не менее что-то в этом шуме, производимом очередной кучкой бездельников, окончательно раздражило принцессу. Она откинула шторку и приникла к окну, готовая уже под каким-нибудь предлогом излить на них свой гнев, но едва она успела открыть рот, чтоб позвать стражников эскорта, как заметила человека, от одного вида которого все остальное вдруг вылетело у нее из головы. Даже с приличного расстояния безликий незнакомец, с головы до пят облаченный в тяжелую боевую кольчугу, сразу же поразил Алису своей непохожестью на остальных мужланов. Вероятно, все дело было в его манере двигаться, весьма примечательной, поскольку, едва принцесса увидела его стремительные движения, проворные и легкие, словно у стального леопарда, она уже не могла отвести от него глаз.
Первое впечатление невесомо-воздушного изящества глубоко запало ей в душу, и принцесса знала, что забыть о нем будет нелегко, настолько чудесным оно ей показалось. Все рыцари обладали колоссальной силой. Люди уже настолько привыкли к этому, что почти не обращали внимания; ведь если сражаться и упражняться в ратном мастерстве с воистину рыцарским упорством, вертя и размахивая длинными и тяжелыми стальными мечами, не зная и часа передышки, каждый день, то неминуемо на теле нарастут огромные мускулы и появятся мощь и выносливость, которые нарабатываются только длительными и целеустремленными занятиями. О легкости же, изяществе и ловкости движений почемуто заботились мало. Стремясь нарастить побольше мускулов, рыцари в пешем бою были медлительны и неповоротливы. Они поневоле выбирали такую постановку корпуса — сгорбленная спина в полуприсяде — которая диктовала единственный известный им вид противоборства: нос к носу, клинок к клинку, пока сильнейший не уходил с поля боя победителем.
Этот был другой породы. Вначале он показался Алисе расплывчатым мелькающим пятном, но, получше приглядевшись к ходу сражения, она различила четыре согбенные фигуры, одновременно разворачивающиеся, чтоб достать противника, и каждый раз неминуемо опаздывающие. Он же наскакивал и разил их, используя в качестве опоры невысокий барьерчик, отталкивался и выпрыгивал вверх, совершая проворные кувырки через головы соперников. Вот рыцарь пружинисто приземлился на ноги за их спинами, ловко извернулся и плашмя шлепнул мечом по заду одного из четверки, оказавшегося рядом, снова обернулся, подпрыгнул и сдернул с крыши ближнего строения шест, который тут же использовал как опору, чтобы вознестись на высоту подоконника. Укрепившись на окне, он со смехом помахал рукой четырем своим соратникам и юркнул в проем. Все произошло за считанные мгновения, и, когда Алиса сообразила окликнуть своего кучера и приказала остановить карету, воитель уже пропал из глаз.
Начальник эскорта незамедлительно явился на ее зов. Принцесса велела ему спешиться, а затем указала на четырех рыцарей, беспомощно взиравших на опустевший подоконник и призывавших исчезнувшего товарища занять свое место. Алиса пояснила, что с ними был и пятый, повыше их ростом, и заявила, что желает немедленно с ним переговорить. Пока она излагала свое требование, пропавший воин появился из-за угла, вероятно, выйдя из здания на противоположной стороне, и снова ринулся в атаку с тыла, не дав другим возможности опомниться.
— Вот он, тот воин, — произнесла она и для вящей убедительности указала на рыцаря. — Приведите его сюда, и немедленно.
Начальник эскорта, хорошо знакомый с ее причудами, ничего не сказал, а только поклонился в знак повиновения и тут же пешком отправился исполнять повеление принцессы, на ходу махнув трем младшим стражникам, чтобы они тоже спешились и следовали за ним. Алиса же снова сдвинула шторки и сквозь узкую щель стала наблюдать, как предводитель подошел к рыцарям — те сразу прекратили учебный бой — и обратился к ним. Теперь, разглядывая приглашенного ею незнакомого юношу, Алиса была довольна, что прихоть заставила ее выглянуть наружу.
Молодой рыцарь усиленно щурился, затем даже протер глаза и, открыв их, наконец смог различить, где сидит принцесса. Он снова проморгался и, приподняв, насколько возможно, веки, обратился к ней:
— Простите, сеньора, здесь так темно, и после яркого света я вас не сразу разглядел. Стражник говорит, что вы желали говорить со мной. Верно ли это?
— Верно, сир. Могу я узнать ваше имя?
— Имя? Мое имя Стефан, сеньора… сир Стефан Сен-Клер, Йоркский и Анжуйский.
— Рада познакомиться, сир Стефан. Вы знаете, кто я?
Молодой рыцарь покачал головой. Он уже хорошо разглядел принцессу: его зрачки заметно расширились.
— Я — Алиса де Бурк. — Он кивнул. Алиса поняла, что это имя ему незнакомо, и нахмурилась. — Вы недавно здесь? Почему я раньше вас не видела?
— Не знаю, сеньора, — покачал головой Сен-Клер. — Не сказать, что я здесь недавно, но уверять, что давно, тоже было бы неправдой. Я прибыл сюда около трех месяцев назад, чтобы вступить в братство патриаршего дозора.
Алиса расширила глаза от изумления:
— Братство? Так вы монах?
— Я надеюсь вскорости им стать, сеньора. А пока я просто послушник, изучаю устав.
— Устав? Что за устав?
— Устав бенедиктинцев, сеньора. Образ жизни, предписанный монашествующей братии самим святым Бенедиктом.
— Ах! Ну конечно.
Присмотревшись к юноше повнимательнее, Алиса поняла, что, несмотря на внешнюю привлекательность, он был слишком простодушен, без особого воображения и даже без зачатков чувства юмора.
В карету ворвалось облачко пыли, и мельчайшие ее крупицы засветились под косыми солнечными лучами в проеме, перегороженном силуэтом рыцаря. Алиса деликатно кашлянула в холстяной платочек, который комкала в руке.
— Пожалуйста, войдите и прикройте дверцу. Я хотела бы кое о чем вас расспросить, но мне желательно при этом не глотать пыль всякий раз, как я открываю рот.
— Расспросить, сеньора? Какие же у вас могут быть ко мне вопросы? Вы ведь меня совсем не знаете.
Он был воистину бесподобен со своими широко распахнутыми глазами и чистосердечным удивлением, и Алиса изогнула уголок губ в неприметной иронической усмешке.
— Это можно скоро поправить, поверьте мне, — пробормотала она так тихо, что рыцарю пришлось склониться еще ниже, чтобы расслышать ее. — Зато я знаю ваших собратьев. Однажды они спасли жизнь моей матери, и, хотя это было несколько лет назад, она до сих пор испытывает к ним признательность и живо интересуется их делами. Я же, помимо всего прочего, хотела бы выяснить, где вы научились так порхать во время сражения, в полном боевом облачении, кольчуге и крагах, поэтому прошу, зайдите и расскажите мне. Вот, садитесь здесь, наискось от меня, и прикройте дверцу от пыли и яркого света.
Сен-Клер явно растерялся, не зная, как воспринять это приглашение. Он еще сильнее нахмурился, но затем кивнул, вынул клинок из-под мышки и просунул внутрь кареты, надежно прислонив к скамейке справа. Однако едва юноша ухватился обеими руками за дверные скобы, чтобы и самому влезть в экипаж, как кто-то сзади зычно окликнул его по имени. Алиса увидела, как от удивления глаза у рыцаря полезли на лоб, и он отступил вбок, обернувшись на голос. Взбешенная, что кто-то осмелился вмешиваться и останавливать ее, Алиса рывком поднялась и сердито высунулась в дверной проем — чтобы тут же нос к носу оказаться с архиепископом Вармундом де Пикиньи.
— Принцесса Алиса, — воскликнул он тоном, весьма отличным от недавнего окрика, обращенного к Сен-Клеру. — Какая приятная и неожиданная удача — встретиться с вами здесь, вдали от дворца. Дозволите ли полюбопытствовать, что привело вас сюда? Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?
Он ступил на порожек кареты и ударом ноги сбросил вниз раскладную лесенку, сам тем временем протягивая принцессе руку и понуждая ее выйти из экипажа. Алисе ничего не оставалось, как подчиниться. Она неторопливо сошла по ступенькам, все время глядя себе под ноги и с осторожностью переступая маленькими башмачками. Принцесса заметила, как разинул рот юный рыцарь при упоминании патриархом ее титула, и пришла в бешенство от того, что теперь он будет трепетать перед ее именем и положением. Таким образом и это вполне вероятно — его будет гораздо труднее соблазнить. Алисе хотелось плюнуть глупому старому хрычу прямо в лицо, но она заставила себя мило улыбнуться.
— Благодарю вас, мессир патриарх, но мне помощь не требуется. Я всего лишь спросила сира Стефана, когда увидела его здесь, нравится ли ему жизнь среди братии вашего дозора.
— Ах, моего дозора… Простите, принцесса, я только сейчас сообразил, что вы, вероятно, не помните моего спутника, хотя, насколько мне известно, вы уже встречались. Разрешите представить вам брата Гуга де Пайена, основателя той самой общины, к которой принадлежит и брат Стефан. Вы познакомились с братом Гугом несколько лет назад, день спустя после нападения на вашу мать сарацинских разбойников и ее счастливого избавления.
Пока Алиса снизу вверх разглядывала де Пайена, архиепископ сунулся в экипаж за мечом Сен-Клера, заботливо прислоненным к одной из скамеек, и достал его, небрежно ухватив за ножны, а затем обернулся к собеседникам. Алиса вложила в улыбку, обращенную к брату Гугу, все мыслимое радушие, а тот, приветствуя ее, прижал к сердцу руку в стальной перчатке. Губы его дрогнули, и на них наметилась ответная улыбка.
— Я очень хорошо запомнила тот случай, брат Гуг, хотя была еще мала, — скромно потупившись, произнесла Алиса. — Я и сиру Стефану рассказала о нем. Правда, сир Стефан?
— Просто брат Стефан, сеньора.
Сквозь загар у Сен-Клера проступил багровый румянец — вероятно от стыда, подумалось Алисе, что она так нагло лжет и бросает на него тень.
— Брат Стефан, — кивнула она. — Ну конечно, вы ведь отреклись от мира. Я забыла.
— Не совсем так, принцесса, — пробормотал патриарх, протянув юноше его меч, отчего тот зарделся еще ярче. — Брат Стефан пока только послушник, но очень скоро он принесет окончательный обет, подразумевающий отречение от мира и не только. В сущности же, он тем самым отрекается от дьявола, мирских и плотских соблазнов, посвятив всю свою жизнь Господу. Достойное предначертание для любого мужчины.
Алиса улыбалась как ни в чем не бывало, хотя несколько месяцев спустя она сама удивлялась, каким образом ей удалось тогда утаить кипящую в ней злобу, вызванную плохо прикрытой дерзостью старого лицемера. Она поняла, что он находит ее поведение безнравственным, но его осуждение не могло принести ей ощутимого вреда, поскольку, несмотря на его патриарший и архиепископский титул, а также прямое влияние на мнение ее отца, он не имел никаких доказательств, чтобы ее обвинить. Прослышав о его подозрениях насчет ее распутства, Алиса стала предпринимать немалые усилия, чтобы патриарху нечего было нашептывать ее отцу. Она вела себя сверхосмотрительно и даже, в последнее время, весьма воздержанно. Не укрылось от нее и то, что архиепископ выведывает подробности о ее деятельности в других сферах, где их дороги уже не раз пересекались. Алиса с возмущением реагировала на подобные действия патриарха, невзирая на то, что для них вполне имелись основания, признавая, впрочем, что ничего не может им противопоставить — пока не может, потому что остается беспомощной принцессой. Как только она станет королевой — а Алиса собиралась приложить все силы, чтоб добиться этого статуса, — все в корне изменится. Тогда она укажет этому старому извращенцу его истинное место — а вместе с ним и всякому, кто разделяет его мнение о ней.
А пока, столкнувшись с ситуацией, из которой невозможно было выйти победительницей, принцесса смирилась с неизбежным и подчинилась. Не выказав ни малейшего признака озлобления или разочарования, она любезно кивнула старшему монаху, де Пайену, а затем молодому Сен-Клеру и сердечно с ними распрощалась. К патриарху она обратила улыбку, исполненную истинной любви и обожания, поблагодарив его за заботу и заверив, что она непременно передаст матери его пожелания скорейшего выздоровления. Проговорив все это, она вернулась к карете и быстро взобралась по лесенке, снова опершись на подставленную архиепископом руку.
Проследив, чтобы она удобно устроилась в экипаже, де Пикиньи отступил в сторону и подал знак кучеру трогаться. Лошади ступили в колею, карета накренилась и покатила вперед, а Стефан Сен-Клер не сводил глаз с удаляющегося экипажа, словно мог сквозь его стенки разглядеть молодую женщину, скрытую внутри его. В жизни не видал он никого прекраснее, и ее образ запечатлелся в его памяти. Вот она склоняется к нему, собрав в горсть свисающую ей на грудь длинную массивную цепь, и переливчатое золото медленно, звено за звеном, стекает в подставленную чашечкой ладонь. Сен-Клер понимал, что слишком опасно позволять себе думать о такой красоте — напротив, нужно молиться, чтобы Господь дал силы бороться с искушением, тем более что суровый голос наставника уже напомнил ему об его обязанностях. Однако понимал рыцарь и то, что, без всякого сомнения, это улыбчивое лицо будет преследовать его весь день до тех пор, пока сон не одолеет его.
Назад: ИСКУСИТЕЛЬНИЦА год 1125 от P. X.
Дальше: ГЛАВА 2