Глава VI
ВОЦАРЕНИЕ ХАОСА
Рим, зима 53/52 г. до н. э.
Фабиола думала лишь о том, чтобы не споткнуться и не упасть под напором стремительно мчавшейся вперед толпы. Туллий крепко держал ее за руку, и, пожалуй, только это помогало ей стоять на ногах. Остальных телохранителей поглотила неодолимая людская река. Иногда Фабиоле удавалось различить их растерянные лица, но она уделяла больше внимания доносившимся до нее обрывкам разговоров участников банды. Судя по всему, засада в гостинице застала их всех врасплох. Впрочем, они подозревали, что среди них могли оказаться предатели, и выкрикивали страшные угрозы в адрес любого, кто мог быть причастен к случившемуся. Головорезы не собирались сдаваться до тех пор, пока не отомстят с лихвой за смерть Клодия.
В раздававшихся повсюду злобных выкриках Фабиола слышала отнюдь не одно только желание отомстить. Все те люди, которые сейчас размахивали оружием, были плебеями. Необразованными, постоянно недоедающими бедняками. Они делили с бесчисленными крысами переполненные квартиры и были обречены на короткую никчемную жизнь почти без шансов изменить что-то к лучшему. Со многих точек зрения их жизнь практически не отличалась от жизни рабов. Но все же они были римскими гражданами. За их бесчинствами крылось стремление к чему-то большему. Почувствовать собственную силу. Нагнать страху на тех, кто обычно смотрел на них свысока. Завладеть их деньгами. Да, они играли со смертью, но игра стоила того, ведь без нее они ни за что не получили бы того, чем обладали сейчас. Так что не стоило удивляться тому, что и за Клодием, и за Милоном шли целые армии сторонников. Но Фабиола ясно понимала и то, что толпа не желала видеть ничего дальше собственного носа. Если наступит анархия, то не будет конгиариев — бесплатной раздачи зерна и денег, — служивших нынче основным источником пропитания для беднейших семейств. И тогда им придется просто голодать.
В неукротимой ярости толпы не было ничего привлекательного. Фабиоле достаточно было взглянуть на перепуганные лица ни в чем не повинных пленников уличной банды, чтобы понять, что выплеснувшееся насилие не щадит ни правых, ни виноватых. Пусть республиканская власть породила множество чудовищ, но все же она являлась фундаментом гораздо более спокойного общества, нежели то, которое существовало прежде. Пока что государство не охотилось на невинных людей ради того, чтобы завладеть содержимым их кошельков. А если власть захватит толпа, это снова войдет в обычай.
Дорога до Римского Форума не заняла много времени. Здесь, среди многочисленных храмов и святилищ, располагалось здание Сената, несколько базилик и больших крытых рынков, где обычно толпились торговцы, адвокаты, книжники и прорицатели. Это место было не просто самым людным во всем городе, но и дорогим сердцу каждого гражданина. Здесь обычно проводились общественные собрания, суды и выборы. События, которые случались на Форуме, надолго откладывались в памяти народа; потому-то именно сюда устремились сторонники Клодия для поминок по своему вожаку.
Нынче здесь было тихо и почти безлюдно. Обычно пришедшего на Форум встречал оглушительный гул, в который сливались голоса торговцев, спорящих между собой адвокатов и разносчиков еды. Каждый старался перекричать всех остальных. Сегодня же слышались только казавшиеся приглушенными выкрики самых храбрых лавочников, отважившихся открыть свои заведения. Уже несколько недель тут почти не бывало добропорядочных граждан. И торговцы, и законоведы, и разносчики отсиживались в относительной безопасности своих жилищ. Не было видно даже шарлатанов-гаруспиков. Последнее время самым популярным товаром стало насилие, и рисковать жизнью бесплатно не имело никакого смысла. Аристократия и преуспевающие представители плебса старались не высовываться из-за крепких стен домусов.
Но и там они недолго смогут считать себя в безопасности, думала Фабиола, поглядывая на яростно орущих вокруг нее людей.
Несмотря на угрозу массовых волнений и на то, что обычные посетители этого места, богатые римляне, сидели по домам, площадь Форума была переполнена сбежавшимися со всех сторон плебеями. Весть о смерти Клодия разнеслась по перенаселенным пригородам быстрее чумы. Напуганные перспективами, которые проистекали из лозунгов соперничавших банд, граждане Рима все же хотели посмотреть, как развернутся события. Подобного рода глубинные потрясения случались крайне редко. С тех пор как тридцать лет назад «мясник» Сулла захватил Рим, подобной угрозы для демократии не возникало. Республиканская власть достаточно уверенно управляла страной, и этому не слишком мешали даже многочисленные ошибки. Но теперь она походила на корабль без руля, застигнутый неожиданным штормом.
Лучшие наблюдательные пункты — ступени рынков и храмов — были забиты народом. Дети сидели на плечах отцов и вытягивали шеи, чтобы лучше видеть. Зеваки забирались даже на статуи. Зато середина площади была пуста. Все знали, что кровопролитие неизбежно и любого, кто невольно окажется втянутым в побоище, ждет смерть.
Перед Сенатом стоял величественный, чисто выбритый Милон в ослепительно белой тоге, демонстрируя всем своим видом, что он совершенно невинен. Его окружало множество сторонников, среди которых мелькало немало гладиаторов. Нельзя было не оценить драматизма происходившего. Перед народом стоял защитник Рима, готовый дать отпор тем, кто желал погибели города. Рядом, на лестнице Сената, собрались жрецы, присутствие которых должно было показать, что боги одобряют действия Милона. Облаченные в белые одежды жрецы пели, воздевая руки к небу, жгли благовония. Их поддержка могла бы помочь оправдать что угодно. Вот и сейчас хитрость удалась, и многие в толпе начали выкрикивать имя Милона. Гладиаторы принялись в ответ колотить мечами по щитам; поднялся страшный шум.
Брут в свое время рассказал Фабиоле о различных категориях бойцов, сражавшихся на арене. Ей хотелось узнать как можно больше о той жизни, которую был вынужден вести Ромул, и она запомнила все до мельчайших подробностей. Теперь она узнала мирмиллонов по характерным бронзовым шлемам с гребнем в виде рыбы и кольчужным наплечникам на правой руке. Около кучки самнитов в гривастых шлемах и с удлиненными овальными щитами расположилась группа секуторов. Правое предплечье каждого из них защищали кожаные наручи, а левую ногу — один небольшой наголенник. Здесь были даже ретиарии, рыбаки, вооруженные лишь трезубцем и сетью. Толпа обученных убийц наводила страх одним своим видом.
Перед ними, на другом конце Форума, расположились толпы сторонников Клодия. Они не представляли собой организованные отряды, как гладиаторы, вооружены были хуже, но числом значительно превосходили людей Милона.
Увидев соратников, вожак вновь прибывшей толпы устремился напролом сквозь ряды собравшихся зевак. Его спутники последовали за ним и принялись разгонять всех, кто загораживал им дорогу. Кого-то ударяли мечом плашмя, а некоторых даже рубили и кололи. Раздались крики, брызнула кровь. Громилы быстро воссоединились со своими соратниками, приветствуя друг друга громкими воплями. Теперь их, казалось, было значительно больше противников.
Воцарилось странное спокойствие. Обе стороны изготовились к сражению, но повода пока что не было. Еще не доставили труп Клодия.
По пути телохранителям Фабиолы удалось кое-как пробиться поближе к ней. Это не слишком успокоило Фабиолу; к тому же ей было очень не по себе оттого, что у нее не было никакого оружия. Улучив момент, она склонилась к уху Туллия, и он передал ей кинжал, который Фабиола спрятала в рукав столы. Одни только боги знали, что еще произойдет до темноты. Рим мог пасть, но она хотела выжить. Теперь, приготовившись сражаться за свою жизнь, если возникнет такая необходимость, Фабиола вознесла быструю молитву Юпитеру. Защити нас всех, думала она. Не позволь никакой беде свершиться со мной и моими близкими.
Ждать пришлось недолго. Вскоре послышались женские крики. Они становились все громче и громче, и теперь уже можно было распознать горестные рыдания. Толпа, как один человек, громко вздохнула, люди вставали на цыпочки, стремясь увидеть, откуда доносятся стенания. Труп Клодия несли к Форуму. Напряжение росло, один из людей Милона не выдержал и метнул копье. Оно описало невысокую дугу, но не долетело до противников и осталось валяться на булыжной мостовой. В ответ раздались насмешки и оскорбления. Обстановка стремительно накалялась, но никто из головорезов Клодия пока еще не перешел к действиям. Они старались сдерживать переполнявший их гнев до тех пор, пока не увидят тело убитого собственными глазами. Как и все остальные, они не отводили взглядов от выхода с Форума на Аппиеву дорогу. Фабиола взглянула на Туллия, который, несмотря на всю серьезность положения, ответил ей ободряющей улыбкой. Фабиола понимала, что суровый сицилиец хочет поддержать ее, демонстрируя бодрость и уверенность, и на душе у нее потеплело. Хороший человек; она нуждалась в таких.
Рыдания доносились все отчетливее, и наконец показалась группа женщин в серых траурных одеяниях. Они медленно приближались к безлюдной части площади и обрамлявшей ее, немного присмиревшей толпе. Посреди плакальщиц, сгибаясь под тяжестью чего-то большого, завернутого в материю, двигалась худая фигура, облаченная в окровавленные одежды.
Умно, подумала Фабиола. Как быстро Фульвия смогла собрать своих подруг! Вряд ли можно придумать лучший способ для того, чтобы раздуть массовую истерию, чем явиться на Форум с хором плакальщиц. Да еще и притащить на собственных плечах труп Клодия.
Теперь уже в хоре рыданий можно было разобрать отдельные реплики.
— Смотрите, что они сделали с моим Клодием!
— Убили! — театрально восклицали женщины. — Убили на улице, как собаку!
— Бросили голым, каким он появился на свет! — рыдала Фульвия.
Из толпы послышались возмущенные крики.
— Побоялись честного боя! — Тут спутницы Фульвии принялись плевать в сторону Милона и его свиты. — Трусы!
В ответ на это обвинение раздался многоголосый гневный рев. Сторонники Клодия принялись барабанить рукоятями мечей по щитам. Некоторые с силой топали по булыжникам мостовой. Гладиаторы на противоположной стороне Форума вели себя точно так же. За оглушительным шумом нельзя было разобрать ни слова.
Обе стороны продолжали подначивать друг дружку, а к горлу Фабиолы подступил горячий, противно кислый ком. Возможно, подумала она, именно такое чувство испытывал Ромул перед сражением при Каррах. Перед смертью. Ставшую уже привычной боль утраты сегодня сопровождало жуткое смирение. Может быть, он погиб, думала Фабиола. Может быть, Юпитер нынче привел меня сюда, чтобы я тоже умерла и присоединилась к Ромулу и матери. Она с изумлением поняла, что эта мысль не пугает ее. Родные значили для нее все на свете, но она давно рассталась с ними. В мире у нее не было никого, кроме Брута и Доцилозы. Но они не приходились ей кровными родственниками, и главной опорой в жизни служило для нее все это время стремление к мести. Ну и ладно. О Юпитер Оптимус Максимус, молилась она, да будет все по воле твоей.
Вот только испуганные лица окружавших ее римлян не позволяли Фабиоле окончательно смириться со своей участью. Они были не такими, как она, для которой, в общем-то, не осталось смысла в жизни. Они были не повинны ни в каких преступлениях, у большинства из них, вероятно, были семьи. И все же им тоже грозила смерть. А если никто не восстановит порядок, положение станет еще хуже. Фабиола чувствовала себя беспомощной и бессильной. Ну что я могу сделать? Оставалось только одно, о чем стоило просить: о Юпитер, защити свой народ и свой город.
— Ну-ка, убьем этих мерзавцев! — заорал высокий мужчина, стоявший в первых рядах.
Толпа ответила одобрительными возгласами, похожими на лай собак, и качнулась вперед.
— Стойте! — рявкнул бородатый предводитель. — Мы еще не видели тела Клодия.
Он нашел нужные слова. Двинувшаяся было толпа вновь замерла.
Фульвия наконец-то дошла до центра Форума. Ей было лет тридцать с чем-то. Свое миловидное лицо она измазала пеплом и сажей из очага. Слезы прочертили светлые дорожки на испачканных сажей и кровью щеках. Но она полностью владела своими чувствами. Приказав сопровождавшим ее подругам расступиться, она благоговейно опустила свою ношу на мостовую, развернула покрытые красными пятнами пелены, и на обозрение собравшимся согражданам явился искалеченный труп ее мужа. Толпа громко ахнула. Фабиола взглянула на раны Клодия и содрогнулась всем телом. Мальчишка-гонец нисколько не преувеличил. Ренегату-патрицию нанесли множество ран, чуть ли не каждой из которых хватило бы, чтобы убить человека. Лицо изуродовали так, что его трудно было узнать. Одна нога держалась лишь на недорубленной полоске мышц, а из левого плеча все еще торчало острие обломанного копья. Смерть Клодия Пульхра не была легкой и быстрой.
А собравшиеся вокруг Милона люди посмеивались, с удовольствием разглядывая дело своих рук.
Фульвия встала, ее серую столу покрывали бесчисленные пятна крови. Настал ее час.
Фабиола застыла в ожидании.
Весь Рим ждал.
Воздев руки театральным жестом, Фульвия резко ударила себя в грудь сжатыми кулаками и, брызгая слюной, начала говорить.
— Орк, владыка потустороннего мира! Взываю к тебе! — Она подняла дрожащую руку и ткнула указательным пальцем в сторону Милона. — Вот этот человек!
Было видно, что Милон испугался. Суеверия имели могучую власть над сердцами и умами, и мало кто не устрашился бы подобного публичного проклятия. Но в храбрости этому аристократу все же нельзя было отказать. Расправив плечи, он приготовился выслушать дальнейшие речи Фульвии.
— Забери его в Гадес! — провозгласила она. — И пусть Цербер жрет его кусок за куском. Да будут его страдания вечными.
Милону на сей раз удалось не выказать испуга, но его подручные оказались не такими стойкими. Гладиаторы притихли; даже нанятые жрецы не дерзнули проронить хотя бы слово.
Люди в толпе поспешно осеняли себя знаками, отвращающими зло.
Фульвия выждала столько времени, сколько нужно сердцу, чтобы ударить десять раз, давая собравшимся возможность проникнуться значением сказанных ею слов. Затем она вновь подняла тело Клодия, внесла его по ступеням храма Юноны, положила наземь и рухнула на труп мужа. Ее спутницы поспешили присоединиться к убитой горем вдове. Фульвия забилась в рыданиях, дав наконец выход своему горю.
Фабиола не могла не восхититься искусством, с каким была разыграна эта сцена. Исполнение последней, самой драматичной части Фульвия отложила до тех пор, пока не оказалась в безопасности. Судя по всему, она ясно понимала, что последует дальше.
Женщины тоже возрыдали. Обступив Фульвию, они наклонялись, касались ран мертвого аристократа и поднимали окровавленные пальцы, чтобы все могли их видеть.
Это оказалось последней соломинкой, сломавшей небеспредельное терпение людей Клодия. Необходимо было свершить месть. Разинув рты в бессвязных воплях ненависти, они устремились к своим врагам. Фабиолу, ее телохранителей и испуганно кричащих пленников понесло вместе с ними. Нечего было рассчитывать на то, что образуется какой-то боевой строй, нет, предстояла хаотическая схватка вооруженных громил, в которой должно было погибнуть множество оказавшихся между ними мирных граждан.
Жрецы в панике заорали, призывая к спокойствию. Но, увы, слишком поздно они поняли, что разверзшийся хаос не поддается управлению. Прорвавшееся наружу массовое бешенство угрожало самому существованию Рима, и они своими руками помогли ему вспыхнуть.
— Госпожа! — крикнул Туллий. — Нужно бежать!
Фабиола мрачно кивнула.
— Старайтесь не пользоваться оружием без крайней нужды, — приказала она своим людям. Ей вовсе не хотелось отягощать совесть невинной кровью.
Они едва успели кивнуть в ответ, как раздался грохот. Это сошлись противостоящие рати. В первые мгновения у гладиаторов Милона, хорошо обученных бойцов, было некоторое преимущество перед толпой плебеев. Укрывшись за крепкой стеной щитов, они легко отразили первую атаку вопившей черни. Злобно жалили сверкающие гладиусы, трезубцы и копья поражали незащищенные лица и шеи; в воздухе со свистом летали копья, булыжники залила кровь. Фабиола, как зачарованная, в ужасе наблюдала за происходящим. Это было куда страшнее, нежели все, что ей доводилось когда-либо видеть на арене. Уже в первые несколько мгновений многие пали ранеными или убитыми. Но как и следовало ожидать, численный перевес вскоре начал сказываться. В ярости, удесятеренной горем, головорезы Клодия кидались на своих противников как одержимые. Первым пал один из самнитов — двое могучих плебеев вырвали у него щит. Одному из них гладиатор рассек горло, но тут второй проткнул его копьем. Изо рта у сторонника Милона хлынула кровь, он рухнул навзничь, оставив в обороне брешь, куда тут же устремились находившиеся поблизости плебеи. Потом убили мирмилона, потом ретиария. Толпа наступала, оттесняя Милона и его людей на лестницу Сената. Гладиаторы не походили на римских легионеров, привыкших одолевать превосходящие силы врагов. В их строю появлялись все новые и новые бреши, нападавшие сразу же врывались туда, и отряд гладиаторов развалился на части. Бойцы все чаще и чаще оглядывались в поисках выхода. Им обещали хорошую награду за уличные стычки, а вовсе не смерть в сражении.
Скорого окончания битвы пока еще не предвиделось, но Фабиола почувствовала, что людской поток изменил направление. К счастью, они все еще находились в некотором отдалении от кровопролития. Громилы, заставившие их прийти на Форум, исчезли в гуще сражения. Следовало бежать, пока оставалась такая возможность. Она кивнула Туллию, который с величайшей готовностью повиновался и резко окликнул остальных. Девять телохранителей сомкнулись кольцом вокруг Фабиолы, выхватили мечи и двинулись сквозь толпу. К счастью, очень многие тоже решили сбежать из опасного места. Воспользовавшись тем, что внимание громил переключилось на более серьезную цель, все их пленники попытались воспользоваться шансом вернуть себе свободу, грубо толкаясь и сбивая друг друга с ног. Те, кто послабее, падали, но никто не обращал на них внимания; по ним просто шли. Когда Фабиола задержалась, чтобы помочь упавшей на колени старухе, Туллий бесцеремонно дернул ее за руку.
— Оставь ее!
Обескураженная его поведением, Фабиола все же поняла, что сицилиец на самом деле тревожился за ее безопасность. Она оглянулась, расстроенная, но движущаяся толпа уже скрыла от нее изрезанное морщинами перепуганное лицо. Еще одна невинная жертва. Но в этот день не было времени на то, чтобы скорбеть о ком-то или задумываться над намерениями богов. Стражи Фабиолы, озабоченные мыслями о том, как бы уцелеть самим и спасти свою госпожу, прокладывали себе путь через людскую массу.
— Сюда! — крикнул Туллий, указывая на храм Кастора, ближайшее к ним здание. Телохранители пригнули головы и прибавили шагу.
Пока они преодолевали людской водоворот, Фабиола порой забывала даже дышать. Время от времени Туллию и прочим приходилось колотить кого-то рукоятями мечей по головам, но никто не пытался всерьез преградить им путь — большинство членов уличных банд рвались схлестнуться с гладиаторами и не обращали особого внимания на нескольких человек, удиравших с поля боя.
Добравшись наконец до украшенной резьбой каменной лестницы, они свернули за угол и оказались в узком переулке. Фабиола обернулась и бросила последний взгляд на Форум. Сражавшиеся продолжали драться не на жизнь, а на смерть, и никто не намеревался просить или давать пощады. Гладиаторов Милона разделили, и теперь они бились группами по несколько человек против плебеев, которые многократно превосходили их числом. Впрочем, успех давался громилам недаром: каждый убитый мирмилон или секутор забирал с собой троих или четверых врагов. Всюду, даже в дверях храмов, валялись мертвые, поодиночке и грудами, их топтали ногами. Это была настоящая бойня.
Рим окончательно погружался в бездну анархии, и никто не мог этому помешать.
— Быстрее! — Туллий беспокоился лишь о том, как бы вывести свою госпожу в безопасное место.
Задерживаться было опасно и попросту глупо, но Фабиола никак не могла отвести взгляд от происходящего. Она увидела, как на изрядном отдалении от того места, где они находились, из свалки выбрались шестеро плебеев. На руках у них покоилось тело Клодия. Маленькая процессия во главе с Фульвией и тем самым бородатым вожаком, которого Фабиола уже видела, решительно направлялась ко входу в Сенат.
Следом шагали еще двое мужчин с горящими факелами в руках. Фабиола ахнула. Они решили устроить погребальный костер Клодия в главном здании Республики — в самом Сенате!
Туллий нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но Фабиола не двигалась с места. Вскоре оказалось, что ее предположение было верным. Прошло совсем немного времени, и из священного здания поползли струйки дыма. В истории города еще не случалось равного по значению события. Пяти векам демократии предстояло сгинуть в погребальном костре.
Даже Туллий замер на месте, поняв, что происходит на его глазах. Политика мало затрагивала жизнь рабов, но кое-что в Республике было вечным — или казалось таковым. Одной из таких незыблемых святынь было здание, в котором помещалось правительство страны. И зрелище горящего Сената потрясало до глубины души. Если можно разрушить Сенат, значит, и любое другое здание в Риме под угрозой.
Сицилиец наконец пришел в себя.
— Хозяйка, нужно уходить, — решительно сказал он.
Фабиола вздохнула, но делать было нечего, и она безропотно последовала за Туллием. Пока что Юпитер позволил им уцелеть, но лишний раз искушать судьбу не следовало. Надо было уходить, пока положение не ухудшилось еще больше. Теперь восстановить покой могли только войска. У сенаторов не оставалось иного выхода, кроме как попросить вмешаться Помпея, нового консула. А это значило, что соотношение сил резко изменится — и не в пользу Цезаря. Естественно, после этих волнений пошатнется и положение Брута. И следовательно, ее собственное. Как еще повернутся дела в Галлии… Если не удастся подавить восстание Верцингеторикса, то надежды Цезаря на единоличную власть в Республике рухнут. Побежденный военачальник не сможет сохранить поддержку непостоянной толпы. Фабиола собралась с духом. Юпитер уже продемонстрировал ей свою благосклонность, позволив невредимой выйти из хаоса. Совсем недавно она была готова принять смерть; что ж, этот миг прошел. Неважно, что случится дальше, но ее путь к могуществу завершится не здесь.
Фабиола даже не увидела, откуда вылетела стрела. От размышлений ее отвлек негромкий вскрик, в котором слышалась боль. Подняв голову, она увидела, как Туллий с изумленным выражением лица закачался и начал падать вперед. Из его груди торчал оперенный стержень стрелы; железный наконечник застрял глубоко в легких. Смертельно раненный сицилиец рухнул лицом в грязь, настолько глубокую, что ноги погружались в нее местами по щиколотку.
Мгновением позже рухнул второй телохранитель. И третий.
Фабиола поспешно пригнулась. «Как могла я быть такой дурой! — с горечью подумала она. — Юпитеру нет дела до таких, как я».
Впереди проход преграждали доски, кучи мусора и битых горшков. Туллий, желая побыстрее уйти с Форума, не заметил этого. И Фабиола тоже не обратила внимания. В другой день она, вероятнее всего, подумала бы, что куча мусора в пол человеческого роста говорит лишь о том, что они забрели в особо жалкий переулок, обитатели которого не думают ни о чистоте, ни о здоровье. Но сегодня все было не так просто.
Они угодили в засаду.
Четвертая стрела свистнула в воздухе и пробила шею телохранителю, который стоял рядом с нею.
Вперед дороги не было. Назад — тоже. На Форуме их ждала верная смерть. Не поворачивая головы, Фабиола скосила глаза, пытаясь разглядеть стрелка.
Один из пятерых оставшихся с нею телохранителей вскинул руку, указывая вперед. И тут же вскрикнул и ухватился за стрелу, угодившую ему в левый глаз. Упав на колени, он отчаянно дернул стержень — Фабиола услышала скрежет металла о кость — и выдернул стрелу из глазницы. По его лицу ручьем хлынула кровь, смешанная со слезами. Храбрец громко всхлипывал от боли; было видно, что он с трудом держался на ногах. В любом случае от него, наполовину ослепшего, было мало толку в схватке.
Из бокового прохода появились с десяток голодранцев, одетых в выцветшее бурое отрепье вместо туник, зато при самом разнообразном оружии — дубинках, копьях, ножах. Некоторые даже держали ржавые мечи. Был среди них и лучник, зловещего вида тип, с ухмылкой накладывавший на тетиву очередную стрелу.
— О парни, смотрите, кто попался! — воскликнул, гнусно осклабившись, один из банды, вооруженный копьем.
— Благородная госпожа! — отозвался другой. — Всегда мечтал попробовать такую.
Лучник облизал губы.
— Ну-ка, посмотрим, что там, под ее роскошной накидкой.
Нападавшие приближались; их лица искажали похотливые гримасы. Дело не ограничилось бы простым грабежом. Фабиола понимала, что ее может ждать лишь один исход — жестокое изнасилование и смерть. Но вместо страха в ней вспыхнул гнев. Эти существа были презреннейшими из презренных. Выродки, способные нападать лишь на слабых и безоружных, на тех, кто попал на поле битвы против воли и пытался спастись.
— Госпожа? — в один голос обратились к ней уцелевшие телохранители. Лишившись Туллия, они не могли сообразить, что делать.
Фабиола с трудом сглотнула подступивший к горлу комок. Ни у кого из ее людей не имелось щитов, так что укрыться от стрел они не могли. Если не предпринять каких-то быстрых и решительных действий, лучник перебьет их поодиночке. Одолеть мерзавцев, устроивших засаду, — а они наверняка трусы, — можно было лишь одним путем. Сжав рукоятку кинжала, который дал ей Туллий, Фабиола оскалила зубы.
— Кидаемся прямо на них, — шепотом приказала она. — Или мы с ними разделаемся, или всех нас ждет Гадес.
Если Юпитер выбрал для нее такой конец, то, по крайней мере, она умрет достойно.
При виде ее решимости телохранители воспрянули духом. Четверо подняли мечи, а одноглазый выхватил нож. Он сообразил, что утратил способность точно определять расстояние и лучше будет воспользоваться коротким оружием. В мгновение ока все пятеро сомкнули ряды. То, что они рабы, уже ничего не значило — каждый считал, что лучше умереть в бою, нежели быть убитым, как безропотная скотина на бойне.
С гневным криком Фабиола ринулась вперед. Мир распадался на куски. Она получила ответ от богов: ей не на кого полагаться в этом мире. И смерть будет для нее освобождением.
Ее спутники тоже закричали и бросились за ней. Сражение оказалось кратким и жестоким.
Решив, что вряд ли ее убьют сразу, Фабиола кинулась прямо на лучника, который целился в кого-то поверх ее левого плеча. Она почувствовала порыв ветра от пролетевшей рядом с ее щекой стрелы, услышала полузадушенный вскрик у себя за спиной и оказалась рядом с лучником. У нее был только один шанс — убить бандита или хотя бы тяжело ранить. Не успел негодяй перевести дыхание после выстрела, как Фабиола глубоко всадила ему острие кинжала в ямку между ключицами, туда, где гортань смыкается с торсом. Она видела, что Корбуло, когда резал свиней, поступал именно так. Бандит визгливо вскрикнул и выронил лук. Фабиола же, не колеблясь, еще дважды ударила его в грудь. Из ран хлынула кровь, лучник упал на спину. Ему оставалось жить считаные мгновения.
Фабиола скосила глаза на свою правую руку, в которой сжимала оружие. Она была густо залита липкой кровью. Тошнотворное зрелище. Впрочем, сразу и не сообразишь, что хуже: проливать чужую кровь или отдаваться против воли старым жирным сенаторам.
— Сука!
Инстинктивно пригнувшись, Фабиола поднырнула под просвистевший в воздухе меч и оказалась лицом к лицу с небритым, тощим человеком, вооруженным ржавым гладиусом. Фабиоле никогда не приходилось учиться владеть оружием, но в свое время она насмотрелась на то, как Юба обучал Ромула.
Не раз она видела, как в шутку сражались между собой два привратника из Лупанария. Этот болван не умеет пользоваться мечом, машет им, как палкой, подумала она и почувствовала, что в ней вздымается волна надежды. Правда, и ей никогда не приходилось браться за оружие.
Бандит снова махнул перед собой мечом, и Фабиола опять легко уклонилась.
— Что, в спину бить сподручнее? — язвительно осведомилась она, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Противник превосходил ее ростом; чтобы достать его кинжалом, нужно было поднырнуть под его гладиус. Бандит сразу ощутил растерянность Фабиолы.
— Как же я тебя оттрахаю, когда скручу! — пропыхтел он, пытаясь выбить у нее оружие.
Похоже, ее план удался. Фабиола решительно сбросила с плеч одежды и обнажила полные груди. Не до скромности, лишь бы выжить.
Бандит выпучил глаза от изумления и опустил руку с мечом.
— Ну что, нравится? — негромко осведомилась она и приподняла левую грудь на ладони.
Плебей лишился дара речи. Вряд ли он знал каких-либо других женщин, кроме потасканных шлюх, обитавших близ усыпальниц на Аппиевой дороге, — беззубых, больных, никогда не бывавших трезвыми. В сравнении с ними Фабиола походила на спустившуюся с небес богиню. Он облизнул губы и шагнул вперед.
Как только бандит подошел на расстояние вытянутой руки, улыбка Фабиолы сменилась волчьим оскалом. Она представила себе, что перед ней Гемелл или кто-то еще из более чем сотни мужчин, пользовавшихся ее телом. Резко взмахнув рукой слева направо, Фабиола рассекла горло противника вместе с хрящом гортани. Тот рухнул в грязь, захлебываясь собственной кровью, а Фабиола схватила его гладиус. Два оружия лучше, чем одно, подумала она.
Набросив на плечи одежду и оглянувшись, Фабиола поняла, что почти все ее люди погибли, но каждый из них уложил по паре нападавших. Как ни удивительно, телохранитель, лишившийся глаза, все еще сражался. Фабиола испытала прилив гордости за его верность и отвагу. Крича от боли и боевой ярости, он разделался с двумя бандитами: одному выпустил кишки, а второму всадил в бедро кинжал по самую рукоять.
Теперь Фабиоле и одноглазому рабу противостояли двое. Шансы уравнялись, и у Фабиолы немного полегчало на душе. Юпитер не покинул ее. Так не отворачивайся еще немного, умоляла она. Но тут из переулка показались еще четверо бандитов, привлеченных шумом боя, и надежда Фабиолы рассеялась как дым. Увидев своих товарищей убитыми и ранеными, вновь прибывшие испугались было и злобно закричали. Впрочем, они тут же успокоились, увидев перед собой всего лишь двух противников, один из которых был красивой молодой женщиной.
— Госпожа!
Фабиола повернулась к раненому телохранителю. Его левую щеку покрывала запекшаяся кровь. Она затекла даже в открытый рот, окрасив зубы в красный цвет. Зато уцелевший глаз яростно сверкал на чистой, правой стороне лица. Его вид не на шутку устрашал, что, вероятно, дало ему некоторое преимущество в бою.
— Что?
— Когда я умру… — Он немного помолчал; его вид вдруг сделался совсем несчастным. — Госпожа, я не хочу, чтобы меня выбросили в яму на Эсквелинском холме.
Эти слова отозвались в сердце Фабиолы. Раб не боялся погибнуть вместе с нею. Но как и многие его собратья по несчастью, он страшился того, что его швырнут в яму вместе с казненными преступниками, павшими животными и просто помоями. Этот человек походил на ее брата, он был горд и храбр. А она даже не знала его имени.
— Клянусь перед всеми богами, — сказала ему Фабиола, — если я уцелею, а ты нет, то у тебя будет собственная могила с памятником.
Большего она пообещать не могла. Соотношение сил складывалось далеко не в их пользу.
Он взглянул на нее своим целым глазом и коротко кивнул.
Вот так и возникают товарищеские связи, поняла Фабиола. Человек, поддержавший другого в горячке боя, тем более если он не обязан это делать, достоин дружбы. И доверия. Неважно, раб он или свободный.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Секст, госпожа.
— Хорошо.
Радуясь уже тому, что ей не придется умереть рядом с незнакомым человеком, Фабиола взглянула на вновь прибывших. Почему-то они показались ей смутно знакомыми, но обратила она внимание на то, что никто из них, к счастью, не был вооружен луком. Так что оставалась возможность кого-нибудь ранить, а то и вовсе убить, прежде чем с ними расправятся. Может быть, кто-нибудь из них забудет об осторожности, как тот болван с гладиусом, с надеждой подумала она. Но было маловероятно, что ее уловка сработает снова. Эти суровые даже с виду люди держали оружие так, что было ясно: они опытные бойцы. Тяжело вздохнув, Фабиола придвинулась к Сексту. От него пахло кровью и потом.
— Давай кинемся на них, — прошептала она. — Если прорвемся, то сразу в переулок. Он куда-нибудь выведет.
— И защищаться будет легче, госпожа, — ответил Секст. — Там только-только два человека смогут встать.
Она обрадовалась тому, что ее сразу поняли. В таком узком месте нападающие не смогут подавить их числом.
— Пока что нас хранил Юпитер, — сказала она, пытаясь собрать остатки храбрости. — Теперь помогла бы еще Фортуна.
— Боги никогда не улыбались мне, хозяйка. Я раб. — В единственном глазу Секста застыла мировая скорбь. — Но я лучше умру, чем позволю всякой дряни навредить тебе.
Он откашлялся и презрительно плюнул кровавой мокротой в сторону бандитов.
Времени на разговоры больше не оставалось. Разозленные пренебрежением Секста и вновь обретя уверенность в себе, враги решительно двинулись вперед. Как-никак, теперь их было шестеро против двоих, а страх перед ранением или смертью полностью заглушило желание изнасиловать Фабиолу. Разве трудно одолеть перепачканную кровью молодую аристократку и тяжелораненого раба?
Обретенная было уверенность начала покидать Фабиолу. Лучше вооруженные и, судя по всему, дисциплинированные, новые пришельцы казались настроенными куда решительнее, чем голодранцы, напавшие первыми. В ее сердце проснулся страх. Подняв гладиус, она двинулась вперед, пытаясь на ходу вспомнить то, что когда-то показывал Ромулу чернокожий немой привратник. Секст шел рядом с нею, держа в руках подобранное с земли копье.
Один из головорезов засмеялся — угрожающе и очень противно.
И Фабиола вспомнила, где же видела его прежде.
Это были фугитиварии.
И словно в ответ на ее мысли, из переулка появилась коренастая фигура человека с каштановыми волосами и глубоко посаженными глазами. Одет он был в кольчугу военного образца и носил на запястьях широкие серебряные браслеты. А за спиной у него стояли еще шесть человек, все вооруженные до зубов.
Копье дрогнуло в руке Секста; Фабиола испуганно поднесла ладонь ко рту.
Сцевола издевательски поклонился.
У Фабиолы оборвалось сердце. Значит, засада была тщательно подготовлена.