С наступлением темноты те из галлов, кому удалось уцелеть, покинули поле битвы и отправились домой, на земли своих племен. Им предстояло оповестить земляков о поражении. А римские легионеры большую часть ночи провели на равнине. Они снимали с убитых все ценное, а лошадей уводили к себе, за стены укреплений. Под покровом темноты воины разбились на когорты и отправились в обход Алезии. Они добивали раненых и забирали оружие и доспехи. Наступило утро, и пришлось вернуться за стены форта. Здесь царила тишина.

До заката Юлий так и не пришел в себя. Жестокий припадок так издергал и без того уставшее тело, что, как только он отступил, больной провалился в глубокий, почти на грани смерти, сон. Октавиан не выходил из командирской палатки, добросовестно исполняя обязанности сиделки.

Вернулся грязный, забрызганный кровью Брут и надолго застыл возле больного друга, не отрывая взгляда от бледного, измученного лица и исхудавшего обнаженного тела. Множество шрамов делали фигуру еще более уязвимой и беспомощной.

Брут опустился на колени возле ложа и снял шлем.

— Сегодня я был твоим мечом, друг, — прошептал он.

Товарищи одели Юлия и даже ухитрились водрузить на его тело доспехи, так что полководец обрел свой обычный боевой вид. Однако он так и не проснулся, хотя в тот момент, когда его подняли, глаза на секунду открылись и бессмысленно посмотрели вокруг.

Брут и Октавиан отошли на шаг от ложа и взглянули на результат своих стараний. Да, перед ними лежал хорошо знакомый им римский полководец, хотя очень бледный и с растрепанными волосами. Октавиан постарался пригладить торчащие во все стороны пряди.

— Когда же он придет в себя? — тревожным шепотом спросил молодой человек.

— Подожди, всему свое время, — ответил Брут. — А сейчас лучше оставить его в покое. — Он внимательно посмотрел на равномерно, хотя и слабо вздымающуюся грудь друга и, кажется, остался доволен.

— Я останусь сторожить, — решительно заявил Октавиан. — Наверняка найдется немало желающих посмотреть на него.

Брут понимающе взглянул и покачал головой:

— Нет, парень, ты уж оставь эту почетную обязанность мне. А сам отправляйся к своим подчиненным.

Октавиан ушел, а Брут, словно часовой, встал у входа в палатку. Его фигура слилась с окружающей тьмой.

Брут не отправил Верцингеториксу ультиматума с требованием капитулировать. Адана обмануть было невозможно, даже нарядившись в доспехи и шлем Цезаря. Кроме того, эта почетная обязанность принадлежала лишь ему одному. Поднялась луна, стало заметно светлее, и к палатке потянулись те, кто желал лично поздравить с победой. Однако Брут не впустил ни единого человека, объясняя всем, что командир устал и лег вздремнуть.

В темноте, стоя возле палатки в полном одиночестве, Брут горько оплакивал гибель Рения. Он видел старого гладиатора убитым, однако в суете вокруг больного друга не успел даже попрощаться. И все же сознание четко запечатлело образ, и вот теперь, когда все вокруг успокоилось, он представил его ясно, словно в свете дня.

Поверить в смерть Рения казалось просто невозможно. Ведь на протяжении всей жизни он заменял Бруту отца, и его смерть рождала в душе невосполнимую пустоту.

— Ну вот, хоть отдохнешь теперь, старый ворчун, — улыбаясь сквозь слезы, пробормотал Брут.

Столько прожить и вдруг погибнуть от удара копья — это выглядело просто неприлично. Однако Брут не сомневался, что Рений принял бы подобную смерть — так, как он принимал все посланные судьбой испытания. Октавиан рассказал, как Рений защитил от гибели Цезаря, в опасный момент подняв над головой полководца щит. Однако о собственной безопасности старый гладиатор не подумал. Брут знал, что сам Рений счел бы собственную смерть достойной платой за жизнь Гая Юлия Цезаря.

В палатке послышалось движение: очевидно, Юлий проснулся. А через пару минут откинулся полог, и в проеме показался полководец собственной персоной.

— Брут? — позвал Юлий, вглядываясь в темноту ночи.

— Я здесь, — ответил Брут. — Прости, пришлось заняться маскарадом. Я надел твои доспехи, плащ и шлем и выступил во главе легионов. Все решили, что это ты.

На глазах Цезаря показались слезы; он благодарно положил руку на плечо друга.

— Нам удалось их разбить? — спросил полководец.

— Целиком и полностью. Воины ждут, чтобы ты отправил царю галлов ультиматум о капитуляции. Это последнее, что предстоит сделать, и тогда дело будет завершено.

— Рений погиб во время последней атаки. Поднял над моей головой щит, — печально произнес Юлий.

— Знаю. Я его видел.

Больше слов не требовалось. Друзья знали старого учителя с самого детства, так что горе было слишком глубоким, чтобы разменивать его на слова.

— Так ты водил легионеров в атаку? — Голос Юлия постепенно набирал силу, а мысли прояснялись.

— Нет, Юлий. Они следовали за тобой.

На заре Цезарь отправил к Верцингеториксу гонца с ультиматумом. Теперь оставалось ждать ответа; смолчать царь просто не мог. Все жители Алезии, и мужчины, и женщины, наверняка слышали об убийствах в Аварике. Мрачные, угрюмые воины, внимательно разглядывающие крепость, должны были вызывать ужас и смятение. Юлий обещал всем помилование, однако лишь на том условии, что Верцингеторикс сдастся уже к полудню. И вот солнце поднималось все выше, а ответа все не было.

Марк Антоний и Октавиан не отходили от военачальника. Делать было нечего, оставалось лишь ждать; так что постепенно все собрались вокруг Юлия. Погибших и умерших можно было лишь оплакивать: ушли в вечность Бериций, Кабера, Рений, а с ними множество простых легионеров. Не ощущая вкуса, Юлий проглотил вино, которое ему подали. Неужели Верцингеторикс так и не сдастся, а решит сражаться до конца, до последнего бойца?

После победы лагерь легионеров гудел, словно улей. У каждого из воинов имелся собственный круг друзей, с которыми можно было обсудить события боя. Да и действительно, истории о подвигах казались поистине бесконечными. А сколько героев сложили головы в кровавом сражении! Сейчас уже все тела принесли в форт, и они говорили о цене победы на своем языке — языке мертвых. Юлий слышал, как плачут закаленные в боях воины, прощаясь с погибшими товарищами. Единственным лекарством от горя в такие минуты было вино.

Смерть Рения потрясла всех. Те воины, которым довелось сражаться рядом со старым гладиатором, обвязали шею погибшего куском оторванной от туники ткани и положили его рядом с остальными. Меч остался при нем. Все, начиная с самого Юлия и заканчивая самым молодым и неопытным из легионеров, тренировались под руководством Рения и испытали на себе крутой нрав опытного мастера. Однако сейчас к телу выстроилась длинная очередь: каждый хотел проститься и хотя бы мысленно сказать слова признательности. Оставалось лишь молиться о душе воина.

Подняв взгляд от лежавших на земле тел, Юлий посмотрел на стены Алезии. Он всерьез обдумывал возможность сжечь жителей этого дерзкого города вместе с их неприступной крепостью. В конце концов, сидеть без дела рядом с гнездом галлов было невыносимо.

Больше восстаний не будет. Весть о поражении могущественного Верцингеторикса должна быстро распространиться по всей стране и прилететь в каждый город, в каждую, даже самую крошечную, деревушку.

— Вот он, — прервал мысли полководца Марк Антоний.

Все, словно по команде, встали, обратив взгляды туда, где с горы спускалась одинокая фигура верховного царя галлов — Верцингеторикс ехал верхом без свиты и охраны.

Это был вовсе не тот горячий и сердитый юноша, которого когда-то давным-давно впервые увидел Юлий. Царь ехал на прекрасном гнедом коне, в ярко сияющих на холодном солнце доспехах. Юлий внезапно осознал, насколько грязен и неаккуратен сам, и машинально потянулся за плащом. Однако рука тут же опустилась: вовсе ни к чему оказывать этому человеку почести.

Светлые волосы Цингето были заплетены в косы и спускались до плеч. Длинная и широкая, умащенная маслами борода закрывала висящую на шее толстую золотую цепь. Царь ехал налегке. Оружие его составляли украшенный чеканкой щит и большой меч в пристегнутых к поясу ножнах. Легионеры молча следили за приближением человека, который причинил им столько боли и горя. Достоинство и величавое спокойствие вождя не позволяли римским воинам выражать накопившиеся в душе чувства — он заслужил уважительное отношение со стороны победителей.

Юлий вместе с Брутом и Марком Антонием направился навстречу царю. Сзади, на почтительном расстоянии, шли остальные командиры. Все хранили молчание.

Верцингеторикс внимательно, сверху вниз, посмотрел на римского полководца и поразился тому, насколько тот изменился со дня их единственной встречи, почти десять лет назад. Римлянин похоронил молодость в земле Галлии, и лишь твердый, холодный взгляд напоминал о прежнем Цезаре. В последний раз взглянув на укрепленные форты Алезии, Верцингеторикс спешился и поднял щит и меч. Потом бросил их к ногам Юлия и посмотрел в глаза римскому полководцу долгим пристальным взглядом.

— Ты помилуешь остальных? — наконец спросил он.

— Даю слово, — коротко ответил Юлий.

Сразу успокоившись, Верцингеторикс кивнул. Потом опустился на колени и склонил голову к рыхлой, пропитанной кровью земле.

— Принесите цепи, — распорядился Цезарь. В этот момент тишина разорвалась победными криками, и легионеры принялись отчаянно стучать мечами о щиты. Этот стук заглушил все остальные звуки.