Глава 9
ЛУИ МОЛЧАЛИВЫЙ
Как все, что имеет отношение к шпионажу, характер деятельности Луи де Вивре определить было довольно сложно. Официально он считался подданным герцога Бретонского Иоанна IV и в Англии должен был способствовать свержению Ричарда II, настроенного к Франции весьма благосклонно.
В действительности же Луи являлся французским шпионом. Приказы он получал непосредственно от короля, а со времени болезни последнего — от герцога Орлеанского. Ему было велено устроиться на службу к Ричарду II, чьи интересы совпадали с интересами Франции, а Ричард, в свою очередь, попросил Луи внедриться в ряды заговорщиков, которые, как ему было известно, плели интриги против него самого.
Следовательно, Луи являлся двойным шпионом. На первый взгляд он делал то, за что герцог Бретонский платил ему жалованье, то есть сплетал заговор против английского короля, а Иоанн IV весьма ценил сведения, которые представлял ему его агент.
Без всякого труда Луи удалось проникнуть в тайное общество заговорщиков. Ему даже не пришлось ни о чем просить: его кузен Реджинальд Синклер сам порекомендовал своего родственника.
Реджинальду было двадцать пять лет, но выглядел он младше. Рыжеволосый, зеленоглазый, с россыпью веснушек, внешне он казался подростком. Его отец, Эдуард Синклер, старший брат Ариетты, умер в 1388 году в результате несчастного случая на охоте — вскоре после того, как оказался замешан в деле о попытке переворота. Реджинальд был убежден, что в действительности отца убили, и всей душой мечтал отомстить за него. Он жаждал этого так страстно, как только может хотеть человек неосмотрительный, буйный, склонный к необдуманным поступкам.
Реджинальд представил Луи другим заговорщикам, которые почти сразу приняли его в свой круг.
Самым высоким среди них по положению был Томас, герцог Глостерский, родной дядя короля. Младший сын Эдуарда III, он был на двадцать пять лет младше своего старшего брата, Черного Принца, отца Ричарда П. У Глостера было худое лицо и холодный взгляд властолюбца. Он походил на герцога Бургундского, дядю Карла VI, но таилось в нем нечто еще, куда более жесткое и твердое. Он-то и был истинной душой заговора.
За ним следовали еще двое знатнейших дворян Англии: Ричард Арундел и Томас Уорвик. А, кроме того, заговорщики заручились поддержкой еще одного человека, самого таинственного из всех, — Генриха, графа Дерби. По положению и титулу он был почти равным герцогу Глостеру, поскольку являлся сыном герцога Ланкастерского, брата Ричарда II, и, следовательно, был кузеном короля.
Граф Дерби достиг двадцати пяти лет, как и Реджинальд, однако возраст — единственное, что имелось у них общего. Светловолосый, с голубыми глазами, он, несмотря на юный вид, обладал непререкаемым авторитетом. Для Луи не представляло никаких сомнений, что Генрих, граф Дерби, являлся самой сильной фигурой заговора. Впрочем, никто не знал, о чем тот в действительности думает. Молодой граф демонстрировал предельную осторожность.
В течение многих месяцев Луи де Вивре присутствовал на их собраниях, со все возрастающей тревогой осознавая серьезность ситуации. Сила заговорщиков заключалась в том, что они были не одиноки. Им сочувствовала большая часть дворянства и даже простого народа. Англичане не любили французов и решительно отказывались понимать, почему с ними прекратили воевать, ведь их уже фактически разбили. За спиной Ричарда II замышлялся отнюдь не дворцовый переворот, это походило на настоящее народное восстание.
Вот такой являлась ситуация, когда 1 июля 1394 года заговор превратился для Луи де Вивре в любовную историю.
В тот самый день он находился в парадном зале Вестминстерского дворца. Это был без преувеличения самый большой зал в мире: шестьдесят девять метров в длину на двадцать три в ширину и семнадцать в высоту. Ричард II как раз занимался тем, что украшал перекладины фигурами ангелочков с гербами.
У Луи имелись собственные причины любить этот зал: из-за огромных размеров он был довольно скудно освещен, и это обстоятельство позволяло шпиону оставаться невидимым в затененных углах и слушать, о чем говорят придворные. По обыкновению Луи был одет в черное с едва заметной красной ниткой, чтобы обозначить цвета своего герба. Черный он выбрал не из особой любви к этому цвету, а просто из-за удобства: так его меньше было заметно.
В тот раз ничего особенного он не узнал. Король Ричард только что потерял жену, и по случаю траура все разговаривали вполголоса. Впрочем, по этой же самой причине заговорщики не предпринимали ничего нового; народ сострадал горю короля, и нападать на него в такое время было бы неуместно.
Молодой Генрих Дерби тоже недавно овдовел. Завидев его, Луи обратился к нему со словами сочувствия, которые были приняты весьма благосклонно.
Однако не похоже, чтобы Генриха особенно огорчала смерть супруги. Возможно, потому, что она успела подарить ему четырех сыновей, и наследственная линия была обеспечена.
Дерби представил своему приятелю молодую женщину, стоявшую рядом. Она была совсем юной, приятно пухленькой, светловолосой, с голубыми глазами. На ней было голубое платье и шляпка в форме лиры.
— Сир де Вивре, это Филиппа Моульбек. Она только что прибыла из Фландрии, чтобы стать фрейлиной моей жены. Теперь, когда супруга моя скончалась, я даже не знаю, что и делать. Этой даме нет даже двадцати, и при дворе ей очень одиноко. Зная ваше благоразумие, я без опасения могу доверить ее вам.
В Лондоне у Луи и вправду не случилось ни единой любовной связи. Он не лукавил, говоря отцу, что не доверяет женщинам, а возможно, и себе самому. Ведь влюбиться так легко! Чтобы удовлетворять свои плотские потребности, Луи время от времени ходил к проституткам.
Филиппа Моульбек смотрела на него чистыми искренними глазами. Молодой де Вивре без особого труда вынес о ней суждение: взбалмошная кокетка, мечтающая об удачном замужестве и большой любви. Ему совершенно не нужен был этот подарок от графа Дерби, но не нашлось никакой возможности отказаться. Следовало как можно быстрее устроить встречу Филиппы с каким-нибудь господином благородного происхождения и тем самым избавиться от нее. Луи улыбнулся ей ободряюще, почти отечески.
— Желания графа — закон. Вы поселитесь вместе со мной в отеле Бретань. Там вы найдете все удобства и будете в полной безопасности.
Смущенная Филиппа Моульбек собралась было благодарить его, как вдруг в зале появился Реджинальд Синклер. Он прямиком направился к Луи и бесцеремонно расцеловал его в обе щеки.
— Кузен, дорогой!
Лицо его светилось искренней радостью. Луи он по-настоящему обожал. Единственный сын у своих родителей, пылкий Реджинальд мгновенно проникся к своему не самому близкому родственнику поистине братскими чувствами.
— А меня вы не хотите представить? — произнес женский голос.
Реджинальд Синклер обернулся.
— Да, конечно… Это Маргарита Дембридж. Мы помолвлены. Собираемся пожениться на Рождество.
Луи имел сведения обо всех при дворе, или почти обо всех. Не самого высокого происхождения, но обладающая большим состоянием, Маргарита Дембридж была фрейлиной покойной королевы. Ее родители владели в графстве Кент большой фермой по разведению баранов. Сирота и единственная дочь, она являлась владелицей немалого состояния.
Луи склонился перед ней в поклоне.
— У Реджинальда отменный вкус.
Хотя он знал, кто такая Маргарита Дембридж, их встреча произошла впервые. Она была высокой, почти одного роста с Реджинальдом, а возможно, еще выше. Фигура молодой девушки походила на мужскую, но черты ее лица были истинно женскими. При этом она даже обладала определенной кокетливостью и пользовалась косметикой весьма умело. Одним словом, смотреть на Маргариту Дембридж было весьма приятно, и очарование этой леди было бесспорным.
Но поразило Луи вовсе не ее обаяние. В этой женщине он почувствовал незаурядный ум. По всему было видно, что она — необыкновенная личность. Маргарита была немного старше Реджинальда, ей исполнилось около тридцати. Не оставалось никаких сомнений: невеста превосходила жениха во всем и совершенно подчинила его своему влиянию.
Маргарита бросила на Луи проницательный взгляд. Реджинальд подхватил кузена за руку.
— Идемте! Нам нужно поговорить.
Маргарита тотчас вмешалась:
— С каких это пор у вас секреты от невесты?
— Позвольте же мне поговорить с кузеном! Уверяю вас, речь пойдет не о женщинах.
— Говорите при мне или не говорите вовсе.
Реджинальд Синклер посмотрел на будущую супругу, покорно вздохнул и заговорил вполголоса:
— Это по поводу наших дел. Все пропало. Они отказываются действовать. Говорят, что никто не позволит трогать короля в такую минуту.
Луи положил ладонь на плечо кузену. Он постоянно чувствовал на себе пронзительный взгляд Маргариты.
— И они правы! Нужно уметь терпеть. Однажды наш час настанет. Мы победим, а вы сможете отомстить. Верьте мне.
Маргарита решительно вмешалась:
— Идемте, Реджинальд!
— Разве я не могу поговорить со своим родственником?
— Нет. И чтоб больше никаких глупостей. Я прослежу…
Она замолчала, как и все присутствующие: в зал вступал король. Он был один. Его супруга, покойная Анна Люксембургская, не оставила ему наследника. Король преждевременно постарел и выглядел старше своих двадцати семи лет.
Темноволосый, с черными глазами, с круглым, чуть одутловатым лицом, с небольшими усиками, он окинул склонившихся в поклоне придворных печальным взглядом. Видно было, что он искренне переживает потерю жены.
Ричард II занял место на троне в глубине зала. Ему явно не доставало величия, во взгляде его сквозила подозрительность ко всем и всему. Впрочем, эта подозрительность была легко объяснима, учитывая обстоятельства его правления.
По знаку короля придворные заняли предназначенные для них места: представители высшей знати расселись в креслах и на скамьях, остальные, за неимением достаточного количества стульев, остались стоять.
Затем появился некий человек, возложил толстую книгу на аналой, находившийся прямо напротив трона, и начал чтение.
Это был один француз. Он постоянно вращался при дворе и пользовался покровительством Ричарда П. Английский король слыл меценатом и большим любителем изящной словесности. Был сей француз весьма немолод — около шестидесяти, у него было довольно уродливое лицо с большим вздернутым носом. Он одевался в черное платье причетника. Присмотревшись, Луи узнал Жана Фруассара, автора «Хроник », в которых повествовалось о недавно закончившейся войне.
Фруассар объявил, что намеревается «воспеть деяния благородных», и принялся читать отрывок из своего творения. Речь шла о гибели Иоанна Слепого при Креси.
Слушая чтение, Луи с трудом сдерживал рвущийся наружу гнев. Смерть Иоанна Слепого — как символично! Все французское рыцарство вслепую было брошено в проклятую бойню при Креси. А этот идиот «воспевал» сие деяние как подвиг! Для него не имело значения, кто стал победителем, кто — побежденным. Главное — покрыть себя славой. И самым печальным было то, что хронист выражал мнение, которое по-прежнему царило в рядах французского рыцарства.
Что касается войны как таковой, Луи отнюдь не был против ведения военных действий. Будь у него уверенность в превосходстве французов, в том, что они в состоянии взять обратно Кале и Бордо, он стал бы ревностным сторонником войны. Однако достаточно послушать Фруассара, чтобы убедиться: столкновение с англичанами закончится новым Креси. Вот почему необходимо добиться мира любой ценой.
В это мгновение Маргарита Дембридж поднялась и решительно направилась к Луи:
— Я хочу поговорить с вами наедине.
Весьма удивленный, Луи де Вивре отступил вместе с нею в неосвещенный угол зала. Маргарита смотрела на него без ненависти, но настроена была твердо и решительно.
— Оставьте Реджинальда в покое! До других мне нет дела, но его не трогайте!
— Я вас не понимаю.
— Не знаю, из каких соображений, но я убеждена, что вы лжете, что вы враг в стане заговорщиков и имеете намерение погубить их.
— Кто вам такое сказал?
— Никто. Я умею смотреть и слушать. Я люблю Реджинальда и смогу его защитить. Если вы посмеете причинить ему вред, я вас уничтожу. И не вздумайте ничего предпринимать против меня, я начеку.
Декламация закончилась. Король первым покинул зал, и придворные разошлись. Когда Луи выходил, подав руку Филиппе Моульбек, к нему приблизился привратник и прошептал, что его величество ждет сира де Вивре завтра у себя перед девятичасовой молитвой.
Луи провел бессонную ночь. Опасность настигла его с той стороны, откуда он ее не ждал. Любой ценой надлежало обезвредить эту Маргариту Дембридж, но только вот как? Ответ нашелся лишь под утро; план был довольно дерзким, но шансы на успех имелись.
Утром Луи отправился к Филиппе и попросил ее не выходить из дома; затем явился во дворец. Ричард II принял его в своей спальне — там он назначал конфиденциальные встречи; обычных же посетителей принимал в гостиной.
Луи выразил королю сочувствие от собственного имени. Король ответил ему голос тихим и бесцветным, будто говорил сам с собой:
— Анна умерла в замке Шин, как и мой отец. Завтра я велю снести его. Это проклятое место. Я построю там часовню.
Луи помолчал, щадя чувства короля. Он ждал, когда тот сам заговорит о том, ради чего позвал его.
Король Ричард II долго ходил кругами по комнате, не произнося ни слова. В последнее время Луи получил возможность узнать короля поближе. Он сумел оценить этого человека, лишенного величественной осанки, но умного и образованного. Однако главной чертой его характера была тревожность, и Луи де Вивре находился здесь как раз для того, чтобы хоть как-то попытаться смягчить вечное беспокойство, снедавшее английского короля.
Внезапно Ричард прервал молчание:
— Что заговор?
— Ничего нового, государь. Заговорщики отказались от своих планов. Вас слишком любит народ. Выступать против вас равнозначно самоубийству.
Впервые за все время на лице Ричарда появилось выражение удовлетворения, но при следующих словах Луи оно исчезло.
— Есть еще одно, государь. Случилось непредвиденное.
— Что такое?
— Речь идет о невесте моего кузена Реджинальда, Маргарите Дембридж. У нее появились подозрения на мой счет. Она представляет смертельную опасность не только для меня, но и для всего нашего дела.
Король Ричард не смог сдержать гнева.
— Это бывшая фрейлина королевы. Я не допущу посягательств на ее жизнь!
— Кто говорит о насилии, государь? Она опасна лишь потому, что любит Реджинальда и хочет защитить его. Если мне удастся разорвать узы, которые их соединяют, она будет совершенно безобидна.
— И как вы собираетесь этого добиться?
— Мне необходима ваша помощь. Ее нужно задержать на какое-то время.
— Не могу же я бросить ее в тюрьму!
— Нет, но вы могли бы распорядиться, чтобы с завтрашнего дня и до праздника святого Михаила все бывшие фрейлины королевы отправились в монастырь, чтобы молиться там за упокой ее души.
Ричард II надолго задумался, не переставая ходить кругами по спальне. Наконец он повернулся к собеседнику.
— Хорошо, я отдам такой приказ. Но постарайтесь действовать эффективно.
Поклонившись, Луи вышел.
Со 2 июля до 29 сентября, Дня святого Михаила. Меньше трех месяцев! Значит, у него имеется меньше трех месяцев, чтобы в отсутствие Маргариты подсунуть Реджинальду другую женщину — женщину, которую тот должен будет полюбить. Сделать это и просто, и сложно…
***
Обладая умением выносить о людях почти безошибочные суждения, Луи не сомневался: Реджинальд отнюдь не был страстно влюблен в умную и властную Маргариту, он хотел жениться на ней от усталости и скуки, чтобы положить конец своей холостяцкой жизни. А вот Филиппа Моульбек, напротив, была словно создана для легкомысленного кузена.
Луи рьяно принялся за дело. И с еще большим старанием стал выполнять при Филиппе роль покровительствующего рыцаря. Каждый вечер во дворце устраивались приемы, и несчастная фламандка смертельно скучала, вынужденная на них присутствовать. Но она не роптала. С первого же дня Филиппа подчинилась воле сира де Вивре, признав за ним отцовское право руководить ею. Она была робка и покорна. Но однажды все-таки осмелилась спросить:
— А вы познакомите меня с молодыми людьми?
Луи сделал строгое лицо.
— Только по окончании траура. Когда возобновятся балы, я стану сопровождать вас, и вы сможете танцевать под моим присмотром.
Луи был доволен. Все шло, как было задумано. Во время бесконечных декламаций, сидя рядом с девушкой, он наблюдал за одиноким Реджинальдом.
Синклер скучал не меньше Филиппы. Иногда покинутый жених даже осмеливался занять место рядом с Луи и Филиппой, но чаще садился поодаль в одиночестве. И все же молодые люди постоянно украдкой обменивались взглядами.
Луи не переставал наблюдать за ними. Редко можно встретить пару более гармоничную. Оба были красивы, беззаботны, оба равно любили удовольствия и саму любовь. Несчастный Реджинальд испытывал чудовищные муки, видя Филиппу во власти кузена и горько сожалея о своей преждевременной помолвке с Маргаритой.
Луи оставалось только ожидать естественного развития событий. Вскоре ситуация должна будет сделаться невыносимой для обоих, и, когда наступит благоприятный момент, останется сделать решительный шаг.
В первых числах августа Луи стало известно, что этот самый благоприятный момент наступит пятнадцатого числа. В честь Успения Богородицы король даст во дворце единственный бал. Все благоприятствовало плану.
Утром 15 августа Луи с удрученным видом вошел в комнату отеля Бретань, где его дожидалась Филиппа Моульбек.
— Мне придется вас покинуть. Меня срочно вызывают в Кале.
Девушка побледнела.
— Вы не сможете сопровождать меня на бал?
— Нет.
— Значит, я не смогу пойти туда?
Она едва сдерживала слезы.
— Успокойтесь, я придумал, кто вам сможет помочь: мой кузен Реджинальд.
Филиппа вздрогнула.
— Ваш кузен?
— Да. Он помолвлен, стало быть, вам нечего его опасаться. Разве вы не заметили, что за целый месяц он ни разу не взглянул ни на одну женщину?
— Заметила.
Ни мгновения очаровательная и легкомысленная Филиппа Моульбек не сознавала, что это утверждение прозвучало почти как признание.
Луи улыбнулся.
— Ну что ж! Пойдемте за ним. Быть может, он согласится стать вашим рыцарем вместо меня на нынешний вечер?
Несколько минут спустя они уже подходили ко дворцу Синклера. Реджинальд согласился после недолгого колебания, которое не смогло обмануть Луи — и, возможно, Филиппу тоже. Дав кузену всевозможные советы и указания, Луи попрощался и отбыл в Кале.
***
Вернулся он лишь утром 28 сентября. Это было воскресенье, и Реджинальда он встретил по выходе из Вестминстерского собора после мессы. Луи достаточно было бросить на кузена лишь один взгляд, чтобы понять: план удался.
Вопреки обыкновению, Реджинальд не обнял и не расцеловал своего родственника. Он казался растерянным.
— Завтра приезжает Маргарита…
— Я так рад за вас!
— Напротив, это ужасно! После вашего отъезда мы с Филиппой… в общем… мы стали любовниками. С самого первого вечера. Это оказалось сильнее нас. Простите!
Луи пожал плечами.
— Мне нечего прощать. Что случилось, то случилось. Вы, по крайней мере, были осторожны? Если да, то Маргарита ничего не узнает.
— Мы были осторожны, но дело совсем не в этом. Мы с Филиппой любим друг друга. Мы хотим пожениться.
— Очень рад за вас обоих. У меня была возможность оценить ее достоинства. Вы должны быть счастливы. Почему же вы в таком состоянии?
— Разве вы не понимаете? Теперь мне придется признаться во всем Маргарите.
— Ну что ж, порвите с нею. Не вы первый, не вы последний.
Луи замолчал. Его кузен явно хотел что-то сказать, но не осмеливался. Казалось, его раздирают сомнения. Наконец он решился.
— Я подумал, что вы могли бы… возможно… поговорить с ней вместо меня.
Выражение лица Луи мгновенно переменилось. Взгляд стал невероятно жестким.
— Реджинальд, да вы трус!
— Луи…
— Я всегда подозревал это, а теперь у меня есть доказательства. Я сообщу об этом всем нашим друзьям.
— Только не это!
— Мужчина, который трепещет перед женщиной, недостоин называться нашим другом и быть среди нас!
— Умоляю!..
— В таком случае соберитесь с духом и поговорите с Маргаритой сами. Скажите, что вы больше не любите ее, что вы никогда ее не любили и собираетесь в скором времени жениться на мадемуазель Моульбек.
Реджинальд глядел на родственника, судорожно сглатывая комки в горле и кивая головой в такт его словам.
— Будьте с ней решительны, тверды, будьте даже безжалостны. Это единственный способ вновь завоевать мое доверие. Мое и наших друзей.
Реджинальд порывисто сжал кузена в объятиях. Он был потрясен и не мог скрыть этого.
— Спасибо! Если бы не вы, я бы утратил достоинство. Вы вернули меня на правильный путь. Я сделаю так, как вы сказали, клянусь!
Реджинальд произнес последнее «спасибо!» и удалился. Луи смотрел, как тот степенно шагает по коридору. Бедняга, который ничего не видит, ничего не понимает. Всего лишь пешка в важной игре, пешка, которая благоговейно почитает его, Луи де Вивре, что совершенно не меняло ситуации. В настоящий момент этой пешкой воспользовались, а когда потребуется, ее просто уберут, как могут убрать любую другую. Никакие чувства не должны приниматься в расчет. При чем тут какие-то чувства, когда ставкой в игре является целая страна?
***
29 сентября в полдень Луи де Вивре находился в один в отеле Бретань, когда слуга сообщил ему, что Маргарита Дембридж находится в гостиной и просит аудиенции. Весьма заинтригованный, Луи пригласил ее войти.
Маргарита направилась прямо к нему. Одета она была в то же черное платье, что и в их первую встречу. В глазах девушки полыхали молнии.
— Реджинальд порвал со мной!
— Мне это известно. Он сообщил о своем намерении вчера, после моего возвращения из Кале. Я здесь ни при чем, поверьте.
— Я не собираюсь обвинять вас.
— Тогда чего же вы от меня хотите? Помолвки моего кузена меня не касаются. Но если вам угодно выслушать мое мнение, то я полагаю, что он поступил правильно. Я считаю, что Филиппа Моульбек подходит ему больше, чем вы. Кроме того, вы со мной никогда не были любезны.
— Я отнюдь не изменила своего мнения на ваш счет, именно потому я и здесь.
— Я вас не понимаю.
— У меня нет сомнений в том, что вы — заклятый враг Реджинальда и всех его друзей, но отныне я даже настаиваю, чтобы вы действовали в этом направлении.
— Я по-прежнему вас не понимаю.
— Нет ничего проще: Реджинальд предал меня, и я ненавижу его столь же сильно, как прежде любила. Отныне я — ваша союзница. Помогите мне отомстить!
— Кажется, вы сами не понимаете, что говорите.
— У меня огромное состояние. Вы получите столько денег, сколько захотите. Я готова вам помогать во всем. Полагаю, что могу быть достаточно ловка в подобного рода делах.
— Каких делах?
— Давайте не будем терять времени. Вы шпион, ваша задача — сорвать заговор против короля Ричарда.
— Это слишком серьезные обвинения.
— К чему отрицать? Я никогда не ошибаюсь в людях.
Луи долго молчал. Маргарита Дембридж смотрела на него умоляющим взглядом, заламывая руки.
— Я вижу, что вы мне не верите, но уверяю, я абсолютно искренна! Не знаю, какие доказательства вам дать…
Луи не нужны были доказательства. Он тоже никогда не ошибался в подобных обстоятельствах. В одно мгновение Маргарита перешла от любви к ненависти. Из нее действительно могла бы получиться верная и могущественная союзница. И если он продолжал молчать, так это не потому, что колебался. Просто как раз сейчас он думал о другом.
Наконец он нарушил молчание.
— Хорошо, я принимаю ваше предложение. Я действительно тот, за кого вы меня принимаете.
Маргарита Дембридж вздохнула с облегчением.
— Так вы возьмете мою помощь и мои деньги?
— Вашу помощь — возможно. Но женщина не должна давать деньги мужчине, это выглядит неприлично.
— Это можно будет сделать незаметно, никто и не узнает.
— Или, напротив, при всех, чтобы все видели. Женщина вполне может принести мужчине деньги при условии, что это будет… предположим… приданое.
— Приданое?
— Да. Я прошу вашей руки.
Маргарита была так потрясена, что оказалась не в состоянии произнести ни слова.
Луи спокойно пояснил:
— Вы единственная женщина, на которой я мог бы жениться. Вы не похожи на других. Вы никогда не будете представлять для меня опасность.
Наконец Маргарита пришла в себя и заговорила с завидным хладнокровием.
— Но почему бы вам просто-напросто не остаться холостяком?
— Потому что мне нужен наследник.
Настала напряженная тишина. Молодой мужчина и молодая женщина, не уступающие друг другу по силе духа и интеллекта, не нуждались в дальнейших объяснениях. Ставка была предельно ясна. Речь шла об обычных торгах: наследник-сын против головы изменника-жениха.
Мгновением спустя Маргарита Дембридж, по-прежнему не произнося ни слова, протянула руку. Луи вложил в ее ладонь свою единственную руку, и крепким рукопожатием они скрепили союз.
***
1 декабря 1394 года, в День святого Элоизия, в Вестминстерском соборе состоялась на редкость пышная и торжественная церемония: двойное бракосочетание Реджинальда Синклера с Филиппой Моульбек и Луи де Вивре с Маргаритой Дембридж.
Обе пары, склонившиеся перед алтарем, представляли собой впечатляющее зрелище. Первая — рыжий Реджинальд и белокурая Филиппа — была просто ослепительна. Реджинальд облачился в белоснежный, отороченный золотом камзол, а Филиппа — в голубое платье. Другая пара, Луи и Маргарита, оба темноволосые, выбрали черное и выделялись в соборе темным пятном. Костюм Луи был отделан красной каймой, на платье Маргариты наброшена тонкая зеленая накидка.
В какой-то момент Луи взглянул на кузена: тот просто светился от счастья. Тем не менее, смерть — это единственное, что связывало с ним Маргариту.
По окончании мессы обе пары покинули собор. Реджинальд и Филиппа Синклер шествовали первыми. Колокола Вестминстера звонили на всю округу. Луи не мог отделаться от мысли, что этот звон похож на поминальный.
Праздник, последовавший за бракосочетанием, был довольно тягостным. Его кузен и новоиспеченная кузина никак не хотели разлучаться с Луи и Маргаритой. Лишь вечером с большим облегчением добрались они до своего особняка, сопровождаемые веселящимся кортежем. После тысячи объятий и поцелуев новобрачные расстались, наконец, с другой парой. Закрыв за собой дверь, супруги де Вивре поняли, что притворяться больше незачем и не для кого.
Они поднялись в спальню. Маргарита быстро скинула с себя одежду и молча улеглась в постель. Луи последовал за ней, предварительно задув свечу. Она яростно отдала ему свою девственность, которую сохраняла для Реджинальда. Луи же, со своей стороны, почувствовал возбуждение, которого никак не ожидал, если разум не испытывал никаких эмоций. Связь его с Маргаритой с самого начала была рассудочной и холодной, но тела потянулись одно к другому сразу.
Луи долго не мог заснуть. Он думал о своем отце. Ведь это ради него он женился на Маргарите. А теперь у Луи не было никакой возможности сообщить Франсуа о случившемся. Герцог Орлеанский решил, что из соображений безопасности шпиону не следует общаться во Франции ни с кем…
Началась супружеская жизнь, самая странная из тех, какую только можно себе представить. Каждую ночь Луи занимался любовью с этой женщиной, своей законной супругой, а в течение целого дня не обращался к ней ни с единым словом.
Прошло немного времени, и Маргарита поняла, что беременна. Отныне они поселились в разных спальнях. 4 ноября она произвела на свет мальчика, которого решили назвать Шарлем, поскольку в тот день были именины именно этого святого. Выполнив свою задачу, то есть подарив Луи наследника, Маргарита прекратила с ним всякую совместную жизнь. Она удалилась с ребенком в свой замок Дембридж.
***
Политика не замедлила вновь вступить в свои права. Крупнейшим событием стал повторный брак Ричарда П. Французским политикам — и в первую очередь Людовику Орлеанскому — пришла в голову мысль женить английского короля на Изабелле, дочери Карла VI, чтобы сблизить обе страны. В конце концов, Ричард дал согласие, несмотря на то что ей было пять лет, а ему — двадцать восемь.
Когда английский посланник явился к маленькой Изабелле, чтобы попросить ее руки от имени своего господина, она весьма трогательно выразила детский восторг:
— Если Господу и моему отцу угодно, чтобы я стала английской королевой, я охотно ею стану. Ведь мне же говорили, что я буду знатной дамой!
Бракосочетание состоялось через доверенных лиц, и девочка отправилась в Англию, чтобы обрести там своего супруга. Тогда-то и выяснилось, что этот союз был серьезной политической ошибкой.
8 октября 1396 года, в День святого Готфрида, над Лондоном шел нескончаемый дождь, когда кортеж собирался въехать в город через заставу. Во главе процессии на лошади гарцевал Ричард II, а Изабелла сидела в позолоченной карете рядом со своей главной фрейлиной, госпожой де Курси. Малышка королева благосклонно улыбалась, несмотря на плохую погоду готовая достойно принять рукоплескания своих подданных.
Но никакого всеобщего ликования не было и в помине. Напротив, еще немного — и могла возникнуть стихийная манифестация протеста. Время от времени в воздухе раздавался злобный выкрик:
— Да здравствует Англия!
И все. Точнее, далеко не все: на всем пути следования королеву сопровождали возгласы негодования. Следует отметить, что численность и представительность ее свиты могли шокировать кого угодно. В хозяйстве госпожи де Курси, кроме нее самой, имелись конюший с восемнадцатью лошадьми, трое портных, восемь вышивальщиков, двое парикмахеров. К этому следовало добавить многочисленных фрейлин с их прислугой, гувернеров, священников.
Маленькая Изабелла с удивлением смотрела на англичан, на этих мужчин и женщин, которые разглядывали ее с нескрываемой неприязнью. Почему они не устраивают ей овацию? Она имеет право на бурные рукоплескания! Она же королева Англии! На погасшем личике появилось капризное выражение.
Но вскоре детские черты исказил ужас. Что она будет здесь делать? Где папа, мама, дядя герцог Орлеанский? Изабелла крепко прижалась к своей фрейлине:
— Мне страшно!
Госпожа де Курси попыталась приободрить малышку, как могла, но было видно, что и сама она испытывает страх. Ехавший в хвосте кортежа герцог Глостерский пришпорил лошадь и вскоре оказался рядом с Луи. Этот благородный господин, худой и холодный, раздувшийся от честолюбия, на сей раз казался чересчур воодушевленным.
— Вы видели, сир де Вивре? Что может быть смешнее, чем эта так называемая чета? И что может быть возмутительнее, чем эта толпа французов! Зато, согласитесь, приятно наблюдать реакцию английского народа!
Луи молча склонил голову в знак согласия.
— Надо ковать железо, пока горячо! Я дам праздник в своем замке Плаши и приглашу туда всех наших.
— Вы не думаете, что это несколько опрометчиво? Следует остерегаться…
— Уж не Ричарда ли? Он будет слишком занят заботами о своей прелестной малышке! Он даже не заметит нашего отсутствия. Вы всегда были чересчур осторожны, мой дорогой Вивре. Порой от нас требуется мужество!
На этих словах Глостер покинул Луи, и тот увидел, как герцог подъехал по очереди к графам Арунделу и Уорвику — очевидно, чтобы дать им такие же указания. Сейчас речь шла о настоящем заговоре.
Луи почувствовал, как его охватывает страх и одновременно возбуждение. Вероятно, именно такие чувства должны испытывать рыцари, когда уезжают на войну.
Он подумал о Маргарите. Из Дембриджа она регулярно присылала ему известия о Шарле. Холодные, равнодушные записки, в которых она называла ребенка «ваш сын», и никак иначе.
Маргарита… Против всякого ожидания, Луи не мог забыть те несколько месяцев их недолгой супружеской жизни. Он испытывал к ней уважение, он восхищался ею; она вызывала в нем сильную физическую привязанность. Как жаль, что все оказалось испорчено с самого начала, что вся их свадьба была всего-навсего политическим контрактом, и ничем больше! Если бы они встретились при других обстоятельствах, то, возможно, полюбили бы друг друга…
В тот же самый день Луи отправился на поиски Ричарда II, чтобы сообщить ему о возобновлении активности заговорщиков. Король назначил шпиону аудиенцию в своей спальне и спокойно выслушал новости. Впервые король был настроен так решительно. После долгих колебаний он решился перейти к действиям.
— Мы должны совершить ответные ходы. Прежде всего — захватить самого опасного, Глостера.
— Но он в своем замке Плаши.
— Вот именно. Я устрою охоту на лань в угодьях моего замка Хейверинг. По чистой случайности охота докатится до замка Плаши. Я попрошу дядю присоединиться к нам, отказать он мне не сможет и попадет в ловушку.
Ричард II воодушевился. Его бледное лицо вновь обрело краски. Наконец-то он сможет сам наносить удары, а не только получать их.
— В это же самое время в Лондоне будут арестованы графы Уорвик и Арундел. Надеюсь, этих двоих будет судить парламент. А вот Генриха Дерби я приберегу. Думаю, он сможет присоединиться ко мне.
Луи насторожился. Наступал решающий момент.
— А Реджинальд Синклер?
— Сейчас дойдем и до него. Его судить не будут — равно как и Глостера. Один слишком ничтожен для парламента, другой — слишком велик. Этими двумя мы с вами займемся самостоятельно.
Король посмотрел своему шпиону прямо в глаза.
— Именно вам я доверяю оба дела. Вы их принимаете?
Луи почувствовал себя на войне. Ему дали приказ пойти на приступ крепости, со стен которой сыплется град камней и льется кипящее масло, и он обязан повиноваться. Не размышлять, а повиноваться!
— Да, ваше величество.
— Вы уверены, что не дрогнете? Ведь это ваш кузен!
— Нет, ваше величество.
Ричард II склонил голову в знак одобрения. Король продолжил:
— Реджинальд Синклер всегда думал, что это я погубил его отца на охоте, подстроил несчастный случай. В отношении его отца это неправда, а вот с ним все произойдет именно так: он умрет во время охоты на лань, куда вы пригласите его от моего имени…
Лицо Ричарда исказилось от кровожадного ликования.
— Что до моего дяди Глостера, его в цепях повезут в Кале, где он и будет заключен под стражу. Вы отправитесь в этот город, как только доложите мне о результатах охоты, а вот это передадите коменданту крепости.
Король написал на пергаменте несколько слов, запечатал сургучом и приложил свой перстень.
— Вы сами должны проследить, чтобы все было исполнено как надлежит, а когда ваша миссия будет исполнена — чтобы тело было похоронено втайне от всех. О смерти герцога никто не должен узнать. Во всяком случае, в течение какого-то времени. У вас есть вопросы?
— Нет, государь. Могу ли я идти? Я должен собраться и помолиться.
***
На следующий день Луи де Вивре в компании кузена уже ехал верхом по направлению к Хейверингу. Выступили они рано на заре. По обыкновению Луи был молчалив. Он вновь и вновь вспоминал реакцию Реджинальда на приглашение короля поохотиться на лань.
— Мне немного страшно. Вам не кажется, что Ричард кое о чем догадывается и хочет загнать нас в ловушку?
— Уверен, что нет. Во всяком случае, гораздо опаснее было бы отказаться от приглашения. Это сразу бы навело на подозрения.
Успокоенный Реджинальд дружески улыбнулся кузену.
И вот теперь он скакал рядом с ним, такой сердечный и доверчивый, ни о чем не подозревающий… Какого черта Реджинальд разоделся во все белое? Зачем напялил этот белоснежный камзол, расшитый золотой нитью? И почему стоит такая прекрасная погода?
Английская деревня предстала перед всадниками во всем своем великолепии. Луга были покрыты нежной зеленой травой, деревья горделиво тянули ветки к чистым небесам, в звенящем воздухе перекликались птицы. Ну почему Реджинальд не облачился в черное или красное? Почему как раз сегодня нет дождя? Не гремит гром? О, эта кровь, которой предстоит пролиться на ослепительную белизну, эта кровь под сияющим солнцем!
— Готов дать денье, чтобы узнать ваши мысли!
Луи невольно вздрогнул.
— Я ни о чем не думал.
— Ну уж, вы-то, с вашим-то умом… Позвольте не поверить!
Луи не отозвался, надеясь, что его молчание отобьет охоту говорить и у Реджинальда.
Но не тут-то было.
— Луи Молчаливый — вот какого прозвища вы заслуживаете! Мы с вами почти никогда не расстаемся, мы разделяем одну опасность, мы больше чем просто кузены, мы почти братья, а между тем я ничего о вас не знаю.
— Просто мне нечего рассказывать.
— Ну как же! Например, вы никогда не рассказывали о моей тетке.
— Вы хотите сказать, о моей матери?
— Ну да…
Луи вновь с трудом удалось скрыть волнение. Он взглянул на Реджинальда. Никогда прежде Луи не замечал, до какой степени тот похож на Ариетту: рыжие волосы, зеленые глаза, веснушки на щеках… Луи весь сжался от боли. Это не осталось незамеченным.
— Что с вами?
— Ничего. Просто ваш вопрос навеял грустные воспоминания. Мне довелось присутствовать при ее последних минутах. Я очень ее любил.
— С моей стороны непростительная оплошность заговорить на эту тему! Я огорчил вас, да еще в такой день, как сегодня! Смотрите, как все прекрасно вокруг!
Луи внимательно следил за дорогой, чтобы только не смотреть на лицо, которое так походило на лицо матери, но Реджинальд болтал не останавливаясь. Он вспоминал их двойную свадьбу, интересовался новостями о Маргарите и Шарле. Теперь казалось, что и голос кузена тоже походит на голос Ариетты… Ну почему он не замолчит?
Вдали раздался звук охотничьего рожка. Луи вскричал:
— Охота, наконец-то!
Реджинальд удивленно взглянул на него.
— Почему вам так не терпится там оказаться? Вы же не охотитесь!
В самом деле, если кузен был вооружен легким копьем, очень удобным для охоты на лань, то однорукий Луи был, как всегда, безоружным. И в этот раз он не нашел что ответить.
Реджинальд вздохнул.
— Вы решительно не похожи на других!
Теперь они находились в самой гуще королевской охоты. Вокруг них гарцевали на лошадях рыцари, мимо проезжали благородные дамы, много было королевских слуг в ливреях.
Вдали не смолкала оглушительная какофония: трубили рога, загонщики колотили во всевозможные предметы, выгоняя зверя из лесных зарослей. Вот, наконец, несколько ланей показались на опушке слева. Обезумев от страха, они бежали прямо на загонщиков.
Реджинальд возбужденно засмеялся.
— Они идут на нас!
Одно из животных промчалось совсем близко. Это был молодой грациозный самец со светлой шкурой. Выскочили псы и с громким лаем загнали его в неглубокий пруд, откуда животное не могло выбраться. Оно пыталось бодаться, выставив вперед жалкие, едва проклюнувшиеся рожки, но псы кусали его со всех сторон. Светлая шкура сочилась кровью. Вскоре лань оказалась буквально искромсана до костей. Это была настоящая бойня.
Луи не выдержал:
— Довольно!
Реджинальд взглянул на него, еще раз поразив кузена своим сходством с покойной матерью Луи:
— Сколько жалости к какому-то животному! Я не подозревал в вас подобной чувствительности.
— Прекратите, хватит!
Лань агонизировала на краю болота. Упав в грязную воду, она медленно погружалась в вязкую жижу, продолжая сочиться кровью. На поверхности лопались пузырьки воздуха, от которых расходились красные струйки…
К кузенам приблизился вооруженный слуга.
— Господа, если вам угодно увидеть самое красивое животное на этой охоте, могу проводить вас.
И, не дожидаясь ответа, пустил лошадь в галоп, а за ним последовали Реджинальд и Луи.
Отъехав в сторону от остальных охотников, они оказались на сильно пересеченной местности, испещренной поросшими мхом ложбинами и высокими утесами. Слуга остановился и указал на зияющий вход в пещеру.
— Здесь.
Реджинальд пришпорил коня, направляя его в пещеру. Луи собрался было последовать за ним, но слуга остановил его:
— Нет!
Они натянули поводья и продолжали сидеть на лошадях переступающих с ноги на ногу. Реджинальд исчез в пещере. Было слышно лишь пение птиц — их звонкие голоса приветствовали чудесный летний день. Внезапно послышалось пронзительное лошадиное ржание, раздался чей-то рев и человеческий вой.
Вначале мимо них быстрым галопом пронеслась лошадь, затем из пещеры выскочил Реджинальд. Его белый камзол был забрызган кровью. За ним неслась какая-то темная масса. То был громадный медведь, из груди которого торчало копье. Разъяренный зверь настиг беглеца и ударом лапы швырнул на землю, оторвав своей жертве часть ноги. Реджинальд сделал попытку подняться:
— Луи, на помощь!
Стиснув зубы, Луи смотрел на кузена. Новый удар когтистой лапы разорвал плечо Реджинальда, который вновь упал, опять попытался подняться… Глазами, полными ужаса, он взирал на своего убийцу.
Луи де Вивре неподвижно стоял рядом с посланцем короля. В одно мгновение Реджинальд обо всем догадался, все понял.
— Луи, во имя Господа!
Раздался медвежий рев.
— Луи, ради вашей матери!
Зверь бросился на человека. Страшная схватка продолжалась недолго. Едва трепещущее тело распласталось на земле; голова была почти отделена от туловища, зеленые глаза закрылись. Медведь, без сомнения раненный насмерть, с трудом уполз в пещеру, чтобы издохнуть там.
Слуга замер возле Луи, белее снега.
— У меня приказ проводить вас к его величеству.
Луи понесся за ним бешеным галопом, стремясь как можно скорее отъехать от этого ужасного места. Чуть позже в свите охотников появился сам Ричард II. Он растолкал своих людей, чтобы приблизиться к Луи. Тот стал выписывать круги вокруг короля.
— Все кончено.
— Благодарю вас, сир де Вивре. Я понимаю, какое тяжелое испытание пришлось на вашу долю.
— Ваше величество, я настаиваю, чтобы были организованы достойные похороны.
— Он будет торжественно предан земле, с почестями, какие подобают человеку самого высокого ранга, а о его участии в заговоре никто никогда не узнает.
Так, гарцуя бок о бок на лошадях, они беседовали всю дорогу, пока вдали не показались высокие стены замка.
Лицо короля прояснилось.
— Плаши! Вот мы и приехали!.. Я отправлю представителей к моему дяде. На расстоянии в одно лье за мной следует три сотни арбалетчиков. Вы желаете присутствовать при задержании?
— Нет, ваше величество! Я должен находиться в Кале, там у меня назначена важная встреча. Позвольте мне удалиться.
***
Загнав лошадь до полусмерти, Луи прибыл в Дембридж еще до наступления сумерек. Он направлялся туда впервые. После страшных событий, свидетелем которых он только что стал, и в предчувствии того, что ожидало его в Кале, он жаждал лишь одного: увидеть сына.
Владение Дембридж было огромным, к нему примыкали тучные пастбища, на которых благоденствовали овцы и бараны. Время от времени Луи проезжал мимо крестьянских селений.
Наконец вдали показался сам замок. Дембридж не был замком в полном смысле слова — просто большое, очень красивое здание. Над правым крылом возвышалась башня явно недавней постройки. Чуть вдали стояло здание поменьше, рядом с которым Луи увидел много вооруженных людей: Дембридж прекрасно охранялся.
Стоило незнакомцу появиться вблизи замка, к нему тут же подъехал один из воинов, несомненно, начальник гарнизона.
— Кто вы?
— Твой хозяин! Передай хозяйке, что прибыл ее муж!
Луи вошел в дом и вскоре очутился в гостиной. Она казалась огромных размеров и была обставлена роскошной мебелью. По стенам висели всевозможные охотничьи трофеи — кабаньи и оленьи головы. Луи осмотрелся внимательнее: среди прочих он разглядел и изящную голову лани, и большую голову медведя. Благодаря какой случайности они оказались рядом?
Позади послышались женские шаги, но Луи не мог оторваться от завораживающей картины.
Шаги замерли.
Луи равнодушно произнес:
— Мой кузен мертв. Я сдержал слово.
Наконец он заставил себя обернуться. Маргарита стояла, кусая губы и закрыв глаза.
— Взгляните на своего сына.
Она привела его в башню, возвышающуюся над правым крылом замка.
— Я велела построить ее специально для него. В детской три окна: одно на восток, другое на юг и третье на закат. Так он целый день видит солнце.
Комната оказалась очень просторной и украшенной с большим вкусом. Луи подошел прямо к маленькой кроватке под балдахином и стал рассматривать Шарля. Малыш спал. Теперь ему было полтора года, и в младенческих чертах уже угадывался характер. Со своими белокурыми волосиками он очень походил на дедушку.
В эту минуту он открыл глаза, оказавшиеся такими же голубыми, как у деда. Увидев склонившихся над ним Луи и Маргариту, он заулыбался.
Внезапно Луи почувствовал, как его охватывает дрожь. Этот ребенок, встречи с которым он ожидал с таким нетерпением, стал внушать ему ужас. Окровавленное лицо Реджинальда, искромсанное медвежьими когтями, встало перед его внутренним взором… Луи понял, что нескоро избавится от этого зрелища, оно было слишком свежо в его памяти; в ушах все еще звучала мольба несчастного.
Луи смотрел на Шарля с отвращением.
— Дитя расчета и ненависти!
Маргарита попыталась вмешаться:
— Что с вами?
Он оттолкнул ее.
— Да то, что я трепещу от страха за него! Кем может стать дитя, зачатое таким образом? Кем, если не чудовищем? Здесь, в этой крошечной головке, расчетливый ум его отца, а в этой маленькой груди бьется ненавидящее сердце его матери!
— Замолчите!
— «Я ненавижу Реджинальда так же сильно, как прежде любила. Помогите отомстить ему!» Разве это не ваши собственные слова?
— Я обезумела от ревности.
— Вы и сейчас безумны! Вы терпеливо ожидали смерти моего кузена.
— Умоляю вас, не при ребенке!
Луи коротко рассмеялся.
— Самое забавное — так это то, что для своей мести вы вовсе не нуждались во мне. Когда вы познакомились с Реджинальдом, он был уже приговорен. Он слишком далеко зашел в своем интриганстве, и король в любом случае не простил бы его. Наш с вами союз оказался полезным лишь мне. У меня появился наследник. Говорю вам, голова Реджинальда пала бы при всех обстоятельствах. А вот вы, выйдя за меня замуж, только прогадали.
— Что вы знаете об этом?
Луи остался стоять, разинув от удивления рот, в то время как Шарль, испуганный слишком громкими голосами, залился слезами. Маргарита подняла мальчика на руки, успокоила и вновь уложила в кроватку. Затем, взяв за руку мужа, она вышла вместе с ним из комнаты. Когда они оказались в гостиной, он спросил:
— Что вы хотите этим сказать?
— Все очень просто: после нашей свадьбы я вас полюбила.
Луи смотрел на супругу, повергнутый в изумление. На ней было то черное с зеленым платье, которое так шло ей. Впервые Маргарита улыбалась. Она по-прежнему отличалась особым обаянием и казалась очень женственной, несмотря на некоторую угловатость форм.
Жестокая смерть кузена и неожиданное признание собственной жены, — слишком много волнений для одного дня. И это, не говоря о том, что ожидало его в Кале. Луи решил, что пора спасаться бегством.
— Я должен ехать.
— Прямо нынешней ночью?
— Да, время не ждет.
— Тогда поезжайте! Я позабочусь о нашем ребенке.
— Вы сказали— «нашем ребенке»?
— Поезжайте. И да хранит вас Господь!
***
Луи де Вивре прибыл в Кале 12 сентября. Он тут же отправился в крепость. Письмо, скрепленное королевской печатью, открывало ему все двери. Сир де Вивре потребовал коменданта и был препровожден в его комнату. Там он молча протянул ему конверт. Комендант вскрыл его, прочел и взглянул на посланника с ужасом. Кто был этот человек, принесший самый страшный приказ, который только мог отдать король, — распоряжение казнить королевского родственника?
Луи сухо заговорил:
— Сожгите письмо на моих глазах!
Комендант бросил записку в камин.
— У вас найдется трое надежных людей?
— Да, мессир.
— Проводите меня в камеру Глостера. Поставьте их у дверей, и пусть они войдут, когда я постучу.
Комендант отправился выполнять приказ. Видно было, как его бьет дрожь.
— Герцог находится не в камере. Но это не я так решил, таков был специальный приказ короля. Его величество распорядился поселить своего родственника со всевозможным комфортом, чтобы тот не чувствовал себя пленником и ни о чем не догадывался.
Луи выслушал эти объяснения молча. Вскоре они оказались перед дверью, возле которой стояли двое стражников. Комендант повернул в замке тяжелый ключ и толкнул дверь.
Герцог Глостер и в самом деле был устроен вполне прилично. Комната оказалась просторной, там имелись кровать, большой стол для трапез, несколько кресел, несколько других предметов мебели, а также камин. Герцог как раз сидел за столом и ощипывал крупную виноградную гроздь. Судя по всему, Глостер не испытывал никакого беспокойства по поводу своей судьбы.
При виде вошедшего он рывком поднялся и бросился к Луи с распростертыми объятиями.
— Вивре!.. И вы тоже, мой несчастный друг! Как они вас взяли? Вас тоже предали? Вы были правы, нам стоило проявлять большую осторожность. Следовало к вам прислушиваться. Вы всегда были самым предусмотрительным из нас.
Не произнося ни слова, Луи шагал по комнате. Герцог Глостерский внезапно опустил руки. Черты лица его застыли, губы беззвучно зашевелились, и, наконец, герцог проговорил:
— Нет, Вивре, вы здесь не пленник! В вашем взгляде нет страха, вы не колеблетесь, даже ваше дыхание — это дыхание свободного человека. Вы на стороне тюремщиков, на стороне… палачей.
Он резко встряхнул головой.
— Нет, это невозможно! Он бы никогда не осмелился… своего дядю! Скажите же, что этого не может быть!
Луи становился прямо перед ним.
— У вас есть время помолиться.
Но герцог Глостерский молиться не стал. Он смотрел на Луи с невыразимой ненавистью.
— Так стало быть, это ты — убийца моего племянника! Что же ты сделал, чтобы он выбрал именно тебя? До какой низости ты дошел в своем предательстве и отступничестве? Или ты всегда был шпионом?
— Вы теряете драгоценное время.
— Плевать мне на это! Я хочу, чтобы ты выслушал меня! Мне неизвестно, какова твоя цель, но я знаю одно: твой путь завершится так же, как и мой. Однажды ты окажешься на моем месте!
Луи направился к двери.
— Знаю…
Он постучал. Вошли трое. Первый держал в руках веревку, второй — кусок черного бархата, у третьего же в руках не было ничего. Герцог отступил и вскрикнул:
— Смотри на свою смерть, Вивре! Смотри на свою смерть!
Одним прыжком человек с пустыми руками бросился на него и крепко обхватил. Второй закрыл обреченному лицо черным бархатом, а третий накинул на шею веревку. Из-под платка раздался приглушенный стон. Несколько мгновений палачи сжимали кольцо и, наконец, отпустили свою жертву, которая, словно кукла, повалилась наземь.
И только тогда вошел комендант. Он был бледен как полотно. Луи строго обратился к нему:
— У вас имеются распоряжения насчет похорон?
— Да, мессир.
— Исполняйте.
***
Вернувшись в Лондон, Луи направился прямиком в Вестминстерский дворец, чтобы сообщить королю о выполнении своей миссии. От Ричарда он и узнал, что двое других заговорщиков, Уорвик и Арундел, уже осуждены и обезглавлены.
Из бывших участников заговора на свободе остался один-единственный — Генрих Дерби. Ричард по-прежнему не представлял себе, как же следует поступить с ним. Король не доверял Генриху, но не терял надежды, что тот рано или поздно присоединится к нему.
Король поинтересовался мнением Луи на сей счет, но тот не смог рассеять сомнения своего коронованного собеседника: Дерби — человек абсолютно непостижимый, и догадаться о его намерениях невозможно.
Расставшись с королем, Луи отправился прямиком в отель Бретань, и там ему довелось испытать одно из самых больших потрясений в жизни: его ждала Маргарита!.. Она нежно приблизилась к мужу. Но первое изумление прошло, и Луи инстинктивно отпрянул. Он должен был сказать ей правду. К такому решению он пришел еще на корабле, когда возвращался из Кале.
— Я не могу принять любовь, которой недостоин. Я сам свел Реджинальда с Филиппой!
Маргарита молчала.
— Я поступил так, руководствуясь собственными интересами. Я сделал это исключительно потому, что вы, влюбленная в Реджинальда, представляли для меня опасность.
Маргарита по-прежнему молчала.
Луи решил высказаться до конца. Он не хотел, чтобы между ними оставались недомолвки.
— Именно я посоветовал королю отправить вас в монастырь.
Когда Маргарита, наконец, заговорила, голос ее оказался странно спокоен.
— Не будем говорить о прошлом. Подумаем лучше о будущем. Расскажите о себе. Вам ведь в последнее время довелось немало страдать, не так ли?
— Это касается только меня.
— Теперь — нет. Отныне нас стало двое. Бездеятельная жизнь тяготит меня. Я хочу действовать на вашей стороне.
— Вы хотите стать шпионкой?
— Вы полагаете, я не способна к подобной деятельности?
— Не в этом дело.
— Тогда ничего не бойтесь. Я стану вам содействовать по мере сил, но и воспитанием сына пренебрегать не намерена.
Маргарита направилась в их спальню. Луи последовал за ней. Она села на постель.
— Теперь расскажите мне все.
— О чем вы хотите, чтобы я вам рассказал?
— О чем считаете нужным. Я просто хочу вас послушать. Я ведь даже плохо знаю, как звучит ваш голос.
Луи колебался недолго, слова так естественно пришли ему на язык, он заговорил… Он говорил так увлеченно, что даже позабыл, что находится в присутствии собственной жены, с которой следует лечь в постель. Он повествовал о своем детстве, о своей любви к отцу и о том, как отец ответил ему на любовь; он вспоминал о матери, которую почитал глубоко и преданно; о том, как потерял руку и какую это причинило ему душевную боль, которую ему удавалось скрывать от всех. Он говорил о своей изматывающей работе, во всех подробностях поведал о смерти Глостера и признался, какой ужас внушает ему перспектива собственной смерти.
И пока он говорил, его охватывало незнакомое прежде волнение. Никому и никогда еще он так не доверялся — кроме собственного отца, да и то их с Франсуа разговор длился лишь краткое мгновение! И вот теперь Луи де Вивре смог, наконец, раскрыть свое сердце, высказать все, что лежало у него на душе.
Он говорил, говорил… Это было подобно тому, будто прорвалась запруда. Долгие годы вынужденной немоты закончились. Потоки сокровенных тайн хлынули неудержимым, неиссякаемым водопадом! Луи Молчаливый превращался в Луи Говорливого, Луи Болтливого…
В течение долгих и долгих дней Луи продолжал говорить. Он с удивлением обнаружил, что умеет смеяться. Не тем принужденным, неестественным смехом, каким вынужден был отвечать на шутки людей, которым хотел польстить. Нет, по-настоящему! И он познал, наконец, то, чем, как он считал, судьба его обделила — подобно тому, как отобрала у него правую руку. Он узнал счастье…
Луи по-прежнему продолжал выполнять свою роль при Ричарде П. Он все еще действовал один. Он просто не понимал, чем может ему помочь Маргарита. Заговор Глостера был потоплен в крови, но Луи чувствовал, что существуют и другие — во всяком случае, связанные с именем Генриха Дерби. Однако, несмотря на все свои усилия, ничего больше он узнать не мог. Отныне ему не доверяли.
Во всяком случае, Ричард больше не был тем нерешительным сувереном, каким казался прежде. Не осмеливаясь предать суду собственного кузена и не имея неопровержимых доказательств его причастности к заговору против короля, Ричард решил отправить Дерби в изгнание.
Это означало пойти на большой риск, ибо юный граф Дерби был весьма популярен в народе. И хотя Ричард не колебался в своем решении, он все же попросил Луи попытаться войти в свиту графа, чтобы проследить за ним с близкого расстояния. Луи обещал — впрочем, без особой надежды, — потому что у него всегда имелось ощущение, что Дерби недолюбливает его. Но, к его большому удивлению, тот немедленно согласился.
К еще большему удивлению Луи, кузен короля, слывший непримиримым противником французов, избрал для своего изгнания двор французского короля. Вот почему после стольких лет, проведенных в Лондоне, Луи оказался в Париже. Провидению было угодно, чтобы он прибыл туда как раз вовремя, чтобы спасти своего отца.
***
Снадобья, которые использовала Маго д'Аркей, оказались весьма действенными и пагубными для здоровья. В течение многих дней Франсуа де Вивре, будучи серьезно болен, не покидал своей спальни. Луи нечасто приходил навещать его. Согласно официальной версии, их отношения были очень плохими, и не стоило подвергать себя риску.
Тем не менее, именно сын рассказал Франсуа о судьбе Маго. Самой королеве пришлось вмешаться, чтобы выхлопотать для бывшей подруги относительные поблажки. Маго была отправлена в пожизненную ссылку. Кроме того, она лишалась всей своей собственности. Если же она ослушается и вернется в Париж, то будет немедленно предана смерти без всякого дополнительного судебного процесса.
Франсуа был вполне удовлетворен развязкой. Каковы бы ни были его планы относительно Маго, ее смерти он не желал. То, что она потерпела неудачу в своих дьявольских замыслах, уже являлось для нее достаточным наказанием. Отныне она перестала занимать мысли Франсуа, и он начал готовиться к отъезду.
Ибо он, наконец, принял решение. Ему минуло шестьдесят, он не мог уже в полную силу выполнять свои обязанности при королевской страже. Кроме того, Франсуа не терпелось взяться за работу, которую он сам себе назначил, — заняться алхимией в лаборатории Юга в Куссоне. Он искренне надеялся оказаться там как можно быстрее.
Поговаривали, будто герцог Бретонский, Иоанн IV, находится на волосок от смерти. Его сын, будущий Иоанн V, казался гораздо более благосклонным к французам. Без сомнения, преемник Иоанна IV готов вернуть Франсуа де Вивре его замки.
В конце февраля 1399 года Франсуа вместе со всеми узнал невероятную новость: старый герцог Ланкастерский, отец Генриха Дерби, только что скончался, но Ричард II велел лишить своего кузена наследства; герцогство Ланкастерское было конфисковано в пользу короны!
Этот беззаконный поступок, достойный истинного тирана, вызвал изумление при французском дворе, настроенном весьма благосклонно к Ричарду — королевскому зятю. Совершенно естественно, что в Англии эмоции оказались куда более резкими. Неприкрытая ярость выплеснулась на голову того, кого англичане именовали отныне не иначе как «Ричард из Бордо», потому что родом он был именно из этого города.
На долю графа Дерби досталось много сочувствия со стороны самых высокородных господ английского двора, чтобы вступить во владение своим графством, ему оставалось лишь высадиться на остров. За ним стояла вся Англия.
И, тем не менее, в течение долгих месяцев поведение графа Дерби выглядело в глазах окружающих более чем странным. Казалось, он едва слушает своих собеседников, озабоченный лишь одним: найти забвение в бесконечных балах.
Внезапно, когда 15 июня Ричард II предпринял очередное безумство — отправился в поход против Ирландии, — Дерби объявил о своем намерении тотчас же возвратиться в Англию.
Узнав об этом, Луи поспешил к отцу. Он нашел Франсуа гуляющим по саду в королевском зверинце. Им удалось кратко переговорить: каждое мгновение было на счету, нельзя было, чтобы их застали вместе.
— Дерби только что принял решение. Я уезжаю. Хотя он говорит лишь о том, что хочет заполучить свое законное графство, совершенно очевидно, что получит он трон. Ричард пропал.
— Тогда почему вы уезжаете?
— Потому что, даже если Ричард окажется свергнут, предстоит еще сражаться. Мне самому придется участвовать в заговоре против нового короля. И Маргарите тоже, она сама так решила.
— А ваш сын?
— Если возникнет опасность, я немедленно отправлю его во Францию, к герцогу Орлеанскому. У меня с ним договоренность.
Луи резко отвернулся и пошел к воротам. Франсуа остался один. Он нервно шагал между клетками с обезьянами и слоном, глядя, как удаляется его сын. Возможно, сейчас Франсуа видит Луи в последний раз… Внезапно он услышал резкий голос и топот несущихся всадников.
— Мое имя Георг! Мой герб — лев, пронзенный мечом!
***
Граф Дерби ступил на английский берег в Рейвенспере, неподалеку от Бриндлингтона в графстве Йоркском, ясным солнечным утром 4 июля 1399 года, в День святого Мартина. Он бы предпочел продлить свое путешествие и высадиться где-нибудь поближе к северу, поскольку опасался, что Ричард оставил гарнизоны в портах Ла-Манша.
Вечером четвертого июля у графа Дерби, получившего невиданные прежде заверения в преданности и поддержке, под началом оказалось восемь тысяч человек. Они разбили лагерь в чистом поле и спали прямо под открытым небом.
В течение целого дня Луи предавался размышлениям. Все эти люди оказались здесь для того, чтобы помочь графу получить обратно его графство. Но для народа, пусть даже не любящего Ричарда, особа короля священна. Если Дерби, опьяненный успехом, пожелает предъявить свои права на трон раньше времени, возможно, все обернется против него. Следует как можно быстрее отыскать Дерби.
Граф, как и другие, устраивался на ночлег на голой земле рядом с Ланкастерским стягом.
— Монсеньор, вы видите, сколько их, видите, как они воодушевлены? Следует брать не графство, надо брать корону!
Дерби холодно взглянул на Луи.
— Вы потеряли разум, сир де Вивре! Если бы таковы были мои намерения, это означало бы, что я совершаю непростительную ошибку. Для народа особа короля священна.
Поклонившись, Луи отправился спать. Делать нечего: этот человек оказался ему не по зубам.
В течение следующих нескольких дней торжественное шествие продолжалось. Крестьяне покидали свои хижины, а знатные англичане выходили из дворцов, чтобы присоединиться к будущему герцогу Ланкастерскому.
Тот, однако, предпочел не входить в Лондон. Он со своим войском обогнул столицу. Сорок тысяч лондонцев единым порывом встали под его знамена.
Луи полагал, что, обладая подобным могуществом, Дерби сделает ставку на силу, но граф, напротив, отдал предпочтение хитрости. Он остановился в Бристоле. Он заявил, что собирается дождаться возвращения Ричарда, чтобы тот во всеуслышание заявил о возвращении ему герцогства.
Луи был восхищен его хладнокровием. Хотя истинной целью Дерби была корона, он не собирался слишком торопить события. Граф продвигался постепенно, как опытный игрок в шахматы.
13 августа Ричард II высадился в Конуэе, на севере Уэльса. Он выбрал именно это место потому, что валлийцы были преданы ему более всего. Однако королю пришлось столкнуться с трагической для себя реальностью, которую можно было бы сформулировать так: Генрих Дерби являлся фактическим хозяином Англии.
Трагическая ситуация за несколько часов превратилась в прямо-таки безнадежную. Расположившись биваком под открытым небом, утром король сделал чудовищное открытие: его армия исчезла! Точнее сказать, из тридцати двух тысяч осталось едва тысяч шесть. Все англичане ушли, верность королю Англии сохранили одни иностранцы.
И все увидели рыдающего Ричарда П. Подданные покинули его! Он, преданный король, коснулся самого дна предательства. Теперь ему оставалось лишь умереть.
И все-таки ему удалось овладеть собой. Он должен был вернуться в Конуэй. Крепость была неприступна, и там у него имелись верные сторонники. Как только Ричард окажется в безопасности, ему останется только ждать. Если в Англии все наладится, тем лучше. Если нет, всегда можно тайно отплыть в Бордо, который, безусловно и безоговорочно, был на его стороне.
***
Едва лишь узнав о высадке короля, Дерби со своей огромной армией выступил в поход. Однако, получив известие о том, что противник предпочел укрыться в крепости, Дерби отказался от своих намерений и остановился в Честере, на границе с Уэльсом. Он тотчас велел передать Луи, что желает говорить с ним.
Луи, весьма заинтересованный, отправился к Дерби через весь лагерь. Молодой граф обосновался в роскошной палатке на окраине города. Казалось, он пребывает в превосходном настроении. Дерби тепло поприветствовал сира де Вивре и предложил ему вина.
Луи выказал безудержную радость по поводу недавних событий.
— Никогда мне не доводилось видеть такого многочисленного войска, монсеньор! Теперь Ричард в вашей власти!
— Вы забываете, что он в Конуэе, а город неприступен.
— Вы организуете осаду и уморите его голодом.
— Нет, потому что в этом случае он сбежит по морю и отправится на корабле в Бордо.
— Так что вы намереваетесь делать?
Ровным, спокойным голосом Дерби объяснил:
— Надо действовать хитростью. Я отправлю ему посланца, который должен будет убедить его, что я, мол, желаю примирения. Однако стоит дражайшему Ричарду выйти из-под защиты стен, как он немедля будет схвачен и отправлен в заключение.
Луи наклонил голову.
— Я счастлив, что вы, наконец, решились овладеть короной.
— На это я решился уже давно. Неужели вы сомневались во мне хотя бы мгновение?
Луи горячо воскликнул:
— Монсеньор, прошу вас оказать мне эту огромную честь! Позвольте отправиться к королю в качестве вашего посланника.
Ответ был резким и насмешливым:
— Нет!
— Вы мне не доверяете?
Дерби усмехнулся.
— Разумеется, нет.
Несмотря на всю свою выдержку, Луи побледнел. Граф приблизился к нему и почти дружеским жестом положил руку на плечо.
— Потому что вы — шпион Ричарда, сир де Вивре. У меня нет доказательств, но я никогда в этом не сомневался. Хотя нет, слово «шпион» вам не подходит, оно слишком вульгарно. Вы его хранитель. Быть может, даже друг.
— Монсеньор…
— Позвольте мне договорить! Именно благодаря вам я не вступил в заговор, и, кроме того, не скажу, что мне было очень уж неприятно видеть, как погибают Глостер и другие. Вы сделали за меня мою работу. Мне остается лишь отблагодарить вас за это.
Луи чувствовал внутри растущую пустоту. Дерби высказался до конца. Луи понимал, что всякий услышавший подобные слова может уже считать себя мертвым. Сейчас его схватят. Он уйдет из жизни так же, как и Глостер.
Но, даже лишившись последней надежды, Луи должен был попытаться объясниться.
— Монсеньор, вы не можете думать про меня такое! В противном случае, почему вы столько времени держали меня среди своих друзей? Ведь это означало подвергать себя смертельной опасности.
Граф Дерби отнюдь не утратил прекрасного расположения духа. Он даже выдавил из себя улыбку, которую можно было бы счесть искренней. Своему гостю он подал еще один бокал вина, и Луи выпил его. Вино оказалось горьким. Это был напиток для приговоренного.
— Напротив, сир де Вивре, напротив! Таким способом я обезвредил самого предусмотрительного и расчетливого из моих врагов. Позволив вам сопровождать меня в изгнание, я получил возможность всегда иметь вас под рукой, а Ричард, предоставленный сам себе, совершил много ошибок, которые, в конечном счете, будут способствовать его гибели. Останься вы рядом с ним — как знать, возможно, вы бы отсоветовали ему лишать меня наследства и уезжать в Ирландию?
Луи был потрясен подобной дальновидностью. Оказывается, Дерби играл с ним с самого начала — и до конца. Генрих всегда был хозяином положения. И Луи решил во всем признаться. Не то чтобы он надеялся на какое-то снисхождение, но просто из чувства восхищения. Подобный человек заслуживал, чтобы ему сдались.
— Признаю свое поражение, монсеньор. Я побежден самым великим политиком, который когда-либо существовал на свете.
Лицо графа Дерби озарилось радостью.
— Комплимент, высказанный вами, ценен вдвойне. Но успокойтесь, сир де Вивре, у меня и в мыслях нет убивать вас. Враг у меня один — Ричард. Я решил помиловать вас, как и всех прочих его сторонников, если они захотят перейти ко мне на службу. При новом правлении найдется место для человека вроде вас. Ну как? Вы принимаете мое предложение?
Луи, который в течение этих нескольких невероятно долгих мгновений испытал самое жестокое отчаяние и был разрываем самыми противоречивыми чувствами, опустился на колени.
— От всего сердца, монсеньор!
Дерби попросил его подняться и принялся в общих чертах описывать, каким он представляет себе будущее Англии. Казалось, Дерби вовсе забыл о присутствии собеседника и рассуждает сам с собой…
Луи его не слушал. Несмотря на потрясение, которое он только что испытал, дух борьбы в нем не угас, но, напротив, возродился с новой силой. Луи думал о том, что Дерби совершил серьезную ошибку. Обуреваемый гордыней, он не смог противиться удовольствию раскрыть свои карты перед шпионом, показать, что одолел его. В этом не было бы ничего серьезного, если бы сразу же после опасного признания он отдал приказ о его уничтожении. Оставив шпиону жизнь, Генрих брал на себя значительный риск.
Дерби, разумеется, пытался рассчитать этот риск, но — именно в этом и заключалась его главная ошибка — он полагал, будто Луи служил Ричарду из дружеских чувств. А между тем сир де Вивре помогал королю Англии лишь потому, что желал мира. Единственным мотивом, единственной пружиной его действий был патриотизм. Он трудился только ради Франции. И по этой же самой причине оказывался непримиримым врагом нового короля.
Более того, во время разговора Дерби сообщил ему важную информацию: бывшие сторонники Ричарда не будут наказаны. Следовательно, им необходимо как можно скорее организовать новый заговор. Разумеется, сам Луи участвовать в этом новом заговоре не сможет, ибо будет находиться под неусыпным наблюдением.
Граф Дерби выпил еще вина. Он явно находился в приподнятом настроении, и его тянуло на откровенность.
— Нет, за королем поедете не вы. Более того, я уверен — вы ни за что на свете не догадаетесь кто!
Луи промолчал.
— Чтобы совершить измену, требуется человек, который меньше всего похож на изменника. Требуется некто, кого Ричард никак не станет остерегаться. Такого я и выбрал: это граф Нортумберленд!
От потрясения Луи только и смог, что пробормотать:
— Нортумберленд!..
Тут и в самом деле было чему удивляться. Старый граф Нортумберленд был известен среди придворных своей набожностью. К мессе он ходил по нескольку раз в день и вел жизнь столь безупречную, что это граничило почти со святостью. К тому же это был скучнейший любитель поучать всех и вся.
Немного придя в себя, Луи спросил:
— И он согласен?
— Да. Чего не сделаешь ради золота и высокого титула?
— А вы не боитесь, что он, напротив, лжет именно вам и, оказавшись с Ричардом, переметнется на его сторону?
— Нисколько! Он предаст короля. Я его знаю. Я никогда не ошибаюсь в людях.
Дерби улыбнулся нарочито сердечно.
— Не так ли, сир де Вивре? — добавил Дерби.
Луи склонился в глубоком поклоне.
— Монсеньор, ваша проницательность сравнима лишь с вашей же щедростью.
И на этих словах удалился из гостиной.
***
18 августа 1399 года, в День святой Елены, граф Нортумберленд отправился в Конуэй во главе войска в четыре сотни рыцарей и тысячу лучников. Перед въездом в город был небольшой лес, там он и рассредоточил своих людей. Затем в сопровождении пяти оруженосцев, один из которых нес его герб, выступил вперед.
Подойдя к стенам города, он остановился. Шлема на нем не было. С высоты крепостной стены начальник стражи узнал герб и седые волосы старого графа.
— Что вам угодно, сир де Нортумберленд?
— Охранное свидетельство для меня и моих людей. Мы привезли королю предложения графа Дерби.
Ворота немедленно открылись, и все шестеро посланников смогли войти. Их приняли в гостиной замка. Ричард II находился в окружении пятерых своих слуг. Граф почтительно изложил требования Дерби: возвращение ему Ланкастерского герцогства и осуждение парламентом графа Солсбери и епископа Карлайла, двоих самых преданных сторонников короля, которые, кстати, присутствовали при аудиенции. При условии выполнения этих требований будущий герцог Ланкастерский обещал Ричарду II свою абсолютную верность и преданность.
Предложения были составлены весьма хитро и расчетливо, ибо казались достаточно жесткими, чтобы выглядеть правдоподобно. Когда имеешь стотысячную армию, можно позволить себе говорить в полный голос. Суд над Солсбери и Карлайлом представлялся требованием весьма жестким, даже унизительным. Похоже, Дерби заговорил языком победителя, тем не менее, соблюдающего законность.
Нортумберленда и его людей попросили покинуть помещение, и пока они ожидали неподалеку, между королем и его советниками разгорелся оживленный спор. Граф Солсбери и епископ Карлайл, которые оказывались главными жертвами, разумеется, были настроены решительно отказать графу и незамедлительно отправляться в Бордо.
Но король уговаривал их принять условия договора. Главное, что Дерби не выказывал притязаний на корону. Да, их будет судить парламент, но даже если парламент и приговорит их к смерти, король воспользуется правом суверена и помилует своих сторонников. В дальнейшем он избавится от новоявленного герцога Ланкастерского — при первой же возможности и любыми средствами.
Графа пригласили вернуться. Затем все присутствующие отправились в церковь Конуэя, где прослушали мессу, которую служил епископ Карлайл. По окончании церемонии епископ попросил графа Нортумберленда приблизиться к алтарю. Он открыл Евангелие и велел протянуть правую руку:
— Поклянитесь на этом Евангелии, что ваши действия не продиктованы изменой.
Набожный Нортумберленд возложил ладонь на священную книгу и посмотрел епископу прямо в глаза.
— Клянусь!
Это было еще не все. Карлайл направился к дароносице, вынул оттуда освященную облатку и попросил графа повторить ту же самую клятву, но теперь уже на просфоре. Нортумберленд поклялся вновь.
Окончательно убедившись в честных намерениях посланника, король согласился следовать за ним. Он покинул Конуэй в сопровождении эскорта в двадцать человек, среди которых были и Солсбери, и епископ Карлайл.
Но далеко им отъехать не удалось. Проезжая по лесу, они оказались в окружении всадников и лучников. Нортумберленд воскликнул:
— Во имя Иисуса, вы арестованы! Вы будете препровождены к графу Генриху, ибо я ему это обещал!
Когда Ричарда II стаскивали с лошади, он, осознав, жертвой какого предательства — последнего и самого страшного в его жизни — довелось ему стать, яростно прокричал:
— Во имя Иисуса, которого ты оскорбил своим клятвопреступлением, тебе суждено вечно гореть в геенне огненной!
Нортумберленд ничего ему не ответил, он отдавал приказания. Король даже не удостоился чести увидеть в тот день своего победителя: его сразу же препроводили в замок Таддлан, находившийся неподалеку, где Ричард и был заперт вместе с двадцатью своими подданными.
На следующий день, 19 августа, Ричард и его люди присутствовали на мессе, а затем по приглашению стражников отправились в гостиную, где для них был приготовлен обед. Король держался весьма достойно. Сотрапезникам он тихо повторял:
— Простите, друзья мои, вы страдаете из-за меня. Я являюсь причиной вашей гибели.
Узнав новость, Генрих Дерби с небольшим эскортом выехал из Честера. Когда он ворвался в комнату, где находился король со своими людьми, Луи был вместе с графом. После своего отъезда из Англии сиру де Вивре довелось увидеть короля впервые. Суверен всегда отличался бледностью, но теперь цвет его лица был настолько белым, что казался неестественным. Как будто Ричард уже не принадлежал этому миру.
Ричард II был лишен своими тюремщиками знаков королевской власти, но при виде того, как пленник вкушает убогий обед в окружении последних своих друзей, Луи не мог не вспомнить другого короля — Небесного. То, чему оказался он свидетелем, было Вечерей, а король представал Христом, готовящимся принять свои Страдания.
Граф Дерби заговорил суровым голосом:
— Государь, ваш народ утверждает, что вы дурно правили им в течение двадцати двух лет. Если это угодно Господу, я помогу вам править лучше, чем вы делали в прошлом!
Не вставая с кресла, Ричард опустил голову.
— Мой добрый кузен Ланкастер, коль скоро это угодно вам, это угодно и мне.
Тот, кто, по словам самого короля, уже не был графом Дерби, но герцогом Ланкастерским, приказал всем присутствующим спуститься вниз, во двор замка. Установилось молчание. Победители и побежденные в полной тишине смотрели друг на друга. Наконец Ланкастер хлопнул в ладоши.
— Приведите королевскую лошадь!
Во дворе появилось самое жалкое создание, какое только могло существовать на свете: старая больная кобыла, грязная и тощая, вся в струпьях и проплешинах, спотыкающаяся на каждом шагу.
— В седло, государь! Порадуйте эту старушку!
Как и было обещано Луи, герцог Ланкастерский объявил людям Ричарда, что они свободны, и со своим единственным пленником двинулся по направлению к Честеру.
Там к нему присоединилось войско, встретившее поверженного короля возгласами «виват». Затем Генрих Ланкастер отпустил солдат, потому что больше в них не было нужды. С ним остались лишь высокие титулованные особы, их оруженосцы и несколько десятков лучников.
И началось Страдание Ричарда II. Рядом с герцогом Ланкастерским, гарцевавшим на ретивом белом коне, король ковылял на своей кляче из города в город, как какой-нибудь ярмарочный уродец, становясь мишенью для насмешек народа и ежась от плевков. Злобное улюлюканье и свист перекрывались криком, вырывающимся, словно из единой глотки:
— Смерть Ричарду из Бордо!
Король держался достойно. Он смотрел прямо перед собой и, похоже, ничего не слышал. Луи все больше казалось, что он видит перед собой самого Христа. Да, это был Иисус, с терновым венцом на голове взбирающийся на свою Голгофу. Как и Господь, король был жертвой людской жестокости и несправедливости. Что он сделал, чем заслужил столько презрения и ненависти, за что подвергался оплеванию и позору? Ричард просто хотел, чтобы не проливалась больше кровь. Этот король полагал, что самое великое деяние, которое он сможет осуществить за время своего правления, называется «мир».
Крестный путь Ричарда II казался бесконечным. Ланкастер снова и снова заставлял его кружить по всей Англии, чтобы никто не оказался лишен столь занимательного зрелища. Последним этапом стал Лондон, куда кортеж прибыл в конце августа. Никогда еще народная истерия не достигала такого накала. Мужчины и женщины мечтали броситься на короля и разорвать его на клочки. Стражникам все время приходилось вмешиваться, чтобы спасти Ричарда от ненависти толпы. Наконец он был заключен в Тауэр, и герцог Ланкастерский объявил, что парламент соберется 30 сентября и только тогда состоится суд.
***
Едва лишь оказавшись в столице, Луи бросился в отель Бретань, чтобы встретиться с Маргаритой. Это было неподходящее время для сердечных излияний. Он подробно пересказал ей разговор с герцогом. Она было встревожилась, но Луи поспешил успокоить ее: он был уверен, что не подвергается никакой опасности. Тем не менее, следовало незамедлительно начать организацию заговора, а он, учитывая обстоятельства, участвовать в этом не мог.
Маргарита предложила:
— Я заменю вас. Я ведь вам уже предлагала.
— Но вы до конца уверены в себе?
— Абсолютно. Скажите только, с кем следует связаться.
— С Солсбери. Он более всего достоин доверия. Предупредите его, что он смело может действовать, Ланкастер его не тронет.
— Я все сделаю.
Луи с восхищением смотрел на жену. Он был поражен ее спокойствием и мужеством.
— Как вы думаете действовать?
— Мне придется, увы, уехать из Лондона вместе с нашим сыном. Затем я отправлюсь на поиски графа Солсбери под тем предлогом, что хочу предложить ему продукцию своего имения.
— Это будет выглядеть правдоподобно?
— Не забывайте, что я не могу похвалиться высоким происхождением. Мой отец не стеснялся делать подобные предложения высокородным сеньорам.
Ночь, которую они провели вместе, была нежной и грустной. Она не была их последней ночью, она была последней ночью их супружеской жизни. Теперь можно было сказать, что они мобилизованы. Они стали солдатами.
***
На следующее утро Маргарита вместе с Шарлем выехала по направлению к Дембриджу, а Луи остался в Лондоне один. Делать ему там было нечего. Теперь действовать предстояло Маргарите, причем действовать в одиночестве. Он оставался на месте, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы показать, что спокоен, что он ведет себя как достойный подданный будущего короля Англии.
Он был и сам удивлен, когда последний вызвал его 15 сентября. Гостиная оказалась пуста. Генрих Ланкастерский сидел не на троне, но в кресле рядом. Он указал гостю на стул напротив.
— Садитесь, сир де Вивре. Я собираюсь поручить вам важное задание. Вы должны будете отправиться в Тауэр, в камеру Ричарда, и заставить его подписать…— Генрих протянул своему собеседнику кусок пергамента, — вот это.
Луи пробежал глазами документ и не мог скрыть изумления.
— Но это же отречение от престола!
— Именно.
— Я полагал, что Ричарда будет судить парламент.
— Я не могу пойти на такой риск. У моего родственника там остались сторонники, что делает исход дела весьма проблематичным.
— В таком случае, зачем ему отрекаться?
— Потому что, если он откажется, за вашим визитом последует другой. Есть у меня некий дворянин, молодой и полный амбиций, по имени Питер Экстон. Он уже предлагал мне свои услуги. Сей господин прекрасно справится с неприятной работой. Именно это вы и должны будете передать королю. Или вы с вашим документом — или Экстон!
После долгого молчания Луи решился спросить:
— Но почему вы выбрали именно меня?
— Потому что, хотя вы и присоединились ко мне, вы по-прежнему остались его другом. Вам он поверит.
— Его уже столько предавали!
— Вы сумеете найти нужные слова. Я вам верю.
Вновь наступила тишина, и на этот раз Луи не скоро осмелился ее прервать.
— Простите, монсеньор, но, как вы сами сказали, я сохранил дружеские чувства к Ричарду. Как я могу быть уверен, что, даже если мне и удастся получить его подпись, после меня не явится все тот же Экстон?
Герцог Ланкастерский улыбнулся.
— От вас я этого вопроса не ожидал. Вы полагаете, что убийство короля — такая уж безобидная вещь? Если Ричард отречется от престола по собственной воле, зачем его убивать? Поставьте-ка на минуту себя на мое место. Вы бы так поступили?
Луи покачал головой.
— Нет.
— Так вы согласны?
— Да, монсеньор.
— Я буду вам весьма признателен. Дембридж — поместье большое и богатое, но титул не слишком знатный. А между тем Дембридж можно будет сделать графством.
— Я не прошу никакой награды, монсеньор.
— И, тем не менее, вы получите ее, если выполните мое поручение… Ну что ж, действуйте!
***
Никогда прежде Луи не приходилось бывать в застенках лондонского Тауэра. Когда он вошел в камеру короля, то смог удостовериться, что все те ужасы, которые рассказывали об этих местах, — отнюдь не преувеличение. Вначале он не разглядел ничего, кроме бесформенной фигуры, съежившейся в углу.
Ричард скулил, как побитая собачонка. Но едва он узнал посетителя, как вскочил одним прыжком и бросился на него. Его бледное, обрюзгшее лицо налилось краской. Он закричал:
— Вивре! Я думал, что воплощение низости и предательства — это Нортумберленд, но я ошибался. Это вы! Вы, последний, кого я мог бы представить себе в стане своих врагов!
Собрав все силы, Луи постарался говорить как можно спокойнее:
— Я выполнял ваш приказ, государь! Вы же сами велели мне добиться дружбы герцога Ланкастерского, и я сделал это.
Не без труда Ричард взял себя в руки.
— Похоже, он вам доверяет, как самому себе!
Луи решил скрыть от короля, что оказался разоблачен. Признание лишь усложнило бы ситуацию.
— Да. Он сам послал меня сюда.
— С каким заданием?
— Простите меня, государь… вы должны подписать акт об отречении от престола.
Едва успел он произнести эти слова, как Ричард вновь накинулся на него, вцепившись прямо в горло. Осторожно, но решительно Луи освободился с помощью левой руки.
— Ради всего святого, выслушайте меня! За дверью ждет другой человек. Его зовут Экстон, но он может носить имя любого другого злодея. Настоящее его имя — «смерть». Если вы не подпишете, вместо меня сюда войдет он.
Внезапно Ричард впал в неистовство.
— Смерть, наконец-то!.. Дайте мне акт об отречении, чтобы я разорвал его, и пошире откройте дверь. Откройте дверь смерти, она — единственная, кто не предаст никогда.
Луи попытался было снова заговорить, но король не мог больше сдерживаться.
— Все оказалось преданным: доверие, дружба, любовь, а вы хотите, чтобы я жил? Пусть Ланкастер убьет меня! Пусть моя смерть тяжким грузом ляжет на его совесть и станет тем грехом, который раздавит его в день Последнего, Высшего Суда! Пусть вечно томится он и задыхается под этим грузом! А вы хотите, чтобы я своей подписью освободил его от адских мучений? Пусть он убьет меня! Это будет моя победа, только моя!
Луи не прерывал его, ожидая, пока пронесется буря. Затем, воспользовавшись короткой передышкой, когда король собирался с силами, заговорил тихо, тоном заговорщика.
— Вы должны жить, чтобы править, ваше величество! У вас много сторонников, и они как раз сейчас собираются с силами. Вы окажетесь свергнуты, а Ланкастер коронован, но это будет самое короткое правление за всю историю Англии! Мы уничтожим его, клянусь вам в этом! Он будет разрублен на кусочки! Вы выйдете из Тауэра, чтобы полюбоваться, как его голова будет водружена на кол при въезде на Лондонский мост!
Ричард молчал. Луи не хотел терять преимущества и говорил со всей убежденностью, на какую только был способен. На самом же деле он далеко не был так уж убежден во всем том, что с такой страстью описывал несчастному королю. Прежде всего, у него не имелось никаких сведений о назревающем заговоре, и он понимал, что все не так-то просто. Но это единственный шанс, и его необходимо использовать.
В конце концов, король бессильно опустился на свое убогое ложе.
— Дайте документ!
Луи вынул свиток из дорожной сумки, привязанной к поясу, в которой имелись, кроме этого, перо и чернила. Пока Ричард читал, Луи внимательно смотрел на короля. Впервые за все это время посланник Ланкастера обратил внимание на то, как сильно сдал Ричард. Он был грязен, небрит, одежда свисала лохмотьями.
Наконец Ричард II подписал акт. Возвращая документ, он спросил:
— Вы навещали королеву?
Луи, как и все остальные, не видел маленькой Изабеллы, которая фактически оставалась пленницей в своей комнате. Но он решил солгать.
— Да, государь. Она держится великолепно.
— Как вы думаете, мой кузен позволит ей навестить меня?
— Какое это имеет значение? Ведь скоро она окажется на троне рядом с вами!
— Обязательно передайте ей мои самые нежные чувства. Вы ведь передадите, не правда ли?
— Да, государь.
— Хорошо. Я удовлетворен.
Ричард II вытянулся на ложе и отвернулся к стене. Подойдя к дверям, Луи постучал. Ему открыли, и он молча вышел.
Когда Луи покидал гостиную, она была пуста. Теперь же, когда он возвращался от короля, в ней было черно от людей. Там давали прием. Но герцог Ланкастерский заприметил своего посланника издали, и окликнул его:
— Подойдите, сир де Вивре!
Все с почтением склонились перед тем, кто был объектом столь явной благосклонности. Луи подошел к герцогу, преклонил колени и протянул пергамент. Увидев внизу долгожданную подпись, Ланкастер протянул ему руку.
— Встаньте, граф Дембридж!
***
Официальное отречение от престола короля Ричарда II состоялось в понедельник 29 сентября 1399 года, в День святого Михаила. По приказу герцога Ланкастерского все прелаты, рыцари и именитые граждане Лондона прибыли в Тауэр.
Ричард II вышел во двор тюрьмы в сопровождении двух стражников. На нем была королевская мантия, в руках — скипетр и корона. Луи, видевший его всего две недели назад, нашел, что король сильно похудел. Нарочно ли Ричарда морили голодом или его так измучили перенесенные страдания? Во всяком случае, мантия болталась на нем, корона явно была велика для его головы, а скипетр он удерживал с трудом. Казалось, Ричард был чем-то одурманен. Он шагал, вперив неподвижный, почти безумный взгляд в толпу самых высокородных англичан. Там были: архиепископ Кентерберийский, епископы, герцоги, графы, владельцы крупнейших поместий, университетские профессора и буржуа, призванные стать свидетелями отрешения монарха от власти…
Луи знал, что в эту самую минуту король, должно быть, цепляется за малую надежду, которую заронил в нем сир де Вивре, когда говорил о якобы назревающем заговоре; но действительно ли Ричард верил в этот заговор? Казалось, он дошел до предела. Король Англии стал похож на ту старую, больную клячу, на которой его заставили проехать по всей стране.
Герцог Ланкастерский вышел королю навстречу. Стражники отступили, и Ричард II зачитал текст, подписанный им две недели назад:
— Я был королем Англии, герцогом Аквитанским и государем Ирландским в течение двадцати двух лет. Королевство, герцогство, сеньорию, все свое наследство я уступаю Генриху, герцогу Ланкастерскому, и перед всеми прошу его принять мой скипетр…
С этими словами Ричард протянул кузену скипетр.
— Мою мантию…
Он снял ее с себя, оставшись в жалких лохмотьях, и принялся дрожать от холода, между тем как его кузен невозмутимо облачился в пышное одеяние.
Ричард продолжил:
— И мою…
Голос его дрогнул:
— …мою корону.
При полном молчании герцог Ланкастерский возложил королевский венец себе на голову. После этого стражники вернулись, схватили пленника и грубо поволокли его прочь, словно вора, только что застигнутого за кражей.
***
Коронование Генриха, герцога Ланкастерского, состоялось 13 октября, в День святого Эдуарда. Последним английским королем, носящим это имя, был Генрих III, сын Иоанна Безземельного, правившего одновременно с Людовиком Святым. Следовательно, Генриху Ланкастерскому суждено было стать Генрихом IV.
Церемония отличалась неслыханной пышностью. Сначала будущий суверен исповедался в придворной часовне, где прослушал три мессы подряд. Затем он вышел оттуда, чтобы присутствовать на мессе в честь собственной коронации.
Генрих направился к Вестминстерскому аббатству под шелковым балдахином, который на серебряных шестах несли четверо горожан из Дувра. За ним шагали: справа — его старший сын Генрих, а слева — граф Нортумберленд, недавно назначенный маршалом, со скипетром в руке. За ними следовал весь кортеж со священниками во главе.
После церемонии в главном зале состоялся пир. Маргарита сидела рядом с Луи, поскольку король потребовал, чтобы по такому случаю присутствовали все придворные дамы. Трапеза подходила к концу, когда в зал ворвался рыцарь в полном турнирном облачении. Он поднял забрало своего шлема и угрожающе воздел копье.
— Я, сэр Даймок, бросаю смертельный вызов всякому, кто осмелится утверждать, будто Генрих не является законным королем.
Луи вздрогнул. Что это могло значить? Стало ли что-нибудь известно о заговоре? Но сосед по столу его успокоил. Речь шла о традиционной роли, возложенной на семейство Даймок: они обязаны вызывать на поединок всякого, кто оспорит легитимность короля. Отец этого Даймока проделал то же самое на коронации Ричарда II, и, разумеется, охотников сойтись с ним в единоборстве не нашлось. Нынешний раз также не явился исключением, и сэр Даймок удалился на лошади, трижды прогарцевав по кругу.
Вечером Луи и Маргарита смогли уединиться, наконец, в отеле Бретань, и Луи получил первые известия о заговоре. Они оказались обнадеживающими. Заговорщики правильно поняли причину отсутствия сира де Вивре и приняли его жену. Уверенная в том, что ее никто не заподозрил, Маргарита посещала их одного за другим под предлогом разного рода торговых сделок.
Главой заговорщиков был Солсбери. Помимо него, в деле участвовали епископ Карлайл, графы Кент, Холланд и Ратленд, сэр Деспенсер и капеллан Модлен, у которого имелась одна особенность: внешне он был точной копией нового короля, что могло бы оказаться весьма полезным в случае необходимости.
В Дембридже Маргарита также не сидела без дела. Своему начальнику стражи, Томасу Булю, человеку, безраздельно ей преданному, она велела набрать еще людей и обучить их как следует, не объясняя, зачем это понадобилось. Мало того, своим крестьянам Маргарита Дембридж приказала тренироваться в стрельбе из лука. В нужный день она смогла бы доставить заговорщикам сотню стражников и пять сотен лучников, во главе которых встанет Луи.
Они проговорили очень долго, и ночь, которую они провели вместе, была слишком короткой и слишком тревожной, чтобы они смогли в полной мере насладиться ею. На следующий день Маргарита вновь отправилась в Дембридж, а Луи, новоиспеченный граф, остался в Лондоне вместе с прочими придворными.
Его занимала одна важная проблема: судьба Шарля. Решающее столкновение неминуемо. Надлежало непременно отправить мальчика во Францию, к герцогу Орлеанскому, но как сделать это, не привлекая внимания?
Решение подсказало ему французское посольство, прибывшее в Лондон в День всех святых. Во главе его стоял граф де Сен-Поль. Генрих IV принял его со всеми подобающими почестями, поклявшись, что политика, проводимая королем Ричардом, останется неизменной. Обещанный прежним королем мир нарушен не будет.
Он даже позволил посланнику увидеть Изабеллу. Девочка, которой исполнилось уже десять лет, сидела в своей комнате одна и плакала. Граф де Сен-Поль попросил позволения увезти ее, но Генрих отказал. Ее приданое еще не выплачено до конца, а пока этого не произойдет, из Англии она не уедет. Он также запретил Изабелле встретиться со свергнутым королем. Впрочем, из соображений безопасности последний был увезен из Лондонского Тауэра и отправлен в Понтрефакт, один из Йоркширских замков.
В те дни, когда французское посольство находилось в Англии, графу де Сен-Полю удалось наедине переговорить с Луи. Они тихо беседовали в самом темном, неосвещенном углу большого зала.
— У вас есть для меня поручение? — спросил де Сен-Поль.
— Да. Могли бы вы на обратном пути заехать в замок Дембридж, забрать оттуда моего сына Шарля и передать его крестной, Валентине Орлеанской?
— Я сделаю это. Но поручение…
— Это и есть мое поручение. Если отец и мать готовы расстаться со своим ребенком, значит, им угрожает нешуточная опасность.
— Готовится что-то серьезное?
— Моя жена вам все расскажет.
Им пришлось расстаться: на них уже стали косо поглядывать.
***
4 января 1400 года незнакомый слуга нашел Луи и велел ему в спешном порядке следовать в Дембридж. Он прибыл туда тем же вечером и нашел Маргариту в зале, увешанном охотничьими трофеями. Первым делом он задал жене вопрос, который интересовал его более всего:
— Граф де Сен-Поль приезжал за нашим сыном?
— Да, и даже успел сообщить мне через одного странника, что ребенок уже у Валентины.
Луи удовлетворенно улыбнулся. Только тогда он поинтересовался судьбой заговора.
— Когда все случится?
— Послезавтра, на Богоявление. Генрих IV собирается праздновать в Виндзоре. Участники заговора сделают вид, будто намереваются устроить турнир в Кингстоне. Каждый прибудет туда пятого вечером в сопровождении непомерно большого эскорта. С нашей сотней стражников и пятьюстами лучниками наберется около тысячи рыцарей и три тысячи лучников.
Луи одобрил про себя подобный расклад. Задумано неплохо. Между тем Маргарита продолжала:
— Утром шестого войско отправится в Виндзор. Расстояние невелико. Наши люди окажутся там сразу после утренней мессы. Замок хорошо укреплен, но неожиданность сыграет свою роль. Главная задача — убить короля. Его место займет капеллан Модлен. Он отдаст приказ освободить Ричарда.
Луи одобрил этот план. Все складывалось прекрасно. Оставалось уточнить подробности.
— Что вы сказали Томасу Булю и своим крестьянам?
— Я скрыла от них правду. Как и все простые люди, они очень любят Генриха. Я объявила им, что речь идет о спасении Англии, вот и все.
Было уже поздно… Луи и Маргарита отправились в спальню. Им бы хотелось, чтобы их ночь была нежной, как те лондонские ночи, когда они открыли для себя друг друга заново. Но именно эта ночь, вопреки ожиданиям, стала неистовой, яростной, бурной. Оба слишком хорошо понимали, что, возможно, она последняя.
Утром Маргарита протянула мужу кошелек с золотом.
— Это вам пригодится, если дела обернутся плохо.
— Если дела обернутся плохо, я тотчас же вернусь сюда за вами, и мы поедем во Францию к нашему сыну.
Маргарита закрыла глаза.
— Да, хорошо… К нашему сыну… Уезжайте скорее!
Во дворе рядом со своим начальником, Томасом Булем, толпились стражники, здесь же были и крестьяне с луками и стрелами. Луи быстро, почти украдкой коснулся губами губ жены и тоже вышел во двор.
***
Они ехали весь день. Томас Буль гарцевал во главе войска, такого же молчаливого и сосредоточенного, как и он сам. Луи ценил это молчание, хотя этот человек со своей окладистой бородой и уже наметившимся брюшком физически был ему почти неприятен. Смутно Луи ощущал, что это не самый порядочный и не самый умный соратник. Но все это не важно, лишь бы он хорошо сражался. Когда Генрих IV умрет, а Ричард выйдет на свободу, все мелкие симпатии и антипатии не будут иметь никакого значения.
Как и было предусмотрено, они прибыли в Кингстон к вечеру. Там был огорожен большой кусок территории, установлены перила с трибунами по обеим сторонам: все приготовлено для турнира, который не состоится. Вокруг выросли палатки заговорщиков.
Луи зашел к графу Солсбери. Сей представительный господин встретил его весьма тепло и приветливо. Он поблагодарил Луи за помощь и выразил искреннее восхищение его женой и ее неутомимой энергией. Маргарита служила связующим звеном между заговорщиками, она ходила от одного к другому и передавала сведения. А, кроме того, деньги, которые она щедро раздавала участникам заговора, были совсем не лишними.
В сопровождении графа Луи обошел весь лагерь. Более всего его поразила внешность капеллана Модлена, который поселился в палатке, куда никто не имел права войти без разрешения Солсбери: можно было подумать, что это брат-близнец Генриха IV!..
Представившись по очереди всем участникам заговора, Луи задал один вопрос:
— Где граф Ратленд? Я его нигде не видел.
Граф Солсбери очень удивился:
— Правда… Его здесь нет. Наверное, скоро появится.
Пора было ложиться отдыхать, назавтра предстояло рано вставать. Луи ушел в палатку, которую слуги соорудили специально для него, и, как и всякий раз, когда его ожидало серьезное и значительное событие, крепко заснул.
Разбудил его голос Томаса Буля:
— Монсеньор, просыпайтесь, пора!
Луи поднялся. Было еще довольно рано. Воздух казался влажным и холодным; начинался тринадцатый день января, которому, возможно, суждено было стать важной датой — днем оглушительной победы.
Войско двинулось в путь. Из осторожности заговорщики не рассказали людям о цели похода. Вскоре вдали показался замок. Заметив его, Томас Буль резко отпрянул назад, натянув поводья.
— Это же замок короля!
— Да. И мы спасем Англию!
— Но…
— Никаких «но»! Вперед!
В ту же самую секунду этот же самый приказ — «вперед!» — был отдан всем воинам, и армия бросилась в атаку. Но никакого сражения не произошло. Ворота Виндзорского замка стояли открытыми, и смятый бурным натиском гарнизон сопротивления не оказал… Луи, прекрасно знавший расположение комнат, сразу же устремился в королевские покои. Рядом с ним бежали Солсбери и другие. Они резко распахнули дверь, и все застыли на пороге: в спальне никого не было, кроме одного, дрожащего от страха слуги. Граф Солсбери бросился к нему с мечом.
— Где король?
— Уехал еще вчера, монсеньор.
— Почему?
— Не знаю, монсеньор.
Тогда к слуге приблизился Луи.
— К королю никто не приезжал?
— Приезжал, монсеньор. Граф Ратленд.
Поднялся общий крик ярости: Ратленд их предал! Будучи человеком энергичным и деятельным, Солсбери первым пришел в себя. Он обратился к рыцарю, стоявшему рядом. На том были богатые доспехи и — у единственного из присутствующих — лицо закрыто шлемом.
— Покажитесь!
Рыцарь поднял забрало: это был Модлен! Увидев его лицо, несчастный, ничего не понимающий слуга пробормотал:
— Государь, государь…
Граф Солсбери открыл окно. Стоящие внизу воины, совершенно сбитые с толку, начали недовольно шептаться. Он крикнул изо всех сил:
— Король здесь! Враги хотели покуситься на его жизнь, но мы прибыли вовремя, чтобы спасти его!
Торжествующие крики заглушили последние слова, и Солсбери обернулся к друзьям.
— Уезжаем! Быстро!
Луи не мог не залюбоваться его хладнокровием.
— Куда мы едем?
— В Понтрефакт. Пусть лучники и пехотинцы останутся здесь. С нами поедут только рыцари. Быстрее, каждая минута на счету…
Чуть позже около тысячи людей вихрем пронеслись через Виндзорские ворота вслед за капелланом Модленом. Впрочем, их безумный галоп длился недолго. С первого же холма заговорщикам открылось устрашающее зрелище: им навстречу неслась армия. По меньшей мере, пять тысяч рыцарей, десять тысяч лучников… Но самое главное, далеко впереди остальных, под развевающимся знаменем Англии, с открытым лицом, с короной на голове мчался король!
Томас Буль, ехавший рядом с Луи, не смог сдержать крика:
— Предательство!
Этот крик подхватили все, кого заговорщики привели под свои знамена. Внезапно эти люди осознали, что стали пешками в чужой игре. Охваченные паникой, они бросились врассыпную, и вскоре из всего войска осталось лишь небольшое ядро, состоявшее из самих знатных заговорщиков и их оруженосцев.
И опять граф Солсбери взял решение на себя.
— Попытаемся прорваться в Уэльс. Это наша единственная надежда!
Вновь начался беспорядочный бег, только уже в обратную сторону. И было беглецов гораздо меньше, чем незадолго до этого: их не насчитывалось и пятидесяти человек.
На сей раз, скакали они долго. Когда настала ночь, пришлось все-таки остановиться. Горожане Серсенчестера, приняв Модлена за короля, открыли им ворота. Беглецы заявили, что обнаружен заговор и что их преследуют сторонники Ричарда.
Им поверили, и заговорщики немного воспрянули духом. До Уэльса оставалось не более полудня пути. Утром они вновь должны были пуститься в дорогу.
Граф Солсбери, принявший это решение, совершил свою первую ошибку. Ибо Генрих IV, несмотря на наступившую ночь, вместе со своим войском продолжал преследование. Наутро город Серсенчестер был осажден. Королевские глашатаи возгласили всю правду и потребовали у горожан открыть ворота.
Те решили поступить еще лучше. Опасаясь наказания и желая искупить свою вину, они вооружились и сочли своим долгом уничтожить заговорщиков.
У последних практически не оставалось шансов. На городских улицах их преследовала разгоряченная орущая толпа. Одного за другим горожане хватали беглецов…
Луи ни о чем не жалел. Он бежал, задыхаясь, весь покрытый потом, но был почти счастлив. Похоже, его минует ужасный конец, которого он давно уже ожидал для себя. Он умрет среди бела дня, на улице, как настоящий воин. Внезапно ему в голову пришла мысль о Маргарите, и, поскольку как раз в это мгновение он пробегал мимо церкви, он свернул туда.
Там никого не было, кроме какого-то молодого человека в сутане, который вдруг приблизился к беглецу и взял его за руку.
— Идите со мной в ризницу, иначе они убьют вас. Они убьют вас даже здесь.
— Вы знаете, кто я?
— Вы — тот, кто просит убежища у Господа. Пойдемте же!
Ризница, в которую можно было пройти, обогнув алтарь, была скрыта в полумраке. Преследователи туда не вошли. Поскольку у церкви имелся еще один вход, в противоположной стороне, горожане быстро побежали туда, уверенные, что беглец выскочил именно через него. Выждав достаточно времени, священник пошел в угол комнаты, чтобы подобрать какую-нибудь одежду.
— Возьмите, это одеяние оставил здесь один паломник.
Луи достал кошелек.
— Здесь много золота.
Молодой священник покачал головой:
— Моим беднякам оно пригодится, но и вам — тоже. Давайте поделим.
И пока Луи переодевался, его спаситель точно — ровно пополам — разделил деньги.
Когда Луи вышел из церкви, солнце стояло уже высоко на небе. В грязных лохмотьях, сандалиях и с посохом он был неузнаваем.
Луи пустился в путь. Одетый паломником, он не мог, не вызвав подозрений, ехать на лошади, поэтому ему ничего не оставалось, как идти пешком. Чтобы добраться до Дембриджа, Луи понадобилось бы не менее пяти дней.
***
Томас Буль со своими стражниками оказался там гораздо раньше. Отступив перед войском Генриха, солдаты вернулись к себе и появились в замке вечером праздника Богоявления. Буль приказал своим людям ожидать его за воротами, а сам поднялся наверх. В гостиной находилась одна Маргарита. При виде своего начальника стражи она встала, бледная и дрожащая. Ее тревога усилилась, стоило ей увидеть лицо Буля. Всякие следы почтения исчезли, напротив, оно было вызывающим и надменным. Тем не менее, Маргарите удалось сохранить достоинство.
— Где граф Дембридж?
— Перед вами!
Маргарита отпрянула.
— Я не понимаю…
Томас Буль хлопнул себя по лбу, словно только что вспомнил о чем-то.
— А, так вы имеете в виду бывшего графа Дембриджа, этого гнусного предателя, который был вашим мужем!
— Что с ним?
— Он убит. По крайней мере, надеюсь, что убит. Это лучше, чем корчиться под пытками, признаваясь в своих преступлениях.
Маргарита все отступала от него, пока за спиной не остался только камин. Кроме него огромный зал освещали всего лишь несколько факелов. В мерцающих отблесках пламени охотничьи трофеи выглядели зловеще. Начальник стражи вырос перед ней.
— Вы обманули нас, вы лгали нам оба: речь шла вовсе не о том, чтобы спасти Англию! Вы хотели убить нашего любимого короля. Но довольно о вас. Вас больше нет. Графство Дембридж у вас отберут, и я уверен, что король охотно отдаст его мне, потому что, когда я приду к нему, у меня будет хороший аргумент.
— Какой же?
— Ваша голова! А пока мы немного развлечемся! Не правда ли, красавица моя?
Маргарита бросилась к длинному столу, стоящему в центре зала. Там еще оставался ужин и среди приборов — небольшой нож. Она схватила его. Увидев это, Буль усмехнулся и обнажил меч.
— Бросьте свою игрушку! Что вы собираетесь с нею делать? Никак думаете меня напугать?
Маргарита отчаянно закричала:
— Луи!..
И по самую рукоятку воткнула нож себе под ключицу. Оттуда хлынула струя крови, и Маргарита медленно сползла на пол. Томас Буль бросился к ней. Маргарита уже не дышала. Ее смерть была мгновенной. Разочарованный, Томас Буль испустил яростный крик и, резко взмахнув мечом, отрубил женщине голову. От злобы он брызгал слюной.
— Вы лишили меня законного удовольствия, но я все равно повеселюсь!
Он вскарабкался на кресло и тем же мечом разрубил один из трофеев — лань, висевшую рядом с медведем. Затем подобрал голову Маргариты и насадил ее на освободившееся место, привязав для прочности волосами. После чего взял факел и поднял его. Зрелище было устрашающим. Укрепленная между медведем и оленем мертвая женская голова с широко открытыми глазами и ртом уставилась в пустоту.
Усадив обезглавленное тело в кресло во главе стола, палач приставил голову животного к окровавленной шее. Затем Томас Буль в последний раз полюбовался делом своих рук и обратился к людям, которые, в конце концов, вошли в зал:
— Завтра обойдете все графство и приведете сюда жителей. Я хочу, чтобы они все до единого прошли перед этой головой. Только потом я отцеплю ее и привезу королю.
***
Луи оказался в Дембридже лишь в день Крещения Господня. Не осмелившись отправиться прямо в замок, где, вероятно, в данный момент находились сторонники короля, он решил для начала поговорить с первым встречным крестьянином.
— Я ищу хозяина этих мест. Как вы полагаете, согласится он предоставить убежище бедному страннику?
Крестьянин вздохнул.
— Здесь произошли большие изменения. Граф умер. Теперь вместо него бывший начальник стражи.
— А графиня?
И тогда крестьянин поведал страшную правду. До глубины души потрясенный судьбой, постигшей бывшую хозяйку, он долго описывал зловещие подробности. Чтобы не закричать и не выдать себя, Луи вынужден был собрать все силы. И все же он чуть было не потерял сознание. Крестьянин заметил это.
— Вы слишком слабы. Должно быть, давно уже ничего не ели. К несчастью, я и сам очень беден и не могу вам ничего подать.
— Мне нужны не деньги, но молитвы. Вас я прошу только помолиться.
— Я охотно помолюсь. Но здесь неподалеку есть монастырь. Идите туда. Монахи вас накормят, и вы сможете вознести молитвы вместе с ними.
Луи с трудом добрался до монастыря. Он ничего не сказал монахам, и никто у него ничего не спросил. Он и в самом деле молился: о душе своей жены, о себе самом. Он просил у Господа сил преодолеть это страшное испытание. Он должен был вернуться во Францию. У него там оставались сын и отец, и сам он был нужен своей стране. Только эти мысли поддерживали в нем жизнь.
***
Наконец 1 февраля Луи почувствовал, что достаточно окреп и может пуститься в путь. Он отправился в Дувр и оказался там на Сретение 1400 года. В порту он увидел много кораблей и обратился к капитану первого же из них:
— Во имя Господа, место для паломника по пути Иакова Компостельского!
Капитаном оказался мрачный краснолицый гигант.
— Вообще-то я никогда не беру паломников, но в такой день, как сегодня, не могу отказать!
— А что сегодня за день?
— Разве вы не знаете новость? Только что сообщили, что в замке Понтрефакт помер Ричард из Бордо.
Он сделал паузу и разразился грубым хохотом:
— От болезни!
Мелкими шагами Луи прошел по мостику. У него кружилась голова, он боялся споткнуться и упасть в воду. Экстон сделал свое дело! Конец. Все было кончено!
Когда «паломник» проходил мимо капитана, тот протянул ему бурдюк с вином.
— Хлебни-ка, приятель! За смерть Ричарда из Бордо!
— Спасибо. Я дал обет воздержания на время странствия. Луи забился в самый угол палубы и свернулся калачиком.
Немедля отдали швартовы, и корабль вышел в открытое море. Луи слышал, как смеялись и пели моряки; он же дожидался ночи.
Он ждал ночи лишь по одной причине, совсем простой: ему хотелось выплакаться. С самого детства с ним такого не случалось. Находясь в монастыре, Луи страдал всей душой, но даже и там ни разу не заплакал. И вот теперь, навсегда покидая Англию, он чувствовал, что сдерживаться больше не в силах…
Постепенно темнело. Когда море стало совсем черным, на водной поверхности возникли два женских лица. Первым было лицо Маргариты, она улыбалась ему, нежная и сияющая, как тогда, в Лондоне, в минуты близости. Вторым было лицо маленькой девочки, по-взрослому морщившей лобик: Изабелла, десятилетняя вдова, которая верила, что когда-нибудь станет знатной дамой… Несколько мгновений эти два лица сияли среди звезд, а потом постепенно исчезли. И тогда Луи Молчаливый беззвучно заплакал.
