Часть первая

Тот месяц выдался в Англии студеным. Петлявшие среди деревьев тропинки светились в темноте белизной покрывавшего их льда. Часовые, несшие караул на парапетных стенах с бойницами, ежились и тряслись от холода. В самых верхних помещениях среди камней свистел и стонал ветер. Судя по тому, какое тепло давал горевший в зале очаг, он мог вполне быть нарисован на стене.

– Я помню принца Хэла, Уильям! Я помню Льва! Еще каких-нибудь десять лет, и вся остальная Франция лежала бы у его ног. Генрих Монмут был моим королем, и никто иной. Видит Бог, я последую за его сыном, но этот мальчик не выдерживает никакого сравнения с отцом. Тебе известно это. Вместо английского Льва нас ведет за собой с молитвой белокурый агнец. Господи, это вызывает у меня слезы.

– Дерри, прошу тебя! Ты увлекаешься. И я не желаю слушать твое богохульство. Я не допускаю этого среди моих людей и надеюсь, что ты будешь более воздержан.

Тот из мужчин, что был младше, остановился и поднял голову. Его глаза сверкнули холодным блеском. Сделав два быстрых шага, он вплотную приблизился к собеседнику и застыл на месте, слегка согнув руки в локтях. Он был на голову ниже лорда Саффолка, но отличался мощным телосложением. Чувствовалось, что кипевшие в нем ярость и сила готовы вырваться наружу.

– Клянусь, мне никогда не хотелось так ударить тебя, Уильям, как сейчас, – сказал он. – Те, что слышат нас, это мои люди. Уж не думаешь ли ты, будто я пытаюсь заманить тебя в ловушку? Пускай слушают. Им прекрасно известно, что я сделаю с ними, повтори они хоть слово.

Он слегка ткнул тяжелым кулаком Саффолку в плечо и, увидев, что тот насупился, весело рассмеялся.

– Богохульство? Всю свою жизнь ты был солдатом, Уильям, а рассуждаешь, как мягкотелый поп. Я мог бы положить тебя на лопатки, Уильям. В этом заключается разница между нами. Ты неплохо сражаешься, когда тебе приказывают, а я сражаюсь потому, что мне это нравится. Именно поэтому мне сопутствует удача, Уильям. Именно поэтому я нахожу самое подходящее место и вонзаю в него нож. Нам не нужны благочестивые джентльмены, Уильям, для такого дела. Нам нужен человек, подобный мне. Человек, способный распознавать слабость и не боящийся выжигать ее каленым железом.

Лорд Саффолк нахмурился и тяжело вздохнул. Когда начальник тайной службы короля был в ударе, он нередко перемежал самые грубые оскорбления самыми лестными комплиментами. Если человек позволяет себе обижаться, подумал Саффолк, он никогда ничего не добьется. Он подозревал, что Деррихью Брюеру хорошо известны пределы его терпения.

– Возможно, «джентльмен» нам и не нужен, но нам точно нужен лорд, способный вести переговоры с французами. Ты писал мне об этом, помнишь? Я оставил свои дела в Орлеане и пересек пролив, чтобы выслушать тебя. Поэтому я был бы благодарен тебе, если бы ты поделился своими планами. В противном случае мне не остается ничего иного, кроме как вернуться на побережье.

– Ну конечно. Я отвечу моему замечательному благородному другу на его вопросы, дабы он мог стяжать себе всю славу. Чтобы потом сказали: этот Уильям Поль, этот граф Саффолк, парень что надо. А о Дерри Брюере никто и не вспомнит.

– Уильям де ла Поль, Дерри, как тебе должно быть хорошо известно.

В ответ Дерри прорычал, стиснув зубы:

– Еще бы! Ты считаешь, сейчас подходящее время для того, чтобы носить звучное имя на французский манер? Я думал, ты умнее. Понимаешь, Уильям, я сделаю это, так или иначе, поскольку мне небезразлично, что станет с этим маленьким агнцем, который правит нами. И я не желаю видеть, как мою страну раздирают на части тупицы и самоуверенные ублюдки. У меня есть одна идея, которая вряд ли тебе понравится. Мне просто нужно удостовериться, что ты понимаешь, каковы ставки в этой игре.

– Я понимаю, – сказал Саффолк.

В его серых глазах появился жесткий, холодный блеск.

Дерри мрачно усмехнулся, обнажив зубы, белее которых Саффолку, насколько он помнил, прежде не доводилось видеть у взрослых людей.

– Нет, не понимаешь, – возразил он. – Вся страна ждет, когда юный Генрих станет хотя бы наполовину таким же, каким был его отец, чтобы завершить славную работу, в результате которой завоевано пол-Франции, а их драгоценный принц-дофин бежал, словно маленькая девочка. Они ждут, Уильям. Королю двадцать два года, и в этом возрасте его отец был достойным воином. Ты помнишь? Старик Генрих вырывал у них легкие и наматывал на руки, словно перчатки, чтобы согреть их. Агнец этого никогда не сделает. Агнец не умеет вести людей за собой и не умеет сражаться. У него даже не растет борода, Уильям! Когда они поймут, что из него никогда ничего не получится, нам конец, ты понимаешь? Когда французы перестанут трястись от страха перед королем Генрихом, кровавым английским Львом, все будет кончено. Наше дело будет проиграно. Через год или два французская армия, словно рой ос, займет Лондон. Пройдет волна грабежей и насилия, а потом мы будем снимать шляпы и кланяться, едва заслышав французскую речь. Ты желаешь такой судьбы для своих дочерей, Уильям? Для своих сыновей? Таковы ставки, Уильям Английский Поль.

– Тогда скажи мне, каким образом мы сможем склонить их к перемирию, – медленно произнес Саффолк, чеканя каждое слово.

Уильяму Полю минуло сорок шесть лет. Это был крупный мужчина с копной пепельных с проседью волос, ниспадавших почти до плеч. Под бременем прожитых лет он ощущал себя рядом с Дерри стариком. У него почти ежедневно ныло плечо, одна нога была настолько сильно рассечена несколько лет назад, что ее мышцы так до конца и не зажили. Он хромал в зимнее время, и сейчас, стоя в холодной комнате, чувствовал, как от пальцев поднимается вверх боль. Его терпение подходило к концу.

– Вот что сказал мне мальчик: «Добейтесь перемирия, Дерри. Добейтесь мира». Добейтесь мира, когда мы могли бы одержать полную победу за одну удачную кампанию. У меня чуть не вывернуло желудок – а его отец, должно быть, перевернулся в гробу. Я провел в архивах больше времени, чем можно требовать от живого человека из плоти и крови. Но я нашел то, что искал, Уильям Поль. Я нашел то, что не смогут отвергнуть французы. Ты отвезешь им это, и они будут не в состоянии воспротивиться. Он получит свое перемирие.

– И ты поделишься со мной этим откровением? – спросил Саффолк, с трудом сдерживая ярость. Однако торопить Дерри не имело смысла. По всей очевидности, главному шпиону нравилось раззадоривать графа. Саффолк решил не доставлять ему такого удовольствия и постарался ничем не выдать своего нетерпения. Он пересек комнату, налил из кувшина воды в кубок и несколькими быстрыми глотками осушил его.

– Наш Генрих хочет жениться, – сказал в ответ Дерри. – Но скорее замерзнет ад, чем они дадут ему принцессу крови, как отцу. Такие свадьбы выходят им слишком дорого. Во Франции и так уже два монарха, если считать Карла, которого они считают королем. Он хочет выдать своих дочерей за французов, так что я не доставлю ему удовольствия указать нам на дверь. Но существует другой дом, Уильям, – Анжуйский. Этот герцог имеет подкрепленные документами претензии на Неаполь, Сицилию и Иерусалим. Старик Рене называет себя королем и за последние десять лет разорил собственную семью, пытаясь отстоять свои права. Он выплатил в качестве выкупов больше денег, чем ты или я когда-либо видели, Уильям. И у него есть две дочери. Одна еще не обручена, и ей тринадцать лет.

Саффолк покачал головой, вновь наполняя кубок водой. Он дал клятву не пить ни вина, ни пива, но сейчас охотно нарушил бы ее.

– Я знаю герцога Рене Анжуйского, – сказал он. – Он ненавидит англичан. Его мать дружила с этой девушкой, Жанной д’Арк, – а как ты помнишь, Дерри, мы сожгли ее.

– Да, это так, – согласился Дерри. – Ты был там и видел ее. Эта маленькая сука состояла в союзе с кем-то, пусть даже он и не был самим дьяволом. Нет, ты не понимаешь, Уильям. Рене имеет влияние на своего короля. Этот французский индюк обязан Рене Анжуйскому своей короной, да и вообще всем. Разве не мать Рене дала ему приют, когда он бежал, подобрав платье? Разве не она послала малютку Жанну д’Арк в Орлеан, чтобы та пристыдила их и заставила начать наступление? Эта семья сделала все, чтобы французы удержали в своих руках Францию – или, по крайней мере, ее задницу. Анжу – ключ к замку, Уильям. Французский король женат на сестре Рене, вот так! Эта семья способна оказывать давление на своего крошку короля – и у них имеется незамужняя дочь. Это влиятельные люди, говорю тебе. Я видел всех их, Уильям, каждого французского «лорда» с тремя свиньями и двумя слугами. Маргарита Анжуйская – настоящая принцесса, ее отец разорился, чтобы доказать это.

Саффолк вздохнул. Было уже поздно, и он сильно устал.

– Дерри, это не выход, даже если твои слова соответствуют истине. Я помню, как он жаловался мне, что английские солдаты насмехались над его рыцарским орденом. И выглядел при этом чрезвычайно оскорбленным.

– Ему просто не нужно было называть его Орденом Рогалика, как ты думаешь?

– Это название ничуть не более странное, чем Орден Подвязки, разве нет? Как бы то ни было, Дерри, Рене не отдаст нам свою дочь, и уж наверняка не отдаст ее в обмен на перемирие. Он мог бы получить за нее состояние, если все так плохо, как ты говоришь, но перемирие? Они не дураки, Дерри. Мы уже в течение десяти лет не предпринимали кампаний, и с каждым годом нам все труднее удерживать завоеванные земли. Они держат в Англии посла, и, я уверен, он рассказывает им все, что видит здесь.

– Он рассказывает им только то, что я позволяю ему видеть, можешь не беспокоиться об этом. Этот напомаженный мальчик целиком и полностью у меня в руках. Но я еще не сказал тебе, что мы собираемся предложить старому Рене, после чего он будет из кожи лезть, умоляя своего монарха принять наши условия. Он беден как церковная мышь – и отчасти потому, что не получает ренту со своих родовых земель. А почему? Да потому, что мы владеем ими. Ему принадлежат два старых заброшенных замка в лучших сельскохозяйственных угодьях Франции, которые обрабатывают для него добрые англичане и солдаты. Мэн и весь Анжу, Уильям. Это заставит его быть более уступчивым. Это принесет нам перемирие. Десять лет? Мы потребуем двадцать и вдобавок принцессу. А Рене, как я уже сказал, имеет влияние на короля. Пожирателям улиток придется сказать «да».

Саффолк в разочаровании потер рукой глаза. Он явственно ощутил во рту вкус вина, хотя не пил хмельного уже больше года.

– Это безумие. Ты хочешь, чтобы я отдал четверть наших земель во Франции?

– Думаешь, мне это нравится, Уильям? – раздраженно спросил Дерри. – Думаешь, я не потел несколько месяцев, пытаясь найти лучший путь? Король сказал: «Добейтесь перемирия, Дерри», и добиться его можно только таким образом. Поверь мне, если бы существовал другой способ, я бы уже нашел его. Если бы он мог использовать меч своего отца – Господи, если бы он мог хотя бы поднять его! – я не завел бы сейчас этот разговор. Мы с тобой опять вступили бы в сражение и под звуки труб опять обратили бы французов в бегство. Но если он не может – а он не может, Уильям, ты его видел, – это единственный путь к миру. Кроме того, мы найдем ему жену, чтобы скрыть все остальное.

– Ты сказал об этом королю? – спросил Саффолк, заранее зная ответ.

– Если бы я сказал, он согласился бы, не так ли? – В голосе Дерри послышалась горечь. – «Вам виднее, Дерри», «Если вы так считаете, Дерри». Тебе известно, что он собой представляет. Я мог добиться от него согласия на что угодно. Беда в том, что этого мог бы добиться от него любой другой. Он слаб, Уильям. Нам остается лишь найти ему жену и ждать сильного сына. – Он заметил выражение сомнения на лице Саффолка и ухмыльнулся. – Вспомни Эдуарда. Молот проклятых шотландцев имел слабого сына, зато какой у него был внук! Хотел бы я видеть такого короля! Нет, я видел такого короля. Я видел Генри, Льва Азенкура, и, возможно, это предел мечтаний для любого мужчины. Но пока мы ждем подходящего монарха, нам необходимо перемирие. Безбородый мальчик больше ни на что не способен.

– Ты видел хотя бы портрет этой принцессы? – спросил Саффолк, глядя в пространство.

Дерри презрительно рассмеялся.

– Маргариты? Ты любишь молоденьких, а? И ведь ты женатый человек, Уильям Поль! Да какая разница, как она выглядит? Ей почти четырнадцать, она девственница, чего еще нужно? Все ее тело может быть покрыто бородавками и родинками, но Генрих скажет: «Если вы считаете, что мне следует жениться на ней, Дерри…» – и дело будет сделано.

Дерри приблизился к Саффолку, отметив про себя, что тот сейчас казался ростом ниже, чем когда входил в комнату.

– Тебя знают во Франции, Уильям. Французы знали твоего отца и брата – и им известно, что твоя семья полностью расплатилась по своим долгам. Они послушают тебя, когда ты предложишь им это. Мы продолжаем владеть севером и всем побережьем. Нам все еще принадлежат Кале, Нормандия, Пикардия, Бретань – и Париж от нас не так далеко. Если бы мы могли удержать все это, а также Мэн и Анжу, я бы поднял знамена и отправился в поход вместе с тобой. Но мы не можем.

– Мне нужно услышать это от короля, прежде чем я поеду обратно, – сказал Саффолк, холодно взглянув на собеседника. В его глазах было нечто такое, что заставило Дерри отвести взгляд в сторону.

– Хорошо, Уильям. Я понимаю. Но ты знаешь… нет, все в порядке. Ты найдешь его в часовне. Возможно, он сейчас молится. Я не знаю. Но ты увидишь, он согласится с моим планом. Он всегда соглашается.

Двое мужчин брели во тьме при свете звезд по замерзшей, хрустящей траве в направлении Виндзорской часовни, посвященной Благословенной Деве, Эдуарду Исповеднику и Святому Георгию. Изо рта у них вырывались белые прозрачные облачка. Брюер кивнул часовым, несшим караул у наружных дверей, и вошел в освещенный свечами притвор, где было почти так же холодно, как и на улице.

Сначала помещение часовни показалось Саффолку пустым, но спустя несколько мгновений он заметил людей, стоявших среди статуй. Одетые в темные облачения, они были почти невидимы, пока не пришли в движение. Звуки их шагов по каменным плитам отдавались в тишине гулким эхом, пока они шли навстречу вновь прибывшим. Дерри подождал, когда его узнают, после чего двинулся вдоль нефа, высматривая знакомую фигуру, уединившуюся в молитве.

Голова монарха возвышалась над алтарем из резного позолоченного дерева. Свисавшие с потолка тусклые светильники отбрасывали бронзовые блики на лицо, излучавшее религиозный экстаз. Генрих стоял на коленях, вытянув перед собой сцепленные руки. Его глаза были закрыты. Дерри перевел дух. Некоторое время они с Саффолком стояли и ждали, глядя на залитое золотистым светом лицо короля, резко контрастировавшее с окружающим полумраком. Он напоминал ангела, но у них обоих было тяжело на сердце оттого, что король выглядит столь юным и слабым. Говорили, что его появление на свет стало настоящим испытанием для матери-француженки. Она чудом осталась в живых, а мальчик родился синим и дышал с большим трудом. Спустя девять месяцев умер его отец – глупо, от болезни, после того, как выжил во множестве сражений. Некоторые называли благом то, что королю-воину не было суждено увидеть своего сына взрослым.

Брюер и Саффолк обменялись взглядом, поняв друг друга без слов.

– Это может продолжаться часами, – прошептал Дерри своему спутнику на ухо. – Тебе придется прервать его, или мы пробудем здесь до утра.

В ответ Саффолк кашлянул, и произведенный им звук, оказавшийся значительно более громким, нежели он рассчитывал, отозвался эхом в погруженном в тишину помещении часовни. Глаза короля медленно открылись, как будто он возвращался из далекого путешествия. Так же медленно повернув голову, Генрих увидел двух мужчин, стоявших в почтительном ожидании. Несколько раз моргнув, он улыбнулся, осенил себя крестом, пробормотал последние строки молитвы и поднялся на затекшие от многочасового стояния ноги.

Закрыв на засов дверцы своего придела, король спустился по ступенькам и приблизился к ним. В падавшем сверху тусклом свете они отчетливо видели его лицо.

Они одновременно преклонили колени, и Саффолку это далось с немалым трудом. Генрих издал смешок над их склоненными головами.

– Чрезвычайно рад вас видеть, лорд Саффолк. Встаньте же. Каменный пол слишком холоден для пожилых людей. Я слышал, как на холод жаловалась моя горничная, считая, что меня нет поблизости. А она, думаю, моложе вас. Поднимайтесь, поднимайтесь оба, пока не подхватили простуду.

Поднявшись на ноги, Дерри зажег лампу, которую принес с собой. В часовне стало светлее. Король был одет в самые простые одежды из грубой шерсти темного цвета и обут в тупоносые кожаные башмаки, подобно обычному горожанину. Он не носил золотых украшений и мог бы вполне сойти за подмастерье в каком-нибудь ремесле, не требовавшем большой физической силы.

Саффолк пытался отыскать в чертах его лица какое-либо сходство с отцом, но глаза юноши смотрели совершенно бесхитростно, а телосложением он и вовсе не напоминал своих могучих предков. Саффолк не сразу заметил бинты на руках Генриха. Тот перехватил его взгляд и поднял руки, слегка покраснев.

– Следствие упражнений с мечом, лорд Саффолк. Старик Марсден говорит, ладони закалятся и затвердеют, но они все кровоточат и кровоточат. Одно время я думал… – Он осекся, поднес перевязанный палец ко рту и слегка постучал им по губам. – Но вы ведь приехали из Франции не для того, чтобы рассматривать мои руки. Не так ли?

– Нет, ваше величество, – ответил Саффолк. – Я приехал совсем ненадолго. Вы можете уделить мне минуту вашего времени? Мы беседовали с господином Брюером о будущем.

– От Дерри не дождешься пива! – сказал Генрих. – Господин Брюер, и без пива!

Это была старая, избитая шутка, но Дерри и Саффолк вежливо рассмеялись. Генрих довольно улыбнулся.

– Говоря по правде, я не могу покинуть это место. Мне разрешается делать перерыв каждый час, чтобы попить воды, но потом я должен возвращаться к молитвам. Кардинал Бофорт открыл мне секрет, и это бремя не кажется мне слишком тяжким.

– Секрет, ваше величество?

– Что французы не смогут вторгнуться в Англию, пока король молится, лорд Саффолк! Даже со своими перевязанными руками я удерживаю их. Разве это не чудо?

Саффолк воспользовался непродолжительной паузой, чтобы мысленно проклясть двоюродного деда юноши за его глупость. Не было абсолютно никакого смысла в том, чтобы Генрих торчал ночи напролет в этой часовне. Сам кардинал Бофорт сейчас наверняка спал где-нибудь поблизости. Саффолк решил разыскать его, разбудить и заставить молиться вместе с юношей. В конце концов, молитва кардинала украсила бы и подкрепила молитву короля.

Дерри внимательно слушал разговор, кивая время от времени.

– Я отошлю людей, лорд Саффолк. С вашего разрешения, ваше величество. Это важный вопрос, и никто не должен услышать ни слова.

Генрих жестом показал ему, что он может действовать, в то время как Саффолк улыбнулся официальности его тона. В присутствии короля Дерри утратил присущую ему дерзкую и пренебрежительную манеру высказываться. Даже он не смел богохульствовать в этой часовне.

Король, казалось, не обратил внимания на то, что Дерри вывел полдюжины людей из часовни в морозную ночь. Саффолк был достаточно циничен, чтобы предположить, что один или двое из них остались в каком-нибудь темном алькове, но Дерри знал своих людей. По всей видимости, Генрих начинал терять терпение. Его взгляд скользнул по приделу, в котором он молился.

Саффолк почувствовал прилив нежности к молодому человеку. Он рос на его глазах, и страна возлагала на него все свои надежды. Граф был свидетелем того, как эти надежды постепенно сменялись разочарованием. Он мог только догадываться, как нелегко приходилось этому мальчику. Генрих был неглуп, несмотря на все его странности. Какие только колкости не отпускали в его адрес за эти годы!

– Ваше величество, господин Брюер составил план переговоров относительно вашей женитьбы и заключения перемирия в обмен на две провинции во Франции. Он считает, что французы согласятся на перемирие, если мы отдадим им Мэн и Анжу.

– Женитьба? – переспросил Генрих в недоумении.

– Да, ваше величество, поскольку одна весьма достойная семья имеет дочь на выданье. Я хотел… – Саффолк замялся. Он не осмеливался спросить, понимает ли король, о чем идет речь. – Ваше величество, и в Мэне, и в Анжу проживают английские подданные. Они будут изгнаны, если мы оставим их на произвол судьбы. Я хотел спросить, не слишком ли это большая цена за перемирие.

– Перемирие нам необходимо, лорд Саффолк. Так говорит мой двоюродный дед, кардинал Бофорт. Господин Брюер согласен с ним – хотя у него нет пива! Расскажите мне о невесте. У вас есть ее портрет?

Саффолк на мгновение закрыл глаза.

– Я обязательно раздобуду его, ваше величество. Теперь что касается перемирия. Мэн и Анжу составляют южную часть наших владений во Франции. Вместе они занимают площадь, равную Уэльсу, ваше величество. Если мы отдадим эти земли…

– Как зовут эту девушку? Я ведь не могу называть ее «девушка» или «невеста», как вы считаете, лорд Саффолк?

– Нет, ваше величество. Ее зовут Маргарита. Маргарита Анжуйская.

– Когда вы вернетесь во Францию, лорд Саффолк, познакомьтесь с ней, а потом расскажете мне. Я хочу знать о ней все.

Саффолк постарался скрыть разочарование.

– Ваше величество, я правильно понял, вы готовы отдать земли во Франции в обмен на мир?

К его удивлению, король приблизился к нему. Его голубые глаза блестели.

– Нам необходимо перемирие, лорд Саффолк. Осуществление моих желаний зависит от вас. Привезите мне ее портрет.

В этот момент к ним присоединился Дерри. Его лицо ничего не выражало.

– Я думаю, его величество хотел бы сейчас вернуться к своим молитвам, лорд Саффолк.

– Да, действительно, – сказал Генрих и поднял перебинтованную руку в знак прощания. Саффолк заметил темно-красное пятно в центре ладони.

Они поклонились юному королю Англии, в то время как он вернулся в своей придел, вновь преклонил колени, медленно закрыл глаза и вытянул вперед сцепленные вместе руки.