Джек Кейд споткнулся, попытавшись сплясать джигу на аккуратно постриженном газоне. В эту безлунную ночь единственным источником света на многие мили вокруг был дом, который он поджег. Взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие и не упасть, он выронил кувшин и едва не расплакался, увидев, как тот разбился на две равные части и его драгоценная жидкость растекается по земле. В одной из половинок кувшина все еще оставалось немного огненной воды. Он поднял глиняный осколок и выпил его содержимое, не обращая внимания на то, что острые края впились ему в губы. В темных окнах отражались языки пламени, постепенно подбиравшиеся к крыше.

– Я пьяный кентский мужик, ты, валлийский трус! Я именно такой, каким ты меня называл, когда в последний раз полосовал мне спину. Я буян и сын шлюхи! И сейчас я подпалил твой дом! Выйди и посмотри, что я приготовил для тебя! Ты в доме, магистрат? Ты меня видишь? Тебе еще не жарко?

Джек швырнул осколок кувшина в пламя и с трудом побрел прочь, пошатываясь. Его лицо заливали слезы. Когда сзади к нему подбежали двое мужчин, он повернулся, оскалился и принял бойцовскую стойку, пригнув голову и прижав к груди кулаки.

Бежавший впереди был примерно такого же крепкого сложения, с бледным, веснушчатым лицом, копной нечесаных рыжих волос и бородой.

– Спокойно, Джек! – крикнул он, отбивая сильный удар, направленный в его голову. – Это я, Патрик – Пэдди. Я твой друг, ты это помнишь? Ради бога, беги, иначе тебя повесят.

Джек с ревом стряхнул его с себя, освободившись от его объятий, и повернулся обратно к дому.

– Я не уйду отсюда до тех пор, пока этот трус не вылезет наружу! – завопил он так, что было почти невозможно разобрать его слова. – Слышишь ты, валлийский ублюдок? Я жду тебя!

Второй подбежавший мужчина был худой, костлявый, с ввалившимися щеками и длинными голыми руками. Роберт Эклстон был таким же бледным и оборванным, как и двое других. Кожу его ладоней покрывали черные пятна, которые походили на тени, создаваемые колыхавшимися языками пламени.

– Ты уже показал ему, Джек, – сказал Эклстон. – И, честное слово, показал хорошо. Дом будет гореть всю ночь. Но Пэдди прав. Тебе следует смываться, пока не появились бейлифы.

Эклстон не успел договорить, как Джек повернулся к нему, схватил его за воротник кожаной безрукавки и приподнял, оторвав ноги от земли. В ответ Эклстон едва заметным движением приставил к его горлу лезвие ножа. Каким бы пьяным Джек ни был, прикосновение холодной стали заставило его замереть на месте.

– Ты грозишь мне ножом, Роб Эклстон? Своему товарищу?

– Ты первый начал, Джек. Осторожно поставь меня на место, и я уберу нож. Мы друзья, Джек. Друзья не дерутся друг с другом.

Джек опустил его на землю, и Эклстон, как обещал, сложил нож и сунул его за пояс. Джек снова заговорил, и они все одновременно повернули головы в сторону дома. Сквозь треск горевших бревен до них донеслись детские крики и плач.

– Черт возьми, Джек. Там его ребята, – сказал Пэдди, потирая ладонью щеку.

Он присмотрелся к дому более внимательно и увидел, что весь первый этаж охвачен огнем, верхние окна еще были целы, но войти внутрь и остаться в живых уже не представлялось возможным.

– Еще вчера у меня был сын, – проревел Джек, сверкая глазами. – Пока его не повесил проклятый Элвин Джаджмент. Пока его не повесил, почти ни за что, валлийский магистрат, который даже родом не из Кента. Будь я вчера здесь, обязательно добрался бы до него.

Пэдди переглянулся с Робертом Эклстоном и покачал головой.

– Нужно сматываться, Роб. Бери его за руку. Завтра они явятся сюда, если еще не в пути.

Эклстон в раздумье почесал подбородок.

– Если бы сейчас в этом доме находились мои ребята, я бы уже выбил окна и выбросил их наружу. Почему он не сделал этого?

– Возможно, потому что мы стоим тут втроем с ножами, Роб, – ответил Пэдди. – Возможно, магистрат предпочитает, чтобы они погибли в огне, нежели чтобы их зарезали у него на глазах. Я не знаю. Ладно, бери его за руку, он не хочет уходить.

Пэдди опять схватил Джека Кейда за бицепс и чуть не упал, когда тот резко выдернул руку. По его вымазанному сажей и грязью лицу снова потекли слезы.

Над головами у них лопнуло оконное стекло, и они отбежали в сторону, прикрываясь руками от осколков. Они увидели магистрата с растрепанными волосами, одетого в грязную ночную рубашку. Окно было для него слишком маленьким, но он высунул в него голову.

– Здесь в доме три мальчика! – крикнул Элвин Джаджмент, обращаясь к ним. – Они ни в чем не виноваты. Вы поймаете их, если я велю им выпрыгнуть из окна?

Все трое молчали. Пэдди бросил взгляд на дорогу, жалея, что он еще не удаляется по ней от этого опасного места. Эклстон наблюдал за тяжело дышавшим и похожим на быка Джеком, сознание которого было затуманено алкоголем. Тот не сводил налившихся кровью глаз со своего врага.

– Почему ты не спускаешься вниз, ты, валлийский ублюдок? – крикнул ему Джек, покачиваясь из стороны в сторону.

– Потому что вся лестница в огне, приятель! Так вы спасете моих мальчиков из милосердия?

– Они все расскажут бейлифам, Джек, – вполголоса произнес Пэдди. – Если эти ребята останутся в живых, мы будем болтаться на виселице.

Джек, задыхаясь, потрясал над головой кулаками.

– Бросай их вниз! – прорычал он. – Я проявлю к ним больше милосердия, чем ты проявил к моему сыну, Элвин Джаджмент, будь ты проклят.

– Ты даешь слово?

– Тебе не остается ничего другого, кроме как поверить кентскому мужику, валлийский ночной горшок.

Какие бы сомнения ни одолевали магистрата, их рассеяли клубы черного дыма, начавшие вырываться из окна по обе стороны от его головы. Он вновь исчез внутри комнаты, и они услышали его кашель.

– Ты уверен, Джек? – тихо спросил Эклстон. – Они достаточно взрослые, чтобы потом опознать нас. Наверное, мне и Пэдди следует исчезнуть.

– Я не знал, что там эти чертовы дети. Мне сказали, он живет один в этом огромном доме, в то время как другие, более достойные люди вынуждены покушаться на чужое имущество, чтобы добыть хотя бы немного пропитания. Люди вроде моего мальчика Стефана. О господи, мой мальчик!

Джек рухнул на колени от охватившего его приступа горя. Он жалобно стонал, и с его губ свисала тонкая нитка слюны, касавшаяся нижним концом травы. Он поднял голову только тогда, когда в окне показался первый ребенок, который плакал от страха.

– Прыгай, щенок! – крикнул он. – Джек Кейд поймает тебя.

– Ради всего святого, Джек, – произнес умоляющим тоном Пэдди. – Никаких имен!

Мальчик прыгнул, постаравшись как можно сильнее оттолкнуться от подоконника, и пролетел по воздуху, словно движущаяся тень, озаренная сзади светом. Несмотря на свое состояние, Джек Кейд легко поймал его и положил в траву.

– Оставайся здесь, – произнес он хриплым голосом. – И не двигайся, иначе я оборву тебе уши.

Тем временем Пэдди поймал второго мальчика, поменьше, и положил его рядом с первым. Они все еще всхлипывали и испуганно смотрели на своих спасителей.

Старший брат пронзительно закричал, когда отец вытолкнул его из окна, которое и для него было слишком мало. Ободрав до крови плечи, он вывалился наружу и с воплем полетел вниз. Джек без всякого труда подхватил парня, словно тот ничего не весил.

В окне опять показалась голова магистрата. Его лицо выражало надежду, смешанную с яростью.

– Благодарю тебя, Джек Кейд, хотя ты будешь гореть в аду за то, что сегодня натворил, пьяный ты осел.

– Что такое? Что ты там говоришь мне, паршивый валлийский…

С ревом умирающего быка Джек бросился к дому. Пэдди и Роберт Эклстон попытались удержать его, но он ускользнул от их рук и всем своим весом обрушился на дверь, выбив ее внутрь и упав на нее сверху. Над его головой полыхнуло пламя, вынудив Пэдди и Роберта отпрянуть назад. Они переглянулись, а затем посмотрели на детей, сидевших в траве с широко раскрытыми, испуганными глазами.

– Я не полезу внутрь, – сказал Пэдди. – Ни за какие райские кущи, ни за какое богатство.

Пэдди и Роб отошли подальше, не спуская глаз с адского пекла.

– Ничего из этого не выйдет, – сказал Пэдди. – Он всегда говорил, что мечтает о грандиозном конце и, похоже, нашел его. Спас детей и вернулся, чтобы убить отца.

Они видели, как Джек исчез за языками пламени внутри дома, откуда до их слуха донесся громкий треск. Спустя некоторое время шум утих, и Эклстон покачал головой.

– Я слышал, в Линкольне набирают рабочих для строительства какого-то моста. Теперь нам здесь будет слишком жарко.

Он замолчал, осознав всю неуместность этих слов в ту самую минуту, когда в горящем доме погибал его товарищ.

– Тогда я мог бы отправиться с тобой на север, – отозвался Пэдди. – Он повернулся к детям, наблюдавшим, как огонь пожирает их дом. – Вы ведь расскажете бейлифам о нас, не так ли? Ведь то, что мы спасли вам жизнь, ничего не значит, правда, ребята?

Двое младших в ужасе затрясли головами, но старший поднялся на ноги, с ненавистью глядя на них.

– Я все расскажу им, – сказал он.

Его глаза, в которых стояли слезы, засветились каким-то странным безумием, когда он услышал вопли отца.

– Вас вздернут за то, что вы сделали.

– О господи, что же это такое? – воскликнул Пэдди, покачав головой. – Будь я более жесток, перерезал бы тебе горло за эту глупую угрозу. Я в своей жизни делал еще и не то, можешь мне поверить. Так что сиди, сынок, и помалкивай. Я не собираюсь убивать тебя, по крайней мере, сегодня. Не в тот момент, когда мой друг погибает без исповеди. Ты знаешь, почему он пришел сюда, парень? Потому что твой отец сегодня утром повесил его сына. Ты знал об этом? За кражу пары ягнят из стада в шестьсот голов. Как это согласуется с твоим праведным гневом, а? Твой отец убил его сына, а он поймал тебя, когда ты выпал из окна.

Мальчик отвел глаза в сторону, не выдержав гневного взгляда ирландца. В этот момент раздался глухой треск. Они повернули головы в сторону дома и увидели, что от него отвалилась целая секция. Пэдди бросился к детям, накрыл их собой и толкнул старшего с такой силой, что тот упал на землю. Эклстон отскочил в сторону, дабы не попасть под град кирпичей, кусков извести и пучков древней соломы. Он огляделся, отыскивая глазами большое тело Пэдди.

– Ты слишком мягок, Пэдди, в этом твоя проблема. Господи, ты не мог…

У него отвисла челюсть, когда он увидел, как Джек Кейд выпрыгнул из образовавшегося проема с телом на руках.

Приземление оказалось довольно жестким. Джек вскрикнул от боли. Он тут же принялся кататься по земле, и в свете огня они увидели, что от его волос и одежды струится дым. Магистрат лежал без чувств, напоминая сломанную куклу. Джек перевернулся на спину и завыл на звездное небо.

Роберт Эклстон склонился над ним. Руки его друга были обожжены и покрыты сажей. Все открытые части его тела были либо покрыты волдырями, либо изранены. Кейд кашлял, тяжело дышал и отплевывался.

– О боже, – простонал он. – Мое горло…

Он попытался сесть и вскрикнул от боли, которую причиняли ему ожоги. Вспомнив о том, что на противоположном конце сада есть пруд, он с трудом поднялся и побрел в его сторону.

Пэдди стоял и смотрел на троих детей, сгрудившихся вокруг своего отца.

– Он… что?.. – прошептал старший мальчик.

– Ты видишь, он дышит. Наверное, не может прийти в себя из-за того, что наглотался дыма. Мне уже приходилось быть свидетелем подобного.

В отдалении послышался всплеск воды. Это Джек Кейд либо упал, либо бросился в пруд. Мальчики хлопали отца по щекам, щипали его за руки. Когда он со стоном открыл глаза, двое младших опять заплакали.

– Что случилось? – спросил он и закашлялся. Его лицо побагровело. По телу волнами пробегали судороги, и, казалось, он вот-вот опять потеряет сознание. Магистрат смотрел на своих сыновей и потирал горло покрытой волдырями рукой, на коже которой из-под слоя сажи проступала кровь.

– Как?.. – Увидев, что рядом с его сыновьями стоят двое мужчин, Элвин Джаджмент, приложив неимоверное усилие, поднялся на ноги и согнулся, упершись руками в колени.

– Где Джек Кейд? – прохрипел он.

– В вашем пруду, – ответил Эклстон. – Он спас вас, ваша честь. И поймал ваших сыновей, сдержав свое слово. И это не имеет никакого значения, правда? Вы спустите на него своих цепных псов, нас всех схватят, а потом наши головы будут красоваться на шестах.

Дом все еще пыхтел и плевался огнем, как вдруг ночной воздух прорезал стук копыт на дороге. Элвин Джаджмент услышал эти звуки в тот самый момент, когда Кейд выбрался из пруда с протяжным стоном.

– Забирай ребят, Пэдди, – неожиданно произнес Роб Эклстон. – Отведи их к дороге и оставь там.

– Нужно сматываться, Роб. Иначе будет поздно.

Посмотрев на своего старого друга, Эклстон покачал головой.

– Отведи их.

Высокий ирландец решил не спорить с ним. Он собрал мальчиков вместе и схватил старшего за воротник, когда тот попытался с криком отбиться от него. Пэдди отвесил ему затрещину, чтобы он замолчал, и поволок через сад, дав знак младшим братьям идти за ними.

Магистрат с тревогой смотрел им вслед.

– Я обещаю, что вас не станут задерживать, – сказал он.

Эклстон ухмыльнулся.

– Я не верю ни единому вашему слову, ваша честь. Мне доводилось встречаться со многими из вас, понимаете? Мне с дружками все равно болтаться в петле, так что я, пожалуй, хоть доброе дело сделаю.

Элвин Джаджмент открыл было рот, чтобы что-то сказать, как Эклстон сделал шаг вперед и резким движением полоснул его ножом по горлу. Лишь на мгновение задержавшись возле тела, дабы удостовериться, что все кончено, он тут же отошел в сторону.

Джек Кейд все еще с трудом брел по саду, когда стал свидетелем того, как его друг убил магистрата. Он попытался крикнуть, но из его сорванного, распухшего горла вырвалось лишь шипение. Эклстон подошел к нему, он оперся на его плечо, и они пошли прочь от горевшего дома.

– А где Пэдди? – прохрипел Джек, сотрясаемый крупной дрожью.

– Он выберется отсюда, Джек, не переживай за него. Он почти так же горазд убивать, как и ты. Господи, Джек! Я уже подумал, что тебе конец.

– Я… Тоже так думал, – простонал Джек Кейд. – Рад… что ты убил его. Ты хороший парень.

– Я вовсе не хороший парень, Джек, ты это отлично знаешь. Я просто рассерженный парень. Он повесил твоего сына и заплатил за это. Ну, куда мы сейчас?

Джек Кейд набрал в легкие воздуха, чтобы ответить ему.

– К дому… палача. Хочу… поджечь его.

Они побрели в темноту, пошатываясь и спотыкаясь, оставив за спиной пылающий дом и мертвого магистрата.

Стояло холодное, серое утро. Моросил мелкий дождь, который не мог смыть жирную сажу с их рук. Когда они втроем вошли в город, Джек хотел сразу же смешаться с толпой, собравшейся на городской площади, но Пэдди остановил его, толкнув своей могучей рукой к стене дома.

– Там наверняка крутятся бейлифы, которые ищут тебя, Джек. У меня есть пара монет. Мы найдем постоялый двор или конюшню и подождем там этого собрания. Когда опять стемнеет, ты сможешь вернуться и снять своего сына с виселицы.

За долгую ночь Джек успел протрезветь. Красное лицо его распухло, налитые кровью глаза заплыли. Черные волосы были опалены, и отдельные участки шевелюры приобрели светло-коричневый цвет. Грязная одежда пребывала в столь плачевном состоянии, что даже нищий подумал бы дважды, прежде чем примерить ее.

Он медленно отвел руку Пэдди от своей груди в сторону, расправил плечи и заговорил все еще сиплым голосом:

– Слушай меня внимательно, Пэдди. У меня ничего не осталось, понимаешь? Они отняли у меня моего мальчика. Да, я собираюсь снять его с виселицы и похоронить возле церкви. Если они поднимут на меня руку, то очень пожалеют об этом. Я хочу сделать это сегодня утром, прежде чем свалюсь с ног. Если тебе это не нравится, ты знаешь, что нужно делать, не так ли?

Они пристально смотрели друг другу в глаза. Эклстон громко кашлянул, решив разрядить обстановку.

– Мне кажется, этой ночью я спас тебе жизнь, уведя тебя оттуда, – сказал он, потирая глаза и зевая. – Не представляю, как ты до сих пор еще в состоянии держаться на ногах, Джек. Как бы то ни было, ты мне обязан, поэтому выпей пинту пива и ложись спать. Здесь неподалеку есть конюшня, и я знаю главного конюха. За несколько пенни он закроет глаза на наше присутствие, как уже не раз делал прежде. Нам не следует приближаться к толпе, которая, вполне возможно, собралась, чтобы обсудить ночные поджоги домов. Не хочется говорить банальности, но от тебя воняет дымом, Джек. От нас всех воняет. Ты можешь сейчас сам повеситься и избавить их от лишних хлопот.

– Я ведь не просил вас идти со мной, – пробормотал Джек.

Его взгляд скользнул мимо них и уперся в площадь. Толпа шумела и была достаточно многочисленной, чтобы скрыть за собой висящее на веревке тело. Он видел мысленно каждую черточку лица своего сына, который вместе с ним сотни раз убегал от бейлифов с фазанами, спрятанными под куртками.

– Нет-нет, так не пойдет, Роб. Вы оставайтесь здесь, если хотите, а у меня есть нож, и я сниму его с виселицы.

Он стиснул зубы, выдвинув вперед челюсть, и его красные глаза сверкали огнем, словно у пробудившегося дьявола. Медленно подняв огромный, поросший волосами кулак, он сунул его под нос Эклстону.

– Не удерживай меня, я серьезно говорю.

– Господи, – пробормотал Эклстон. – Ты пойдешь с нами, Пэдди?

– Ты что, как и он, лишился рассудка? Ты видел когда-нибудь разъяренную толпу, Роб Эклстон? Честное слово, они разорвут нас на куски, потому что мы походим на опасных бродяг!

– Ну и что? Ты идешь или нет? – снова спросил Эклстон.

– Иду. Разве я сказал, что отказываюсь? Я не могу доверить вам это дело. Господи, защити всех дураков, вроде нас, занятых дурацкими делами.

Слушая их, Джек улыбался, словно ребенок. Он похлопал их по плечам.

– Вы хорошие ребята. На вас можно положиться. Ну, тогда пошли. Это обязательно нужно сделать.

Он выпрямился и зашагал в сторону толпы, стараясь не хромать.

С чувством, близким к благоговению, Томас наблюдал за тем, как барон Хайбери протрубил в рожок и его всадники покатились вниз по склону холма среди деревьев, словно расплавленное серебро. Французских рыцарей, преследовавших группу лучников, застигли врасплох и потрепали на фланге конные копейщики Хайбери. В одно мгновение из охотников они превратились в дичь. Томас завопил от радости, увидев, как французы падают с лошадей, пронзенные копьями. Однако люди Хайбери значительно уступали противнику в численности, а рыцари все прибывали, волна за волной. Атака постепенно захлебнулась и превратилась в свалку. В воздухе мелькали мечи и топоры.

– Бей и беги, – бормотал Томас. – Давай же, Хайбери, бей и беги.

Эти три слова стали их девизом за две недели почти непрерывных сражений, стоивших огромных жертв обеим сторонам. В боевых порядках французов больше не звучали песни. Отныне они выдвигали вперед разведчиков. Маршрут их продвижения по Мэну был отмечен пепелищами городов и деревень, но за каждый город, за каждую деревню они платили немалую цену. Об этом заботились Томас и его люди. С каждым днем накал ненависти и степень жестокости нарастали с обеих сторон.

Хайбери дал ему и его лучникам возможность оторваться от французов, и Томас вознес хвалу богу за то, что тот послал ему человека, который действовал именно так, как, по его мнению, должен действовать лорд. Томас прекрасно понимал, какими чувствами руководствовался бородатый аристократ. За какое бы преступление или зверство он ни мстил, Хайбери сражался с беспримерным мужеством, карая всякого, кто имел глупость или неосторожность оказаться в пределах досягаемости его длинного меча. Солдаты любили его за бесстрашие, а барон Стрэйндж ненавидел лютой ненавистью, причину которой Томасу никак не удавалось понять.

Поднимаясь вверх по тропе среди деревьев, отмеченных его людьми, Томас остановился, прикоснулся к куску ткани, привязанному к ветке дерева, и оглянулся назад. Он хорошо знал окрестные земли. Отсюда до его фермы было не больше десяти миль, и в свое время он часто бывал здесь вместе с женой и детьми. Это знание осложняло французам борьбу с мятежными англичанами, но тем не менее они проходили ежедневно по несколько миль, попадая в засады и убивая всех, кого только могли убить. На мгновение Томасом овладело отчаяние. Он и его люди орошали землю кровью французов на протяжении сорока миль, а им не было видно ни конца, ни края.

– А теперь беги, – произнес Томас, зная, что Хайбери не может его услышать.

Его люди удерживали свои позиции, но по мере того, как число французов возрастало, те все больше смелели и теперь пытались окружить маленький английский отряд. У них был единственный путь спасения – обратно вверх по склону холма, но Хайбери, казалось, не собирался отступать. В покрасневших от чужой и своей крови доспехах он не переставал размахивать мечом.

Многочисленные рыцари с трех сторон теснили англичан. Французские мечи все чаще опускались на их головы. Сражение разворачивалось в каких-нибудь трех сотнях ярдов от Томаса, и он отчетливо видел лицо Хайбери, с которого после сильного удара слетел шлем. Из носа у него текла кровь, а длинные волосы разметались в стороны отдельными, пропитанными потом прядями. Томас мог поклясться, что Хайбери рассмеялся, выплюнув кровь и бросившись на рыцаря, нанесшего ему удар.

– Черт возьми, беги! – завопил Томас.

Ему показалось, что Хайбери вздрогнул и повернулся в его сторону. Этот крик вывел барона из транса, и он огляделся. С десяток из его сорока солдат уже были на земле, и некоторые из них еще двигались, бросаясь на рыцарей, до которых они могли дотянуться.

Томас увидел серебристые блики между деревьями и тихо выругался. Французский король ввел в действие множество рыцарей. Это означало, что лучники, которых Томас оставил в засаде в ближайшем городе, встретят меньшее количество французов, но основные их силы окажутся в долине. Томас схватил лук и определил на ощупь количество оставшихся стрел. Он знал, что если опять спустится вниз, то погибнет.

Сзади послышались поспешные шаги. Он обернулся, испугавшись, что противник окружил его людей, и с облегчением вздохнул, увидев Рована. Еще с десяток лучников, бежавших за его сыном, остановились в ожидании, когда Томас поведет их вверх по склону холма на другую его сторону и дальше.

Рован заметил, с каким выражением отец наблюдает за Хайбери, который яростно размахивал мечом. В глазах Томаса светились безумные огоньки, а на губах играла зловещая улыбка.

– Ты не сможешь спасти его, – сказал Рован. – Если ты спустишься вниз, тебя убьют.

Томас взглянул на сына и покачал головой.

– Их слишком много, отец, – увещевал его Рован.

Он видел, как отец перебирает пальцами стрелы, сухо щелкавшие в колчане. Шесть с острыми наконечниками, одна с широким.

Томас выругался, произнеся слова, которые сын никогда прежде от него не слышал. Ему нравился Хайбери. Этот человек заслуживал лучшей участи.

– Оставь мне свои стрелы, Рован, и уводи ребят за холм. Слушайся Стрэйнджа, но и собственной головой тоже думай.

Не оборачиваясь, он протянул руку за стрелами.

– Нет, – сказал Рован. Он взял отца за руку, ощутив под одеждой твердые, как дерево, мышцы. – Пойдем с нами, отец. Ты не сможешь спасти его.

Томас бросился к Ровану и схватил его за грудки. Хотя они были примерно одинаковой комплекции, отец приподнял сына, и тот безвольно заболтал ногами в сырой траве.

– Ты будешь делать то, что я тебе говорю, – рявкнул он. – Отдавай стрелы и иди.

Лицо Рована налилось кровью. Он вцепился в руки отца, пытаясь освободиться. Несколько мгновений они соревновались в силе, в то время как остальные смотрели на них с разинутыми ртами, и потом одновременно отпустили друг друга, продолжая сжимать кулаки. Томас пристально смотрел на сына, и тот, в конце концов, почти швырнул свой колчан отцу.

– Можешь забрать, если они тебе так нужны.

Томас переложил оперенные стрелы в свой колчан.

– Я найду тебя на ферме, если смогу. Не беспокойся за меня.

Рован продолжал испепелять его взглядом.

– Дай мне слово, что не последуешь за мной вниз.

– Нет, – сказал Рован.

– Черт бы тебя подрал, парень. Дай мне слово! Я не хочу сегодня видеть, как ты умрешь.

Рован опустил голову, испытывая смешанное чувство гнева и страха перед отцом. Томас с облегчением кивнул головой.

– Ищи меня на ферме.