Глава шестая
Олег отшатнулся от двери и схватился за стрелу, торчащую из глаза. Эйульф лежал в луже крови, фонтаном бьющей из рассеченной артерии на бедре, белый как снег среди алой соломы. Однако англичанам не удалось проломить строй северных воинов. Они потеряли многих от рук скандинавов, этих посланцев смерти, чье мастерство владения мечом вызывало восхищение. Я стоял рядом с Улафом, готовый с мечом и щитом шагнуть вперед, если падут он или Свейн.
— Мы не можем потерпеть поражение, когда на нас смотрит Отец всех, — заявил Улаф и плюнул на занавес у распахнутой двери. — Мы уже изрядно нашумели здесь. Он должен был нас заметить. Рад, что ты с нами, парень, — добавил он.
Я стиснул рукоятку меча так, что побелели костяшки пальцев, крепче ухватил ручку щита, обтянутую кожей, и почувствовал, как напряглись жилы на руке. Я принял решение умереть вместе с этими людьми, теми самыми воинами, которые сожгли мою деревню и отняли у меня свободу. Я не раздумывал ни мгновения. У нас оставалась только смутная надежда остаться в живых и поразить коварного олдермена, но скандинавы угощали друг друга мрачными шутками. Они наполнили зал Эльдреда воинской доблестью. Мне оставалось только перевести дыхание среди зловония смерти.
— Выходи, олдермен! — прорычал Сигурд, тяжело дыша, и сплюнул сгусток крови. — У нас хватит железа для всех вас!
Я украдкой взглянул на строй англичан и увидел в глазах воинов первой линии семена сомнения. Неуверенность делала их движения осторожными. Перед ними лежали убитые товарищи, но за спинами этих людей стояли те, кто еще не видел крови. Они криками призывали передних идти вперед. Я почувствовал, что баланс сил начинал колебаться. Норвежцы не видели выхода и принимали смерть, даже призывали ее. Англичане, полагавшие, что им предстоит легко расправиться с ничего не подозревающими противниками, теперь чувствовали в застывшем воздухе запах собственной смерти, наполняющий их страхом.
Враги опять сошлись.
«Вот та самая кровь, о которой предупреждал старик годи», — подумал я и глянул на Асгота, который стоял во втором ряду и тыкал копьем в лица англичан.
Его собственное лицо было искажено яростью и жаждой крови. Он был похож на волка, пусть старого, седого, уже прожившего свои лучшие годы, но сохранившего острые клыки и когти.
В мой щит впилась стрела. Свейн заметил это.
— Найди себе шлем, Ворон, — бросил он мне и обрушил меч на поднятый щит англичанина, пытавшегося пробиться в зал. — Возьми вот этот! — Свейн вырвал щит из рук врага, схватил его за горло и швырнул на мокрую от крови солому, прямо мне под ноги. — Но сначала прикончи свинью!
Оглушенный англичанин выхватил нож и полоснул меня по голени, а я в ответ с хрустом вонзил меч ему в лицо. Он дернулся и затих. Какое-то мгновение я стоял неподвижно, не в силах оторвать взгляд от раскроенного черепа и белой кости, влажно сияющей в ране. Только что это был живой, дышащий человек, со своими страхами и надеждами. Теперь благодаря мне он превратился в ничто.
— Эй, парень, очнись! — крикнул Свейн.
Я склонился над покойником, выругал его за то, что он пытался меня убить, снял окровавленный шлем, отделанный изнутри потной подкладкой из овечьей шкуры, и, заметно хромая, направился к двери. Рана на ноге жгла адским пламенем, хотя кровотечение было не сильное.
— Он тебе идет. С тобой удача Сигурда, парень! — одобрительно заметил Свейн и снова навалился на врагов.
Однако сейчас все говорило за то, что везение отворачивается от норвежского ярла. Два строя сталкивались и расходились, гремя оружием. Воины кричали и кряхтели от напряжения.
— Ворон, хватай дверь и тащи ее сюда! — крикнул Улаф. — Быстрее!
Я понял его намерения, поднял тяжелую дверь с пола и прислонил ее боком к проему, который защищали Улаф и Свейн. В нее тотчас же со стуком вонзились стрелы. Я взял две скамейки и подпер ими импровизированный барьер, чтобы придать ему дополнительную прочность. Теперь хотя бы ноги скандинавов были защищены от стрел, которые летели в нас из ночи, ожившей, наполнившейся движущимися огнями. Факелы метались в темноте, подобно летающим демонам. В тенях звучали резкие голоса.
— Похоже, последний щенок в этой проклятой стране пришел сюда поглазеть на то, как мы будем умирать, — заметил Улаф.
Они со Свейном осторожно выглянули из-за своих щитов, утыканных стрелами. Вся земля перед ними была усеяна убитыми. Казалось, англичане в конце концов все же отказались от попыток ворваться в зал через главный вход. Внутри воины по-прежнему кололи и рубили врага, напрягая силы.
— Сигурд вытащит нас из этой заварушки, — тихо промолвил Свейн.
Я понял, что ошибался, полагая, будто скандинавы смирились с мыслью о смерти. Свейн ни в коем случае не хотел ей поддаваться.
— Сейчас я не отказался бы от целой бочки тех капель доброго меда, которыми нас угощал Эльдред, — проворчал Улаф и зажмурился, чтобы дать стечь струям пота. — Язык у меня распух и стал больше члена! Как там дела, парень? — спросил он, вглядываясь в ночную темь.
Сигурд непоколебимо, словно скала, стоял в середине строя. Я увидел, как телохранитель Эльдреда, будто забитую тушу, оттаскивал своего господина из гущи схватки в дальний темный угол залы.
— Сигурд сдерживает англичан, — сказал я, протирая кулаками глаза. — Они пытаются обойти наших с боков, но мы пока что стоим.
Затем, словно последняя большая волна перед началом отлива, англичане снова сомкнули ряды в отчаянной попытке пробить строй скандинавов. Они понимали, что одной бреши будет достаточно, чтобы рассыпался весь боевой порядок норвежцев. Северные воины также это знали. Никто из них не желал оказаться слабым звеном в цепи, по крайней мере до тех пор, пока в жилах у него еще текла кровь и он видел рядом товарищей. Англичане в который раз потерпели неудачу и попятились назад. Впервые те, кто стоял в последних рядах, этому не противились.
Сигурд не упустил свой шанс. Перешагивая через тела убитых, он повел своих людей вперед. Скандинавы давили на щиты англичан до тех пор, пока люди Эльдреда не были вынуждены отступить к гобеленам с Христом и через дверь на улицу. Они выплеснулись, словно прокисший эль из разорванного бурдюка.
Когда последние двое англичан выскочили за дверь, ярл поднял щит и скомандовал:
— Стойте, ребята! Останавливаемся здесь!
— Надо преследовать врага, Сигурд! — воскликнул Брам. — Англичане отходят.
Предводитель покачал головой, разбрызгивая вокруг себя капли пота и крови.
— На улице они нас окружат, Брам. Их лучники разорвут нас на части.
— У меня нет ни малейшего желания собрать своей задницей кучу стрел. — Кнут скорчил гримасу. — Только не после всего этого.
Брам поджал распухшие, окровавленные губы и кивнул, принимая решение ярла. Снаружи ночь кишела кричащими людьми, жаждавшими отомстить нам. Улаф был прав. Похоже, все окрестные англичане собрались здесь, чтобы нас уничтожить. Тут были и женщины.
— Я не допущу, чтобы меня сразила стрела, выпущенная бабой, — сказал Свейн. — Скальды в своих преданиях ни за что не скажут такое о Свейне Рыжем.
— Скорее Асгот встанет на колени перед Белым Христом, — усмехнулся Брам, похлопал великана по спине и ногтем проверил остроту своего меча.
— Загородить дверь! — распорядился Сигурд.
Бьорн и Бьярни закрыли заднюю дверь и привалили к ней скамьи. С улицы по-прежнему доносились крики англичан, но в зале Эльдреда наступила странная тишина. Мы остались наедине с мертвыми.
— Асгот, займись ранеными. Эрик, помоги ему.
— Все это дело рук Кровавого глаза, — прокаркал Асгот, указывая на меня. — Он плюнул на твое везение, Сигурд, и оно прокисло.
Ярл оглянулся на меня, ткнул мечом в сторону жреца и спросил:
— Ты все еще дышишь, годи?
— Боги сохранили мне жизнь, потому что я их почитаю, — ответил тот.
Намек на то, что Сигурд богов не почитает, был слишком очевиден. Какое-то мгновение ярл и годи пристально смотрели друг на друга. Мне казалось, что даже неподвижный воздух между ними охватила дрожь.
— Ты слышал, что сказал наш предводитель, мой мальчик? — вспорол гнетущую тишину Улаф, обращаясь к сыну. — Займись ранеными.
Тут он поймал на себе мой взгляд, и я с благодарностью кивнул ему. В ответ Улаф чуть склонил голову и снова повернулся к Эрику. Тот с сосредоточенным мрачным лицом приступил к работе. Сын Улафа больше не был неопытным юношей. Он стал равным со всеми прочими. Эрик проливал свою и чужую кровь вместе с ними. Они этого никогда не забудут. Мы уложили убитых — Сигтригга, Ньяла, Олега, Эйульфа, Гуннлауга, Нортри и Торкеля, расправили им руки и ноги и оставили неприкрытыми белые лица, сиявшие воском в дрожащем пламени свечей. Асгот исполнил над ними обряд смерти. Все остальные тем временем занимались своими ранами, проверяли оружие и присматривали за дверями.
— Сегодня ночью наши товарищи будут пировать в Валгалле, — сказал Сигурд, который держал спину прямо, хотя его взгляд выдавал усталость. — Они сядут за стол Одина рядом со своими отцами. — Ярл сверкнул глазами и посмотрел на уцелевших бойцов. — Ни один из нас, живых, не может просить о большем.
Воины глухими восклицаниями выразили свое согласие. Мне показалось, что они завидовали своим товарищам, которые лежали мертвыми на соломе, перепачканной кровью. Ведь душам убитых предстояло вскоре войти в Зал павших, к Одину.
— Надо сломать стол, — предложил Улаф, вытирая поте лица. — Часть его мы используем, чтобы загородить дверь, а остальное сожжем в очаге. Не исключено, что нам предстоит провести здесь всю ночь. Парни, мне не хотелось бы, чтобы вы простудились.
Мы оттащили убитых англичан в угол, где я прятался в начале боя, и прикрыли их же собственными окровавленными плащами. Всего их было десятеро, не считая тех, кто остался в темноте, озаренной факелами, за дверью, которую оборонял Улаф.
— Вот вам и английское гостеприимство, — проворчал Флоки Черный, снял шлем и запустил пятерню в спутанные грязные волосы.
Он пнул перевернутую миску, разбрызгивая объедки по соломе, затем посмотрел на котел, висевший над очагом.
— Бьярни, там еще осталась похлебка? Ничто не пробуждает чувство голода так, как смертельная схватка.
Я не понимал, как Флоки мог думать о еде среди всей этой крови.
— Тебе надо было бы выпотрошить этого пса Эльдреда, как только он впервые попался тебе на глаза, Улаф, — сказал Гуннар, ощупывая зазубренное острие своего меча.
Он выругался, обнаружив глубокую щербину у самого костяного эфеса, отделанного серебром. Потребуется несколько часов работы точильным камнем, чтобы ее заровнять.
— Если нам удастся отсюда выбраться, то вернусь со следующим же приливом, чтобы спалить эту выгребную яму дотла!
Улаф внезапно побледнел и схватил ярла за плечо.
— Сигурд, а ведь англичане могут подпалить зал! Сжечь его, и нас вместе с ним.
Предводитель покачал головой.
— Эльдред на такое не пойдет. Он скользкий гад, но это его зал торжеств. — Ярл скорчил гримасу. — Он заплатит за это кровью.
Сигурд понял, что Улафа вряд ли убедили его слова, и спросил:
— А ты сам поджег бы собственный зал?
Кормчий подумал, покачал головой и признался:
— Нет.
— Возможно, Эльдред убит, — возразил Брам, похожий на медведя, и глаза на лице, покрытом шрамами и ссадинами, сверкнули яростью. — Молодой Эрик хватанул его секирой. Олдермен визжал, как свинья.
Улаф с любовью похлопал сына по плечу. Светловолосый Эрик гордо выпрямился и скромно сказал, что удар получился лишь скользящим, не смертельным.
Сигурд покачал головой и уверенно заявил:
— Чтобы ни думал Эльдред, у него есть сыновья, каждый из которых будет рад иметь такой зал. Нет, англичане его не подожгут. — Ярл повернулся к Асготу, который сидел на корточках перед убитыми, и водил в воздухе костлявыми руками, завершая посмертный обряд. — А ты что скажешь, годи?
Асгот поднял взгляд на почерневшие балки крыши, расчистил перед собой солому, отцепил от пояса мешочек и бросил кости на утрамбованный земляной пол. Его лицо сморщилось, сжалось, но глаза, неестественно яркие в полумраке зала, широко раскрылись.
— Сигурд, англичане подожгут зал, — сказал годи.
Нас оставалось восемнадцать. Улаф приказал мне вооружиться надлежащим образом.
Я присел рядом с коченеющим трупом Ньяла, стал отцеплять меч с его пояса, но тут на меня зашипел Асгот:
— Осторожнее, мальчишка! — Его древнее лицо было полно ненависти. — Здесь находятся девы смерти. — Желтые глаза годи закатились к балкам потолка. — Они встречают души павших, чтобы проводить их в Валгаллу. От этих сучек можно ожидать любого коварства, — усмехнулся жрец.
Я возился с кольчугой Ньяла, пытался стащить ее с его побелевшего тела и вполголоса напевал языческий гимн, чтобы демоны пролитой крови не приняли меня за убитого и не забрали с собой по досадной ошибке. Наконец я натянул на себя бринью и ощутил запах смазки, покрывающей стальные кольца. Тяжесть железной рубахи поразила меня, пригнула тело к земле. Я испугался, что не смогу в ней двигаться, однако обнаружил, что кольчуга практически не сковывает движений. Ощущать на себе ее вес было отрадно. Я понимал, что такая одежда надежно защитит меня от стрел.
Языки пламени полизали расщепленные обломки стола, подброшенные в очаг, затем ожили, озарили оранжевым сиянием дальние уголки залы, побеждая самые густые тени. Лица скандинавов исказились в отблесках огня, приобрели пугающие свирепые, звериные черты. Я прикоснулся к деревянному амулету, висящему на шее, уверенный в том, что в этом месте смерти правит Один, хотя владелец зала Эльдред и был христианином. Но Отец всех — жестокий повелитель. Его жажда скитаний и стремление к славе привели норвежцев сюда, где их ждала неминуемая смерть.
— Боги любят хаос, — горько усмехнулся Флоки Черный и указал на мой амулет.
— Бьюсь об заклад, англичане следовали за нами вдоль берега, собирая по пути людей, — сказал Улаф, снял перепачканный кровью шлем и вытер его о гобелен.
— Если бы Глум и все прочие были сейчас здесь, то дело шло бы веселее, — заметил Свейн Рыжий, проводя гребнем из моржовой кости по густой рыжей бороде.
Сигурд взглянул на меня, задумчиво сжал рот, потом искривил губы в усмешке и сказал:
— Быть может, мне не следовало убивать вашего краснолицего жреца. Но он ведь действительно слишком много говорил, да? Рано или поздно кто-нибудь обязательно прикончил бы его!
Норвежцы рассмеялись. Этот звук оказался сочным и громким. Наверное, англичане на улице удивились, услышав его.
Сигурд повернулся к Эрику и спросил:
— Ты можешь выбраться отсюда, уйти от этих подонков и вернуться к нашим кораблям?
Юноша на мгновение задумался, потом ответил:
— Если вы прикажете, мой господин, то смогу.
Сигурд взглянул на Улафа. Он спрашивал у друга разрешения, хотя в этом и не было необходимости. Кормчий молча кивнул.
— Отлично, мой мальчик, — продолжал Сигурд. — Ты должен будешь предупредить Глума и всех остальных.
— Вдруг англичане уже напали на них? — спросил Бьярни, пожимая могучими плечами, и мне внезапно стало страшно за Эльхстана.
— Вполне возможно, что Глум сейчас трахает какую-нибудь валькирию по пути в зал Одина, — добавил Бьорн.
— Не думаю, — возразил Сигурд, выпячивая подбородок. — Нам пришлось сражаться здесь со свежими людьми. Эльдред — не король. У него не хватит воинов, чтобы одновременно вести бой в двух местах. — Однако полной уверенности в своей правоте у него не было. — Глум жив, — решительно произнес Сигурд, сжав кулак и хрустнув костяшками пальцев. — Он выплюнет собственные зубы, если мы не пригласим его принять участие в этой забаве.
Я прошептал молитву, прося у Одина, чтобы Сигурд оказался прав, старик столяр был бы по-прежнему жив и невредим.
— Я бегаю быстро, Бьярни, — сказал Эрик, завязывая на затылке светлые волосы. — Если я незаметно проберусь мимо англичан, то они меня не догонят. Ночью я уйду от них. По неровной земле человек бежит быстрее лошади. Я сам видел.
Флоки презрительно выругался.
Бьорн бросил на него холодный взгляд и согласился:
— На коротком расстоянии такое возможно.
На улице залаяла собака.
— А что насчет вот этого? — спросил Бьярни, оборачиваясь на звук.
Эрик опустил взгляд на солому и признался:
— О собаках я не подумал.
— Бьярни, нам нужно подбодрить мальчишку! — взорвался Бьорн. — Ты ведь не боишься собак, правда, Эрик? — весело промолвил он. — По крайней мере, английских собак.
Сын кормчего покачал головой, улыбнулся и достал длинный нож, сверкнувший в свете пламени очага.
— У тебя получится, Эрик, — сказал Бьярни и прикоснулся к светлым волосам парня. — Бегаешь ты резво, этого у тебя не отнимешь. Не ты ли как-то летом выиграл состязания по бегу на Яйцо-острове?
— Мне тогда было десять лет, Бьярни, — улыбнулся юноша.
Было очевидно, что он обрадовался, когда Бьярни вспомнил эту его маленькую победу.
— Мы отвлечем этих ублюдков, — сказал Сигурд, не обращая внимания на непрекращающийся лай. — Устроим так, что они запомнят эту ночь надолго. Кто из вас предложит план, которым гордился бы сам Локи? — спросил он, оскалившись, но единственным ответом ему стал громкий треск поленьев в очаге. — Верно, ребята, не говорите все разом. Сильная рука убивает, но хитрый ум помогает остаться в живых.
— Мы набросимся на англичан, — заявил Хальфдан, и в оранжевом пламени сверкнули две его светлые косы. — Нападем на них через главную дверь, вопя, словно демоны. Эрик воспользуется смятением и выберется вон оттуда. — Он указал на отверстие в высокой крыше, через которое выходил дым очага. — Пока мы будем убивать подонков, мальчишка убежит.
— Нам придется перебить и их собак, — заявил Флоки, поморщившись.
— Мы проложим себе дорогу к кораблям, — закончил Хальфдан и сплел руки на груди, показывая тем самым, что сказал все.
Воины излагали свое мнение. Некоторые поддержали план Хальфдана, иные высказались против.
— А что нам еще остается? — раздраженно спросил Хальфдан, разводя руками.
Сигурд отрывисто кивнул и поднял руку, призывая всех замолчать.
— Неважный план, Хальфдан. Такой скорее предложил бы Тор, а не Локи, — улыбнулся ярл, показывая похожие на клыки зубы. — Но мне он по душе.
Перед сражением мочевой пузырь воина наполняется. Поэтому загасить огонь не составило труда, но едкий дым густым облаком завис под крышей. При тусклых огоньках свечей Эрик по двум скамьям, поставленным стоймя, взобрался на балку перекрытия, ближайшую к дымоходу. Он присел под соломенной кровлей, готовый выбраться на крышу, как только начнется бой.
— Возьми, мальчик, и дуй в него так, как проклятый северный ветер, — сказал Улаф, протягивая сыну свой боевой рог. — Ребята, снова разводим огонь, пока англичане ничего не заподозрили. Только не слишком сильный, не забывайте. А то мы зажарим беднягу Эрика, и мне будет нелегко объяснить это его матери.
— Нужно, чтобы четыре человека остались здесь, — сказал Сигурд, и его слова тяжело повисли в воздухе, пропитанном дымом. — Дверь надо охранять на тот случай, если нам придется возвращаться обратно.
Ярл понимал, что просил слишком многого, и не потому, что это страшное дело — оставаться сзади. Ведь тем, кто пойдет вперед, достанется больше славы. Ни один скандинав не вызвался добровольно, но некоторые украдкой посмотрели на меня. Мне стало ясно, что они втайне хотели, чтобы в числе оставшихся был я.
— Кнут, Тормод, Ивар и Асгот, зал охраняете вы вчетвером.
Воины, имена которых назвал Сигурд, угрюмо кивнули.
— Ворон, если тебе представится возможность, беги следом за Эриком и доберись до кораблей. Здесь ты будешь нам только мешать. — Ярл поднял брови. — Глум сам должен решать, помогать нам или уводить корабли домой.
Он переглянулся с Улафом. Оба понимали, насколько велик риск.
— Непростой выбор, да, Сигурд? — нахмурился Улаф. — Если Глум поспешит сюда, то «Змей» и «Лосиный фьорд» останутся беззащитными, словно два зайца, попавшие в логово змей.
— Я ему все передам, мой господин, — ответил я, крепко сжимая меч, чтобы унять дрожь, которая началась в коленках и разлилась до кончиков пальцев на руках.
Я взглянул на туго перевязанную рану на голени, поморщился от боли и увидел, что повязка насквозь пропиталась кровью.
— Эта царапина не помешает мне бежать быстро, — ответил я на вопросительный взгляд Флоки Черного.
Я говорил искренне, хотя и понимал, что тяжелая кольчуга затруднит бег.
— Все готовы? — спросил Сигурд.
Кровь на одежде скандинавских воинов едва успела подсохнуть, но они уже готовились снова сеять смерть в рядах врагов.
— Подожди, Сигурд, — сказал Флоки Черный.
Он возился с прядью черных волос, которая выбилась из косы и рассыпалась по всему лицу.
— Я хочу видеть англичан, которых буду убивать. — Флоки уложил волосы, нахлобучил на голову шлем и для надежности хлопнул по нему сверху. — Давайте сделаем так, чтобы Тир пожалел о том, что его нет с нами, — проворчал он, вспоминая скандинавского бога войны, руку которого откусил связанный волк Фенрир.
— За Тира! — взревел Рыжий Свейн.
— За Тира! — повторил Брам, потрясая секирой.
Остальные воины тоже закричали, призывая Одина, Тира и души своих отцов.
Сигурд по-волчьи оскалился.
— Отплатим англичанам за их гостеприимство, — сказал он, делая знак Ивару и Асготу.
Те быстро разобрали баррикаду. Сигурд, сын Гаральда Твердого, взревел, словно медведь, и ринулся в ночь, озаренную пламенем факелов. Женщины, пришедшие поглазеть на смерть язычников, пронзительно завопили.
В мгновение ока скандинавы навалились на англичан неудержимой океанской волной, бешено рубя и коля врага. На этот раз они не стали выстраиваться в боевой порядок, так как в этом случае враги без труда окружили бы их. Вместо этого норвежцы выбирали воинов с самым хорошим вооружением и сражались с ними один на один, отчаянно стремясь сломить боевой дух противника. Я стоял в дверях зала Эльдреда, дожидаясь своего шанса. Вокруг царило самое настоящее светопреставление. Англичане, которым теперь приходилось защищать свои дома, сражались, ничуть не уступая в ярости язычникам. Шум битвы, грохот стали о дерево, крики и стоны разрывали ночную темноту. Враги швыряли друг в друга ругательства и проклятия.
— Беги, Ворон! — крикнул Кнут.
Я отшвырнул щит и помчался в сторону большого темного холма, к дорожке, вымощенной гравием и влажно блестевшей в лунном свете. Кольца бриньи звенели на бегу. Я запутался в высокой траве, с размаха упал на землю и больно прикусил язык. Рот наполнился кровью, я сплюнул ее, и тут мой взгляд привлекло какое-то пятно, сверкнувшее белизной в свете луны. Это оказалось трепещущее оперение стрелы, торчащей из трупа. Эрик снял кольчугу, чтобы бежать быстрее. Ему почти удалось уйти от врагов.
«Девы Одина нашли тебя, Эрик», — подумал я, вытирая с подбородка кровавую слюну.
Мимо просвистела еще одна стрела. Поток воздуха овеял мое лицо.
Я вскочил, пригнулся и побежал вверх по тропе, крича:
— Ну же, возьмите меня, если сможете! Ну же, стервы, любительницы мертвых! Ну же, демоны!
Мне следовало бы вложить в руку Эрика меч Ньяла, чтобы обеспечить ему место в торжественном зале Одина, однако промедление было подобно смерти. Поэтому я побежал вдоль изгибов ручья, надеясь пробудить дракона, обитающего в нем. Это добавило бы еще больше смятения в ночь, и без того насквозь пропитанную хаосом, столь любимым богами.
Я вырвался из густой высокой травы на гребне холма, выходящего на берег. У меня внутри все сжалось и перевернулось. На «Змей» и «Лосиный фьорд» проливался огненный дождь. Горящие головешки летели с десятка маленьких лодок, качавшихся на волнах, озаренных пламенем. Люди Глума бегали по дракарам, поливали деревянные корпуса водой из ведер, хватали пылающие факелы голыми руками и выбрасывали их в море. Горстка скандинавов выстроилась на берегу перед кораблями. Они ожидали нападения из темноты, а их товарищи отчаянно бились за спасение своих любимых дракаров.
Я попытался отыскать в этой суматохе Эльхстана, но было слишком темно. Я находился чересчур далеко от берега. Даже в отсветах головешек было невозможно разглядеть лица людей. Я крикнул скандинавам, что Сигурд ведет бой не на жизнь, а на смерть. Если они меня и услышали, то им нужно было заботиться о кораблях. Без них норвежцы не смогут уйти из чужой страны и вряд ли доживут до следующего заката.
С моря дул пронизывающий ветер, склоняющий траву к самой земле. У меня на глазах выступили слезы. Я был готов поклясться в том, что почувствовал, как мимо меня проскользнула одна из прислужниц Одина. Ее дыхание коснулось моего лица. Она летела к залу Эльдреда.
Я понял, что там гибнут северные воины, поэтому повернулся спиной к схватке с огнем, продолжавшейся на кораблях, крепче нахлобучил на голову шлем и побежал обратно вдоль ручья к ярлу Сигурду. Теперь, когда глаза привыкли к темноте, мне было легче находить дорогу. Я пробежал бы мимо трупа Эрика, но увидел у него на поясе желтовато-бурый боевой рог и наклонился, чтобы его забрать.
Я пробирался между невысокими холмами и видел тусклое зарево над деревней Эльдреда. На самом гребне я остановился, чтобы перевести дыхание, и посмотрел вниз на селение, откуда доносились крики умирающих. Люди Сигурда пробились к южной окраине деревни, выстроились в свинью, обращенную ко мне задом, сомкнули щиты и отбивали атаки англичан. Еще я увидел, как группа людей Эльдреда обходила селение с запада. Они прятались за домами и собирались зайти скандинавам в тыл.
Я не успел бы спуститься по склону и предупредить Сигурда. Через несколько мгновений в спины норвежцев вонзятся мечи. Я схватил боевой рог, откинулся назад, наполнил легкие прохладным предрассветным воздухом и подул что есть силы. Громкий звук, способный разбудить богов, разорвал ночь обещанием приближающегося восхода солнца. Он получился долгим, зычным и глубоким. Из темноты, царящей внизу, в ответ на него послышались радостные крики. Не одни только скандинавы решили, что братья пришли к ним на помощь. Англичане внезапно ослабили свой натиск и отступили, прикрываясь щитами. Я низко пригнулся, чтобы враги меня не увидели, так как в этом случае они поняли бы, что на помощь к норвежцам пришел только один человек, и побежал.
Не успел я добраться до своих, как Флоки Черный обернулся, сверкнув в темноте зубами.
— Англичане обходят с запада, — запыхавшись, сказал я и ткнул рукой в ту сторону, где видел отряд врагов, пытавшихся застигнуть Сигурда врасплох.
— Я их уже заметил, — прошипел Флоки и шагнул в сторону, освобождая для меня место между собой и Брамом.
— Значит, Глум не придет, — проворчал тот, бросив взгляд на рог, зажатый у меня в руке.
— Англичане пытаются сжечь корабли, — сказал я.
Брам крякнул, словно принимая то, что эта битва станет последней. Стрелы втыкались в наши щиты и ударялись о шлемы.
— Наверное, нам пора выбираться из этой навозной кучи, — сказал Свейн Рыжий так, словно мы могли просто развернуться и уйти.
— Что с Эриком? — спросил Улаф, не отрывая взгляда от строя англичан, озаренного факелами и все распухающего в глубину, на расстоянии меньше броска копья. — Говори, парень. Он с Глумом?
— Я очень сожалею, Улаф, — сказал я и почувствовал на себе тяжесть взглядов всех воинов.
Сигурд обернулся и пристально посмотрел на меня, словно стараясь отвлечь мои мысли от гибели Эрика, но Улаф хранил молчание. Затем кормчий шагнул вперед, покинул относительную безопасность сплоченного строя, и направился к англичанам.
— Что, сыновья козлов? — проревел он. — Сопливые свиньи, пожирающие дерьмо! Подходите, ощутите вкус моего меча в ваших брюхах, наполненных блевотиной! Подходите, английские собаки, подходите, и я рассеку своим мечом ваши вонючие мозги!
Рядом с ним встал Сигурд и крикнул:
— У нас старухи сражаются лучше, чем вы, кучи навоза!
Как один, воины клином двинулись вперед, ударяя мечами по щитам. Они поравнялись с Улафом и Сигурдом и оказались на расстоянии плевка от врага.
Я быстро привязал к поясу боевой рог и обеими руками схватил меч. Я дрожал от возбуждения. Внутри все горело.
Англичане, вооруженные хуже скандинавов, похожих на богов войны, должно быть, увидели свою смерть. Она приближалась к ним в оранжевом зареве рассвета, разгорающемся на востоке.
