В тот день мы не пошли в собор Святой Софии и, конечно, не стали тащиться в неведомую даль, чтобы взглянуть на голову Иоанна Крестителя. Отчасти в том была моя вина. Расставшись с Джамилей, я расхандрился, как прыщавый мальчишка, и Грегор, не утративший сияния после знакомства с таким количеством святых, не захотел, чтобы его впечатление от величайшей в мире церкви или самой важной реликвии было испорчено моим плохим настроением. К тому же стояла удушающая жара, и мы, много часов протопавшие под солнцем, были совершенно разморены. Поэтому мы попрощались с Ионнисом, нашим неулыбчивым проводником. Попытались расплатиться с ним, но получили отпор. Однако убедили его, что мы все поняли: его родной город поистине центр святости на земле. Потом мы направились в лагерь, воспользовавшись переправой через знаменитую бухту Золотой Рог.

За время нашего отсутствия лагерь переместили обратно на холм, украшенный Галатской башней. Приближаясь к скалистому берегу, мы заметили пришвартованный по эту сторону бухты золоченый императорский корабль: Алексей явился в лагерь с визитом к Бонифацию. Накануне маркиз провел весь вечер и ночь во Влахерне. После того как царевич впервые присоединился к армии еще на Корфу, менее двух месяцев назад, он не мог обойтись без Бонифация и нескольких часов.

— Интересно, а умеет Алексей дышать без помощи Бонифация? — прошептал я. — Что этот сопляк станет делать, когда пилигримы отбудут в Египет?

— Это не наше дело! — отрезал Грегор.

Мы отыскали шатер. Отто занимался выездкой лошадей вместе с Ричардусами. Грегор от усталости не мог к ним присоединиться, ему просто захотелось тишины, чтобы поразмышлять о тех святынях, что он сегодня лицезрел. По какой-то причине он не желал заниматься этим в присутствии ворчуна. Поэтому последовал приказ:

— Пойди сыграй для Бонифация.

— Мои инструменты потеряны, — сказал я, сворачиваясь калачиком, как для зимней спячки.

— Ты хочешь сказать, что сломал их. Уверен, у маркиза найдется свободная гитара, виола или что-нибудь еще.

Я пожал плечами, хотя, лежа калачиком, это было сделать нелегко.

— Мне до ослиной задницы, чем там занят Бонифаций со своим сопляком. Наплевать, что будет с армией. Отныне сам занимайся добычей сведений. Бонифаций не представляет для меня никакого интереса.

— Просто я подумал, что тебе небезразлично благополучие Лилианы, только и всего, — сказал Грегор, подчеркивая каждое слово, а потом вытащил из сундука мою ливрею менестреля и швырнул мне.

Вот такими он действовал методами, чтобы выгнать меня из шатра. Пришлось перестать притворяться, что не слышу его, и, проклиная все на свете, подняться с пола.

Время для поиска Лилианы было выбрано неприятное, тем более что мои усилия все равно ни к чему не привели. Но у Бонифация действительно нашлись инструменты — и гитара, и виола, и лютня. А когда у тебя отвратительное настроение, то лучше все-таки исполнять музыку, чем прикидываться впавшим в спячку грызуном (хотя и не намного лучше).

Внутри шатра было прохладно, потому что несколько слуг Алексея размахивали огромными веерами, сплетенными из древесной коры. Веера были настолько громоздкие, что на каждый требовалось по два человека — взрослый мужчина держал на весу опахало, а мальчишка поворачивал его. Самим же опахалыцикам приходилось стоять снаружи шатра на солнцепеке, чтобы веера не занимали слишком много места внутри. В самый разгар полуденной жары один из них грохнулся в обморок, по поводу чего Алексей все никак не мог успокоиться. Вообще этот царек вечно был всем недоволен, хотя вот уже пять раз подряд обыграл в кости Клаудио, охранника Бонифация, и пребывал сейчас в относительно неплохом настроении. К тому времени, как я появился, Клаудио успел лишиться всех своих денег, перешедших в карманы будущего императора, который тем не менее не позволил ему закончить игру. Затем Клаудио проиграл Алексею и свой нож, и пояс, и драгоценную булавку.

Его высочество привез из дворца бочонок вина, которым теперь и угощались лизоблюды Бонифация. Алексей восседал в кресле Бонифация, похожем на трон, а маркиз сидел рядом, на табуретке. Остальные стояли или, если были уже чересчур пьяны, сидели на раскинутых циновках.

Я пришел как раз вовремя — мой предшественник собирался сделать перерыв. Поэтому меня сразу провели в шатер и отдали его лютню.

— Лютнист! — воскликнул Алексей. — Сыграй мою любимую мелодию!

— «Календу мая»? — уточнил я, стараясь не показывать, что ужаснулся.

— Нет. — Он рассмеялся.

— Тогда песню «Почему мой муж меня бьет»?

Еще одно любимое произведение царевича.

— Нет, — сказал он. — Пьяную песню.

Но это уточнение мне не помогло.

— «Кармина Бурана»? — попытался я с надеждой.

— Нет. Ту, где я пою с тобой.

— Ах да, ваше высочество, — сказал я, подавив желание показать ему язык.

Начал играть, а потом запел первый куплет, который был также вторым, третьим и, так уж совпало, пятьдесят седьмым очень сложного священного гимна: «Налейте доброго вина, вылейте прокисшее, а затем спойте со мной, эта песня требует выпивки!»

«Эта песня требует выпивки!» — фальшиво вторил мне Алексей, ибо припев был очень сложный. Он осушил свой кубок, и все тут же покорно последовали его примеру.

— Еще один куплет! — снисходительно решил претендент, протягивая чашу, чтобы ее опять наполнили.

У входа возникло какое-то движение.

— А-а, Грегор! — облегченно вздохнул Бонифаций и поднялся, радуясь возможности прервать представление. — Спасибо, что откликнулся так быстро! Прошу прощения, ваше высочество. Как прошел осмотр святынь? — Передав свою чашу пажу, он шагнул ко входу в шатер и обнял рыцаря, который, как видно, явился сюда не по собственной воле.

Скорее всего, Бонифаций просто хотел убедиться, что Грегор, впитав святость Нового Рима, теперь будет более покладистым.

— Прошу, присоединяйся к нам. Мы имеем честь развлекать его высочество, — закончил мессир.

Грегор позволил Бонифацию подвести себя к царевичу, отвесил ему поклон и произнес все, что полагалось в таких случаях, сказав в заключение:

— Бог, несомненно, благосклонно отнесся к нашим деяниям, так что мы можем теперь спокойно передать империю вам в руки. У вас прекрасный город, и, если бы не наше стремление незамедлительно отплыть в Святую землю, чтобы исполнить свой долг, мы бы с огромным удовольствием задержались здесь еще на несколько недель.

Пьяный царевич рассеянно кивнул Грегору и, не ответив ни слова, вновь вернулся к игре в кости.

— Прежде чем мы закончим партию, я выиграю у тебя меч, — сообщил он Клаудио, приосаниваясь.

— Прошу вас, ваше высочество, мне нельзя лишаться меча, без него я ничего не стою, — запинаясь, произнес Клаудио.

— Не говори так, — упрекнул его Алексей. — Посмотри на меня — еще год назад я был беженцем, без кола и двора, а теперь я византийский император! — Он снисходительно захихикал. — Так что не впадай в уныние от одной мысли лишиться какого-то там меча.

— Грегор! — быстро произнес Бонифаций. — Расскажи нам о своих впечатлениях о Константинополе. Ты видел голову Иоанна Крестителя?

— Так далеко я не дошел, мессир, — сожалея, ответил Грегор. — Мой слуга был настолько поражен всем увиденным, что с ним случился припадок. Пришлось тащить его в лагерь. Но я снова пойду в город.

— Помню я эту голову, видел в детстве! — фыркнул Алексей. — Раз в год, в конце августа, нам приходилось тащиться на другой конец города в богом забытый угол. Да и вообще, это не целая голова, а лишь макушка. Однако если пойдете, то будете проходить мимо старого дворца. — Он швырнул кости неверной рукой, как это делают пьяные. — Не забудьте передать от меня привет бедной старой Евфросинии!

— Кто такая Евфросиния? — покорно поинтересовался Грегор.

— Жена моего дяди. И еще несколько дней назад византийская императрица, — самодовольно ответил Алексей. — Дядька пустился в бега, позабыв взять с собой жену, поэтому, когда отец вновь взошел на трон, она попыталась спрятаться. Но отец выяснил, где она скрывается, и сказал, что пошлет к ней гвардейцев, чтобы забрать у нее все деньги и заплатить вам наш долг.

— А денег-то у нее хватит? — прямолинейно спросил Грегор и добавил тихо, обращаясь к Бонифацию: — Это был бы самый удобный и справедливый способ расплатиться с долгами.

Алексей расхохотался.

— При ее образе жизни? Вряд ли у нее хоть что-то осталось! Но есть и другие, кто помогал свергнуть отца с трона, поэтому если они хотят сохранить на плечах свои головы, то пусть сделают солидное подношение. — Он облизнул губы. — Евфросиния неуемна в своих плотских желаниях. Она была моей первой женщиной — соблазнила меня сразу после того, как нас с отцом заточили в тюрьму.

Мне даже сейчас трудно было представить, чтобы этот молокосос прелюбодействовал, не говоря уже о прошлом, когда ему было лет двенадцать. Однако сам Алексей, как видно, с большим удовольствием предавался этим воспоминаниям.

— Эта женщина заваливала на кровать любого, кто ей попадался, — почтительно сообщил он. — Она делала честь своему полу. — Он высоко поднял кубок. — Тост за Евфросинию! За то, чтобы наполнить ее саму и опустошить ее сундуки! — Остальные, независимо от того, слушали они или нет, дружным хором выразили согласие и опустошили кубки, которые слуга Алексея тут же снова начал наполнять из большого глиняного сосуда. Юноша вновь переключил свое внимание на Клаудио. — Тебя слишком легко обыграть. Ступай. — Он перевел затуманенный взор на Грегора. — Зато Грегора Майнцского, насколько я слышал, не так легко сломить. Поэтому сыграю-ка я с ним. Грегор, ты что предпочитаешь?

— Я не играю в азартные игры, господин, — ответил Грегор с поклоном, а Клаудио тем временем поспешно ретировался от игрального стола.

— Тогда ладно. Начну первым. Ставлю на число «пять», — объявил Алексей и величественно указал на кости. — И хочу поднять ставку. В честь Евфросинии проигравший отдает победителю свою женщину. У тебя есть женщина?

Грегор вопросительно взглянул на Бонифация.

— Львица, — секунду подумав, произнес Бонифаций, словно отвечая Алексею.

Царевич оживился.

— Лилиана? Та самая, которая размыкает только губы, но не ноги?

Я чуть не подавился смехом. Алексей воспринял это как подхалимство и снисходительно одарил меня пьяной ухмылкой.

— Она не моя женщина, — спокойно сказал Грегор. — Она принадлежит моему брату Отто. — И затем подчеркнуто обратился к маркизу: — Я прав, мессир?

— Абсолютно, — буркнул Бонифаций, осушил свой бокал и подал знак слуге, чтобы тот налил ему еще вина. Все это маркиз проделал, не глядя на Грегора. — Она вольна вернуться в твою тесную душную палатку в любое время. Не могу представить, почему она этого не сделала до сих пор. Наверное, ей не хочется возвращать меха.

— Женщины только и думают о собственных интересах, мессиры, — посетовал я, настраивая нижнюю струну.

— Но это будет в интересах Лилианы, если она достанется мне, — заканючил Алексей, взглянув на меня так, словно один из нас был идиотом. — Конечно, Фацио для нее хорош, зато со мной она будет любовницей императора! Чего большего может желать женщина?

— Очевидно, того, что есть у маркиза, но не у вас, господин, — сказал я, сопроводив свои слова характерным жестом, и загоготал, как невоспитанный болван.

Мне давно уже стало ясно, что в присутствии Бонифация эта королевская персона позволит все, что угодно. При других обстоятельствах подобное замечание заслужило бы порки, но сейчас я отделался всего лишь выговором.

— Какой ты грубяин! — с отвращением произнес Алексей. — Фацио, мне этот тип перестал нравиться. Пусть он и играет, но не позволяй ему высказываться вслух в моем присутствии.