От автора
Никто, кроме тупицы, не пишет по иной причине, нежели ради денег.
Самуэль Джонсон
10 февраля 1987 года, театр «Малверн-Фестивал». Вечерняя премьера возрожденной комедии восемнадцатого века — «Соперников» Шеридана. Актер Крис Хамфрис выходит на сцену и в ответ на реплику партнера произносит:
«И что же он сказал, узнав, что я в Бате?»
Так началась моя жизнь в качестве Джека Абсолюта.
Я отдал сцене двадцать пять лет. За это время мне довелось сыграть более сотни ролей: от фанатика в пустыне Туниса (при +45 С) до Гамлета в Калгари (при -30 °С). Играл я на самых разных подмостках, какие только можно себе представить: от маленькой эстрады в лондонском пабе до театрального зала студии «Двадцатый век Фокс» в Голливуде. Иные роли мне нравились, хотя бывали и такие, к которым мне не хотелось бы возвращаться. Но лишь об очень немногих я могу сказать, что они по-настоящему «зацепили» меня. Роли, в которых мне удалось выразить себя полностью, невзирая на препоны в лице режиссеров, коллег по сцене, погоды, аудитории, похмелья и еще тысячи и одной причины, что зачастую встревают между актером и его ремеслом.
Роль Джека Абсолюта относится как раз к этим немногим. Мне очень нравилось ее играть. Над моим письменным столом пришпилена фотография, где я запечатлен как раз произносящим монолог этого героя. С горделивой осанкой, в красном королевском мундире, с вдохновенно воздетой тростью и в треуголке с плюмажем! Я видел его решительным, опасным, смелым, забавным и порой простодушным до глупости. Я сделал его человеком, меняющим маски и играющим различные роли. Мне всегда казалось, что драматург, Ричард Бринсли Шеридан, будь у него такая возможность, одобрил бы мою трактовку.
Пьеса ставилась в течение шести месяцев, а потом, как это случается, когда человек теряет контакт с тем, что некогда было ему близко, я расстался с Джеком Абсолютом и забыл о нем. В ту пору сама мысль о возможности писать романы представлялась пустой фантазией. И все же я мечтал (в том смысле, в каком некоторые воображают себя произносящими речь на церемонии вручения «Оскара») когда-нибудь взяться за перо. И полагал, что этот образ мог бы стать центральным в моем романе. Благо я столько работал над личностью Джека Абсолюта и проник в него так глубоко, что полдела можно было считать сделанным. В общем, я желал бы снова исполнить эту роль — но уже в другом качестве.
Затем случилось так, что я написал книгу, она увидела свет, мои издатели поинтересовались у меня: «Что дальше?» — и вот тут-то в глубине моей памяти шевельнулся дожидавшийся своего часа Джек Абсолют.
Издателей идея устроила, но они, как и я, полагали, что персонаж должен быть более живым, чем комедийный образ Шеридана. Ему следует стать чем-то большим, нежели задорный армейский капитан и пылкий, но ветреный любовник. Ему надлежало что-то сделать. Вот так он и сделался шпионом... помимо всего прочего.
Я снова последовал принципу, которым руководствовался при создании первых двух книг: «Пиши о том, что тебе нравится». И, как и в случае с двумя только что помянутыми опусами, немало полезного материала удалось накопать с помощью исследований.
Поскольку «Соперники» впервые были поставлены на сцене «Друри-Лейн» в 1775 году (впоследствии постановка возобновлялась), я заинтересовался тем временем, которое должно было послужить историческим фоном для моей книги. А время было грозное: разгоравшаяся в Америке война за независимость могла стать подходящей ареной для применения некоторых способностей моего галантного капитана.
Мое театральное пристрастие воплотилось в литературном тексте парадоксальным образом: по моей версии, Джек (к его ярости) стал... прототипом героя Шеридановой пьесы. Нашли отражение и иные мои театральные реминисценции. Читатель может догадаться об этом и по образу актрисы с ее раздражающим жеманством, и по постоянному цитированию Гамлета, единственной роли, которую я играл с не меньшим удовольствием, чем Джека (и которая, к слову, преследует меня по сию пору).
Другие мои интересы должны быть заметны в сценах боев и схваток с применением холодного оружия, а также в описании ирокезов. Я стал знатоком их обычаев несколько лет назад, работая над своей второй книгой — «Узы крови». Признаюсь, было чертовски приятно почувствовать, что полученные в процессе ее подготовки знания пригодились мне снова.
Все это и многое другое позволило выстроить мир Джека Абсолюта. Здесь, конечно не обошлось без некоего deja vu, что особенно проявилось в эпизодах, связанных с «Соперниками». Я заставил Джека произносить те самые строки, которые некогда произносил сам. Он реагировал так же, как я, и так же тревожился, как бы не оказаться смешным. На самом деле в этом образе воплотилось нечто автобиографическое: в «моем» Джеке я видел свою жизнь, «проигранную» на сцене. Прошлое соприкасалось с настоящим, одно накладывалось на другое; право же, в работе над этой книгой было немало странного.
В процессе написания я беллетризировал образы реальных исторических лиц и постарался приблизить к реальности вымышленные. В моем описании генерал Джон Бургойн предстает кем-то вроде Джека, только в более солидном возрасте. Он — драматург, неотразимый дамский угодник, опытный полководец и в то же время первейший щеголь на двух континентах, недаром американцы дали ему прозвище «Джентльмен Джонни». Я постарался придать правдоподобие и образам иных реально существовавших людей: актрисы Элизабет Фаррен, полковника Сент-Легера, Шеридана, Эдварда Пеллью, Джона Андре, Банастра Тарлтона, вождя могавков Джозефа Бранта и Бенедикта Арнольда.
При этом я вполне отдаю себе отчет в том, что литературный образ едва ли способен объективно и полно отразить реальную историческую личность. Это особенно справедливо, когда речь идет о таких противоречивых фигурах, как Джозеф Брант или Бенедикт Арнольд. Отношение к ним, равно как и оценка их деятельности, по сию пору остаются неоднозначными. Я делал то, что единственно возможно для романиста: старался держаться как можно ближе к историческим фактам (иные из которых, к слову сказать, также трактуются специалистами весьма несхоже) и выстраивал характер на основе имеющихся данных. Надеюсь, то, что у меня в конце концов получилось, не вызовет возмущения у знатоков и любителей истории.
Есть среди персонажей и чисто вымышленные, среди которых я бы отметил Ангуса Мак-Тавиша. Этот образ был навеян мне прочтением «Похищенного» Роберта Льюиса Стивенсона, но вот моделирование англо-шотландского говора стоило мне немалых усилий.
Что касается истории кампании у Саратоги, включая особенности сражений, то сведения об этом я почерпнул из разных источников. Большая часть описанных мною событий — Орискани (как битва, так и последовавшая за нею резня), появление идиота Ганса-Йоста, смерть Саймона Фрейзера, штурм редутов Саратоги, — все это имело место в действительности.
Кроме того, я получил огромное удовольствие, участвуя в октябре 2002 года в реконструкции исторической битвы, имевшей место у форта Эдвард, штат Нью-Йорк. Мероприятие проводилось по поводу 225-летия сражения. Джон Бил, «командующий британской армией», и все прочие фанатики исторической реконструкции — «красные мундиры», «континенталы», «могавки» — проявили удивительное гостеприимство и снабдили меня множеством ценнейших сведений.
Потом мне удалось на пару дней съездить на Высоты Бемиса, где все сохраняется как в прежние времена. В сумраке, стоя над полем, где так много смельчаков встретили свою смерть, я вбирал в себя неповторимую атмосферу этого места. Помимо всего прочего, именно там я почерпнул ряд значимых деталей. Скажем, цапель и бабочек мне удалось подсмотреть именно там.
Сознаюсь, порой ощущение было сопоставимо с тем, что довелось мне испытывать в тех немногих случаях, когда появление Криса/Джека на сцене вызывало смех. Там — в «Малверне» и у Саратоги — я говорил себе одно и то же:
«Мне за это платят!»
Собирая материал для романа, я перелопатил гору литературы и прочел слишком много книжек, чтобы перечислять их все. Однако есть и такие, не упомянуть о которых нельзя. Труд Кристофера Хибберта «Красные мундиры и мятежники» дал мне возможность увидеть войну и ее основные события в общей перспективе. Книга Майкла Гловера «Генерал Бургойн в Канаде и Америке» была полезна, в частности, тем, что позволила по-новому взглянуть на этого полководца, часто подвергающегося незаслуженным насмешкам. «Английское общество восемнадцатого века» Роя Робертса, равно как и «Лондон доктора Джонсона» Лизы Пикард не только изобиловали фактическим материалом, но и позволили проникнуться духом эпохи. Специальные труды, опубликованные издательством «Оспрей», славящимся своим безупречно академическим подходом, обеспечили мне знакомство с деталями военного быта того времени. В этом смысле хотелось бы особо выделить книгу «Саратога, 1777» Брендана Моррисси.
Сведения о могавках были во многом почерпнуты из классического труда Льюиса Генри Моргана «Лига ирокезов», являвшегося моей настольной книгой еще при работе над «Узами крови», и великолепной книги Изабель Томпсон «Джозеф Брант, человек двух миров», проникнутой глубочайшей симпатией к этому персонажу и его народу.
Деяния тайного общества иллюминатов описываются мною так, как представил их Джон Робисон в своем разоблачительном памфлете «Доказательства заговора», опубликованном в 1798 году. В трактовке профессора натуральной философии Эдинбургского университета иллюминаты предстают зловещими и безжалостными, какими и должно быть гонителям Джека. Чтобы узнать побольше о шпионах и шпионаже, я приобрел в Саратоге книгу Джона Бэклесса «Оборотни: предатели и герои». Это весьма информативный труд, но что касается используемого Джеком необычного способа обнаруживать невидимые чернила, то он является плодом моего больного воображения.
Биография Дэвида Гаррика, принадлежащая перу Джо Бенедетти, позволила мне свести более близкое знакомство с театральной (в том числе и закулисной) жизнью эпохи и прийти к заключению, что за минувшие столетия бытующие в актерской среде нравы почти не претерпели изменений.
Из документов, современных описываемым событиям, особо отмечу отчет Бургойна, публикация которого представляла собой попытку оправдания, а также книгу Уильяма Хики «Мемуары повесы времен короля Георга». В свете изложенного в этой книге все грехи Джона Абсолюта могут быть восприняты как нечто вполне невинное. Заслуживают внимания мемуары лейтенанта Томаса Анбери, озаглавленные «С Бургойном из Квебека». Помимо многих подробностей той памятной кампании я взял оттуда сведения о целительных свойствах подорожника.
Должен признаться, что в своей работе никак не мог избежать влияния театральных пьес: «Девы дубов» Бургойна, «Снизошедшей до покорения» Голдсмита (в спектакле по этой пьесе мне в 1993 году довелось играть Марлоу). Ну и, само собой разумеется, «Соперников» Шеридана.
Всем перечисленным и многим другим авторам я выражаю свою глубочайшую признательность. Однако есть и кое-кто еще, кого бы мне хотелось поблагодарить. Круг этих лиц обычен, но это ничуть не умаляет моей искренней признательности. Среди них — моя жена Алета, ставшая первой читательницей и критиком этой книги, мой литературный агент Анта Мортон-Сэйнер, директор издательства «Орион» Джейн Вуд и в особенности первейший для меня человек в этой организации, редактор и подлинный энтузиаст своего дела Джон Вуд. А также постоянно вдохновлявшая и подвигавшая меня к совершенствованию текста корректор Рэйчел Лейсон. И, разумеется, мой канадский издатель Ким Мак-Артур.
Ну и, наконец, я не вправе не упомянуть человека, которому посвятил эту книгу. И посвятил неспроста: я никогда не написал бы ее, не вздумай Филипп Граут в 1987 году предложить мне роль Джека Абсолюта. С тех пор он стал моим другом и наставником, и именно ему я доверил постановку моей первой пьесы, состоявшуюся в Лондоне в 1997 году. Сотрудничество с ним всегда представляет для меня возможность многому научиться, да и просто доставляет огромное удовольствие.
К. К. Хамфрис
Лондон, май 2003
notes