3
Клеопатра прибыла в Александрию в июне, через три месяца после смерти Цезаря. Она нашла Цезариона живым и здоровым под охраной Митридата Пергамского. Поплакала на груди у своего родича, искренне поблагодарила его за заботу о ее царстве и отослала домой, в Пергам, с тысячью талантов золота. Это золото очень пригодилось Митридату, когда Брут потребовал дань. Он заплатил нужную сумму, ничего не сказав о больших запасах золотых слитков, запертых в его секретных хранилищах.
В свои три года сын Клеопатры был высоким, золотоволосым, голубоглазым ребенком, с каждым днем все больше и больше походившим на Цезаря. Он умел читать и писать, пробовал обсуждать государственные дела и вообще очень увлекался вещами, предоставленными ему по праву рождения. Прекрасный повод сказать «прощай» Птолемею Четырнадцатому Филадельфу, сводному брату Клеопатры и мужу. Четырнадцатилетнего мальчика передали Аполлодору, тот приказал задушить его, а гражданам Александрии сказали, что их царь умер в результате семейной ссоры. Достаточно правдиво. Цезариона посадили на трон как Птолемея Пятнадцатого Цезаря Филопатора Филоматора. Последние два имени означали «любящий отца» и «любящий мать». Ха-эм, верховный жрец Пта, помазал его, объявил фараоном, господином двух дам — мужской особью Осоки и Пчелы. Хапд-эфане стал его личным врачом.
Но Цезарион не мог жениться на Клеопатре. Инцест «отец — дочь» или «мать — сын» религия запрещала. О, если бы у нее была дочь, которой Цезарь так и не одарил ее! Тайна и явная воля богов, но почему? Почему, почему? Она, олицетворение Нила, не забеременела даже в течение тех последних месяцев, когда они с Цезарем ночи напролет предавались любви. Когда корабль отплыл из Остии, у Клеопатры началась менструация. Она упала на палубу, выла, визжала, рвала на себе волосы, царапала груди. У нее была задержка, она поверила, что понесла! И вот никакой сестры или брата Цезариону!
Время шло. Весть о египетском новом царе дошла до Киликии и вернулась обратно в виде письма от Арсинои. Несмотря на то что по велению Цезаря она должна была служить Артемиде в Эфесе до скончания своих дней, Арсиноя сбежала, как только услышала, что Цезарь мертв. И спряталась в Ольбе, храмовом царстве, где, по слухам, все еще правили потомки брата Аякса Тевкра, лучшего стрелка среди греков, осаждавших Трою, — это подтверждали некоторые исторические труды. Как только Клеопатра узнала, где находится Арсиноя, она прочла эти труды, надеясь найти подсказку, как можно подобраться к сестре. В трудах говорилось, что это очень красивое место с ущельями, стремительными реками, многоцветными зубчатыми вершинами. Народ, населявший его, высекал себе жилье прямо в скалах, где было прохладно летом и тепло зимой. Изумительные кружева, которые плели эти люди, обеспечивали им постоянный доход. Прочитанное разочаровало Клеопатру. Выходило, что Арсиноя недосягаема, вот почему она не побоялась прислать сестре письмо.
В письме Арсиноя спрашивала, может ли она вернуться в Египет и занять принадлежащее ей по праву положение царевны дома Птолемея. Вовсе не для того, клялась она на бумаге, чтобы пытаться узурпировать трон! Необходимость в этом отпала. Сестра умоляла разрешить ей вернуться домой и выйти замуж за своего племянника Цезариона, чтобы снабдить египетский трон отпрысками истинной крови уже менее чем через десять лет.
Клеопатра начертала в ответ одно слово: «НЕТ!»
Затем она издала указ, оповещавший всех ее подданных, что царевне Арсиное въезд в Египет строго-настрого запрещен. Если она появится, ее следует убить на месте, а голову прислать фараонам. Этот указ пришелся по нраву обитателям нильской долины, но не большинству граждан Александрии. Цезарь, конечно, многое для них сделал и многое переменил в их взглядах на государственность, однако только род Птолемеев может поставить Цезариону жену. По крайней мере, в жилах его невесты должна течь хоть капля родной ему крови!
В июльские иды жрецы сняли показания первого ниломера близ Нубии, на острове Элефантина. Запечатанный пакет с результатами послали по реке в Мемфис, где Клеопатра с тяжелым сердцем вскрыла его. Она знала, что там. Нил не разольется, год гибели Цезаря будет отмечен гибельным подъемом воды. Предчувствие оправдалось. Нил поднимется на двенадцать футов, и это действительно гибельный уровень.
Цезарь мертв, Нил не выйдет из берегов. Осирис возвратился на Запад, в царство мертвых, распавшись на двадцать три части, и Исида напрасно их ищет. Хотя Клеопатра видела на далеком северном горизонте чудесную комету вскоре после смерти Цезаря, но не знала, что ее появление совпало с похоронными играми в его честь в Риме. Долгих два месяца она о том не знала, и подоплека этого знака ей была не ясна.
Но… дело должно продолжаться, а дело правителя — править. Однако у Клеопатры не лежало к этому сердце. Время все шло. Ее единственным утешением был Цезарион, к которому она привязывалась все больше и больше. Ей нужен новый муж, ей отчаянно нужны новые дети, но за кого она может пойти? За кого-нибудь из Птолемеев или из Юлиев. Какое-то время она подумывала о своем киммерийском кузене Асандере, но отказалась, не сожалея. Никто, ни египтяне, ни александрийцы, не примут с радостью внука Митридата Великого как мужа внучки Митридата Великого. Слишком из Понта, слишком ариец. Линия Птолемеев заканчивалась. Ах, если бы ее мужем стал кто-то из Юлиев! Но это совсем уж невозможная вещь! Они римляне, у них свои законы.
Все, что она могла сделать, — это послать агентов выманить Арсиною из Ольбы, и это наконец удалось после щедрого золотого подарка. Сначала ее отвезли на Кипр, затем отправили обратно в Эфес к Артемиде, где Клеопатра приказала не сводить с нее глаз. Убить ее… нет, об этом теперь не могло быть и речи, но пока Арсиноя жива, найдутся и александрийцы, предпочитающие ее Клеопатре. Арсиноя могла выйти замуж за любого царя, а Клеопатра — нет. Сложная ситуация. Некоторые могли бы поинтересоваться, почему же тогда Клеопатра не хочет, чтобы Арсиноя и ее сын поженились? Ответ был прост. Как только Арсиноя станет женой фараона, ей будет очень легко ликвидировать свою старшую сестру. Яд, нож в темноте, королевская кобра или еще какой-нибудь ход. Как только у Цезариона появится жена, приемлемая для Египта и Александрии, его мать будет никому не нужна.
И все же никто в царской резиденции не ожидал, что голод будет настолько ужасным, ибо обычно в случаях недорода зерно закупали в других краях. Но в этом году пересохла вся земля вокруг Нашего моря, она не дала урожаев, поэтому негде было разжиться пшеницей, а паразитку Александрию следовало ежедневно кормить. В отчаянии Клеопатра послала корабли в Эвксинское море, ей удалось закупить немного пшеницы у Асандера в Киммерии, но кто-то добрый (не Арсиноя ли?) шепнул ему, что кузина Клеопатра сочла его недостаточно хорошим, чтобы разделить с нею трон. Киммерия прекратила продажу зерна. Где же еще его взять? Где же? Где же? Корабли, посланные в Киренаику, обычно способную выращивать злаки в любых погодных условиях, возвратились пустые, с вестью, что Брут забрал там весь урожай, чтобы накормить свою гигантскую армию, а его партнер по убийству Цезаря Кассий потом отнял силой все то, что жители Киренаики оставили для себя.
В марте, когда все зернохранилища обыкновенно набиваются под завязку, на полях долины Нила после снятия чахлого урожая даже полевые мыши и крысы не нашли что подобрать. Ни тебе драгоценных маленьких россыпей пшеницы и ячменя, ни отброшенных в сторону и забытых бобовых стручков. Поэтому мыши и крысы убежали с полей и наводнили деревни Верхнего Египта, располагавшиеся между Нубией и началом протоки, обтекающей землю Та-Ше. Там стены любых строений, от самой жалкой лачуги до дома номарха, лепят из грязи. И во все эти жилища с земляными полами пришли грызуны с мириадами блох, которые соскакивали со своих костлявых анемичных хозяев и запрыгивали в кровати, матрасы, одежду, вдоволь питаясь человеческой кровью.
Сельские труженики Верхнего Египта заболели первыми. Простуда, лихорадка, жуткая головная боль, ломота в костях, спазмы в желудках. Кто-то умирал через три дня, сплевывая отвратительно пахнущую мокроту, кто-то не сплевывал, но зато у них развивались твердые, размером с кулак, комки в паху и под мышками, горячие и багровые. Многие умирали на стадии образования этих шишек, но некоторые доживали до момента, когда эти шишки прорывались и из них целыми чашками вытекал гной. Это были счастливчики, они в большинстве своем поправлялись. Но никто, даже храмовые врачи, жрецы богини Сехмет, не мог сказать толком, каким образом передается эта страшная болезнь.
Люди Нубии и Верхнего Египта умирали тысячами, потом эпидемия медленно пошла вниз по реке.
Небольшой урожай, который удалось собрать, оставался в кувшинах на речных причалах. Местные сборщики были больны, и их было слишком мало, чтобы погрузить урожай на баржи. Когда известие о чуме дошло до Александрии и Дельты Нила, никто не изъявил желания подняться по реке и взять груз.
Клеопатра не знала, что делать. В самой Александрии и вокруг нее жили три миллиона людей, и еще миллион населял Дельту Нила. Голодные орды, но на все золото египетских тайников нельзя было купить для них продовольствия за границей. Арабы Южной Сирии были оповещены, что тем, кто отважится отправиться вверх по Нилу и погрузить зерно на суда, будут выплачены огромные деньги, но слух об ужасной чуме остановил и арабов. Пустыня была их щитом против всего, что происходило в Египте. Движение между Южной Сирией и Египтом уменьшилось и совсем прекратилось, даже по морю. Клеопатра могла многие месяцы кормить миллионы александрийцев зерновыми запасами, сохранившимися от прошлогоднего урожая, но если следующие разливы Нила будут губительными, Александрия точно не выживет, даже если люд Дельты каким-то чудом останется жив.
Немного порадовало ее появление Авла Аллиена, легата Долабеллы, который прибыл за четырьмя римскими легионами, охранявшими Александрию. Ожидая встретить отпор, Аллиен весьма удивился, когда царица с радостью согласилась отдать их. Да, да, возьми их! Возьми! Завтра же! Тридцать тысяч людей с пищевого баланса долой!
Она должна принять решение, хотя бы какое-то. Цезарь учил ее думать вперед, но сейчас она не была на это способна. Никому, а уж изнеженной властительнице и подавно, не дано угадать, как поведет себя эпидемия и каков ее механизм. Ха-эм, правда, уверил ее, что жрецы остановят болезнь, что она не распространится севернее Птолемаиды, где все речное и сухопутное движение стопорилось, — кроме, разумеется, медленного перемещения полевых грызунов. Понятно, Ха-эм сейчас слишком занят и не может увидеться со своим фараоном, а самой ей тоже уже не поехать на юг, чтобы его повидать. А в итоге ей не с кем теперь посоветоваться, нет никого, кто мог бы ей что-нибудь подсказать.
В любом случае, погруженная в депрессию после смерти Цезаря, Клеопатра не могла сосредоточиться и прийти к какому-то всесторонне обдуманному решению. Исходя из предположения, что будущий разлив тоже не превысит гибельного уровня, она издала указ, по которому внутри города покупать зерно разрешалось только гражданам Александрии, а также жителям Дельты, однако лишь тем, что занимаются сельским хозяйством или производят бумагу — царская монополия страдать не должна!
В Александрии насчитывался миллион евреев и метиков. Цезарь дал им римское гражданство, а Клеопатра, чтобы не отстать от него в щедрости, сделала их гражданами Александрии. Но когда Цезарь уехал, миллион городских греков выразили возмущение. Раз уж евреи и метики стали гражданами, то почему забыты они? В результате привилегии, какими когда-то пользовались только триста тысяч македонцев, получили все жители Александрии, кроме египтян смешанного происхождения. Но при такой массе граждан зернохранилища должны были ежемесячно поставлять городу больше двух миллионов греческих мерок зерна, пшеницы или ячменя. Стало бы легче, если бы эта норма уменьшилась вполовину.
И Клеопатра взяла обратно свой дар, лишив гражданства евреев и метиков, но не затронув при этом греков. Все премудрости, которым учил ее Цезарь, словно бы обрели обратную силу. Вместо того чтобы раздавать бесплатное зерно беднякам, она резко ухудшила положение трети городского населения. Из благих, правда, намерений, ради того, чтобы спасти жизни тех, кто по происхождению (и по ее представлению) имел больше прав выжить. Против указа не возразил ни один царедворец. Автократия имеет собственный взгляд на хорошее и плохое, предпочитая окружать себя только беспрекословно соглашающимися с ней людьми. Иное мнение мог бы высказать лишь равный Цезарю человек. Но таких в Александрии не было.
Для евреев и метиков указ стал чем-то вроде грома с ясного неба. Правительница, на которую они столько трудились и которой вверили свои драгоценные жизни, обрекала их на голодную смерть. Даже распродав все, что имеют, они теперь не купят зерна, основы основ человеческого существования. Его будут продавать одним македонцам и грекам. А что остается им? Мясо? Но животные в засуху не плодятся. Фрукты? Овощи? Но рынки пусты, и даже близ озера Мареотида песчаная почва ничего не родит. Александрия — искусственный привой на древе Египта, она не может прокормиться сама. В Дельте Нила у людей есть хоть какие-то продукты, а в Александрии ничего нет.
Люди начали уезжать, особенно из районов Дельта и Эпсилон, но даже это было непросто. Как только слух о египетской чуме разнесся вокруг Нашего моря, гавани Александрии и Пелузия мигом очистились от иностранных судов, а александрийские торговые корабли перестали пускать в иностранные порты. В своем маленьком уголке мира Египет попал в карантин. Не по чьему-то указу — его оградил незримым кордоном древний страх и ужас народов перед чумой.
Бунты начались, когда александрийские македонцы и греки обнесли зернохранилища баррикадами и приставили огромное количество стражи к другим складам, где хранилась еда. Районы Дельта и Эпсилон кипели, а царская резиденция стала походить на осажденную крепость.
В дополнение ко всем этим неприятностям Клеопатру беспокоила Сирия. Когда Кассий запросил у Египта военные корабли и транспорты, она вынуждена была ему отказать, потому что все еще надеялась раздобыть зерно в других странах. Тогда ей самой понадобились бы все суда, чтобы доставить его, включая и боевые галеры. Но кто же теперь разрешит ее транспортам войти в свои гавани и нагрузиться?
В начале лета она узнала, что Кассий планирует вторжение. И почти сразу за тем пришло известие о промере, снятом с первого ниломера. Как она и ожидала, Нил не обещал выйти из берегов. Урожая опять не будет, даже если болезнь оставит достаточно люда, чтобы засеять поля. Ха-эм переслал ей цифры, свидетельствующие о том, что шестьдесят процентов населения Верхнего Египта погибло. Еще он сообщил, что, по его мнению, чума пересекла барьер, который жрецы воздвигли поперек долины у Птолемаиды, правда, теперь он надеется остановить болезнь ниже Мемфиса. Что делать, что делать?
В конце сентября обстановка стала несколько улучшаться. Клеопатра с облегчением узнала, что Кассий и его армия ушли на север, в Анатолию. Вторжения не будет. Ничего не зная о письме Брута к другу, она предположила, что Кассий прослышал о чуме и решил не рисковать ни собой, ни людьми. Почти в то же время прибыло посольство от царя парфян с предложением продать Египту большое количество ячменя.
Она до того уже обезумела, что поначалу могла только лепетать о трудностях, с которыми будет сопряжена доставка зерна. Сирия недружелюбна, Пелузий и Александрия закрыты для всех иноземных судов. Ячмень придется везти на баржах. По Евфрату в Персидское море, затем вокруг Аравии в Красное море, потом опять вверх до самой верхней точки залива, но между ней и Египтом — Синай. А вдоль Нила гуляет чума, твердила она равнодушным посланникам, зерно в портах Красного моря нельзя будет выгрузить, потому что никто не возьмется переправить его к реке. Лепет, лепет, лепет…
— Божественный фараон, — сказал глава посольства парфян, когда получил возможность вставить хоть слово, — все это вовсе не обязательно. В Сирии действует губернатор по имени Фабий, его можно купить. Купи его! Тогда мы пошлем ячмень сушей до Дельты Нила.
Большое количество золота перешло из рук в руки, но у Клеопатры его было много. Фабий милостиво принял свою долю, и ячмень благополучно прибыл по суше в Дельту.
Александрия какое-то время будет сыта.
Новости из Рима были скудны из-за карантина, но вскоре после отъезда парфянских посланцев (поехавших сообщить своему царю, что царица Египта — непроходимая некомпетентная дура) Клеопатра получила письмо от Аммония, ее представителя в Риме.
К своему ужасу, она узнала, что Рим балансирует на грани по крайней мере двух гражданских войн: между Октавианом и Марком Антонием и между освободителями и тем, кто возьмет верх в Риме, когда их армии достигнут Италии. Никто не знает, что будет, писал Аммоний, пока же наследник Цезаря прошел в старшие консулы, а все остальные его соперники объявлены вне закона.
Гай Октавиан! Нет, Цезарь Октавиан. Двадцатилетний молодой человек! И он — старший консул? Это что-то невероятное! Она хорошо его помнила. Очень симпатичный, чуть схожий с Цезарем юноша. Сероглазый, тихий, очень спокойный. И все же она почувствовала в нем скрытую мощь. Внучатый племянник Цезаря и кузен Цезариона.
Кузен Цезариона!
Путаясь в мыслях, Клеопатра подошла к столу, села, придвинула к себе бумагу и взяла тростниковое перо.
Я поздравляю тебя. Цезарь, с избранием в старшие консулы Рима. Как замечательно знать, что кровь Цезаря продолжает жить в таком бесподобном человеке, как ты. Я хорошо тебя помню, ты ведь бывал у меня с твоими родителями. Твоя мать и твой отчим, надеюсь, здоровы? Как, должно быть, они гордятся тобой!
Что сообщить тебе, в чем я могу быть полезной? У нас в Египте голод, но, кажется, голодает весь мир. Однако я только что заключила хорошую сделку, и парфяне согласны продать мне ячмень. В Верхнем Египте разразилась чума, но Исида щадит Нижний Египет и Александрию, откуда я пишу это письмо. Сегодня прекрасный солнечный день, и воздух наполнен сладкими ароматами. Я молюсь, чтобы осенний воздух Рима был таким же здоровым.
Конечно, ты слышал, что Гай Кассий покинул Сирию и идет в Анатолию, наверное чтобы соединиться с таким же преступником Марком Брутом. Если тебе нужна помощь, чтобы покарать этих убийц, только скажи, и мы сделаем все.
Может быть, когда закончится твое консульство, ты выберешь своей провинцией Сирию. Иметь такого очаровательного соседа мне было бы очень приятно. Рядом Египет, он стоит внимания. Несомненно, Цезарь рассказывал тебе о своем плавании по Нилу, о нашей природе и чудесах, какие можно увидеть только у нас. Пожалуйста, Цезарь, подумай о визите в Египет в ближайшем будущем! Все, что попросишь, будет твоим. Все удовольствия, выходящие за пределы самых смелых мечтаний. Я повторяю, все, что есть в Египте, — твое. Приходи и бери.
Письмо было послано в тот же день на самой дорогой и быстроходной триреме прямиком в Рим, не скупясь на расходы. К письму прилагалась маленькая коробка с огромной, идеально округлой розовой океанской жемчужиной.
«Дорогая Исида, — молилась она, фараон, касаясь лбом пола и склоняясь перед богиней, как самая ничтожная из ее подданных. — Дорогая Исида, пошли ко мне этого нового Цезаря! Дай Египту надежду на возрождение, на новую жизнь! Пусть фараон опять понесет и кровь Цезаря заиграет в жилах сыновей его и дочерей! Укрепи мой трон! Защити мою династию! Пошли этого нового Цезаря ко мне и снабди меня всеми уловками и ухищрениями бесчисленных богинь, которые служили тебе и Амуну-Ра, а также твердостью всех богов Египта».
Ответ мог прийти месяца через два, но его опередило письмо от Ха-эма, в котором он сообщал ей, что чума пришла в Мемфис и косит тысячами всех подряд. По какой-то непонятной причине она не трогает жрецов в храме Пта. Болеют только врачи, жрецы Сехмет, но это, видимо, потому, что им приходится выходить к больным в город. Опасаясь принести заразу в храм Пта, они обратно не возвращаются, а остаются с больными.
Ха-эм, сильно опечаленный, предупреждал, что теперь болезнь распространится на Дельту Нила и Александрию. Царскую резиденцию следует изолировать от малейших контактов с кем-либо из горожан.
— Может быть, — задумчиво сказал Хапд-эфане, когда Клеопатра показала ему письмо Ха-эма, — это камень. Храм каменный и весь вымощен плитами. Что бы ни несло чуму, этому переносчику, возможно, не нравится там, где голо и не за что зацепиться. Если это так, тогда каменный дворец послужит тебе защитой. А почва сада будет опасной. Я должен собрать садовников и велеть им обложить цветочные клумбы горькой полынью.
Ответ Октавиана успел попасть в Александрию до чумы, в конце ноября.
Спасибо за добрые пожелания, царица Египта. Тебе, вероятно, приятно будет узнать, что число живых убийц уменьшается. Я не успокоюсь, пока не умрет последний.
В новом году я, скорее всего, буду занят Брутом и Кассием.
Мой отчим Филипп медленно умирает. Думаем, он не протянет и месяца. У него гниют пальцы ног, и яд уже попал в кровь. Луций Пизон тоже умирает — от воспаления легких.
Пишу из Бононии (Италийская Галлия), где холодный осенний воздух обещает дожди и снег. Я здесь, чтобы встретить Марка Антония. Поскольку я не люблю путешествовать, то никогда не приеду в Египет из одной любознательности. Благодарю за великодушное предложение, но я должен его отклонить.
Жемчужина великолепна. Я велю оправить ее в золото и повесить на шею Венеры Прародительницы в ее храме на форуме Цезаря.
«Встретить Марка Антония? Встретить?! Что он имеет в виду? И что это за ответ? Считай, что тебе дали пощечину, Клеопатра. Октавиану Египет не интересен, у него ледяное сердце.
Значит, наследник Цезаря отпадает. Он отверг меня. Мне очень нравится Луций Цезарь, но он никогда не вступит с женщиной Цезаря в любовную связь. В ком же еще течет кровь Юлиев? В Квинте Педии и в его двух сыновьях. В Луции Пинарии. И в трех братьях Антониях — Марке, Гае и Луции. Всего семь человек. Я соблазню любого, кто первым появится в моих краях, ибо я не могу ехать в Рим. Семь человек. Определенно, они не так холодны, как этот Октавиан. Я опять буду молиться Исиде, чтобы она послала мне кого-то из Юлиев, а через него — сестер и братьев для Цезариона».
Чума достигла Александрии в декабре и уменьшила население города на семьдесят процентов. Македонцы, греки, евреи, метики, египтяне смешанного происхождения умерли приблизительно в равных количествах. Те, что выжили, получили еду. Клеопатра напрасно навлекла на свою голову гнев миллиона людей.
— Бог различий не делает, — сказал еврей Симеон.
