Часть XIX

Едва выбравшись из потайного чулана, я сразу ощутил что-то ужасное. Стояла нестерпимая жара, за окнами с криками носились по улицам обезумевшие люди. Матери прижимали к груди младенцев, их отцы судорожно запихивали в мешки все, что могли взять с собой при бегстве из Толлана.

Даже на широких улицах было трудно дышать, а узкие и вовсе превратились в пламенеющий ад. Дома, обрамлявшие большие бульвары, обратились в сплошные огненные стены, а в отдалении багровело колоссальное зарево: я сразу понял, что это полыхает дворец Кецалькоатля.

Я снова вернулся в обсерваторию, схватил чистую набедренную повязку, вылил на нее целый кувшин воды, перелил содержимое второго в бурдюк, а в заплечный мешок поверх кодексов насовал лепешек.

Я покидал Толлан, как и прибыл в него, не имея почти ничего, кроме одежды… если, конечно, не считать дополнительной ноши в виде Календаря и кодексов.

Покинув обсерваторию, я припустил по первой широкой улице, какую нашел, закрыв рот и нос мокрой набедренной повязкой и периодически вытирая ею же слезящиеся от дыма глаза.

К моему удивлению, навстречу мне попался Дымящийся Щит, спешивший в обсерваторию в поисках меня. Одежда его пропахла дымом и была перепачкана сажей, отблески пламени играли на угрюмом лице. А глаза у него блестели, как у настоящего, разъяренного ягуара.

— Что случилось?

Чтобы быть услышанным в этом хаосе, мне пришлось кричать.

— Что случилось?

— Жрецы заявляют, будто Тескатлипока, Владыка Ночи, заговорил.

— Как?

— Ты этого не видел?

— Я был под землей, у Звездочета.

Дымящийся Щит воззрился на меня, мрачная гримаса на лице сменилась хмурой усмешкой.

— Взмах огненного кулака Тескатлипоки прочертил небо. Бог смерти обрушил на землю пылающие падающие звезды, чтобы выжечь Толлан дотла. Немногие оставшиеся жрецы, посовещавшись в храмах, истолковали это как знак, возвещающий о возвращении Тескатлипоки. Он убьет нас всех.

— Они все сумасшедшие, эти жрецы, — отрезал я.

— Еще вчера я бы с тобой согласился. А сегодня… не знаю.

— Почему ты не с нашим правителем?

— Наш правитель Кецалькоатль послал меня за тобой. Он хочет, чтобы ты был с ним. Говорит, что не может бросить тебя снова.

— Ну нет, теперь я должен покинуть его. У меня другая задача, ты же знаешь, — похлопав по своему заплечному мешку, сказал я.

— Я ему говорил, что ты так и ответишь, — произнес Дымящийся Щит.

— Ступай к Кецалькоатлю, — сказал я. — Позаботься о нем. А я должен идти своим путем.

Мы молча смотрели друг на друга, и в наших глазах отражалось зарево горящего Толлана.

— И вот еще, Щит, — сказал я, — спасибо тебе… за все.

— Да пребудут с тобой боги.

— И с тобой, воитель-Ягуар.

Я повернулся и припустил по окаймленному огнем бульвару, хотя тяжесть поклажи и духота замедляли мой бег. Едкий дым обжигал легкие, страшный жар с удивительной быстротой высушил мою мокрую одежду, однако, одолев три улицы, я уже подошел к городской стене и присоединился к потоку беженцев, вливавшемуся в проходящий под ней тоннель.

Оставив Толлан позади, с Календарем и кодексами за спиной, я выступил в долгий и трудный путь в страну каньонов, следуя в обратном направлении той самой дорогой, что некогда привела меня в сказочный город. Возможно, в стене одного из тех ущелий мне удастся устроить тайник для первого из моих кодексов.

Я позволил себе в последний раз оглянуться на город, сделавший меня мужчиной, научивший любить и отправивший в опасный поиск. Город, который теперь умирал у меня на глазах.

Старая жизнь пришла к концу. Начиналась новая, и я уже был в пути. Меня вело чувство долга. Я поклялся всем, что для меня свято, пока во мне теплится хоть искорка жизни, сделать все возможное, чтобы оправдать оказанное мне доверие, сберечь для будущего сокровища памяти, а с ним хотя бы намек на надежду, пусть и слабую, но искорку веры в грядущее искупление.