Книга: Пророчество Апокалипсиса 2012
Назад: 24
Дальше: Часть X Толлан

25

Президент Рааб объявил короткую кофейную паузу, а когда все снова заняли свои места, генерал озвучил созревший у него за это время вопрос:
— Так что же, древний астроном говорит нам о визите этого, как его там… Чего нам ожидать?
— От Тескатлипоки? Он полагает, что Тескатлипока сокрушит врата, закрывающие путь преисподней, которые нам видятся созвездием Стрельца, и выпустит из страны вечной ночи адских псов, а те истребят человечество. Оно бы и ладно, но современная астрофизика считает созвездие Стрельца преддверием колоссальной черной дыры в сердце нашей Галактики.
— Вы хотите сказать, что древний астроном именовал преисподней то, что мы сейчас называем черной дырой? — удивился Брэдфорд.
— Получается, что так, — ответила доктор Кардифф.
— А сообщает ли древний астроном о том, как Тескатлипока погубил Толлан? — полюбопытствовал генерал.
— Рита сказала, что эта история содержится в Третьем кодексе. Предполагается, что его автор составил последнюю, самую полную версию Календаря долгого счета.
— О каком авторе речь? — спросил Брэдфорд. — Из ваших слов мы поняли, что отношение к кодексу имели некий Звездочет и правитель Кецалькоатль.
— Значительные фрагменты были записаны под их диктовку неким писцом по имени Койотль. Кроме того, им были добавлены собственные вставки, включая описание города Толлан.
— Так это им составлен Третий кодекс и Календарь долгого счета? — уточнил президент Рааб.
— Да, — кивнула доктор Кардифф.
— Иными словами, нам осталось найти эти тексты, — проговорил Брэдфорд.
— Если удастся, — вздохнул президент.
— Изрядный, однако, шутник был этот Койотль, — проворчал генерал.
— Не думаю, — возразила Кардифф. — Ему было не до шуток: он боялся жрецов и хотел защитить от них как пророчество Кецалькоатля, так и Календарь.
— И он скрыл их очень далеко от Толлана, — заметил президент. — Это стоило ему немалых усилий.
— Как Третий кодекс покинул Толлан? — спросил генерал Гегберг.
— По словам Риты, город был объят пламенем и жители покидали его в панике. Кодекс, однако, рассказывает нам лишь о последствиях действий Тескатлипоки. Он не описывает этих действий как таковых.
— Пока, — сказал Брэдфорд. — Сами же говорите, он оставил эту историю для третьего тома.
Доктор Кардифф подняла глаза и заметила, что все трое мужчин смотрят на нее.
— Что-то не так? — спросила она.
— Кажется, это с вами что-то не так, — ответил генерал. — У вас такой вид…
— Это из-за девушек, — пояснила Кардифф. — У них неприятности, и все из-за меня.
— Это ведь подруга вашей Риты была похищена в штате Чьяпас, — проговорил Брэдфорд. — Об этом писали в газетах.
Доктор Кардифф кивнула, хотя слова Брэдфорда прозвучали не как вопрос, а как утверждение.
— Но не вы же их туда послали, — сказал президент. — Разве что в Чиуауа.
— Это я надоумила их отправиться поискать Второй кодекс на севере штата Чиуауа, — покачала головой Кардифф. — Думала, там безопасно, и даже денег им на дорогу послала.
— Но вы ведь не советовали им проникать на территорию, контролируемую повстанцами? — спросил президент.
— Нет…
— А вот девушки взяли и отправились туда, — буркнул генерал Гегберг. — Прямиком в страну разбойников.
— А ведь у мисс Кричлоу уже были с этим проблемы, — вставил Брэдфорд.
«Откуда он, черт возьми, все это знает?» — глядя на него с недоумением, подумала Кардифф.
— Позвоните ей, — предложил генерал Гегберг. — Скажите, чтобы не совалась в южные районы Чиуауа.
— Рита сама не своя, — качая головой, возразила доктор Кардифф. — Уговаривать ее сидеть спокойно — пустое дело, все равно что уговаривать волка не лезть к трем поросятам. — Она взглянула на Брэдфорда. — Можем мы их вырвать у похитителей силой?
— Мы их даже выкупить у террористов не имеем права, — поморщился он.
— Но мы можем привлечь к делу правительство Мексики. Думаю, мексиканцы найдут способ не дать девушкам погибнуть.
— Возможно, но ничего хорошего для них из этого не получится, — сказал Брэдфорд. — Мексиканские власти обвинят их в проведении незаконных раскопок, в завладении историческими реликвиями, их незаконной транспортировке и покушении на контрабанду. К доколумбовым древностям в Мексике относятся очень серьезно.
— В совокупности обвинения потянут лет на двадцать, — подытожил генерал Гегберг. — К тому же бандиты вряд ли забыли, как в прошлый раз Кричлоу удалось освободиться. Тогда, помнится, полегло немало их братии.
Кардифф воззрилась на него в изумлении — откуда генерал все это знает? Газеты на сей счет ничего не писали.
— Многие тамошние чиновники состоят на жалованье у мятежников, — добавил Брэдфорд. — Имея дело с мексиканскими властями, тем более в таком вопросе, нужно проявлять крайнюю осторожность.
— А что, если ее сестра решит вернуться одна? — предположил генерал.
— Куп никогда не покинет Риту, — ответила доктор Кардифф. — Ритс это знает.
Несколько мгновений генерал задумчиво смотрел на Кардифф, а потом сказал:
— Стало быть, не так важно, что делаете вы? Ваша подруга Ритс решает все сама? — (Кардифф молча уставилась на него.) — И нам позарез нужны Третий кодекс и Календарь, верно? — добавил генерал.
— В этом есть смысл, доктор Кардифф, — заметил Брэдфорд. — Просто вашим друзьям надо это провернуть.
Кардифф по-прежнему молчала, но взгляд у нее теперь был такой, что мог прожечь насквозь.
— А чтобы все это провернуть, — продолжил Брэдфорд, — нужно скормить местному населению хорошую легенду-прикрытие.
— Легенду-прикрытие? — скептически переспросила Кардифф.
— Ага, — подхватил генерал, — парочка сдвинутых на науке девиц, шастающих по захолустью в поисках следов древних цивилизаций. Никто даже не заподозрит в них агентов разведки и расхитителей гробниц, которыми они, по сути, являются.
— Чтобы выполнить эту работу, — продолжил Брэдфорд, — члены вашей команды должны были уметь читать иероглифы, знать местные языки и отчаянно стремиться к успеху. Это принципиально важно. Доктор Кардифф, вам бы ни за что не удалось сколотить команду со всеми необходимыми навыками и качествами за столь короткий срок.
— Итак, — снова заговорил генерал, — вопрос состоит в том, что мы можем сделать, чтобы им помочь?
Кардифф и на это ответила молчаливым взглядом.
— Брэд, верните в игру Харгрейва и Джеймси, — сказал генерал Гегберг.
Кардифф промолчала и сейчас. Речь шла о хладнокровных наемниках, вырвавших Риту из лап «Апачерос» — самого безжалостного, жестокого и политически влиятельного криминального сообщества во всей Мексике. В прессе об этом не сообщалось, но в личной беседе Рита рассказала ей, что спасли ее именно эти двое, а вовсе не федералы, и что все это было связано с куда большим насилием, чем могло показаться из официальных отчетов. О подробностях Рита предпочла умолчать.
Так откуда же генералу Гегбергу известны имена?
— Могила и Джеймси, — задумчиво протянул Брэдфорд, использовав прозвище Харгрейва. — Это мысль.
— С какого боку вы к этому причастны? — спросила его Кардифф.
— В свое время мне доводилось иметь дело и с Могилой, и с Джеймси, да и с «Апачерос», — пояснил Брэдфорд. — Когда вашу подругу похитили, генерал обратился ко мне за помощью.
— Я подумал, что, раз он и его ребята уже спасали Кричлоу, может быть, они понадобятся нам снова. Это одна из причин, побудивших меня пригласить его присоединиться к нам, — сказал президент.
— Вы осуществляете это не по каналам ЦРУ? — спросила Кардифф.
— Нынче пятьдесят процентов персонала Конторы состоят на службе менее пяти лет, не говоря уж о том, что любое их использование требует чертовой уймы бюрократических согласований.
— Я бы не доверил им сбегать через улицу за десятком яиц, — фыркнул генерал.
Кардифф смотрела на троих собеседников, дивясь тому, что же они за люди. Занимая высокое положение, они пошли на серьезный риск, организовав незаконную спасательную операцию, чтобы выручить незнакомку, оказавшуюся ее лучшей подругой. И теперь предлагают провернуть то же самое снова.
Что происходит? Что это за мир, с которым она соприкоснулась? А она еще бралась оценивать их по одежде и манере говорить.
— Доктор Кардифф, — наконец сказал президент, — меня интересуют мисс Кричлоу и мисс Джонс. Кто они?
— Я передала вам их резюме, господин президент.
— Я имею в виду, что они за люди? В этом смысле мы с Брэдом ничего о них не знаем.
Кардифф откинулась назад во вращающемся кресле и глубоко вздохнула.
— Они были самыми зрелыми, целеустремленными и сосредоточенными студентками, каких мне только доводилось учить, — помолчав, произнесла она. — Ритс из этой парочки бойчее, говорливее, Купер более одаренная и замкнутая. Настоящая эйдетическая натура, вдобавок художественно одаренная — она словно рождена для того, чтобы копировать и расшифровывать иероглифы. Ритс считает, что способность сестры к толкованию граничит с ясновидением: древние знаки для Куп все равно что карты Таро, открывающие ей свое тайное значение, сокровенный смысл, заложенный в них автором. Покойная мать Куп была мексиканкой, более того, мексиканкой индейского происхождения. И хотя сама Куп ее не знала и совершенно не помнит, Рита даже удивлялась, уж не говорит ли в ней кровь ее предков-ацтеков. В любом тексте, по словам Ритс, Куп видит не линии, цвета и картинки, а прозревает самую суть.
— Как это следует понимать? — поинтересовался генерал.
— Ну, по мнению Ритс, Куп наделена мистическими способностями, — ответила доктор Кардифф. — Как-то раз, когда мы распили полбутылки «Реми», она сказала мне, что «своими обсидиановыми очами Куп прозревает божественную межзвездную тьму и касается взором лика Творца». Тогда, правда, я приписала все это воздействию коньяка. Но когда узнала Куп получше, уверенности на сей счет у меня поубавилось.
— Мне все-таки хотелось бы знать именно ваше мнение о них, — настойчиво повторил президент Рааб.
— Я думаю, Куп… жутковата.
— Боюсь, сейчас я знаю о ней даже меньше, чем раньше, — пробормотал генерал Гегберг.
— А что насчет Кричлоу? — спросил президент.
— Она более рассудительна, с явной склонностью к астрономии, математике, сравнительному религиоведению. Учитывая роль этих дисциплин в доколумбовой Мексике, познания Ритс имеют огромное значение. А уж вместе они представляют собой потрясающую команду.
— Но это не объясняет, почему они готовы рисковать там жизнью, — заметил президент.
— Да просто они самые преданные делу, увлеченные, дисциплинированные студентки, каких я знала, — ответила доктор Кардифф. — Нужно понимать: изучение Мезоамерики, особенно тольтеков эпохи Кецалькоатля, — это вся их жизнь. У них больше ничего нет.
— Разве им никогда не хотелось обзавестись мужьями, детьми, машинами, длиннохвостыми попугаями и обвитыми виноградной лозой коттеджами? — спросил президент.
— Очаровательные и милые, эти девушки, разумеется, привлекают мужчин, но работа всегда была для них на первом месте, а также на втором и на третьем. А мужчинам доставалось немногое.
— Нет между ними родственного соперничества? — поинтересовался Брэдфорд.
— Ритс — единственная подруга, которая когда-либо была у Куп.
— Звучит так, словно между ними большая любовь, — заметил генерал Гегберг.
Доктор Кардифф смерила его суровым взглядом.
— Вас интересует, не имеют ли их отношения сексуального подтекста? — (Генерал кивнул.) — Нет, хотя признаюсь, время от времени я сама об этом задумывалась. Но здесь имеет место что-то другое.
— А об их прошлом вы ничего не знаете? — неуверенно спросил президент.
— Очень немного, — ответила доктор Кардифф.
Это было не совсем правдой. Ей удалось пару раз соприкоснуться с личными тайнами Куп, и это оставило настораживающие воспоминания.
Однажды за кофе они с Ритой вели разговор о возникновении звезд — одной из проблем, относившихся к сфере научных интересов Кардифф. Что-то из рассуждений молодой девушки не понравилось Монике, она подалась к Рите со своей характерной, наводившей на студентов страх усмешкой и, оказавшись с ней нос к носу, сказала:
— Что-то сегодня ты мелко плаваешь, уточка.
Слово «уточка» на кокни означало проститутку, и Куп, как оказалось, это знала. Она тут же всунулась между Кардифф и своей подругой и прошипела:
— Нечего называть ее потаскухой, сука!
Кардифф отпрянула, пораженная тоном Куп, а главное — ее дерзостью.
Подобный выпад в отношении профессора, да еще с такой репутацией, как у Кардифф, был для академической среды чем-то небывалым. Но даже больше, чем это неслыханное нахальство, ее озадачил блеск в глазах Куп.
Кардифф решила разобраться с Ритс в другой раз, и такая возможность представилась ей меньше чем через неделю. На факультетской вечеринке, приняв коктейль, Рита позволила себе пренебрежительное высказывание о том, к чему Кардифф относилась с благоговением.
— Наука — это всего лишь служанка религии. Правда, как служанка, мечтающая стать хозяйкой, она изрядно продвинулась на пути к тому, чтобы самой превратиться в религию.
— Где это ты почерпнула такую нетерпимость к науке? — решила не оставаться в долгу Кардифф. — Уж не проснулось ли в тебе детство со «змеиными плясками» и говорением на неведомых языках? И теперь деревенщина с Аппалачей будет учить меня астрофизике? Это тот самый образ мыслей, который привел к сожжению кодекса майя и заточению Галилея.
Подавшись к Рите, Кардифф снисходительно усмехнулась и отметила во взгляде собеседницы затаенную обиду: та заморгала, у нее даже задрожал подбородок. Обычно, одержав победу, Моника оставляла поверженного противника в покое и наслаждалась триумфом приватно, но на сей раз ей хотелось публично унизить ученицу, которая, как и все они, смотрела на ученую особу, как на смертное божество.
Но тут между ними, оттеснив Риту в сторону, опять встряла Куп.
Кардифф навсегда запомнила ее взгляд — взгляд, который сказал: «Обидишь мою подругу — будешь иметь дело со мной!»
«С этой девушкой лучше не ссориться!» — прозвучал в сознании Моники внутренний голос.
По причинам, так и оставшимся невыясненными, зла Кардифф не затаила. Более того, видя девушек каждый день и узнавая их лучше, она проникалась к ним все большей симпатией и уважением. А к концу семестра они сблизились окончательно: Рита и Куп стали ее лучшими подругами.
— Рита и Куп — лучшие подруги, какие у меня когда-либо были, — сообщила как само собой разумеющееся Кардифф. — Вот все, что я могу о них сказать.
— Но как вы стали их советницей? — осведомился президент Рааб. — Они ведь не астрофизики.
— Я сама не понимаю, почему они выбрали меня на роль консультанта: в этом смысле вы правы. По их тематике мне им советовать особо нечего. Это чуждая мне сфера, если не считать того, что я нахожу весьма интересными их соображения относительно мезоамериканского, а особенно тольтекского, катастрофизма. Эти прозрения помогли мне стать самым авторитетным в стране специалистом в области глобальной теории катастроф. Дала ли я что-то им, в этом у меня уверенности нет, но одно могу заявить ответственно: эти годы были для нас самыми плодотворными. В попытке выявить этиологию упадка Толлана мы изучили все: воздействие глобального потепления, засуху, голод, эпидемии, катастрофические извержения вулканов и падение гигантских метеоритов. Они научили меня учитывать роль религиозного фанатизма, экономического давления и империалистической агрессии. Но боюсь, что сейчас именно мои усилия направили их на опасный путь.
— К сожалению, — произнес, вставая, президент Рааб, — меня ждет Совет национальной безопасности. Какое-то чрезвычайное заседание. Бог знает что.
— Мы сделаем для ваших девушек все возможное, — тоже поднявшись, заявил Брэдфорд. — В то же время, думаю, вам будет интересно взглянуть вот на это.
Он передвинул через стол к Кардифф папку с грифом «СЕКРЕТНО». Имя Куп было написано на обложке.
— Президент держал меня в теме, и, как только прозвучало имя Купер Джонс, я тут же взял ее в разработку. Не скажу, чтобы мне удалось особо много нарыть о ней, но вот ее старик вел очень интересную жизнь — преимущественно по тюрьмам. Тут о нем вложена справка. По отзывам клиентов, завозил лучшую дурь на всем Юге, правда, это его и сгубило. Соперники ему в подметки не годились. Девчонка росла с дробовиком под кроватью. Одно слово, крутая особа. — Брэдфорд взглянул Кардифф прямо в глаза. — Не знаю, как вы, но я лично уверен на все сто: ее сломать не так-то просто.
Назад: 24
Дальше: Часть X Толлан