Книга: Кровь Джека Абсолюта
Назад: Глава 5 ОСВОБОЖДЕНИЕ
Дальше: Глава 7 ЧТО ПОЛУЧАЕТСЯ ИЗ МЕДВЕДЯ

Глава 6
ОТВЕРЖЕННЫЕ

Джек лежал неподвижно, раздумывая, отчего он проснулся. От звука или от холода? Один его бок был согрет оленьей шкурой и младшим сыном Джотэ, второй подмерзал, прижатый к тоненькой стенке типи. Им с Ате, автоматически занявшим низшее положение в семейной иерархии спасшего их ирокеза, волей-неволей приходилось терпеть некую толику неудобств. Правда, его товарищ по бегству из рабства, будучи соплеменником хозяина кочевого жилища, был обласкан чуть больше и потому спал не возле порога, продуваемого сквозняками, а под самой дальней из боковин. В центре типи спал сам Джотэ, согреваемый с двух сторон женой и свояченицей, к ним жались дочь ирокеза и его сыновья. Вся эта команда порой задавала заливистые концерты во сне, однако сейчас вокруг было на удивление тихо. Так тихо, что Джек вдруг понял, что его разбудило.
Всеобъемлющая, всепоглощающая тишина.
Объятый странным трепетом, он отодвинул полог и убедился, что ворохнувшаяся в нем догадка верна. Ночью шел снег, он завалил всю округу, крупные его хлопья все еще падали с неба, пробуждая в груди наблюдателя благостный, почти детский восторг. Джек с малых лет любил снег и все связанные с ним игры, а потому принялся осторожно выбираться из типи. Ему захотелось в одиночестве насладиться этим подарком, не стесняя ничьим присутствием своих чувств.
Он выкатился на девственно чистое мохнатое покрывало и задрожал, но не от холода, ибо ветер, донимавший их все три дня перехода, утих. Снег тут же облепил мокасины, плотную куртку и штаны из оленьей кожи — этот наряд был великодушным даром Джотэ.
Он не знал, сколько времени предавался веселому буйству, и очнулся, только заметив темные силуэты на фоне припорошенных снежком шкур. Вся семья ирокеза наблюдала за ним, выстроившись строго по установленному в ней ранжиру. Один Ате стоял обособленно, в стороне.
— Ах, — смущенно кашлянул Джек, отряхивая свою куртку. — Этот снежок! Он так бодрит!
Все продолжали молча смотреть на него, потом по команде Джотэ поочередно скрылись в жилище. Ате задержался, поджидая товарища.
— Снег, — глухо сказал он, — не такая уж и веселая вещь.
— Что ты имеешь в виду?
Ате, не ответив, нырнул под полог, Джек, пожав плечами, нырнул следом за ним. Члены семейства, образовав полукруг, передавали друг другу сушеное мясо. Джек с удовольствием пристроился сбоку, нетерпеливо ожидая своей очереди: утренняя зарядка пробудила в нем аппетит. Все эти дни ирокезы относились к гостям хорошо, выделяя им полноценные порции пищи. Поэтому он был весьма удивлен, когда раздача еды закончилась на младшем сыне Джотэ, после чего припас молча убрали. Джек увидел, что Ате тоже сидит с пустыми руками, и его вдруг пробрала холодная дрожь.
— Что происходит? — спросил он, сам поразившись резкости своего тона.
Джотэ тут же принялся что-то объяснять, часто указывая на полог. Ате кивал, ожидая, когда он закончит, затем заговорил сам. Хозяин, выслушивая его, мотал отрицательно головой, потом сделал жест, показывавший, что беседа окончена. Ате неохотно кивнул и умолк.
— Что он сказал?
Ате повернулся.
— Они должны с нами расстаться.
— Расстаться? Вот еще! Почему? Мы ведь договорились, что нас доставят к генералу Амхерсту. За дорогие подарки и щедрую плату.
— Они говорят, что договор был бы выполнен. Если бы не выпал снег. — Индеец склонил голову набок. — Он выпал.
— Но… но… что же с того? — Джек безуспешно боролся с волнением. — Мы ведь уже где-то рядом.
Ате пожал плечами.
— Возможно, в двух неделях пути. Но не по снегу.
— Но… этот снег растает, он должен… он непременно растает. А мы, в свою очередь, можем и поспешить.
Джотэ, которому его скудный английский позволял прислушиваться к беседе, что-то сказал, и Ате кивнул.
— Он говорит, этот снег уже не растает. Он пролежит до весны. Тот, что выпал сейчас, и тот, что выпадет позже. Он перекроет дороги, а им еще нужно идти. Добираться до своих зимних угодий. Отсюда до них много ближе, чем от форта. Таков обычай у наших племен. Все семьи зимуют отдельно. Моя семья тоже проведет зиму на своей территории, но до нее много недель пути. А участок Джотэ совсем рядом. Днях, может, в пяти.
— Тогда и мы пойдем вместе с ним.
Джотэ, потянувшись, стиснул Джеку плечо. Он что-то сказал, потом, оттолкнувшись, застыл. Ате перевел:
— Он говорит, что мы хотя и молоды, но едим как мужчины. А на его участке слишком мало еды. Возможно, ее не хватит и для семьи. Если мы пойдем с ним, то все погибнем.
Джеку неожиданно вспомнились абенаки. Спокойная жизнь, тушеное собачье мясо на завтрак, размеренная работа, теплое, согреваемое очагами жилье. Все это было теперь не про них. Он покачал головой.
— Тогда нам с тобой придется идти дальше. К Амхерсту.
— Нам не дойти. Снег перекроет все тропы. К тому же они не дадут нам еды.
— Не дадут еды? — Теперь Джек был окончательно огорошен. — Боже, не хочешь же ты сказать, что они хотят бросить нас здесь без всего, на верную гибель от голода или мороза?
Джотэ опять наклонился к нему, сжал плечо, потом отпустил его и осторожно похлопал. Затем он повернулся к женщинам и отдал какой-то приказ. Те тут же принялись рыться в вещах, сложенных под стенками типи.
— Они дадут нам все, чем могут пожертвовать. Джотэ отведет нас в ту часть леса, где есть какая-то живность. Возможно, мы сможем там прокормиться. Если нам повезет.
За холодностью и нарочитой бесстрастностью тона Ате угадывалось такое отчаяние, что уже не было смысла что-либо дополнительно уточнять. Джек растерялся, у него пропал голос, он словно впал в шок и мог теперь лишь наблюдать за раздраженными движениями женщин.
На пол легли несколько плотных матовых шариков, которые жена Джотэ скатала на их глазах. Это был мерзостный пеммикан: вонючий прозрачный медвежий жир с сушеной лосятиной, усеянный маленькими темными ягодами, страшно горькими, если их раскусить. Затем к еде добавился мушкетный кремень и — после окрика главы клана — заржавленный нож.
Когда женщины снова сели, Джек посмотрел на Ате.
— И это все? Еда на день, кремень и ржавое лезвие?
— Для них это много, вместе с одеждой, которую они уже отдали нам. Мой народ живет обменом, а нам нечего менять, кроме томагавков, которые нам нужны.
— Нечего?
Джек в ужасе покосился на жалкую кучку. Затем решительно залез в свой ранец и извлек оттуда то единственное, что там находилось.
— Вот, — сказал он, бросая на пол томик Шекспира. — Меняю его на мушкет и новый кремень.
Несмотря на тревожное выражение глаз, Ате рассмеялся. Он произнес несколько фраз на своем языке, и все члены семейства схватились от хохота за бока. Джотэ поднял книгу за угол кожаной зеленой обложки и сквозь смех что-то сказал. Ате кивнул и повернулся к товарищу.
— Джотэ говорит, что ему понравилась твоя шутка, а потому он возьмет твою вещь. Но она не стоит мушкета, от которого к тому же не будет прока, раз нам не на что выменять порох и пули. Поэтому я согласился на сделку получше.
Свояченица Джотэ вернулась к пожиткам, вытащила из них что-то крупное и бросила на пол. Джек ужаснулся.
— К… котелок? — пробормотал он. — Ты променял «Гамлета» на этот чертов котелок?
Ате кивнул.
— Котелок спасет нам жизнь, белый. Он полезней любого оружия. А твоя книга Джотэ не нужна. — Он повернулся к Джотэ, и тот в ответ на кивок содрал с предмета обмена обложку, бросив все остальное к костру. — Но из ее кожи жена сошьет ему кисет для табака.
Джотэ вел их медленно, с частыми остановками, терпеливо дожидаясь, когда они подойдут. В отличие от них к ногам его были привязаны странные штуки, напоминавшие удлиненные теннисные ракетки и не дававшие ему вязнуть в снегу. Они же с Ате то проваливались по колено в сугробы, то оскальзывались на голых обледеневших камнях. Зато постоянное напряжение их разогрело, а пожилой ирокез, уйдя подальше от типи и женщин, сделался совсем свойским малым и даже угостил своих спутников двумя лентами жилистого сушеного мяса, от чего Джек впал в блаженное состояние и был готов брести за ним следом всю свою дальнейшую жизнь. Однако когда бледные отблески солнца, пробивающиеся сквозь гряды кучевых облаков, возвестили, что близится полдень, произошло то, что должно было произойти. Посреди березовой рощицы Джотэ встал и заговорил о чем-то с Ате. Джек, прислонившись спиной к стволу, бездумно разглядывал их. Несмотря на усилившиеся дурные предчувствия, он все же не верил, что их могут бросить. Просто это очередной, пусть и очень жестокий, индейский подкол. Сейчас Джотэ объявит, что это всего лишь шутка, похлопает по спинам и отведет обратно — к пище и теплому очагу. Эта надежда все крепла в нем и не хотела с ним расставаться, даже когда Джотэ по-армейски им отсалютовал и пошел прочь, наступая на собственные следы. Хлопки его необычной обуви становились все тише и вскоре совсем растворились в шуме пронизываемых ледяным, обжигающим ветром ветвей.
Джек посмотрел на Ате.
— Где мы?
Тот пожал плечами.
— Здесь.
Джек едва удержался от оскорбительной реплики. Он знал, что обида только упрочит всегдашнюю молчаливость Ате.
— Я имею в виду… мне просто хотелось бы знать, есть ли поблизости какие-то поселения. Например, Монреаль.
Возможность сдаться на милость французов неожиданно показалась ему привлекательной. Причем весьма и весьма.
— Не знаю. Я не из этих земель. Но не думаю. Если бы тут что-нибудь было, Джотэ бы отвел нас туда.
— Ясно. А так он попросту бросил нас посреди… какой-то хрени.
— Это не хрень.
Ате обвел белое пространство рукой, и Джек опять скрипнул зубами. Кем он мнит себя, этот краснокожий дикарь? Вождем всей Америки? Лордом?
— Он оставил нас непонятно где. И ни с чем. Ни с чем!
— Нет. Он оставил нам еще две вещи.
— Разве? И где же они? Покажи. Что-то я ничего здесь не вижу!
Ате не ответил, но вскинул руку. Джек поднял голову.
С нижних ветвей березы, под какой он стоял, свисали оленьи черепа. Они были подвешены на чем-то, напоминающим струны. Джек дотронулся до одного черепа, и тот упал к уже валяющимся на земле костям. Ате в ответ на вопросительный взгляд Джека провел пальцем по сухожилию на своей шее.
— Их повесили вот на этом. Путы прогнили, черепа падают, значит, это было давно. И с тех пор на животных тут не охотились, так что мы сможем найти их. Мы будем охотиться.
«Чем? Котелком?» — хотел спросить Джек, но Ате уже поднимал с лежащего рядом ствола деревянный ковш.
— А это указывает на воду. Говорит, что вода здесь хорошая. Если бы оставили так, — он перевернул ковш, — это бы значило, что вода тут плохая и что ее следует кипятить.
Молодой ирокез указал на лес. Джек прислушался и различил слабый звон льдинок в ручье.
Ате отставил ковш и присел к корням дерева. Подняв два широких обломка кости и передав один из них Джеку, он сказал:
— Рой этим. Здесь.
Они молча в четыре руки отгребли в сторону снег, затем принялись отбрасывать рыхлую, еще не промерзшую землю. Как только яма углубилась на фут, кость скрежетнула по дереву.
— Теперь я один, — сказал Ате и вскоре дорылся до какого-то ящика, довольно большого, в фут шириной и два длиной.
— Закопанные сокровища? — с удивлением спросил Джек.
— Нет, — позволил себе усмехнуться Ате. — Это охотничий припас абенаки. Они оставили его для своих соплеменников. На случай нужды. Но разве мы не их рабы? И разве не в бедственном положении?
Он усмехнулся еще раз и взялся за крышку, сделанную из оплетенной тростником бересты.
Содержимое ящика их разочаровало. Там не было ни оружия, ни силков, ни какой-либо пищи, кроме маленького туеска с сушеными ягодами, которые тут же отправились в голодные рты. Две небольшие, сильно потертые шкурки нашли себе место под оленьими куртками, но явили весьма незначительную преграду для все усиливающегося мороза. Единственным, что Ате счел по-настоящему ценным, был большой моток бечевы.
Мрачные, они присели под деревом, гадая, что делать дальше.
— Ты сказал: две вещи, — встрепенулся вдруг Джек.
— Точно. — Лицо Ате просветлело. — Идем, — сказал он.
И повел Джека по двойному следу Джотэ к небольшой, обильно заваленной снегом полянке.
— Смотри, белый мальчик.
Джек стал смотреть. Полянку пересекали большие вмятины, продавленные снегоступами ирокеза, а рядом темнели меньшие отпечатки, оставленные двумя парами мокасин.
— Я ничего не вижу.
Ате показал вновь, в его голосе слышалось нетерпение.
— Вот!
Джек напряг зрение. Действительно, там, куда указывал палец могавка, снег был изрыт несколько по-другому. Он поднял взгляд.
— Это… олень?
Ате фыркнул:
— Ты ходил в школу, белый мальчик? Неужели там вам не говорили, что существуют разные звери?
— Лишь на латыни, — пробормотал Джек, снова склоняясь к следам.
Теперь, присмотревшись, он понял, что их оставили в копыта, а огромные пятипалые лапы. Что-то мелькнуло в мозгу и мгновенно пропало, холод, похоже, выморозил все мысли. Джек рос в деревне, но напрочь не помнил, какие еще животные обитают в лесу.
— Сдаюсь, — сказал он, выпрямляясь. — Почему бы тебе, краснокожий мальчик, не сказать мне, кто тут прошел?
Очередное фырканье.
— Тут прошел ниаргуйе. На вашем языке это… это…
Пока Ате приводил свои мысли в порядок, Джек вспомнил, как называется зверь.
— Ursus ursidae! — выпалил он.
И в беспомощности застыл, как застыл и Ате. Образ зверя стоял перед ними, но назвать его по-английски не мог ни тот ни другой.
Оба уставились друг на друга.
И оба вдруг разом выдохнули.
— Медведь!
Джек мысленно представил собаку, потом увеличил ее до гигантских размеров, и в животе его екнуло от испуга.
Но Ате был упрям.
— Я выследил зверя, да? Я нашел способ убить его, да? А что сделал ты? Ничего! — заявил он, сдабривая эти слова одной из своих редких улыбочек. — Ты утверждаешь, что я смошенничал во время гонки. Так докажи, насколько ты быстр.
Джек вовсе не чувствовал, что способен что-то доказывать в этот уже клонившийся к вечеру день. Ночью они сильно промерзли, ворочаясь в груде наспех наломанных сосновых веток, потом сдуру рыли ямы-ловушки для мелкой живности, и теперь его ноги дрожали так, словно он с утра до полудня непрерывно носился по Тотхилл-филд. Оба поддерживали свои силы мерзопакостным пеммиканом, пальцами раздирая вонючие шарики и заталкивая их под язык. Чтобы растаял прогорклый жир и чтобы привыкнуть к тошнотному вкусу, иначе желудок изверг бы проглоченные куски. Но, несмотря на все эти мучения, пища закончилась удивительно быстро, и потому Ате отверг предложение Джека перенести охоту на завтра.
— К утру мы ослабнем совсем, и ты не сможешь бежать. А если медведь поймает тебя, то мне-то он не оставит ни крошки.
В шутке, возможно, была доля истины. Ведь недаром же Бомосин намекал, что могавки кроме баранины и оленины не прочь полакомиться и чем-то еще.
От этой мысли Джека вновь бросило в дрожь. Куда подевался этот проклятый дикарь? Ага, он опять, перегнувшись через валун, заглядывает в пещеру. Сам Джек рискнул подойти к ней лишь раз и ничего во тьме не увидел. Зато исходящее из лаза зловоние непреложно свидетельствовало, что зверь находится там.
Раздался негромкий свист, Ате возвращался.
— Ты только растормоши его, ладно? Действуй решительно, понимаешь? Дедушка Ниаргуйе очень рассердится, он не любит, когда его будят, и, конечно, побежит за тобой. Но со сна он соображать будет плохо и, скорее всего, не догонит.
— Скорее всего?
Ате, никак не отреагировав на этот вопрос, потащил товарища за собой. Шагах в шестидесяти от медвежьей берлоги он протянул руку вперед.
— Видишь?
Вначале Джек ничего не увидел, кроме груды опавшей листвы, лежащей поперек дорожки. Потом, приглядевшись, понял, что она покрывает не корни, а маскирует часть веревки, которую Ате нашел в тайнике абенаки. Веревка располагалась на высоте примерно полуфута, один ее конец был обмотан вокруг толстой березы, потом она крепилась к деревяшке, стоявшей в четырех футах от дерева. Под веревку была засунута вершина согнутой до земли молодой березки, стоявшей у тропы, в кроне которой был скрыт привязанный к ветвям заостренный увесистый кол.
— Ну? — сказал Джек. Он мало что понял, да, собственно, и не хотел ничего понимать. — Как…
Ате поднес палец к губам, а затем раздвинул кусты, в которых исчезала веревка, и показал еще на один кол — крепко вколоченный в землю и сильно изогнутый, словно крюк. Конец веревки был привязан к палочке, хитроумно просунутой в изгиб «крюка».
— Видишь? — ухмыльнулся Ате. — Дедушка гонится за тобой. Ты перепрыгиваешь через веревку и падаешь. Он останавливается, натыкается на веревку, выбивает маленькую палочку и… хоп! — Он жестом показал, как заостренный кол взвивается в воздух и пронизывает чудовище. — Медведь мертв!
— Это… — Джек был так изумлен, что стал заикаться. — В этом и… и заключается твой гениальный план?
— Что тебе в нем не нравится?
— Что? Ты хочешь знать что?
Да все, хотел крикнуть Джек. И то, что ему нужно упасть, и то, что медведь должен остановиться. А вдруг он не остановится? Что с ним будет тогда? К тому же и вся конструкция выглядела подозрительно хлипко. Чтобы проверить свои подозрения, Джек подпрыгнул я с силой всадил мокасины в снежную кашу и мох. Так и есть. От еле заметного сотрясения почвы палочка выскочила, веревка ослабла, макушка березы пошла резко вверх, и кол едва не поранил Ате.
— Зачем? Ведь медведя здесь нет! — завопил молодой ирокез, кинувшись восстанавливать свой механизм.
Джек покачал головой и вздохнул.
— Ты же видел! Все это впустую.
— Нет. Мой народ все время охотится так.
— А сам ты охотился? Интересно узнать, сколько раз?
— Больше, чем у нас с тобой пальцев.
— Ты! — Джек задохнулся от столь чудовищной лжи и страшным усилием подавил в себе приступ злости. — Эта штука сработает раньше. От моего топота. Ты, — он указал на спусковой механизм — на крюк, — должен сделать это как-нибудь понадежнее.
— Это сработает вовремя.
— Беги тогда сам, раз ты в этом уверен.
Ате пожал плечами.
— Я устанавливаю. Бежать должен ты. И потом, ты же знаешь… я бегаю хуже.
Признание, видно, далось гордецу нелегко, но все равно идти на верную смерть Джеку вовсе не улыбалось.
— Я не побегу, — сказал он спокойно.
Ате не ответил, снова натягивая веревки. Потом, не поднимая взгляда, сказал:
— Тогда мы умрем. И очень скоро. Знаешь, — он покосился на небо, — завтра опять пойдет снег. И послезавтра. Он будет идти всю неделю. Это наш последний шанс добыть себе пищу. Потом мы утонем в снегу.
Джек вдруг затрясся как в лихорадке, сообразив, что это действительно так. Если они не убьют медведя, их убьют голод и снег.
— Я это сделаю, — объявил он. Зубы его предательски лязгнули, но ему уже было на это наплевать. — Черт тебя побери, краснокожий безумец, но я за это возьмусь. — Он повернулся и уставился на берлогу. — А теперь давай думать, что может его разбудить?
Огонь.
У них был кремень от мушкета. Ате долго бил по нему томагавком. Искры летели в трубочку с сухой травой, свернутую из бересты. Как только огонь загорелся, его тут же обернули новой корой и бросили в жерло несколько прутиков. Через какое-то время в небольшой скальной выемке потрескивал настоящий костер. Джеку совсем не хотелось от него уходить, но Ате был безжалостен.
— Вот, — сказал он, вручая ему котелок с углями и несколько веток. — Ты дойдешь до берлоги и встанешь. Это, — он показал на ветки, — должно загореться. Ты бросаешь огонь в берлогу, потом убегаешь. Но сперва убедись, что медведь побежит за тобой.
Джек посмотрел на Ате, на котелок, на ветки и молча побрел к облюбованной зверем пещере. На скалистом склоне холма, рассеченного глубокой расщелиной, она была не одна. И вообще этот склон выглядел так, будто какой-нибудь великан провел по нему своей пятерней, оставив в земле глубокие длинные борозды, сейчас полузанесенные снегом. Даже шагать через них было трудно, а уж служить путем отхода эти колдобины, сплошь поросшие мелким кустарником, разумеется, ни в малой степени не могли. Имелась только одна более-менее приемлемая трасса для задуманной гонки — узкая стежка, уводившая вниз, к Ате, который уже подавал ему знаки. А дальше за молодым ирокезом вновь громоздились скальные складки с другими впадинами, пещерами и завалами, практически превращавшими этот распадок в тупик.
Выругавшись, Джек приступил к выполнению своей задачи. Опустив конец ветки в котелок, он сильно дунул на угли, наблюдая, как языки желтого пламени лижут сушняк. Помахав ею, чтобы огонь лучше взялся, он сунул ее в зияющий лаз и отбежал от берлоги.
Никакого эффекта. Он снова обернулся к Ате. Могавк жестами побуждал его предпринять следующую попытку. Джек снова раздул огонь, проследил, чтобы ветка березы как следует занялась, и пошел к пещере. Кажется, к зловонию, витающему над ней, примешивался запах гари. Или он исходил от углей в котелке? Джек поднял ветку, бросил ее, отбежал…
По-прежнему ничего. Лишь слабое журчание ручья вдалеке и скрип мокасин Ате.
— Продолжай, — прошипел ирокез, показав знаком, что в берлогу следует высыпать все содержимое котелка.
Джек, стиснув зубы, покачал головой и зажег последнюю ветку, самую большую и самую сухую из трех. Если уж она не разбудит медведя, то краснокожему идиоту придется самому лезть в берлогу и приглашать ее обитателя на танец!
Он смотрел на котелок, на струйки дыма, выползающие из-за камня, его ноги почти онемели от холода, из носа текло. Он уже знал, что из этой затеи ничего не получится и что им надо будет придумывать что-то еще.
— Аг-р-р-рх!
Этот звук был самым страшным из всех, что он слышал в жизни. Страшнее хрипа пронзаемого штыком человека, страшнее вопля Дункана Абсолюта, летящего через шею коня. Из ямы высунулась огромная мохнатая голова. С необычайно маленькими колючими глазками и невероятно большими зубами — острыми, желтыми, с зеленоватым налетом на них. Все это впечаталось Джеку в сознание, пока он падал на собственный зад. Миг — и его окатило смрадное дыхание зверя.
Брошенный котелок покатился по склону: длинная огненная гирлянда тянулась за ним. Джек в полнейшем смятении взмахнул охваченной пламенем веткой в тщетной надежде отпугнуть злобно скалящееся чудовище, но зверь с ужасающим рыканьем вырвал ее у него. Мощные челюсти и огромные когти вмиг превратили пылающую сушину в тучу быстро гаснущих искр, но эта заминка позволила Джеку сделать отчаянный кувырок через голову и обрести под ногами опору. Вначале он метнулся в одну сторону, затем — в другую, потом в три прыжка очутился в лесу.
Он ничего не видел и ничего не соображал. Зрение отказало ему, так же как слух и сознание. Он весь превратился в куда-то влекущие его ноги и даже не делал попытки спросить себя, почему это так. Потом все внезапно возвратились. По крайней мере разум и зрение. Джек увидел веревку, вспомнил, зачем она тут натянута, и в последний момент умудрился в прыжке перелететь через нее. Он упал и, извернувшись, сел, отчаянно скребя землю ногами.
Медведь, видя, что его оскорбитель повержен, встал на дыбы и оглушительно заревел. Он сделал шаг, загребая передними лапами воздух, шумно принюхался и сделал еще один шаг.
Веревка дернулась, но ничего не случилось.
Все. Джек понимал, что сейчас погибнет.
Тут прозвучал щелчок, ветви березки взметнулись, и заостренный кол вонзился зверю в плечо.
На миг воцарилась почти абсолютная тишина. Медведь неожиданно повел себя как человек. Он озабоченно повернул морду и здоровой лапой выдернул ранившую его деревяшку, потом с хрустом разгрыз ее и секунду спустя опять повернулся к съежившейся от страха фигурке.
— О господи! — закричал Джек.
Он рывком вскочил на ноги, неуклюже попятился и уперся хребтом в березовый ствол. Зверь снова рявкнул, но уже не грозно, а озадаченно: из спины его почему-то торчал томагавк.
— Есть! — торжествующе завопил Ате, но медведь лишь передернулся, как от укуса назойливой мошки, и опять пошел к Джеку, разевая громадную пасть.
Джек торопливо сорвал с головы меховой капюшон и швырнул в зверя. Тот отбил его, как в крикете, и двинулся дальше. Джек громко выругался, отступая за ствол. К собственному томагавку, заткнутому за пояс, он даже не потянулся. И отбросил мысль влезть на дерево, зная, что косолапый взберется быстрее. Ему оставалось лишь одно — бежать. В тщетной надежде несколько оттянуть роковую развязку. И он побежал.
Медведь гнался за Джеком, Ате — за медведем. В таком порядке они и неслись вверх по склону. Первый скакал через кусты, второй ломился сквозь них, так что дистанция между ними пока что не сокращалась. Джек не имел ни малейшего представления, куда он бежит, и потому вид перевернутого котелка привел его в несказанное изумление. Через мгновение он пронесся мимо берлоги. Дальше холм разделяла расщелина, слишком — увы! — широкая для прыжка. Но утробное взрыкивание за спиной не оставляло ему выбора.
— А-а-а! — завопил Джек, бросаясь в пустое пространство.
Каким-то чудом он все-таки перелетел через провал и с облегчением взрыл носом снег на другой его стороне.
А потом застонал от обиды, ибо пучки пожухлой травы, за которые он ухватился, не могли удержать его вес. Он неуклонно съезжал с обрыва… но тут нога его наткнулась на основание притулившегося к скале кустика, затем вторая нога отыскала ствол столь же неприхотливого деревца, а одна из рук — едва заметные трещинки в камне.
Между тем медведь приближался. Джек сначала услышал яростный рык, а потом ощутил сотрясение почвы. Зверь, с ходу перескочивший через расщелину, приземлился где-то над ним. Вот и все. Джек вздохнул и зажмурился. Под ним была пропасть, над ним — клыки и когти, и он уже знал, что предпочтет.
Он приготовился отпустить руки, как вдруг до него донеслось новое взрыкивание. Медведь взревел еще раз, и этот рев, высокий, отчаянный, походил скорее на вопль. Послышались странные звуки, напоминавшие скрежет железа по камню, затем что-то обрушилось сверху, прижав Джека к скале и едва не расплющив его. Отчего-то вдруг заболела нога, будто в нее всадили три ножа сразу, а потом вокруг установилась непонятная тишина, нарушаемая странными удаляющимися шлепками. Последний из них сопроводил шумный всплеск.
Вначале он слышал лишь собственное дыхание. Потом чей-то неуверенный голос окликнул:
— Джек! Эй! Ты живой?
Ему понадобилось несколько долгих секунд, чтобы сообразить, кого окликают. В последнее время к нему никто не обращался по имени, в том числе и могавк.
— Джек! — опять крикнул Ате, а через паузу послышался топот и в вышине промелькнула легкая тень.
Джек поднял глаза и увидел потертые мокасины. Они тут же исчезли, взамен появилась рука.
— Джек!
Ате ухватил товарища за запястье. Джек пополз вверх, но вторая рука его все еще продолжала упрямо цепляться за трещины в камне. Однако могавк был упорен, и в конце концов они оба, почти обессиленные, повалились на снег.
— Мы сделали это, Джек! Мы убили ниаргуйе.
— Убили?
Джек заставил себя приподняться и посмотреть вниз. Футах в тридцати от него, на дне каменистой расщелины, перекрывая пробитое ручьем русло, недвижно покоилась мохнатая туша.
— Что ж, тогда можешь поцеловать меня в зад, — заявил Джек с нарочитой беспечностью.
— Возможно, чуть позже, — ответил Ате, и впервые с момента их знакомства широкое смуглое лицо его озарила веселая озорная улыбка.
Джек не замедлил улыбнуться в ответ, потом они оба хихикнули, потом захохотали.
— Думаю, теперь я буду звать тебя Сагейовах. На языке ирокезов это значит «испуганный». Видел бы ты себя, когда дедушка вытащил кол из плеча!
— Звучит красиво, но не слишком-то уважительно. Кажется, я заслужил более благородное имя, — сказал, все еще смеясь, Джек.
Ате пожал плечами.
— Пожалуй, ты прав. Ты быстро бежал, ты прыгал через кусты, ты перескочил провал здесь, а я — там! — Он показал на место, где расщелина была уже. — Ладно! Ты будешь Дагановеда.
— Что это значит?
— Неутомимый. Согласен?
— Сойдет, — сказал Джек.
Эйфория прошла, уступив место голоду и усталости. Неутомимый был смертельно измотан и хотел есть. А туша медведя лежала внизу, и до нее еще нужно было добраться.
— Ну и что же нам теперь делать? — спросил хмуро он.
Вместо ответа Ате вскочил на ноги и побежал вниз по склону. Минуту спустя он уже стоял возле туши, с большой осторожностью вытаскивая из нее томагавк. Затем молодой ирокез огляделся.
— Что? — крикнул Джек.
— Порядок! — Ате ткнул топориком в стену утеса. — Не помню, как у вас это называется. — Он жестом изобразил крышу над головой. — Нам будет удобнее сделать все здесь, а не наверху.
Джек застонал от мысли, что придется спускаться. У него ломило все тело, а ногу жгли кровавые ссадины от медвежьих когтей.
— Как мы это сделаем?
Ирокез усмехнулся.
— Ты у нас теперь Неутомимый, но и мое имя тоже кое-что означает. Атедавенет по-вашему — Умник. Давай спускайся, я покажу тебе, за что мне дали его.
Назад: Глава 5 ОСВОБОЖДЕНИЕ
Дальше: Глава 7 ЧТО ПОЛУЧАЕТСЯ ИЗ МЕДВЕДЯ