Глава II
ВЕЛЬВИННА

Неподалеку от Форума по пыльному переулку брели семь молодых аристократов. Дорогие белые тоги были залиты вином — результат долгой попойки. За день гуляки успели обойти половину кабаков, раскинувшихся на семи холмах. Мужчины разговаривали громко и дерзко, не обращая внимания на тех, кто мог их слышать. Рабы, вооруженные дубинками и ножами, шли позади с факелами в руках.

Толстый молодой человек, замыкавший шествие, споткнулся, упал на стену, выругался, согнулся пополам, и его начало тошнить чуть ли не на собственные сандалии.

— Поторапливайся! — со смехом сказал ему стройный, чисто выбритый мужчина с орлиным носом. — Мы побывали еще не во всех здешних питейных заведениях!

Наверху с грохотом открылись ставни.

— Блюй в другом месте, мерзавец!

Толстый вытер испачканные губы и всмотрелся в темноту.

— Я — всадник республики и имею право блевать где хочу! А теперь заткнись, если не хочешь получить по морде!

Напуганный высоким положением говорившего и его телохранителями домовладелец быстро исчез.

Пьяные громко расхохотались.

Ссориться с компанией «золотой молодежи» мог только глупец. Все граждане считались равными, но на самом деле Римом правила элита, состоявшая из сенаторов, всадников, или эквитов, и богатейших землевладельцев. Эти аристократические семьи составляли клику, пробиться в которую могли только люди, обладавшие огромным богатством. Судьбу республики решали несколько человек, принадлежавшие к этой небольшой группе.

Толстого вырвало снова.

— Проклятые плебеи, — сказал он, положив мясистую руку на плечо приятеля. — Не обращай внимания, дружище. Просто у меня с ногами плоховато.

— Плебс хорош в небольших количествах, — согласился тот. — За исключением армии и полевых работ.

Гуляки заулыбались, но плотный рыжий, возглавлявший группу, нетерпеливо сказал:

— Пошевеливайтесь, иначе мы никогда не доберемся до Лупанария!

Название самого знаменитого римского борделя заставило нобилей навострить уши. Его обитательницы славились на всю Италию. Встрепенулись даже самые пьяные.

— Что, Целий, не терпится? — с легкой досадой спросил худой.

— Это же лучший публичный дом в городе. Тебе давно следовало посетить его. — Целий алчно потер руки. — Нигде больше не найдешь столько красивых женщин!

Кажется, туда только что доставили новую партию рабынь из Германии. — Толстый откашлялся. — Но сначала я хочу выпить!

— А потом в публичный дом! — хлопнул его по руке Целий.

— Если смогу до него добраться!

— И я тоже! — засмеялся самый старший из гуляк, которому было сорок пять. — А ты пойдешь? Или боишься жены? — спросил он предводителя.

Стройный добродушно улыбнулся. Он уже много раз слышал эту подначку. Друзья немного завидовали гордому имени его жены и подтрунивали над его супружеской верностью. Но реплики пьяных приятелей не могли его пронять. Все знали сдержанность этого молодого нобиля, и он не собирался портить это мнение о себе.

— Будь германские женщины действительно красивыми, я мог бы поддаться искушению. Но все они — конопатые ведьмы!

Остальные засмеялись, желая доставить удовольствие своему могущественному другу. Этот политик сумел пережить кровавые чистки Суллы, наследника первых диктаторов Рима Цинны и Мария. Несмотря на множество угроз, он отказывался разводиться с женой, дочерью врага Суллы. Родня и сторонники стройного несколько месяцев уговаривали Суллу, и наконец он отменил смертный приговор. Предсказание диктатора о том, что этот человек со временем подчинит себе римскую аристократию, было забыто, и теперь общественность считала честолюбивого всадника одним из самых многообещающих молодых римлян.

— Тогда трахни кого-нибудь из тамошних мальчиков, — бросил Целий. — А женщин оставь нам.

Нобиль потер орлиный нос.

— Я думал, все эти мальчики живут в твоем доме.

Целий сжал кулаки.

— Бросьте. Мы все здесь друзья, — серьезно сказал обычно веселый коренастый Авфидий, славившийся добродушием.

Стройный, всегда остававшийся политиком, только пожал плечами:

— Я не собираюсь ни с кем ссориться.

— А ты, Целий? Мир?

Рыжий гневно закусил губу, но кивнул:

— Ладно.

Тон был неискренним, но Авфидий успокоился и повернулся к остальным:

— Где здесь ближайшая траттория?

— За Форумом. Позади храма Кастора. — Толстый всадник показал рукой вперед. — Следуйте за мной.

Спустя несколько минут они сидели за столом каменной таверны, пропахшей потом и дешевым вином. В кольцах торчали факелы, озарявшие закопченные стены и отбрасывавшие длинные танцующие тени. Здесь, по обыкновению, был большой зал на первом этаже, а в трех-четырех верхних этажах располагались квартиры, сдававшиеся внаем. В помещении звучали громкие голоса. Одни посетители играли в кости, другие мерялись силой на деньги.

Несмотря на охрану, большинство вновь прибывших чувствовали себя неуютно. Здешняя обстановка им не нравилась. Многие посетители, не привыкшие общаться с аристократами, тоже смотрели на них с опаской.

— Ну, что уставились? — гаркнул Целий.

Сидевшие рядом быстро отвели глаза.

Целий грозно ухмыльнулся, кивнул, и за спинами любопытных граждан тут же возникли рослые рабы. Он кивнул еще раз, и телохранители вывели двоих мужчин наружу. Еще один раб остановился у входа. Когда за дверью послышались крики, друзья уведенных беспомощно застыли на месте. Даже дюжий привратник набрал воды в рот.

— Целий, так ты не обзаведешься друзьями, — сказал стройный.

— Кому нужен этот сброд?

— Не стоит бить плебеев без необходимости. — Он показал на дверь. — А когда такой необходимости нет, лучше мириться с их присутствием.

— Ты все знаешь лучше всех?

— Эти люди — не рабы.

— Всадники могут делать все, что им хочется.

— Можешь и дальше поступать так же — если тебе не нужна их поддержка в Сенате.

Целий скривил губы, но промолчал.

— Мы, всадники, самые могущественные люди в самой сильной стране мира. Плебс это хорошо усвоил. Уважение гораздо лучше помогает управлять, нежели страх.

Другие закивали, но рыжий нахмурился.

— А тут поблизости нет ничего получше? — слегка понизив голос, спросил Авфидий. — Это же настоящая дыра!

Многие повернулись к Целию, объявившему себя знатоком борделей.

— Есть места, где конская моча и публика получше, чем здесь, но мы зашли сюда только по дороге в Лупанарий, — ответил Целий, довольный тем, что снова оказался в центре внимания. Он допил чашу. — Давайте посидим еще немного. А потом зададим жару светловолосым шлюхам!

Все кивнули, за исключением стройного.

— Лично я отсюда возвращаюсь домой.

— Что? Ты нас бросаешь? — Толстый всадник наполнил чашу приятеля и толкнул ее к нему, пролив вино.

— Мне нужно подготовиться к завтрашнему выступлению в Сенате.

— После ночи в седле гениальность потечет из тебя, словно моча! — Авфидий сделал неприличный жест, заставив всех расхохотаться.

— Друг мой, в следующем году я хочу стать квестором. Такая должность с неба не падает. — В качестве младшего магистрата стройный получил бы возможность познакомиться со сложностями римского законодательства, а то и распоряжаться частью общественной казны. Это позволило бы ему накопить ценный политический опыт, без которого невозможно подняться на следующую ступеньку и стать претором.

— Во имя яиц Юпитера! Неужели тебе не хочется повеселиться? — насмешливо спросил Целий, знавший, что без сильной поддержки человека на такой пост не изберут.

— Этот человек прав, — признал Авфидий. — У магистратов редко бывают свободные вечера.

— Я знаю.

— Тогда оставайся с нами!

— Предпочитаю служить республике. А вы можете грешить хоть всю ночь.

— Ты тут не единственный, у кого есть общественные обязанности.

— Прошу прощения, — быстро произнес стройный. — Я никого не хотел обидеть.

— Серьезно? — Целий стиснул край стола так, что побелели костяшки. — Ты пока еще не квестор, а такой же всадник, как и мы! Наглый выскочка!

Стройный смерил его ледяным взглядом.

— Пойдем, Целий! — вмешался Авфидий. — Чем скорее шлюха охладит твою голову, тем лучше.

Рыжий заставил себя улыбнуться.

Но взгляд стройного остался каменным.

— Целию нужно охладить не голову, а яйца!

Большинство рассмеялось шутке.

Эквиты продолжали пить, но атмосфера товарищества уже рассеялась. Беседа увяла, однако это было заметно только тем, кто сидел за столом.

— Ну что, теперь в Лупанарий? — допив чашу, спросил Авфидий.

Ему ответили одобрительными возгласами.

Вслед за Целием компания вышла на пыльную, испещренную следами колес улицу. В нескольких шагах от двери неподвижно лежали два тела.

Целий пнул ближайшего ногой в живот:

— Вот тебе на память!

Стройный неодобрительно поджал губы.

Не успели они сделать несколько шагов, как Целий в полутьме столкнулся с девушкой. Та упала наземь, корзина с мясом и овощами отлетела в сторону.

Когда девушка поднялась, по светлому браслету на запястье Целий понял, что перед ним рабыня, и влепил ей пощечину.

— Смотри, куда идешь, неуклюжая сука!

Девушка вскрикнула и снова упала в пыль. Ее поношенная туника задралась, обнажив красивые длинные ноги.

— Целий, она не сделала тебе ничего плохого, — помогая ей встать, сказал Авфидий.

Девушка была лет семнадцати, очень хорошенькая, темноволосая и голубоглазая. Смущенная присутствием нобилей, она благодарно кивнула.

— Прости, господин, — пробормотала она и хотела уйти.

Но Целию этого было мало. Заметив красоту рабыни, он разорвал ее легкую шерстяную тунику до талии и уставился на упругие обнаженные груди. Девушка вскрикнула от стыда и ужаса, но Целий, в котором закипела кровь, полностью сорвал платье с ее плеч.

Рабыня попятилась, но двое спутников Целия уже перекрыли ей путь к отступлению. Телохранители, понявшие, что их помощь не потребуется, отступили в тень. Помочь одинокой рабыне было некому. От заката до рассвета улицы Рима принадлежали преступникам. Только глупец выходил на улицу без охраны. Или раб, посланный с поручением.

— Господин, прошу тебя… — Голос девушки дрогнул. — Я не хотела ничего плохого…

Целий схватил ее за руку:

— Я мигом управлюсь.

Все одобрительно зашушукались. Молчали только стройный и Авфидий.

Девушка застонала от страха.

— Отпусти ее.

— Что ты сказал? — не веря своим ушам, переспросил Целий.

— Ты меня слышал.

— Чтоб мне гнить в Аиде! — Трясясь от гнева, Целий сделал шаг вперед. — Проклятье, это всего лишь рабыня!

Стройный приподнял полу тоги и показал спрятанный под одеждой длинный кинжал.

— Меня от тебя тошнит. Делай, что я тебе сказал.

Целий бросил взгляд на телохранителей.

Внезапно рукоятка кинжала оказалась в ладони стройного.

— Я проткну тебе сердце раньше, чем они успеют подойти.

— Успокойся, дружище, — сказал встревоженный Авфидий. — Все в порядке.

Стройный улыбнулся:

— Это зависит от Целия.

Остальные молча следили за развитием ссоры, которая назревала уже несколько месяцев. Никто не хотел становиться на пути могущественного и честолюбивого карьериста.

Дрожавший от ярости Целий отпустил девушку.

Стройный привлек ее к себе.

— Желаю удачи в Лупанарии, — сказал они властно показал в конец улицы.

— Сначала ему не понравилось, что двое простолюдинов получили по заслугам, а потом он помешал всаднику трахнуть рабыню, — проворчал себе под нос Целий. — Этот хрен стал слишком мягким. Или сошел с ума.

— Ни то ни другое, — покачал головой Авфидий. — Просто он слишком умен.

— И что дальше?

Вместо ответа Авфидий весело похлопал рыжего по спине:

— Пора выпить еще!

Целий позволил себя увести. Остальные безропотно пошли следом, радуясь, что ссора закончилась без крови.

Так бывало не всегда.

— Увидимся завтра в Сенате! — крикнул им вдогонку стройный.

Он стоял молча, прижимая к себе рабыню, пока группа не скрылась из виду. В тени ждали два личных телохранителя. Девушка тревожно смотрела на него, надеясь, что ее отпустят. Но когда нобиль посмотрел на нее, в его взгляде горела похоть. Стройный сжал ее руку и потащил в переулок.

Она заплакала от страха. Все было ясно. Один насильник сменил другого.

— Молчи, а то будет плохо.

Толстый всадник, облегчившийся в очередной раз, видел, как пара исчезла в темноте.

— Он все это затеял, чтобы заполучить ее себе, — пробормотал толстяк. — Нет, квестором он пробудет недолго.

— Скоро он станет консулом, — предрек Целий. Но о судьбе девушки рыжий не догадывался.

На протяжении нескольких веков Римом правили два избранных консула, которым помогали военные трибуны, судьи и Сенат. Эта система хорошо работала, если должностные лица соблюдали закон. Два правителя выполняли свои обязанности в течение двенадцати месяцев. Считалось, что это древнее правило мешает отдельным личностям цепляться за власть. Но после гражданской войны, разыгравшейся тридцать лет назад, римская демократия пришла в упадок, и официальные посты переходили из рук в руки не чаще двенадцати раз за поколение. Честолюбивые аристократы, такие как Марий, Цинна и Сулла, положили начало традиции, заставляя ослабевший Сенат позволять им оставаться на посту консулов дольше положенного времени. Сейчас официальные государственные посты практически передавались по наследству, и самые богатые и могущественные роды Италии ревностно защищали такое положение. Посторонний человек мог стать консулом только при наличии невероятной энергии и других достоинств.

— Рано или поздно этот хрен все же оступится, — продолжал ворчать Целий. — Ошибаются все. — Рыжий продолжал кипеть от гнева, но понимал, что слишком пьян и в словесном поединке врагу проиграет. Он подхватил приятелей под руки и вразвалку побрел к Лупанарию.

Стройный решительно шагал в темноте, крепко держа девушку одной рукой. Переулок был завален мусором и битой глиняной посудой, выброшенной обитателями ближайших домов. Наконец, найдя подходящее место, он стащил с рабыни тунику и толкнул ее на землю. Она неловко упала, обнажив треугольник темных волос внизу живота. Приподняв тогу, он ступней раздвинул ее бедра и опустился на колени. Девушка вскрикнула от ужаса. Нобиль рывком овладел ею и вздохнул от наслаждения.

Стройный яростно вонзался в нее. Жена давно болела и не могла удовлетворять его желания. Захваченный политической карьерой, он уже несколько месяцев обходился без секса.

Глаза девушки расширились от страха.

— Если посмотришь на меня еще раз, я перережу тебе горло!

Она послушно зажмурилась и для верности зажала себе рот ладонью. Из закрытых глаз текли слезы. Такова была судьба рабыни.

Стройный сделал еще один рывок, кончил и испустил протяжный стон.

Но девушка не открыла глаза даже тогда, когда он встал и оправил тогу.

Он посмотрел сверху вниз и довольно улыбнулся. Лицо девушки, залитое слезами, распухло, но не утратило красоты. Теперь, когда похоть была удовлетворена, он мог вернуться домой. Нужно было закончить речь, которую он собирался произнести утром. Если эту речь хорошо примут, его шансы стать квестором сильно возрастут. Жрец Юпитера и трибун легиона — штабной офицер, — он стремился как можно скорее сделать карьеру аристократа — cursus honorum.

Он не сомневался, что отец гордился бы, если бы мог видеть, до каких высот поднялся его единственный сын. Семья была патрицианской, но небогатой. Отец много лет упорно трудился в Сенате и за год до смерти стал претором, выше которого был только консул.

Сначала молодому человеку помогали родственные связи, открывавшие ему двери, которые в противном случае остались бы для него закрытыми. Он долго слушал беседы отца с политическими союзниками, следил за дебатами в Форуме, посещал пиры, и это тоже принесло свои плоды. Он стал прожженным политиком, а выгодный брак укрепил его положение в обществе. Одна из его теток вышла замуж за консула, но после того, как дядя умер в разгар гражданской войны, карьера молодого человека затормозилась.

Во время кровавого правления Суллы опасность грозила любому инакомыслящему. Сулла, первым из всех полководцев решившийся ввести солдат в Рим, казнил всех, кто мог встать на его пути. За это его прозвали «мясником».

Молодого человека спасли от смерти только ум и воля. Благодаря непрестанным усилиям он обзавелся множеством богатых и влиятельных друзей и теперь считался восходящей звездой римского политического небосклона. На него стали обращать внимание такие великие люди, как Катон и Помпеи Великий. Марк Лициний Красс, один из наиболее заметных людей в Риме, оказывал ему большую финансовую помощь, но молодой политик нуждался и в поддержке менее известных личностей. А сейчас ему представилась хорошая возможность показать, кто главный в компании.

Заставив Целия подчиниться, стройный усилил влияние и на друзей всадника. Для быстрого подъема по служебной лестнице ему требовались послушные союзники. Желающих править в столице хватало, но консулами могли стать лишь немногие. Если он поведет игру правильно, то в один прекрасный день сможет стать одним из них…

Он вернулся к действительности.

— Ступай домой. Пока тебя не нашел кто-то менее милостивый.

На лице рабыни мелькнуло недоверие, но тут же исчезло.

— Спасибо, господин. — Она видела кинжал и знала, как легко он может пустить его в ход.

— Торопись, если не хочешь угодить в Тибр. — Мысль убить девушку не приходила ему в голову, стройный не был хладнокровным убийцей. Он повернулся и ушел.

Девушка ждала, пока все звуки не исчезли в ночи. Потом она запахнулась в рваную тунику и побежала по темным улицам к дому хозяина. За позднее возвращение и потерю корзины с едой Гемелл сделает с ней такое, что уже случившееся покажется ей цветочками. Но больше идти ей было некуда.

Гемелл открыл дверь без стука и вошел в маленькую комнату. С его лица катился пот. Купец посмотрел на младенца, лежавшего на койке.

Вельвинна, кормившая другого близнеца, смотрела на хозяина со смесью страха и ненависти.

— Еще один лишний рот! Спасибо и на том, что это девчонка, — проворчал Гемелл. — Если мне повезет, она унаследует твою внешность. Тогда через несколько лет я смогу продать ее в публичный дом.

Он повернулся к Вельвинне. Лицо молодой матери сморщилось в предчувствии недоброго.

— Завтра вернешься на кухню. Двух дней отдыха более чем достаточно!

Вельвинне оставалось только подчиниться. Измученная тяжелой беременностью, она должна была разжигать очаг и мыть полы. Другие рабыни помогали ей всем, чем могли.

— Если будешь плохо работать, — пригрозил Гемелл, — я выброшу обоих твоих щенков на помойку.

Новорожденных выбрасывали на общественные помойки только самые бедные из граждан. Вельвинна крепко прижала ребенка к себе.

— Я буду хорошо работать, господин!

— Вот и отлично. — Гемелл наклонился и сжал ее грудь. — Я приду этой ночью, — буркнул он. — И пусть твое отродье только попробует пикнуть!

Молодая мать до крови закусила губу, пытаясь сдержаться.

Купец постоял на пороге, бросил на нее похотливый взгляд и ушел.

Она посмотрела в лицо мальчику.

— Ешь, мой маленький Ромул, — прошептала Вельвинна.

У ее близнецов не будет ни золотых булл, ни торжественного наречения на девятый день жизни. Эти дети — не граждане, а такие же рабы, как она сама. Она не может дать мальчику ничего, кроме молока.

— Расти здоровым и сильным.