ГЛАВА 14
После полуночи начался ливень. Тяжелые струи с шумом падали на улицы Баотоу, стучали по черепичным крышам — казалось, вдалеке рокочет гром. Чен И, похоже, радовался дождю, когда раздавал мечи своим людям. Меньше любопытных глаз — даже нищие забились подальше в подворотни. Перемена погоды была добрым знаком.
Шагнув на темную улицу, Хасар и Хо Са внимательно осмотрелись, проверяя, нет ли поблизости соглядатаев. Луны не было видно, ее свет лишь изредка пробивался сквозь бегущие облака. Тэмуге предполагал, что потоки воды смоют городское зловоние, но ошибся. Наоборот, оно словно повисло во влажном воздухе, запах гнили и отбросов проникал в легкие, вызывая тошноту. Сточные канавы были переполнены, и Тэмуге увидел, как бурное течение уносит что-то омерзительное, черное и мокрое. Юноша вздрогнул, внезапно ощутив присутствие огромного количества людей. Если бы не Чен И, он бы и не знал, с чего начинать поиски в бесконечном лабиринте домов и лавок, громоздившихся друг на друга.
У ворот к вышедшим из дома людям присоединились еще двое. Обычно в Баотоу не запрещалось ходить по улицам ночью, но десять человек наверняка привлекли бы внимание стражников. Чен И отправил одного вперед — осматривать перекрестки, а двум другим велел держаться поодаль и наблюдать, нет ли слежки. Тэмуге не мог избавиться от предчувствия, что вот-вот начнется бой. Он потрогал мокрую рукоять меча, который ему дал Чен И, надеясь, что вытаскивать оружие не придется. Юноша вздрогнул, когда вся компания почти бегом пустилась в путь. Сзади с громким стуком захлопнулись ворота. Никто не оглянулся.
Из-за выступающих крыш на некоторых улицах образовалась полоска сухой дороги, по которой можно было пройти, не замочив ног. Чен И сбавил темп — не хватало, чтобы обитатели домов услышали топот. Город не спал и не был погружен во тьму. Кое-где горели огоньки — в кузницах и мастерских работа кипела и ночью. Несмотря на все предосторожности Чена И, Тэмуге мог поклясться, что на него кто-то смотрит.
Юноша потерял счет времени, ему казалось, что прошла уже половина ночи. Он и его спутники кружили по извилистым улицам, иногда по колено в грязи. Тэмуге почти сразу сбился с дыхания, и кто-то периодически хватал в темноте его за руку и тянул вперед, не давая отстать. Юноша тихо выругался, когда после одного такого рывка споткнулся, шагнул в сточную канаву и наступил на что-то мягкое и холодное. Мысленно взмолившись, чтобы это оказалось всего лишь гнилым фруктом, он не стал останавливаться.
Только один раз человек, идущий впереди, вернулся и повел их другой дорогой. Тэмуге надеялся, что стражники предпочли провести ночь в тепле под крышей, а не на мокрых, холодных улицах, подобно ему.
Чен И остановился, только когда его люди, задыхаясь, подошли к городской стене. Она поднималась над ними черной громадой. Тэмуге представил, что за ней лежит знакомый ему с детства мир, и внезапно понял, какое чувство защищенности стена дает горожанам. Похожая стена защищала тангутского правителя в Иньчуане. Все огромное войско Чингиса не смогло ее разрушить.
Крепостная стена Баотоу уходила вдаль, высилась над широкой улицей богатых домов, похожих на жилище Чена И. Только эти дома не прятались в трущобах, а стояли на виду, источая аромат цветущих садов. Даже узор улиц в этом квартале стал другим, здания напоминали острова, отделенные от города высокими заборами и воротами.
Тэмуге пытался восстановить дыхание и едва не поперхнулся, когда брат хлопнул его по плечу. Сам Хасар дышал ровно и глубоко, словно после приятной вечерней прогулки. К ним приблизились еще двое — те, кто шел сзади и проверял, нет ли слежки. Они покачали головой: дескать, порядок. Чен И не стал отдыхать, а велел всем затаиться, пока он будет разговаривать с нужным человеком. Взгляд коротышки упал на Тэмуге, который тяжело дышал, упершись руками в колени.
— Здесь есть стражники, — шепнул Чен И на ухо Тэмуге. — Они разбудят хозяина, и я поговорю с ним. Только ты молчи, монгол, никому не угрожай. Хозяин и так будет волноваться — шутка ли, ночью впустил незнакомцев. Я не хочу, чтобы его люди схватились за оружие.
Чен И отвернулся, разгладил одежду и подошел к воротам. Его сопровождали два человека, остальные спрятались в тени соседнего дома. Хасар схватил Тэмуге за рукав и, прежде чем брат успел возмутиться, затащил его туда же.
Чен И постучал в ворота, и на его лицо упал желтый луч света — открылось смотровое окошко.
— Передай хозяину, что к нему пришли по императорским делам, — сказал Чен И твердым голосом. — Если он спит, разбуди его.
Тэмуге не слышал ответа. Казалось, прошла целая вечность, пока окошко открыли еще раз и выглянул другой человек.
— Я тебя не знаю, — отчетливо произнес он.
Чен И стоял неподвижно.
— Люди Синего тонга знают тебя, Лян. Пришло время отдать долг.
Ворота сразу же распахнулись, однако Чен И не спешил перешагнуть через порог.
— Если внутри нас ждут арбалетчики, эта ночь станет для тебя последней. Со мной несколько человек, на улицах сейчас опасно. Не тревожься, и все будет хорошо.
Невидимый хозяин дома пробормотал что-то испуганным голосом. Чен И повернулся к своим спутникам и жестом пригласил их следовать за ним.
Было заметно, что человек, которого только что вытащили из постели, очень боится. Шириной плеч Лян не уступал Хасару, но дрожал от страха и не поднимал глаз.
Ворота охранял один стражник. Когда люди Чена И входили во двор, он отвел взгляд. Тэмуге вновь ощутил уверенность и, как только закрыли ворота, с интересом огляделся. Тяжелый путь в темноте под проливным дождем был позади, и сейчас монгол наслаждался подобострастным поведением главного каменщика Баотоу.
Лян с взъерошенными после сна волосами замер перед Ченом И.
— Я прикажу подать еду и питье, — пробормотал каменщик.
Чен И покачал головой.
— Не нужно, лучше отведи нас туда, где можно спокойно поговорить.
Чен И окинул взглядом внутренний дворик.
При нынешнем императоре Ляну жилось совсем неплохо. Он отвечал за починку крепостных стен, а также за возведение трех воинских казарм и ристалища неподалеку от императорского дворца. Дом каменщика отличался простотой и изяществом. Чен И заметил, что единственный стражник стоит слишком близко к висевшему на потолочной балке колоколу.
— Лян, ты ведь не хочешь, чтобы сюда сбежались стражники. Вели своему человеку отойти от колокола, иначе я решу, что ты сомневаешься в моих словах.
Каменщик кивнул воину, тот сдвинул брови, однако подошел ближе к дому. Ливень усилился, потоки хлестали по плитам внутреннего дворика. Холодная вода словно привела Ляна в чувство. Он пригласил непрошеных гостей в дом и стал зажигать лампы, пряча страх. Дрожащими руками Лян подносил горящую лучину к одному фитилю за другим, словно яркий свет мог рассеять его тревогу.
Чен И устроился на жесткой скамье и молча ждал, пока каменщик закончит суетиться. Хасар, Хо Са и Тэмуге стояли рядом, зачарованно следя за происходящим. Телохранители Чена И прикрывали его со спины. Тэмуге заметил, что Лян бросает в их сторону опасливые взгляды.
Дольше тянуть было нельзя. Лян сел напротив Чена И, крепко стиснув руки, чтобы никто не заметил, как они трясутся.
— Я заплатил тонгу все, что полагается, — сказал он. — Или этого мало?
— Вполне достаточно, — ответил Чен И.
Воспользовавшись моментом, он вытер мокрое от дождя лицо, пригладил волосы и стряхнул воду на деревянный пол. Лян не сводил с коротышки глаз.
— Я пришел не за деньгами, — произнес Чен И.
Прежде чем он успел сказать что-либо еще, Лян зачастил:
— Тогда это из-за рабочих? Я даю работу всем, кому могу. Да только двое из тех, кого ты прислал, ничего не желают делать. Другие на них жалуются. Я хотел выгнать их сегодня утром. Впрочем, если ты хочешь, пусть остаются…
Чен И с каменным спокойствием посмотрел на главного каменщика:
— Это сыновья моих друзей. Они останутся, но я здесь не из-за них.
Лян съежился.
— Тогда я ничего не понимаю, — признался он.
— У тебя есть человек, который мог бы следить за состоянием крепостных стен?
— Да, господин. Мой сын.
Чен И сидел неподвижно, пока хозяин дома не поднял на него взгляд.
— Я не господин, Лян, а твой друг, который хочет попросить об одной услуге.
— О чем угодно, — ответил Лян, готовый к худшему.
Чен И удовлетворенно кивнул.
— Позови сына и скажи ему, что он на год или на два займет твое место. Я слышал, он хороший мастер.
— И послушный сын, — согласился Лян. — Он не станет перечить отцу.
— Правильное решение, Лян. Объясни ему, что уедешь на это время, скажем, на поиски новой мраморной каменоломни. Придумай любую ложь, лишь бы твой сын ничего не заподозрил. Напомни сыну, что, пока тебя не будет, твой долг переходит на него, и предупреди о доле, которую он должен платить тонгу, если не хочет остаться без работы. Я не хочу говорить ему об этом сам.
— Хорошо, — согласился Лян.
Его бросило в пот, лоб покрылся испариной. Затем здоровяк собрался с силами и спросил:
— Я скажу жене и остальным детям то же, что и старшему сыну, но можно мне узнать правду?
Чен И пожал плечами и наклонил голову набок.
— А что это изменит, Лян?
— Да, конечно, господин. Простите…
— Неважно, Лян. Ты покинешь город вместе с моими друзьями. Им нужны твои знания. Возьми с собой инструменты, а когда закончишь работу, я прослежу, чтобы тебя достойно наградили.
Каменщик кивнул с несчастным видом, и Чен И встал.
— Попрощайся с близкими, Лян, и следуй за мной.
Каменщик удалился в темноту дома. Незваные гости уже немного освоились, Хасар подошел к шелковому занавесу и вытер им лицо и волосы. Где-то в глубине дома заплакал ребенок, наверное, Лян сообщил семье все, что ему велели.
— Даже не знаю, что бы мы делали без твоей помощи, — сказал Хо Са коротышке.
Главарь Синего тонга усмехнулся:
— Наверное, блуждали бы по городу, пока вас не схватили бы стражники. Может, я пришел бы посмотреть, как вражеских лазутчиков сажают на кол или вешают. Боги переменчивы. На этот раз вам повезло.
— Ты уже придумал, как вывести нас из города? — спросил Тэмуге.
Чен И не успел ответить — вернулся Лян. Его глаза покраснели, но он стоял, расправив плечи, и, судя по всему, уже не боялся. На каменщике была непромокаемая одежда из вощеной ткани, на плече висел кожаный мешок — Лян вцепился в него, словно искал утешения.
— Я взял инструменты и готов идти с тобой, Чен И, — произнес он.
Они вышли из дома, и вновь Чен И послал вперед человека, чтобы тот предупреждал о стражниках, обходивших улицы. Дождь стал слабее, сквозь рваные облака сияла яркая звезда, которую цзиньцы называли царственной. Чен И ничего не объяснил, и сейчас все торопливо шагали на запад вдоль дороги, параллельной крепостной стене, а Тэмуге старался не отстать от своих спутников.
Вдруг из темноты раздался окрик, и они замерли на месте.
— Спрячьте мечи! — прошипел Чен И.
Услышав шаги, Тэмуге судорожно сглотнул. Он и его спутники ждали, что незнакомец повернет назад, однако топот подбитой железом обуви стал громче. Чен И оглянулся, ища пути к отступлению.
— Не двигаться! — рявкнул незнакомый голос.
При появлении шестерых стражников в чешуйчатых доспехах Чен И скривился. С воинами был командир в шлеме, украшенном перьями. Тэмуге едва сдержал стон, увидев, что стражники вооружены арбалетами. Вряд ли люди Чена И смогут их одолеть, подумал он, чувствуя горечь во рту от накатившего страха. Юноша невольно попятился, и только железная хватка Хасара удержала его на месте.
— Где ваш начальник Лю Чжан? — мрачно спросил Чен И. — Он может за меня поручиться.
Чен И заметил, что один из стражников держит за шиворот его человека. Тот пытался высвободиться, но Чен И не удостоил его взглядом.
Командир нахмурился, уловив непочтительность в голосе коротышки, и шагнул вперед.
— Лю Чжан сегодня отдыхает. А что вы делаете на улице посреди ночи?
— Он сам все объяснит, — ответил Чен И, облизывая губы. — Лю Чжан сказал, что его имя поможет нам пройти без помех.
Офицер оглянулся на несчастного, которого схватили его люди, затем вновь посмотрел на Чена И.
— Мне никто ничего не говорил. Пойдешь со мной в казармы, там мы у Лю Чжана и спросим.
Чен И вздохнул.
— Нет, никуда мы не пойдем, — сказал он и внезапно ударил офицера ножом, зажатым в кулаке.
Клинок вошел в горло, и стражник упал, захлебнувшись криком. В тот же миг остальные воины подняли арбалеты и выстрелили. Раздался чей-то возглас, люди Чена И бросились на стражников.
Хасар вытащил меч и взревел во всю глотку. Ближайший к нему стражник отпрянул. Хасар шагнул к нему и мощным тычком в лицо сбил с ног. Бросился вперед, яростно нанося удары локтями, ногами, головой, раскидывая врагов. Те, не успев перезарядить арбалеты, подняли их в безуспешной попытке защититься. В считаные секунды Хасар мечом разнес оружие одного воина в щепы, затем вонзил клинок ему в шею. Быстрый, словно ветер, он пнул другого цзиньца, перебив ему колено. Тяжелые доспехи мешали императорским солдатам, и монгол метался среди них, словно предвидя каждое их движение. Кто-то схватил его сзади, удерживая руку с мечом, Хасар резко мотнул головой, ударил локтем и услышал, как нападавший охнул от боли и упал.
Тэмуге закричал, когда на него налетел один из стражников. Не помня себя от страха, юноша беспорядочно замахал мечом и упал. Вдалеке зазвонил колокол. Кто-то схватил Тэмуге сзади, пытаясь поднять. Юноша завопил — и умолк только после того, как Хо Са ударил его по лицу.
— Вставай, все закончилось, — буркнул Хо Са. Ему было стыдно за Тэмуге.
Юноша стиснул протянутую руку и поднялся, не в силах отвести взгляд от Хасара, стоявшего в окружении истерзанных тел.
— И ты называешь их воинами, Чен И? — осведомился Хасар. — Больше похожи на больных овец.
Ошеломленный Чен И молча смотрел на Хасара. Тот небрежно воткнул меч в грудь еще живого стражника, предварительно отыскав незащищенный кольчугой участок тела. Как стремительны движения этого монгола! Чен И подбирал в телохранители ловких и сильных людей, но по сравнению с Хасаром они выглядели неуклюжими крестьянами. Хотя коротышка ненавидел стражников, ему захотелось сказать словечко в их защиту.
— В городе шесть казарм, в которых по пять сотен таких больных овец, а может, еще больше, — ответил он.
Хасар поддел ногой неподвижное тело.
— Наши воины съедят их живьем, — бросил он презрительно, поморщившись, потрогал свою ключицу и посмотрел на руку.
Ладонь была в крови, которая смешивалась с дождем.
— Тебя ранили, — испугался Тэмуге.
— Обычно я сражаюсь в доспехах, брат. Впрочем, один удар я все-таки пропустил.
Хасар сердито пнул командирский шлем, и тот, гремя, покатился по улице.
Люди Чена И поддерживали двух своих товарищей, уже мертвых, их кровь растекалась разбавленными водой лужами. Чен И осмотрел тела, пощупал торчащие из них стрелы. Ничего не поделаешь, план придется менять.
— От судьбы не уйдешь, — произнес он. — Оставьте их лежать здесь. Стражникам нужны будут тела, чтобы показать завтра толпе.
Мертвецов положили на камни мостовой. В стычке перепало еще кое-кому из людей Чена И, и теперь раненые жадно хватали воздух, совсем как собаки в жару. Чен И повернулся к Тэмуге, его гнев обратился в насмешку.
— Какое-то время можешь не бояться, малодушный юноша. Только знай: императорские воины перевернут весь город. Если я не выведу вас сегодня, придется ждать до весны.
Щеки Тэмуге пылали от унижения. Его спутники смотрели на него, только Хасар отвел взгляд. Чен И вложил клинок в ножны, маленький отряд отправилась в путь. Человек, которого обычно посылали вперед, уцелел и вновь побежал первым — проверить дорогу.
Западные ворота оказались меньше тех, через которые путники вошли в город. Тэмуге перепугался, увидев свет и услышав крики. Кто-то из горожан поднял тревогу, стражники высыпали из казарм и теперь обыскивали город. С большим трудом Чену И удалось привести своих людей незамеченными к большому строению у ворот. Он громко постучал в дверь. Бряцание доспехов и голоса раздавались совсем рядом, когда дверь открылась и Чен И со своими спутниками ввалился в дом.
— Пошли людей к самым высоким окнам, — приказал Чен И человеку, впустившему их. — Пусть сообщают обо всем, что увидят.
Он тихо выругался, и Тэмуге не посмел заговорить с ним. Под ключицей Хасара зияла уродливая рана. Увидев ее, Тэмуге забыл о своем страхе и попросил принести иглу и нить из бараньих кишок. Пока он грубым швом сшивал кожу, Хасар молчал и лишь изредка фыркал. Края раны были чистыми, Тэмуге надеялся, что она не воспалится. Забота о брате помогла ему отвлечься от мысли о том, что их преследуют, и сердце Тэмуге уже не колотилось так, словно хотело выскочить.
Кто-то наверху перегнулся через перила и хрипло прошептал:
— Ворота закрыты. Там человек сто солдат, только они не стоят на месте. Три десятка стражников охраняют ворота.
— Сколько у них арбалетов? — спросил Чен И.
— Около двадцати, может, больше.
— Значит, мы в ловушке. Стража перевернет весь город.
Коротышка повернулся к Тэмуге:
— Боюсь, я больше ничем не могу помочь. Меня казнят, если поймают, и Синему тонгу придется искать нового главаря. Я вас оставляю.
Каменщик Лян не сражался вместе с остальными. У него не было оружия, и, когда завязался бой, он отошел в сторону. Как ни странно, сейчас в тишине раздался его голос:
— Я знаю, как выйти. Если вы не боитесь немного запачкать руки.
— На улице стражники! — громким шепотом сообщил человек сверху. — Они обыскивают дома!
— Говори быстрее, Лян. — Чен И поторопил каменщика. — Если нас поймают, тебе тоже не поздоровится.
Каменщик мрачно кивнул.
— Идемте, здесь недалеко.
В тусклом желтом свете чадящих светильников, наполненных бараньим жиром, Чингис рассматривал шестерых воинов, стоявших на коленях. У всех шестерых руки были связаны за спиной. Все шестеро сохраняли бесстрастное выражение лица, словно не боялись ханского гнева. Чингиса вытащили из постели Чахэ, и теперь он кипел от ярости, даже после того, как увидел, что его позвал Хачиун.
Шестеро провинившихся были родными братьями — от младшего, почти мальчишки, до старших, уже взрослых воинов, обремененных семьями.
— Каждый из вас поклялся мне в верности, — гневно произнес Чингис.
Заговорив, он разъярился еще сильнее, и на какой-то миг ему захотелось обезглавить всех шестерых.
— Один из вас убил юношу-урянхайца. Пусть признается — тогда я пощажу остальных. Иначе умрете все.
Чингис медленно, чтобы они услышали, вытащил отцовский меч. За кольцом из светильников собралась толпа, которая все прибывала, — люди хотели увидеть справедливый суд. Что же, он не разочарует свой народ, подумал Чингис. Он встал возле младшего из братьев и легко, словно пушинку, поднял меч.
— Я могу найти виновного, — раздался из темноты тихий голос Кокэчу.
Братья повернулись к шаману, который вошел в круг тусклого света. Взор Кокэчу был ужасен.
— Мне достаточно положить руку на голову каждого из них, и я узнаю правду.
Братьев била крупная дрожь. Чингис сунул меч в ножны.
— Говори свои заклинания, шаман. Мальчика разорвали на части. Найди виновного.
Кокэчу с легким поклоном встал перед братьями. Они не смели поднять на шамана глаза, хотя изо всех сил старались не выдать своих чувств. Чингис зачарованно смотрел, как Кокэчу коснулся головы первого брата и закрыл глаза. Он говорил что-то на шаманском языке, непонятные слова вырывались из его рта неразборчивым потоком звуков. Один из провинившихся отпрянул и чуть не упал.
Когда Кокэчу поднял руку, первый брат зашатался, ошеломленный и бледный. Толпа стала еще больше, из темноты доносились сотни голосов. Кокэчу подошел ко второму брату, глубоко вздохнул, закрыл глаза и произнес:
— Мальчик… Мальчик видел…
Шаман замер, весь улус следил за ним, затаив дыхание. Наконец Кокэчу вздрогнул, словно стряхивая тяжкий груз.
— Повелитель, один из этих людей — предатель. Я видел его лицо. Он убил мальчишку, опасаясь разоблачения.
Стремительным шагом Кокэчу подошел к четвертому в ряду, самому старшему из братьев. Резко протянул руку, и его пальцы зашевелились в черных волосах воина.
— Я не убивал его! — отчаянно сопротивляясь, закричал тот.
— Если ты лжешь, духи заберут твою жизнь, — прошипел Кокэчу в наступившем молчании. — Солги, и пусть великий хан увидит, что ждет предателей и убийц.
Лицо воина исказилось от ужаса, и он воскликнул:
— Клянусь, я не убивал!
Неожиданно воин забился в конвульсиях под тяжелой рукой шамана. Толпа испуганно вскрикнула. Люди со страхом смотрели, как несчастный закатил глаза, его челюсть безвольно отвисла. Корчась и извиваясь, он упал на бок, на заиндевевшей траве разлилась дымящаяся лужа мочи.
Кокэчу стоял и смотрел, пока человек не затих, обратив к небу белки невидящих глаз. В улусе воцарилась тишина. Только Чингис смог ее нарушить, но и ему пришлось сделать усилие, чтобы преодолеть чувство гнетущего ужаса и благоговейного трепета.
— Развяжите остальных, — приказал хан. — Смерть юноши отмщена.
Кокэчу поклонился ему, и Чингис велел испуганным людям разойтись по юртам — ждать рассвета.
