Исторические нюансы

Третий сын Чингисхана пробыл великим ханом всего двенадцать лет, с 1229 по 1241 год. В ту пору, когда монголы, покорив восток Европы, уже готовы были захлестнуть Запад, смерть Угэдэя стала одной из главных поворотных точек истории. Западная Европа против монголов не выстояла бы. Средневековые замки угрожали их армиям не больше, чем обнесенные стенами цзиньские города, а на поле боя монгольская тактика стремительных атак была практически неодолима. Не будет преувеличением сказать, что будущее Запада изменилось в тот момент, когда остановилось сердце Угэдэя.

Известно, что Угэдэй был сравнительно молод, а умер спустя всего четырнадцать лет после смерти своего отца. Теперь уже не узнать, для чего именно он построил Каракорум, – этот сын хана, не только презиравшего города, но и всю свою жизнь демонстрировавшего, как они слабы и ненадежны в плане защиты. Тем не менее Угэдэй возвел город как символ и средоточие своей империи. Существуют и дошедшие до нас описания его современников – например, свидетельства христианского монаха Гийома де Рубрука. Серебряное дерево – это исторический факт, как и то, что в столице ханства имелись языческие храмы, мусульманские мечети и, по крайней мере, одна несторианская церковь.

Сложно понять, зачем Угэдэй вообще затеял это строительство. При сопоставлении фактов напрашивается одно из возможных объяснений: по натуре он был чем-то схож с Сесилем Родсом  – человеком, страдавшим сердечным недугом еще с шестнадцатилетнего возраста. Прежде чем скончаться от сердечного приступа в свои сорок восемь лет, Родс построил себе целую империю в Африке. Он был одержим желанием оставить в этой жизни след и беспрестанно осознавал, что времени ему на это отпущено немного. Видимо, Угэдэю была присуща примерно такая же одержимость целью, которую необходимо достигнуть во что бы то ни стало, причем в сжатые сроки.

Второй вопрос: отчего вдруг он по облику и даже по сути уподобил свою столицу цзиньским городам, которые на его глазах не раз сжигались дотла? Здесь, вероятно, сказывается влияние Яо Шу. Советник с таким именем у Угэдэя действительно был, хотя как персонаж он воплощает у меня черты двух китайских монахов-буддистов той поры (это повествование я еще не закончил). Кстати, исторический факт: обеспокоенный пристрастием хана к питию, Яо Шу как-то показал Угэдэю, как вино способно разъесть изнутри железную бутыль. Истинно и то, что Угэдэй согласился уполовинить свое ежедневное количество винных чаш, при этом, правда, распорядившись изготовить чаши вдвое большего размера. Привить монгольскому двору ростки цивилизованности буддистским советникам удалось через неброское, исподволь, влияние на каждого из ханов. В результате цзиньские города, которые Чингисхану сопротивлялись до последнего, со временем все-таки стали открывать свои ворота перед его внуком Хубилаем.

«Три мужских игры» (Наадам) в Монголии – это борьба, скачки и стрельба из лука. На самом деле Наадам возник гораздо раньше времен Чингисхана, хотя в более ранние столетия для племен он был еще и торжищем, а также местом для сватовства, гаданий и азартных игр. В своем нынешнем виде Наадам – это популярный фестиваль, где в стрельбе из лука и скачках участвуют также и женщины (борьба – единственный вид троеборья, что остается за мужчинами). Описание состязания по стрельбе приводится в точности. Дистанция до мишени составляет примерно сто шагов, а лучники соревнуются десятками, или арбанами(самое мелкое подразделение армии Чингисхана). Каждому лучнику выдается по четыре стрелы, а в учет при судействе берется не индивидуальное число попаданий, а определенное число мишеней, пораженное всем десятком. Примечательно, что во главу угла здесь ставится «работа в команде», то есть спорт своей традицией восходит к боевому мастерству, имевшему жизненно важное значение в армиях Чингисхана.

Скачки на фестивале, длящемся три с лишним дня, – это сплошь гонки на выносливость. По сравнению с Западом выносливость – то качество, которое делало ханские армии на редкость мобильными. Опять же стоит отметить, как сохранилась у монголов значимость данного свойства применительно к ценности той или иной лошади по сравнению с мгновенным и не особо долгим рывком скорости, требующимся от европейской скаковой лошади, которую растят и дрессируют скорее как борзую.

Я взял на себя смелость включить в программу описываемых мной состязаний бег на длинную дистанцию. О нем в истории не упоминается, но такое состязание вполне могло иметь место. Исторически те или иные виды спорта входили в программу и исчезали – как, например, в современные Олимпийские игры с 1900 по 1920 год входили состязания по перетягиванию каната, в которых Британия, между прочим, дважды побеждала.

Есть мнение, хотя и достаточно спорное, что Чингисхан после себя оставил завещание. Если такой документ и вправду существовал, то до нас он не дошел. Если завещание было устное, то неизвестно, звучало оно со смертного одра или же было высказано загодя, с большим опережением. Одни версии истории гласят, что Чингисхан умер чуть ли не мгновенно, другие – что он угасал постепенно, на протяжении дней, после падения или раны. За этот период он вполне мог разделить свое наследие между сыновьями. При любом из раскладов общее мнение таково, что Чингисхан пожелал видеть наследником своего обширного ханства Чагатая, а Тулуй получил во владение исконные земли монголов. Угэдэй в качестве наследства получал северные цзиньские территории, а также все, что в будущем завоюет он сам. Это распределение я отдал в руки Угэдэя, отчасти по той причине, что для него этот выбор был последним и окончательным, вне зависимости от того, как все намеревался поделить его отец. Если бы Угэдэй тогда казнил Чагатая, генеалогическая линия той части империи была бы кардинально иной.

Вместе с тем Чагатай умер в 1242 году, пережив Угэдэя всего на несколько месяцев. Как именно он ушел из жизни, неизвестно, хотя невероятная скоропостижность его кончины позволяет мне писать и обоснованно подозревать, что он был попросту убит.

Самый ранний рецепт приготовления пороха принадлежит китайцам и датируется примерно 1044 годом. В период правления хана Угэдэя он уже применялся при осаде крепостей. Ручные пушки из разряда тех, что описываю я, относятся к временам Хубилая – это установленный исторический факт. Одно из самых ранних письменных свидетельств применения такого оружия приводится в описании монгольского похода на Ближний Восток в 1260 году, хотя это оружие наверняка применялось у них и ранее.

На тот момент это был поистине пик развития военных технологий: мощное и эффективное ручное оружие, стреляющее камнями или металлическими ядрами. Железные емкости с порохом, поджигавшиеся посредством запала, могли представлять собой вполне эффективные осколочные гранаты. Известно, что монголы впервые столкнулись с ними в ходе войны с государствами Цзинь и Сун, быстро переняв от них это устрашающее оружие. Позднее именно на территориях, что находились под монгольскими армиями, эти виды оружия и получили самое широкое распространение и развитие.

Кстати, установлено, что в составе китайского пороха было недостаточно селитры. Это сказывалось на взрывной мощи, которую принято приписывать этому веществу. Основной упор делался на скорость воспламенения, сама же по себе эта смесь значительно варьировалась у разных производителей, в разных регионах и в разные эпохи.

Чрезвычайное происшествие, приведшее к смерти Тулуя, взято из «Сокровенного сказания монголов».Во время своего единственного похода в северный Китай Угэдэй заболел, и у него произошла «утрата(использования) рта и языка» – обширный инфаркт, а может, серьезный эпилептический припадок.

Монгольские шаманы и прорицатели провели гадание, естественным образом предположив, что хана одолевают цзиньские демоны. Шаманы попросили указать на соразмерное жертвоприношение, на что Угэдэй пошел судорогами и забился в конвульсиях. Истолковав это как ответ, они тогда спросили, надо ли, чтобы в жертву был принесен кто-то из родственников. На это Угэдэй внезапно пришел в себя и стал пить воду, спрашивая, что случилось.

Его брата Тулуя упрашивать не пришлось. Отец Хубилая и Менгу, оба из которых со временем стали ханами, охотно отдал жизнь ради спасения своего брата.

Что касается ритуального заклания лошадей, то я на этот счет разговаривал с забойщиками скота, которые за годы забили много сотен старых лошадей. В подготовке кошерного и халяльного мяса в животном необходимо поддерживать жизнь, пока сердце не выкачает кровь. Первым делом взрезается горло. Человек, с которым я беседовал, хотел смерти гораздо более быстрой, поэтому первоначальный удар предпочитал наносить в сердце, а уже потом надрезать горло. Известно, что у лошади кровь составляет от шести до десяти процентов массы тела. У сравнительно небольшой монгольской лошади это, соответственно, около двадцати литров крови.

Согласно «Сокровенному сказанию монголов»,Тулуй смерти от клинка предпочел яд, но я такую развязку изменил. Кровавое жертвоприношение животных было частью попытки спасти Угэдэя, и два события у меня как бы сошлись воедино. Сын Тулуя Менгу при всем этом определенно присутствовал, однако о диалоге сына с отцом нигде не упоминается.

Небольшая справка насчет расстояний. Ко времени Угэдэя сеть ямских станций простиралась уже всюду, куда только распространялось монгольское влияние. Расположенные вдоль больших дорог на расстоянии сорок километров друг от друга, они были хорошо оснащены всем необходимым. С регулярными сменами лошадей срочное сообщение могло за день пронестись на расстояние в сто шестьдесят километров – если надо, то с одним и тем же гонцом. У гонцов были специальные пояса с бубенцами, так что на ямских станциях их приближение слышали заранее и к их приезду были уже готовы вода, еда и свежая оседланная лошадь. Тысяча шестьсот километров за десять дней – в ту пору даже не достижение, а скорее норма. Такие линии связи делали ханские тумены просто летучими, и в этом плане с ними не могла соперничать ни одна из армий той эпохи.

Шаман Морол – лицо вымышленное, хотя у хана имелись свои прорицатели и врачеватели. В Монголии до сих пор, если ребенок рождается с лишним пальцем, это означает, что он «избран» быть шаманом. Такие дети не должны ни охотиться, ни удить рыбу – их берут на содержание общины; детям же вменяется овладеть премудростями шаманства или стать целителями, а также хранителями местной истории и традиций. Эти люди и сегодня пользуются большим авторитетом.

Древние бамианские Будды в Афганистане существовали на самом деле. Одна статуя в высоту была тридцать семь, другая – пятьдесят пять метров. Обоих Будд в 2001 году взорвали талибы. Ходят легенды, что в горах есть еще и третий, «спящий» Будда.

Западный поход Субэдэя длился примерно с 1232 по 1241 год. За это время багатур покорил земли русских, болгар и венгров, взял Буду и Пешт, атаковал Польшу и нынешнюю Сербию, а его разведчики успели дойти до Северной Италии. Всего за одну зиму на протяжении двух месяцев его тумены взяли двенадцать обнесенных стенами русских городов. При штурмах монголы применяли тараны, баллисты и даже катапульты, которые освоили в ходе войны с северным Китаем. Руси военную машину монголов остановить было нечем.

Субэдэй действительно предпочитал вести боевые действия зимой, используя замерзшие реки как дороги сквозь неприятельские города. Как до него Чингисхан, Субэдэй и его военачальники к поверженным врагам были безжалостны и уничтожали огромную массу населения. Похоже, его беспокоило только одно – как бы не растянуть излишне линию фронта, чтобы не дать неприятелю возможность нанести удар с флангов или окружить его армию с тыла. Время от времени он делал боковые броски на территорию Польши, Венгрии и Болгарии с целью произвести зачистку против возможной консолидации сил противника.

Легендарные французские рыцари-тамплиеры говорили, что в то время между Субэдэем и Францией не было армии, способной остановить монгольское нашествие. Даже смерть Угэдэя едва ли воспрепятствовала бы дальнейшему продвижению Субэдэя, если бы рядом с ним не оказались ханские родичи-тайджи. Там был сын Джучи Бату, а также сын Угэдэя Гуюк. С ними находился и Угэдэев внук Кайду. Это он вместе с Байдуром напал на Польшу и сражался в масштабной битве под Лигницем, не дав польским армиям ударить во фланг основного броска монголов на Венгрию. Кайду в качестве персонажа я в свое повествование не вводил, опасаясь возникновения «синдрома русского романа», где через каждую страницу появляются все новые герои, пока вконец запутавшийся читатель не теряет ориентир. В канву похода я вписал Менгу – он в нем действительно участвовал, во всяком случае до Киева. Хубилай в группе тайджи у меня не фигурирует. Он остался в Каракоруме, где изучал буддизм и потихоньку насаждал цзиньское влияние, которое будет довлеть над ним во взрослой жизни.

Джэбэ в той кампании тоже не участвовал, хотя я и отвел ему место в качестве второстепенного персонажа. К сожалению, о его последних днях «Сокровенное сказание монголов»умалчивает. Как и Хачиун с Хасаром, некогда могущественный военачальник исчезает со страниц истории без следа. Внезапная смерть в ту эпоху была обычным делом, и эти люди наверняка умерли вследствие болезни или ранения – настолько обыденно, что летописцы не обратили на их уход никакого внимания.

А вот Темугэ отличился. Вскоре после смерти Угэдэя он совершил необдуманную попытку стать ханом, но она не удалась и его казнили.

Примечательно, что Сорхахтани на самом деледостались права и посмертные титулы ее мужа. Через этот шаг она мгновенно сделалась самой влиятельной женщиной во всем ханстве, а может, и во всем тогдашнем мире. Через влияние и наставничество матери трое из четверых сыновей Сорхахтани со временем стали ханами. Сама же она во всем поддерживала Угэдэя, а он давал ей наставления и разъяснял принципы управления и роста империи. Правда, в одном Сорхахтани его все-таки ослушалась – отказалась связать себя брачными узами с его сыном Гуюком. Предложение хана она отвергла, предпочитая сосредоточить свою недюжинную энергию на своих сыновьях. История доказывает, что в этом вопросе вдова Тулуя проявила мудрость и прозорливость.

Когда тумены Субэдэя через Карпатские горы вошли в Венгрию, там их встретили армии венгерского короля Белы IV. До этого монарх приютил у себя в стране двести тысяч половцев. Этот тюркский народ, во многом схожий с самими монголами, был вынужден изойти из Руси. Временный приют половцам дали в обмен на принятие христианства. Их хан Котян крестился, а свою дочь, чтобы скрепить союз, отдал замуж за сына короля Белы. Последний со своей стороны мог рассчитывать на конное войско кочевников и в случае необходимости выставить его вместе со своей армией против врага. Помимо этого, он ожидал помощи еще и от императора Священной Римской империи Фридриха II, во владения которого входили нынешние Германия, Италия, Сицилия, Кипр и Иерусалим; претендовал он и на церковные домены папы Григория IX.

У самого Фридриха с папой Григорием шла в это время жестокая междоусобица; понтифик даже объявил императора антихристом. В результате король Венгрии остался с монгольским нашествием фактически один на один. Правда, у него была некоторая поддержка от эрцгерцога Австрийского, но она оказалась ненадежной – ушла сразу же после того, как во время некоей драки погиб Котян. Ушли и половцы.

То, что король Бела разослал по градам и весям своего королевства окровавленные мечи, – чистая правда. И народ действительно поднялся. Существует свидетельство о письменном послании, которое королю направил Бату. В нем содержалось суровое в своей простоте требование выдать русских половцев и их хана Котяна монголам. Звучало оно так: «Слово до меня дошло, что ты взял к себе под защиту половцев, слуг наших. Откажи им в приюте, а не то стану я из-за них тебе врагом. Им, у которых нет домов и которые живут в поле, уйти будет легко. А вы, живущие в домах и городах со стенами, – куда вы от меня уйдете?»

Буда и Пешт находились в семи тысячах двухстах двадцати километрах к западу от Каракорума. Субэдэй без преувеличения великим походом провел свои тумены через нынешние Казахстан, Россию и Украину (были взяты Москва и Киев), Румынию, Венгрию, Польшу, Литву, Чехию и Хорватию. Они уже вторглись в пределы Австрии, когда внезапно умер Угэдэй. Между прочим, слово «татары» применительно к монголам первым ввел в обиход французский король Людовик IX. Вот как это было. Готовя свое войско к военной кампании, он сказал жене, что его солдаты непременно пошлют тартаров в ад, или же тартары пошлют их в рай. Он намеренно исказил латинское название ада, «Tartarus»,и в итоге искаженное прозвище «тартар» (или «татар») пристало к монголам в среде европейцев намертво и прошло сквозь века.

Детальным описанием битвы при Лигнице – этой кульминации броска Байдура через Польшу – я пренебрег. Такова сама суть броска: она в том, что на его протяжении происходит много боестолкновений с различными противниками, но элементарно нет места, чтобы втиснуть все их в рамки романа, даже такого, как роман о монгольском нашествии. Исторически битва при Лигнице – одно из немногих сражений монгольской армии, описанное в разных источниках до тонкостей, и опускать его – все равно что писать об адмирале Нельсоне, не упоминая битву на Ниле . Но мне представляется, что ради динамичностисюжета на такую жертву можно пойти, и мое решение было оправданно. Под Лигницем Байдур использовал тактику ложного отступления, но к ней он добавил новшество: бочки с горящей смолой, дым от которых застилал поле. В результате этой незамысловатой хитрости половина польского войска лишилась возможности видеть, что происходит с другой его частью. Это легко могло стать кульминацией данной книги, но ведь была и еще одна примечательная битва – в Венгрии, при реке Шайо, – обернувшаяся полной победой Субэдэя.

Последняя из описанных в хрониках битв последнего сочетала в себе не только ночную атаку и фланговый маневр, не только мастерское использование местности, обратившее ему в помощь реку, но и кажущийся теперь уже достаточно древним фокус с оставлением врагу тропы для отхода, воспользовавшись которой, тот попадает в смертельную ловушку. Субэдэй тогда провел три тумена бродом южнее лагеря венгров, к рассвету послав Бату на их левый фланг, а сам поскакал дальше к ним в тыл. В результате король Бела IV был вынужден искать убежища в своем ночном лагере, в то время как монголы сеяли хаос взрывами пороховых зарядов, жгли бочки со смолой и осыпали лагерь стрелами. Из добычи монголы сами сделались охотниками, и у них это в полной мере получилось.

Посреди всей этой неразберихи люди короля Белы заметили идущий на запад отлогий холм, следуя вдоль которого, можно было отступить незаметно для монголов. Маршрут для отхода Бела вначале проверил на безопасность, послав по нему небольшой отряд воинов. Убедившись, что их никто не видит, он вывел по этому маршруту всю свою армию, которая в попытке уйти как можно скорей за ночь растянулась на много километров, да к тому же потеряла строй. В этот момент Субэдэй и напал на отступающую колонну. Местность он предварительно как следует разведал и намеренно оставил дверь в мышеловку открытой. Исторические источники сообщают по-разному, но монгольские тумены тогда уничтожили от сорока до шестидесяти пяти тысяч войска, исключив Венгрию на поколение вперед из числа ведущих европейских государств. Гибели король Бела избежал, укрывшись в Австрии. Когда монголы ушли, он возвратился и поднимал Венгрию из руин. На родине его по-прежнему чтят как одного из величайших королей, несмотря на чудовищное поражение в войне с Субэдэем.

Во многом это было достойное завершение военной карьеры великого багатура, хотя он, конечно же, не таким его себе представлял. Венгрия лежала в руинах, когда в стан монголов пришло известие о смерти Угэдэя и все переменилось.

Великолепные тактические маневры под Лигницем и на реке Шайо оказались безрезультатны, поскольку монголы отступили. О тех победах известно разве что узким специалистам в военной истории, отчасти потому, что своими победами завоеватели не воспользовались. В амбиции Субэдэя вмешалась политика. А если бы этого не произошло, то мог измениться весь ход мировой истории. Не так уж много в ней насчитывается моментов, когда смерть одного-единственного человека меняет судьбы всего мира. Смерть Угэдэя была как раз одним из них. Проживи он подольше, не было бы ни Елизаветинской эпохи, ни Британской империи, ни Ренессанса, а может, и промышленной революции. Ну а если так, то глядишь, и эта книга оказалась бы написана на монгольском или китайском языке.