Когда до города оставалось два дня пути, я продал мула и приобрел осла, поскольку мул для большинства бедняков был непозволительной роскошью.

В Гуанахуато мы прибыли по Марфильской дороге, тем же самым путем, который, как я считал, выберет падре для своей армии. На въезде стоял караул, и солдаты на пропускном пункте опрашивали каждого вновь прибывшего. Я сказал, что прибыл с женой из одного селения между Гуанахуато и Сакатекасом. Мой выбор объяснялся просто: владея когда-то в тех краях гасиендой, я имел о них представление.

– Кто в вашей деревне алькальд? – спросил сержант.

– Сеньор Алонсо, – ответил я.

– А кто священник?

– Падре Хосе.

– Что тебе нужно в Гуанахуато?

– Хочу показать жену сurаndero.

Так называли знахарей, изгонявших недуги.

Тут Марина, до этого сидевшая на осле опустив глаза, продемонстрировала сержанту свое воспаленное лицо, покрытое красными пятнами.

– ¡Dios mí! Проваливайте, оба!

Когда солдаты остались позади, Марина слезла с осла и вытерла с лица ягодный сок.

– Хорошо, что ты знаешь алькальда и священника этой деревни, – сказала она.

– Откуда? Я просто не растерялся и назвал первые попавшиеся имена. Сержант наверняка и сам их не знает, просто хотел взять меня на пушку.

– К счастью, ты бывалый враль.

В Гуанахуато царила паника. Главные улицы были перегорожены баррикадами, лавки закрыты, на окнах – ставни, двери заперты. Люди тревожно сновали туда-сюда. Я увидел, как всадник в военном мундире ускакал по направлению к столице – вне всякого сомнения, то был гонец, направившийся за подмогой.

Мы бродили по городу, беседовали с людьми, прислушивались к тому, что говорится на улицах и площадях. Простые люди были встревожены куда меньше, чем купцы или землевладельцы. Многие из состоятельных горожан верили, что Идальго сочувствует французам и намерен передать колонию под власть Наполеона. Как я понимал, такие слухи усиленно распускались Риано, губернатором Гуанахуато и провинции.

Пока мы осматривали город, я прикидывал, сложно ли нам будет его взять. Гуанахуато сильно отличался от таких городов, как Мехико или Пуэбла, с их широкими, оживленными магистралями. Он изобиловал узкими, короткими улочками, проулками и тупиками. На первый взгляд могло показаться, что эта особенность, затруднявшая маневрирование и возможность вести широкое наступление, была на руку защитникам, однако существовали два момента, осложнявшие их положение. Гуанахуато лежал в каньоне, в окружении высот, что благоприятствовало осаждающим. Даже над собором на центральной площади высился отвесный утес, а многие дома лепились к склонам, столь крутым, что пол одного находился на уровне крыши другого. Такая уникальная топография давала нападающим возможность занять господствующие высоты – преимущество огромное, но лишь в том случае, если у них имелась мощная артиллерия. Повстанцам хороших пушек явно недоставало, но ведь Риано мог этого и не знать.

Ну и вторым существенным минусом была малочисленность защитников Гуанахуато. Чтобы обеспечить надежную круговую оборону города такого размера, требовалось несколько тысяч солдат регулярной армии или же, в крайнем случае, почти поголовное участие всех способных держать оружие горожан.

Однако, несмотря на уверения Риано, что падре является приспешником Наполеона, большая часть населения была прекрасно осведомлена: на самом деле отец Идальго хочет выдворить из страны гачупинос; поэтому желающих умереть за испанцев среди простых горожан наверняка найдется немного. В городе проживало достаточно креолов, терпимо относившихся к вице-королевской власти, поскольку она не покушалась на их интересы, но едва ли и эта категория населения горела желанием отдать жизни за надменных уроженцев Испании.

Ну а в пулькерии неподалеку от казарм я услышал такое, во что с трудом мог поверить. Оказывается, дела у владельца заведения шли плохо, потому что в городе осталось слишком мало солдат. Ближайшая крупная воинская часть под командованием генерала Феликса Кальехи стояла в Сан-Луис-Потоси, что совсем не близко.

– Мы точно не знаем, действительно ли Кальеха уже выступил на выручку городу, – сказал я Марине. – Очень может быть, что и нет. Риано отправил просьбу прислать ему подкрепление, но готов побиться об заклад, что генерал и шагу не сделает без приказа от вице-короля, из столицы. Венегас, новый вице-король, в колонии совсем недавно. Учитывая, какая нынче творится неразбериха, да еще и имея в виду, что главной целью повстанцев явно будет Мехико, вице-король скорее прикажет оставить войска для обороны столицы, чем направит их на помощь Гуанахуато.

И все-таки намерения Риано оставались для меня загадкой.

– Не может быть, чтобы у него было всего несколько сотен бойцов. Защищать город столь малыми силами невозможно.

– А что, если он и не собирается сражаться? – предположила Марина. – Как я понимаю, они с падре друзья. Может быть, он просто сдаст город отцу Идальго.

Я покачал головой.

– Нет. Я знаю Риано. Я бывал на балах, которые он давал вместе со своим сыном Гильберто. Он человек упорный, решительный и без боя город ни за что не сдаст. По его понятиям это было бы недостойно, нанесло бы урон его чести. Поэтому наша задача – выведать, как все-таки Риано собирается обороняться с такими малыми силами.

– Ты ведь лично знаком с губернатором, Хуан! Почему бы тебе его об этом не спросить? – подначила меня Марина.

Я почесал подбородок.

– Ну что же, не исключено, что я так и сделаю... а может, он мне и так, без всяких вопросов, все сам покажет.

Как я уже упоминал, Диего и его спутник последовали в Гуанахуато за нами. Мы встретились с ними, и я дал Диего поручение, наказав ему немедленно покинуть город, а утром вернуться с донесением.

Марина нашего разговора не слышала, и лишь когда Диего уже отбыл, поинтересовалась:

– О чем это ты с ним говорил?

– Да так, дал кое-какие наставления. Попросил появиться завтра поутру перед баррикадой на Марфильской дороге и, изображая ужас, оповестить всех, будто бы он видел огромную армию ацтеков, приближающуюся к городу.

– Что за глупости, Хуан? Зачем это нужно?

– На охоте иногда требуется спугнуть добычу, чтобы хорошенько прицелиться.

На следующее утро стражник с баррикады прискакал в губернаторский дворец в такой спешке, словно за ним гнался сам дьявол. Мы следили за городом со склона холма, откуда открывался прекрасный вид на казармы и прочие пункты, имеющие стратегическое значение. Мой план сработал: уже меньше чем через час я понял, что задумал Риано. И открытие это меня потрясло.

– Он не собирается защищать город, – сказал я Марине.

– Что ты имеешь в виду?

– Он будет оборонять только alhóndiga.

– А что это такое?

– Alhóndiga de granaditas – склады для зерна. Зернохранилище.

Вместе с Мариной мы поднялись на склон холма выше здания, в котором губернатор складировал запасы маиса и других зерновых. Хотя оно само находилось на возвышенности, совсем неподалеку располагался доминировавший над городом холм Кварта, и будь у нас возможность установить на его склоне артиллерию, зернохранилище оказалось бы беззащитным. Из чего следовало – Риано имеет в наших рядах лазутчиков и точно знает, что заслуживающими внимания орудиями повстанцы не располагают.

Рассказывали, будто бы холм назвали Кварта, то есть «четверть», поскольку на его вершине был четвертован, в назидание прочим, какой-то злодей. Подобные легенды о тяжкой каре, которую понес неведомый bandido, наводили меня на невеселые мысли, ибо невольно заставляли призадуматься о собственной судьбе.

Здание alhóndiga было массивным, с двумя высокими этажами, имело шагов сто в длину и примерно семьдесят в ширину. Гладкие, без всяких архитектурных излишеств, прочные каменные стены и узкие, похожие на бойницы окна придавали ему суровый вид.

– Выглядит прямо как крепость, – заметила Марина.

– Крепость и есть.

Строительство alhóndiga продолжалось почти десять лет и завершилось совсем недавно, но я неоднократно бывал внутри, когда покупал фураж для лошадей: отдельные части здания начали использовать задолго до завершения работ в целом. Крышей строение было покрыто лишь частично, примерно половина его площади оставалась открытой. Мне говорили, что такой двор называется атриум и эта архитектурная идея позаимствована у римлян.

– Внутри, – поведал я Марине, – здание имеет два этажа, к кладовым на втором этаже и открытому патио посередине ведут две широкие лестницы. Стены толстые; чтобы проломить их, нужны пушки, причем настоящие, а не деревянные. Для нас это действительно крепость, поскольку ничем, способным обрушить такие стены, мы не располагаем.

Поднятая благодаря Диего ложная тревога позволила выявить замысел губернатора. Риано немедленно поспешил в alhóndiga. Так же поступили гачупинос, поддерживавшие их богатые креолы и практически все бойцы регулярных сил.

– У Риано всего-навсего шестьсот, в крайнем случае семьсот человек, – сказал я. – Примерно половина из них пехотинцы; ну еще, наверное, наберется сотня драгун – это те конные солдаты с короткими мушкетами, которых ты видела, – и никак не больше трех сотен вооруженных и умеющих владеть оружием горожан. Вот почему Риано отказался от мысли защищать сам город, ведь чтобы обеспечить сколь бы то ни было надежную оборону, ему потребовались бы силы в пять, а то и в десять раз больше тех, которыми он располагает. Сомневаться не приходится – губернатор сосредоточил в здании запасы воды и пищи, достаточные, чтобы выдержать многомесячную осаду, и будет спокойно дожидаться, когда вице-король пришлет войска ему на выручку.

У нас была одна-единственная возможность атаковать зернохранилище – лобовой штурм главных, выходивших на улицу дверей. Двери эти были массивными и прочными, как крепостные ворота, а второй вход защитники намертво забаррикадировали. Окна по большей части находились слишком высоко, чтобы в них можно было забраться, и вдобавок все без исключения оказались слишком узкими.

Риано предпринял и дополнительные меры по укреплению зернохранилища, заложив каменной кладкой по всему периметру проходы с прилежащих улиц, включая дома с участками, прилегавшие непосредственно к зерновому складу: дом Мендизабаля и главное здание гасиенды де Долорес, входившей в состав рудничного комплекса. У подножия холма он возвел баррикады, надеясь перекрыть подступы со стороны Рио-де-ла-Ката.

– Риано нужно было разрушить оба дома и обвалить стены, чтобы мы не могли использовать их как прикрытие, – сказал я Марине. – А так, чтобы защищать их, ему придется дробить свои не столь уж большие силы.

* * *

Еще и прежде, до начала восстания, зерновой склад был укреплен очень хорошо, куда более основательно, чем требовалось для охраны запасов воды и пищи.

– Наверняка у Риано там городская казна, – заключил я. – Он не рискнул отослать ее в столицу с вьючным обозом, потому что не знает, какие дороги уже заняли повстанцы.

– Его «благородство» распространяется только на испанцев, укрывшихся в зернохранилище, – фыркнула Марина. – Губернатор бросил Гуанахуато на произвол судьбы и заботится лишь о безопасности и золоте испанцев. Между тем его долг – защищать всех горожан. Его решение будет стоить жизней обеим сторонам.

– Риано явно презирает нашу армию, – сказал я. – Для него это всего лишь толпа индейцев под предводительством священника да нескольких офицеров-изменников. Более того, офицеров регулярной армии у нас нет вообще, лишь командиры колониального ополчения, причем невысокого ранга. Он наверняка знает, что в городах, занятых нами по пути сюда, никто сопротивления не оказывал и что индейцы вооружены чем попало.

Сам «бывший испанец», я прекрасно понимал ход мыслей Риано. Он не сомневался в том, что первые же мушкетные залпы, под которыми полягут сотни их собратьев, обратят индейцев в паническое бегство. Признаться, я тоже задумывался об этом. Когда необученные, не имеющие настоящего оружия ацтеки прочувствуют на своей шкуре всю силу мушкетного огня, их революционный энтузиазм запросто может сойти на нет. Но я предпочел держать свои опасения при себе, ибо Марина была женщина вспыльчивая, и, услышав такое, она чего доброго еще оторвала бы мне яйца.

– Нас много, десятки тысяч, – говорила она. – Мы превзойдем их числом – в пятьдесят, в сто раз.

Я заподозрил, что Риано сознательно решил принять бой при таком же соотношении сил, какое некогда было у сражавшегося с ацтеками Кортеса. Ведь если ему повезет, он впишет свое имя в историю рядом с именами великого Кортеса и завоевателя страны инков Пиззаро. Когда стало известно, что армия Идальго находится в двух днях пути, Риано отказался от защиты жилых кварталов города и под покровом ночи перебрался в зернохранилище, превратив его в настоящую цитадель.

– Губернатор объявил, что горожане, дескать, должны защищать себя сами, – сказал сапожник-метис, мимо лавки которого мы проходили. – Но при этом его люди отобрали у нас все мушкеты, а заодно подчистили и почти всю провизию. Им на нас наплевать. – Он смачно сплюнул на землю. – А раз так, то и нам тоже наплевать на них!