Когда мы добрались до пункта нашего назначения, древнего города, Карлос сказал:

– Вчера вечером я выяснил у здешнего управляющего, что спустя несколько лет после завоевания империи ацтеков в этих краях побывал сам Кортес. Все-таки он был незаурядный человек: воистину Великий Завоеватель – первооткрыватель, покоритель и правитель новых миров. Ты слышал о том, что произошло в Гондурасе?

– И снова я признаюсь в своем невежестве.

– Как многие события эпохи Конкисты, это была поразительная история, полная приключений, убийств и, может быть, даже в какой-то степени безумия. Она началась с того, что Кортес послал одного из своих капитанов, Кристобаля де Олида, организовать колонию в Гондурасе. Тот выполнил поручение, но, оказавшись далеко от Кортеса, почувствовал свободу, возомнил о себе невесть что и, видимо, напрочь лишился здравого смысла. И вот Кортес, находившийся в Мехико, узнал, что капитан больше не исполняет его приказы и заявил о своей самостоятельности.

Говорю тебе, Хуан, Олид был глуп. Он ведь не понаслышке знал, каким жестоким и решительным может быть Кортес, не побоявшийся сжечь собственный флот, чтобы заставить сражаться с ацтеками своих солдат, испугавшихся и вознамерившихся вернуться на Кубу.

«Да уж, – подумал я, – слава не дается трусам».

– Олид решил, что, поскольку между ним и Кортесом пролегли несчетные лиги, он может действовать на свой страх и риск. Но строптивец заблуждался. Кортес послал к Олиду своего доверенного капитана, Франсиско де Лас Касаса. Поначалу тому не повезло: в результате кораблекрушения он попал в руки Олида, но, даже находясь в плену, сумел перетянуть его людей на свою сторону, поднял мятеж, схватил отступника и отрубил ему голову.

Между тем, как только известие о кораблекрушении дошло до Кортеса, который находился тогда в Мехико, он отправился в Гондурас с армией примерно в полторы сотни испанцев и несколькими тысячами индейцев в сопровождении танцоров, жонглеров и музыкантов. Однако сложный характер местности сделал этот поход непохожим на увеселительную прогулку.

Кортес взял с собой в поход и Куаутемока, своего пленника, последнего императора ацтеков, которого боялся оставлять в столице в свое отсутствие.

Улучив подходящий момент, когда солдаты были измучены голодом и валились с ног от усталости, Куаутемок и другие знатные ацтеки составили заговор. Они намеревались перебить испанцев и, насадив голову Кортеса на кол, пронести ее, как победное знамя, до самого Мехико, призывая индейцев объединиться против завоевателей.

Узнав об этом заговоре, опять же благодаря донье Марине, Кортес устроил скорый суд и, хотя Куаутемок заявил о своей невиновности, велел повесить его вместе с другими вождями.

Карлос покачал головой.

– Трудно сказать, был ли Кортес прав: действительно Куаутемок готовил заговор или нет. Точно так же нет полной ясности и относительно событий в Чолуле и во многих других случаях, но бесспорно одно: он был человеком жестоким, даже беспощадным, отважным и решительным. Именно эти три качества сближают Кортеса с императором Наполеоном, покорившим половину Европы.

Всякий раз, когда Карлос заводил речь о поразительных деяниях доньи Марины, я вспоминал отважную женщину из Долореса, названную в ее честь.

* * *

Когда мы добрались до Паленке, я чувствовал себя как Колумб, увидевший наконец землю после долгого изнурительного плавания. Еще один город мертвых, давным-давно, может быть много столетий назад, покинутый его обитателями, Паленке был уже целиком поглощен джунглями. В отличие от Теотиуакана, чьи возвышающиеся пирамиды поражали воображение, бросаясь в глаза издалека, здешние руины были настолько скрыты растительностью, что в них вообще невозможно было узнать дело рук человеческих.

На то, чтобы расчистить весь город, потребовалась бы целая армия, чего, естественно, не могла себе позволить никакая экспедиция. Так что нашим ученым пришлось выбирать себе места для изучения и расчищать их.

Карлос рассказал мне, что эти древние руины были обнаружены вскоре после начала Конкисты, но прошло две сотни лет, прежде чем епископ поручил священнику, падре Солису, с ними ознакомиться. Толку из этого, как и в отношении многих других древностей Нового Света, вышло мало, поскольку сокровищ тут явно не было, а ничто другое испанцев не интересовало.

Насколько велик был этот город? Точно измерить его площадь мы не могли, но выяснили, что заросшие развалины тянулись во всех направлениях не меньше чем на лигу.

– Индейцы называют это Дворец, – сказал Карлос, когда мы рассматривали огромный комплекс, окруженный высокими стенами: исполинское прямоугольное сооружение, здания поменьше, внутренние дворы и башню. Дворец, как и все в Паленке, был покрыт какой-то исключительно долговечной разновидностью штукатурки. Все сооружения были темными и сырыми, с множеством залов, комнат и других помещений, включая обширные подвалы.

– До чего же он огромный, – сказал я Карлосу, пораженный масштабами Дворца. – Пожалуй, там поместилась бы вся главная площадь Мехико.

– Возможно, это был центр управления целой империей, столицей которой и являлся город, – предположил Карлос.

Поблизости от Дворца находился так называемый Храм Надписей – пирамида, состоявшая из девяти последовательных террас, или уступов, на вертикальных поверхностях которых индейцы записывали, вернее, зарисовывали важные события. Пирамида имела в высоту более пятидесяти футов и была покрыта сотнями высеченных в камне иероглифов.

Пирамида поменьше, Храм Солнца, возносилась почти на ту же высоту, если считать просторное помещение, находившееся на ее вершине. Слева и справа от входа в камне были высечены человеческие фигуры, а сам барельеф Солнца имел десять футов в ширину и более трех – в высоту. Карлос назвал его «настоящим шедевром древнего искусства».

Как ни странно, но при всем моем изначальном безразличии соприкосновение с древней индейской культурой мало-помалу преображало меня. Теперь, вглядываясь в величественные сооружения прошлого, я понимал, что несколько недель назад на Дороге Мертвых в Теотиуакане передо мной открылся новый мир. Стало очевидным: все, что мне с детства внушали об индейцах, – ложь. Меня учили видеть в них рабочий скот, дикарей, живущих в джунглях и мало чем отличающихся от зверей, а они оказались народом с великим прошлым, которое у них украли самым бессовестным образом. Кроме того, до меня наконец дошло, почему падре из Долореса настойчиво утверждал, что если предоставить ацтекам равные с испанцами возможности, они обязательно продемонстрируют и равные с ними способности.

Жаль, что я пришел к осознанию всех этих интересных фактов так поздно, всего на один шаг опережая палача.