На следующее утро мы в количестве пятнадцати человек – дюжины vaqueros, Изабеллы, Ренато и generalíssimo этого могучего воинства, то есть меня – двинулись на Леон. Путь предстоял хоть и нелегкий, но все-таки вдвое короче того расстояния, которое нам пришлось покрыть, чтобы попасть в Гвадалахару.

На первом же привале Изабелла сочла нужным прошептать мне на ухо, что я глупец: дескать, у нее с Ренато вовсе не такие отношения, как я думаю, а сугубо родственные.

– Вы правы, сеньора, я законченный идиот.

Я повернулся к ней спиной и отправился в лес облегчиться.

Леон, городишко, куда нам следовало заглянуть перед тем, как отправиться в селение, служившее резиденцией «генералу» Лопесу, был мне хорошо знаком: я не раз останавливался тут во время своих охотничьих вылазок. Как и множество подобных местечек в колонии, Леон, стоявший в плодородной речной долине в нескольких днях пути от Гуанахуато, был назван в честь многолюдного и богатого города в Испании. Когда мы оказались в предместье, я распорядился устроить привал и отправился в городок в сопровождении одного лишь vaquero. У перепуганных горожан я выяснил, что Лопес наводит ужас на всю округу. Он обосновался в придорожном селении и взимает «пошлину» со всех проезжающих. И хотя этот bandido уверял всех, что он откликнулся на призыв падре и является борцом за свободу, в действительности все его «новое революционное правление» сводилось к заурядному разбою. Лопес стремился награбить побольше, пока его не поймали и не повесили.

Я сказал Ренато, что только три человека – я, он и еще один vaquero – отправятся в селение, чтобы вести переговоры об освобождении пленника. Мы возьмем запасную лошадь для маркиза, и vaquero покараулит животных, если нам придется для беседы с Лопесом войти внутрь. Изабелла и остальные vaqueros будут ждать нас за пределами селения.

– Может, и мне тоже пойти с вами? – предложила Изабелла. – Вдруг мой муж слишком слаб, чтобы вынести обратную дорогу, и тогда он шепнет мне на ухо, где спрятаны сокровища.

Я рассмеялся:

– Ага, перед тем, как получит удар ножом в живот.

Они с Ренато оба вспыхнули.

– Да как ты смеешь!.. – начала было Изабелла.

Но Ренато поднял руку и перебил ее:

– Тебе лучше остаться здесь, на тот случай, если нам придется бежать.

– Бежать нам уж точно не придется, – заявил я.

– Откуда вы знаете? – поинтересовался племянник. – Вы думаете, эти разбойники...

– Они превосходят нас числом в соотношении сто к одному. Если вдруг переговоры зайдут в тупик, нас просто убьют.

Моим собеседникам такая перспектива явно не понравилась.

– А что они сделают со мной, прежде чем убить? – нервно пробормотала Изабелла.

Я этот вопрос проигнорировал: ответ был очевиден.

– Тогда мы должны захватить с собой на переговоры vaqueros, чтобы продемонстрировать силу, – заявил Ренато.

– Дюжина человек против сотни – какая уж тут «демонстрация силы»? – возразил я. – Напротив, гораздо лучше, чтобы Лопес оставался в неведении относительно нашей истинной численности. Если мы явимся туда всем скопом, разбойники просто перебьют нас, оставив себе и выкуп и маркиза.

– А почему бы не потребовать, чтобы Лопес сам вывез моего мужа из селения? – спросила Изабелла. – Можно произвести обмен на открытой местности.

Ренато покачал головой.

– Завала прав. Мы не можем допустить, чтобы Лопес увидел, насколько нас мало. Если он выедет нам навстречу в сопровождении всей своей «армии», то сразу поймет, что мы не представляем для него серьезной угрозы. Нам нужно отправиться к нему самим. Не бойся, дорогая, мы своего добьемся.

Я не мог не воздать Ренато должное: хотя он терпеть меня не мог, однако рассуждал здраво, и если видел, что я прав, то не спорил. Другое дело, что этот ублюдок распускал свой гнусный язык, называя «дорогая» жену родного дяди. За одно это его стоило прикончить.

Правда, я и сам волочился за замужней женщиной, однако не считал свое поведение бесчестным. Ведь со мной в родстве ее супруг не состоял.

* * *

Когда вдали показалось селение, я отправил десять человек на высокие скалы над дорогой, объяснив им, как использовать ручные бомбы – поджигать запалы и швырять фляги на дорогу следовало только по моему сигналу.

– И много народу мы перебьем этими штуковинами? – заинтересовался Ренато.

– Никого мы не убьем, но переполох устроим изрядный. Bandidos примут взрывы за канонаду и подумают, что нас сопровождает целая армия.

– Вы не верите, что этот Лопес просто отпустит маркиза в обмен на выкуп?

– А как бы вы поступили на месте этого разбойника?

Он пожал плечами.

– Ну, если бы я был bandido... то, скорее всего, эмиссаров бы убил, женщину изнасиловал, золото оставил себе. А потом затребовал бы за обоих, за нее и маркиза, новый выкуп.

– Ну вот, и я так считаю. Поэтому пусть лучше Лопес думает, что за нами стоит целая армия.

Изабеллу и ее мула я оставил под присмотром vaquero, которому препоручил также и лошадей тех десятерых, кто, вооружившись самодельными бомбами, засел на скалах. Еще один человек поехал со мной и Ренато.

* * *

Уже возле самого селения я тихонько, сквозь зубы, выругался, заметив два болтавшихся на ветке дерева трупа. Обоих несчастных жгли заживо огнем, содрали с них кожу и только потом повесили. Их глаза были выпучены, языки вывалились, а на шеях виднелись доски с коряво намалеванными словами «НАС НЕ ВЫКУПИЛИ».

Поселок был невелик: дюжина лачуг, убогая церквушка да пулькерия.

Никого, кроме bandidos, там сейчас не было: оставшиеся в живых местные жители удрали куда глаза глядят. Нас поджидало около полусотни головорезов Лопеса.

Под черной курткой я был опоясан тремя ремнями, к каждому из которых было подвешено по четыре набитых золотом кошеля. Два ремня перекрещивались у меня на груди, третий охватывал талию, и в каждом было около семи фунтов чистого золота. Немалое богатство, а ведь эти отщепенцы не задумываясь прикончили бы нас ради того, чтобы заполучить наши сапоги. Да что там сапоги, просто забавы ради. Глядя на «комитет по встрече» и посасывая сигару, я усмехнулся: мне было прекрасно известно, где так называемый генерал Лопес набрал своих бравых бойцов, потому как я и сам провел некоторое время в подобной компании – когда сидел в каталажке в Гуанахуато. Лопес явно опустошил тюрьмы и записал в свой отряд уголовников и прочий сброд.

Один из bandidos на заплетающихся с перепою ногах направился мне навстречу, размахивая пистолетом. Поравнявшись со мной, он протянул руку вперед, словно ожидал, что я вложу в нее деньги. Но разбойник просчитался. Я вложил всю свою силу в удар ногой ему по челюсти: от соприкосновения с моим каблуком челюсть треснула, он подскочил и рухнул наземь.

При виде этого его compañeros разразились смехом. Когда я оглянулся, двое бандитов уже сцепились из-за его драных, просивших каши сапог.

Еще около полусотни таких же ублюдков встретили нас возле местной церкви. Они походили на орду каннибалов, дожидающихся своего людоедского обеда. Рядом с этими двуногими мокрицами сам Канек Кровожадный показался бы культурным, воспитанным человеком.

Пьяный толстяк, с пузом, выпиравшим из тесного, явно с чужого плеча испанского мундира, вывалился, шатаясь, из церкви и приветствовал нас следующим образом:

– Добро пожаловать, amigos. Привезли мне dinero?

Он от души рыгнул и сделал выразительный жест рукой.

Стадо оживших кошмаров громко загоготало.

Оставив коня на попечение vaquero, я в сопровождении Ренато вошел внутрь. Мы проследовали в «кабинет» генерала Лопеса, где напротив алтаря было установлено помпезное, что твой трон, кресло. Туда же ввалился и сам толстяк – он плюхнулся на трон, отпил здоровенный глоток вина, снова рыгнул и утер рот рукавом мундира. Я не стал оскорблять «генерала» в лучших чувствах, указывая на то, что мундир у него лейтенантский.

Я подал Лопесу письмо падре с подтверждением моих полномочий и приказом передать мне маркиза в обмен на выкуп. Проходимец с глубокомысленным видом уставился на бумагу, но я по его лицу понял, что читать он не умеет. Потом разбойник скомкал ее и щелчком отправил мне в грудь.

– Как вы можете видеть, – сказал я ему, – дон Мигель Идальго, generalíssimo повстанческой армии Америки, шлет вам свое приветствие и приказывает передать пленника по имени Умберто мне. Естественно, взамен вы получите подобающее возмещение в три тысячи песо.

Вообще-то я располагал пятью тысячами песо, но хотел, чтобы Лопес сам, торгуясь, довел размер выкупа до этой суммы.

Он снова отпил большой глоток вина и в очередной раз рыгнул.

– У вашего generalíssimo, как я слышал, возникли некоторые затруднения...

Я поднял бровь.

– В каком смысле?

– Мы тут перехватили вице-королевского гонца. В ходе... э-э-э... беседы он умер, но мы успели узнать, что намедни армия генерала Кальехи разбила падре под Акулько...

Я похолодел.

– Что с падре?

– Он жив и не попал в плен. Гонец сообщил, что ему удалось уйти с частью армии.

Разбойник давал мне понять, что мои позиции в торге не так уж сильны.

– В Бахио у падре уйма сторонников, и скоро его армия снова станет самой мощной силой в Новой Испании, – заявил я. – Королевским войскам не устоять перед ним, и после победы он отблагодарит всех, кто оказывал ему услуги.

– Моя армия выметет гачупинос с нашей земли, как это, – Лопес указал на валявшийся в церкви мусор, – и возведет падре на королевский трон.

Видя, что война и политика не относятся к сильным сторонам моего собеседника, я перешел к делу:

– Мы предлагаем вам золото.

– Я хочу десять тысяч песо.

– У меня только пять, но зато меня дожидается большое войско, и солдаты очень рассердятся, если я здесь задержусь. Нам нужно незамедлительно двигаться на соединение с падре, так что лучше поспешить. Где пленник? Я должен убедиться, что с ним все в порядке.

Bandidos втащили маркиза через боковую дверь. В столице я издали видел дона Умберто, но теперь бы ни за что его не узнал. Он совсем не походил на того дородного, заносчивого аристократа, привыкшего вытирать сапоги о спины простолюдинов. Бедняга сильно исхудал, был бледен и изнурен. Разбойники сорвали с него дорогую одежду, заменив ее на грязные лохмотья. Но особенно поразил меня его бессмысленный взгляд: эти жуткие глаза, походившие на выбитые, пустые окна заброшенного дома.

Лопес воззрился на меня из-под полуопущенных век.

– Что, интересно, такого особенного в этом купце, если его выкупает сам generalíssimo?

Оставив вопрос без ответа, я сгреб маркиза сзади за рубаху, подталкивая к двери.

– Пошли, деньги получите там, снаружи.

Головорезы высыпали наружу раньше меня, рассчитывая, что заберут золото из седельных вьюков Урагана. Только там никакого золота не было, а мой благородный скакун терпеть не мог, когда вонючие чужаки тянулись к нему своими грязными лапами. Один lépero получил копытом по голове, другой по пояснице, а остальных я разогнал, взмахнув клинком.

Лопес последовал за мной наружу с окровавленным мачете в руке, и тут в отдалении мои vaqueros взорвали первую флягу с порохом. Все остолбенели.

– Это палят пушки моей армии, – пояснил я, пожимая плечами. – Маются, бедняги, от нечего делать: им скучно, если за целый день никого не убили.

Прогрохотал еще один взрыв, не раз и не два отразившись эхом от скал вокруг поселка.

Я расстегнул куртку, продемонстрировав перекрещивающиеся на моей груди, как патронташи, два набитых монетами ремня – третий охватывал мою талию. Расстегнув все три, я швырнул к ногам разбойника двадцать фунтов золота: один ремень за другим. Каждый из них со стуком ударился о землю.

– Ремни можешь оставить себе, – сказал я.

Забросив маркиза на могучего, широкогрудого чалого коня, я закрепил его ноги, припутав ремнями к передней и задней лукам седла, привязал к седлу запястья, а поводья коня обмотал вокруг его шеи. Взявшись за сдвоенные концы mecate, который ранее прикрепил к оголовью чалого, я тронул Урагана, ведя вторую лошадь за собой, как на буксире.

Лопес позади был занят тем, что не подпускал своих «солдат» к золоту. Один bandido наклонился, чтобы ухватить пригоршню, и мачете Лопеса, сверкнув в воздухе, обрушилось ему на шею. Брызнул фонтан крови, отсеченная голова стукнулась о землю. Я вскочил на Урагана. Еще одно эхо грянуло и прокатилось по округе.

Ренато поспешно покинул лагерь. Я следовал за ним, ведя лошадь с маркизом на mecatе и отпугивая клинком тех разбойников, кто оказывался слишком близко. Vaquero прикрывал нас сзади.

И тут Лопес выстрелил: он целился в нас. Не трудно было понять: на историю о том, что меня сопровождает целая армия, этот разбойник не купился. Может быть, фляги с порохом и громыхали убедительно, да вот только никакие пушечные ядра поблизости не взрывались.

Ураган обогнал Ренато. Оглянувшись через плечо, я увидел, как он схватился за луку седла и чуть не повис.

– Надо отогнать bandidos мушкетным залпом! – выкрикнул я.

– Я доставлю дона Умберто к Изабелле, а потом присоединюсь к вам.

Я вручил ему mecate, и Ренато поскакал мимо моих людей дальше в горы. Мы с vaquero спешились и присоединились к остальным.

– Зарядите мушкеты!

Я разместил пятерых человек слева и приказал им по моей команде дать первый залп. Второй предстояло сделать правому флангу.

– Это настоящий сброд, а не обученные бойцы. Если мы вышибем нескольких из седел, они мигом пустятся наутек.

«А если не пустятся, – подумал я, – то нам конец, потому что на каждый мушкет имеется только по одной пуле». Черным порохом в Гвадалахаре еще можно было разжиться, благо это зелье широко применялось в горнорудном деле, но вот свинцовые пули, когда разразилась война, стали чуть ли не так же редки, как золото.

Шайка разбойников выехала из селения верхом на разномастных животных: от породистых скакунов и рабочих лошадей, явно угнанных с гасиенд, до ослов. Они скакали по дороге колонной по пять человек, во главе со своим «генералом».

– Всем целиться в Лопеса!

Поскольку он находился впереди, можно было побиться об заклад, что мы непременно попадем если не в самого наездника, то в его лошадь.

Я приказал людям не открывать огонь, пока bandidos не приблизятся на пару сотен фунтов, и только тогда скомандовал дать первый залп. Четыре мушкета выплюнули огонь, а один выбросил еще и раскаленный шомпол: стрелок так нервничал и торопился, что забыл его вынуть. Лопес был выбит из седла, две лошади в первой вражеской шеренге рухнули навзничь. Грянул второй залп, еще один всадник повалился вместе с лошадью. Я схватил самодельную бомбу, запалил фитиль и швырнул ее. Хотя бабахнуло в сотне футов от ближайшего человека и никого не задело, но впечатление взрыв произвел устрашающее.

Впрочем, сейчас в этом уже не было необходимости: вся свора bandidos развернулась на сто восемьдесят градусов и улепетывала в разные стороны, одновременно в трех направлениях, лишь бы оказаться подальше от нас.

– А теперь скорее к нашим лошадям!

Я вскочил на Урагана и погнал его туда, где были оставлены лошади, но вскоре обнаружилось, что лошади загадочным образом исчезли вместе с мулами. Равно как и Ренато, Изабелла и дон Умберто. Vaquero, которому я велел присматривать за лошадьми и охранять маркизу, лежал, распростершись на земле, с перерезанным горлом.

– Смотрите! – крикнул один из моих людей.

Он указал наверх, на всадников, которые как раз переваливали через гребень холма, направляясь на север. Ренато ехал впереди верхом, Изабелла сидела на том же коне позади него, обнимая его за талию. Чалого, принадлежащего маркизу, он вел за собой в поводу, как и еще двух скакунов. Остальных лошадей и мулов беглецы с собой не забрали; видимо, животные просто разбежались.

Скоро разбойники наберутся смелости, чтобы предпринять новую атаку. У меня было одиннадцать человек, но только один конь, принадлежавший тому vaquero, который сопровождал меня в селение. Впрочем, некоторые из лошадей убежали недалеко: мы видели, как они пощипывают травку.

– Нам нужно поймать хотя бы шесть лошадей, – сказал я. – Тогда вы сможете вернуться в Леон, по двое на каждом коне.

Мы отправились к пасущимся лошадям и согнали вместе шестерых животных – вполне достаточно для одиннадцати человек. Я дал людям денег, для пущей уверенности в том, что они вернутся к падре.

– А куда собрались вы, сеньор? – спросил один из vaqueros.

– Я хочу отомстить убийце нашего amigo, человеку, который подло обманул падре.

– Раз так, то благослови Бог вас и ваш клинок.