Глава восьмая
На этот раз домоправитель с серебряным, отделанным слоновой костью жезлом заранее поджидал меня и сразу же проводил к князю Харихаре. Князь предпочел встретиться со мной в одном из внутренних двориков, под пальмами. Он сидел в мраморном кресле за мраморным восьмиугольным столом. Судя по множеству трещин и пятен на этом столе, он служил князю в часы наиболее важных размышлений. Перед князем стояло серебряное блюдо с финиками, он то и дело рассеянно брал длинными пальцами свежие, спелые плоды; рядом с блюдом лежала та связка листов пергамента, которую я доставил ему с другого края света. Я отметил, что красные ремешки вновь затянуты, хотя и небрежно.
Князь принялся подробно расспрашивать меня о прежних поездках в Ингерлонд, о том, насколько хорошо мне известен тамошний язык и обычаи и сумею ли я разыскать убежище его брата Джехани. Я пришел к выводу (как потом выяснилось, ошибочному), что князя интересует не только местонахождение брата, но и город из золота и драгоценных камней.
Я старался по возможности честно отвечать на все вопросы, но, чувствуя, что мне вот-вот предложат выгодное дельце, и не имея никаких средств к жизни, после того как кораблекрушение унесло моих лошадей, я постарался ничем не выдать своего далеко не совершенного знания английского языка, не говоря уж о еще менее совершенном знакомстве с самой страной и ее обычаями.
Затем князю понадобилось разузнать о воинском искусстве и снаряжении англичан, но тут я сознался в полном невежестве. Я мог поделиться лишь общим впечатлением: и знать, и простонародье сражались с подчас нелепой отвагой и умело владели оружием, однако в последнее время им не хватало разумных вождей. В прежние времена королям, претендовавшим по праву наследования на многие города и обширные земли материка, удалось выиграть немало великих сражений у франкских королей, но в недавние годы они утратили почти все, что прежде приобрели. Это произошло потому, что королем их стал младенец, и прошло долгое время, прежде чем он сделался юношей, но тут он обнаружил слабость воли или даже – по мнению некоторых – слабоумие, в то время как франков возглавила неистовая воительница, одержимая духами и вдохновившая соратников на подвиги отваги и хитрости. Англичане схватили ее и предали огню как ведьму – ведь обычная женщина не могла бы одержать столько побед.
– Но сведущи ли они в новейших изобретениях, усовершенствовавших воинское искусство? – настаивал князь Харихара. Я был бы глупцом, если б не догадался, какого ответа он ждет. Я, конечно, не царедворец но стоило ли спорить с князем, раз он уже сделал вывод?
– Они сражаются верхом? Я подтвердил.
– Они умеют строить крепости?
Я припомнил стены и крепостные башни Кале и отвечал утвердительно.
– А порох? Они знают этот состав? Я имею в виду – они употребляют его не только как зажигательную смесь, но и в артиллерийских орудиях?
В гавани Кале я видел чудовищного вида трубы на колесах. Их называют пушками. С виду они напоминают стократно увеличенные полые тростинки, в которые любят подудеть мальчишки. Мне говорили, что эти орудия изрыгают огромные камни или железные слитки на вражеские корабли, французские или просто пиратские, которые осмелятся показаться невдалеке от порта. Итак, я снова ответил своему собеседнику «да».
Допрос продолжался еще с полчаса, но, даже не догадываясь об истинных намерениях князя, я понимал: он уже узнал все, что ему требовалось, и принял какое-то решение, а разговор затягивал лишь для того, чтобы никто не счел, будто князь принял ответственное решение не подумавши. Наконец он соизволил объявить мне свою волю, и, признаться, мне стоило немалых усилий скрыть изумление.
Откашлявшись, князь откинулся в кресле, укрывая лицо от прямых лучей солнца. Глаза его засверкали, в них замерцали солнечные зайчики, отразившиеся от поверхности пруда. Длинными пальцами он обхватил подбородок и заговорил негромким, твердым голосом:
– Я решил самолично отправиться в Ингерлонд, разыскать моего брата Джехани и возвратить его домой. Я обсудил это с императором, и тот согласился – при условии, что я займусь попутно и другими делами, имеющими государственное значение. Чтобы осуществить эту миссию, мне понадобится проводник, знакомый с языком и обычаями страны. Полагаю, ты подойдешь.
Заметьте, он не сказал: «Я хотел бы» или «Согласишься ли ты?» Князь был уверен, что не встретит отказа. Мне стало не по себе от его настойчивости; кроме того, меня смущало, что князь сам отправится в эту поездку. Такого я не ожидал: ведь он был членом императорской семьи, занимал важный пост в правительстве должность министра военных дел. К тому же, учитывая его возраст и образ жизни, я сомневался, выдержит ли он тяготы столь долгого путешествия.
Однако князь правильно оценил мои обстоятельства и знал, что я не откажусь от выгодного предложения. Вопрос был в том, как выразить согласие. Будь передо мной калиф или султан, все было бы просто: следовало упасть на колени, облобызать его руки и, если удастся, окропить их слезами благодарности, но принцы из дравидской династии предпочитали менее формальные, хотя и более утонченные знаки почитания. Они столь же горды, как арабские, монгольские или индийские властители, и не меньшее значение придают этикету, однако этикет не должен проявляться открыто, он ощущается подспудно, а внешне разговор князя с подданным выглядит почти как беседа равного с равным. Итак, я наклонил голову и через пару секунд ее поднял. Этого было достаточно.
– Хорошо, мы обо всем условились. Управляющий Аниш позаботится о тебе. С его помощью ты займешься приготовлениями к поездке. Я хочу отправиться в путь как можно скорее. Караван должен соответствовать моему статусу я представляю особу императора, – но не следует излишним великолепием вызывать у соседей зависть или подозрения. Все детали вы обсудите с Анишем.
Взмах руки – и управляющий уже стоит возле меня. Я и не слышал, как он подкрался. Его господин изящным жестом положил в рот еще один финик. Аудиенция была закончена, вельможе предстояли другие дела.
Через три месяца мы отплыли – не из Мангалора, а из северной гавани Гоа (арабы называют ее Синдабур). Тем самым мы на пятьдесят миль сократили сухопутный переход из Града Победы и на столько же удлинили плавание по морю до Йемена.
Все это время я числился на службе у князя и занимал комнату в той части дворцового ансамбля, в которой располагались личная резиденция князя, официальная приемная, помещения для слуг и придворных. Я получил маленькую чистенькую комнатку, единственным недостатком которой было соседство с кухней. Я все время дышал ароматами растительного масла, чеснока и пряностей. Однако жалованье было весьма изрядным, тем более при полном отсутствии расходов. Я скопил некоторую сумму и вверил ее еврею ювелиру на той стороне реки – я свел с ним знакомство за это время. Эти деньги стали начатком небольшого состояния, обеспечившего мою старость.
В эти месяцы я ни разу не встречался с Сирианом и Умой. В тот самый день, когда я заключил договор с моим ювелиром, я долго бродил по деловой части города, высматривая дом, где провел сказочную ночь, но, к несчастью, я натыкался на десятки похожих зданий, не обнаружив ни одного, в точности соответствующего моим воспоминаниям. В конце концов я сдался и вскоре почти убедил себя, что все события того вечера были порождением фантазии, разыгравшейся из-за усталости, непривычного окружения и, отчасти, из-за не вполне угасшего желания.
Правда, мне удалось найти храм не в Священном квартале, а чуть в стороне, между рекой и кварталом торговцев. В этом святилище стояло изваяние богини из моего сна – если то был сон: чернокожая, украшенная черепами, окровавленная. Местность вокруг казалась заброшенной и зловещей, но кто-то продолжал поддерживать здесь чистоту и порядок. Никто из прохожих не желал ответить, что это за богиня, все бросались прочь, стоило мне задать вопрос, а иные даже делали жесты, весьма напоминающие те, с помощью которых мы, арабы, защищаемся от дурного глаза. Наконец пришла маленькая девочка с соломенной сумкой, наполненной лепешками, и сказала, что черная богиня – это Кали, Бхадра-Кали, богиня смерти, согласно легенде, одолевшая Шиву.
Я наслаждался многими красотами и удовольствиями Виджаянагары, не уставая восхищаться огромными зданиями, предназначенными для общественных и религиозных нужд, а также для пользы или развлечения горожан, в особенности мне запомнились Королевские бани, храм Шивы с поразительной, сводящей с ума настенной росписью, бассейн, обрамленный каменными террасами с сиденьями, похожими на полуразвалившиеся пирамиды, – здесь, у прохладных вод, любой горожанин мог передохнуть в часы полуденной жары, – а также стойла для императорских слонов с высоким позолоченным сводом. Мне казалось, что все жители здесь – поэты и музыканты, начиная с самого императора (он же – аватара Кришны), воздавшего в стихах хвалу этому божеству, то есть самому себе, и вплоть до последнего грузчика на фруктовом базаре.
Плодов и риса хватало на всех, они были до смешного дешевы, можно сказать, их отдавали даром; молоко, масло, сыр, яйца и рыба немного превосходили их в цене, но не слишком. Мяса почти не ели, это считалось вредным для здоровья и противным предписаниям религии, хотя аристократы охотились в горах на оленей и диких коз и их добыча украшала праздничный стол. И жилья всем хватало, поскольку строительных материалов – камня, кирпича, дерева – было в избытке. Словом, дорогой Ма-Ло, я провел три месяца, усердно подготавливая экспедицию и наслаждаясь столь гармоничным и изысканным устройством жизни.
Нам следовало опасаться в пути лишь происков султанов, владевших землями к северу от реки Кришны, и их сатрапов, а также союзников султанов, правящих в областях, находящихся под властью браминского закона. Эти властители больше сражались друг с другом, чем с дравидской династией, но порой какой-нибудь воинственный князек, укрепившись на севере и разбив своих соседей, отваживался пересечь реку и вторгался во владения императора, грабя и губя все на своем пути, покуда дравидам не удавалось собрать достаточно сильное войско для отпора. В такие времена улицы города заполняли раненые и изувеченные воины, храмы превращались в госпитали, а площади – в лагеря беженцев.
Управитель Аниш, владелец серебряного жезла, оказался ценным помощником, опытным в ведении переговоров и одаренным практической сметкой. Ему пошел шестой десяток, он отличался невысоким ростом и крепкой полнотой, имел глазки щелочками, словно у китайца. Прекрасно разбираясь в слабостях своего господина, он оттого не менее уважал его. Когда Анишу приходилось делать нелегкий выбор, он принимался поглаживать маленькую шелковистую бородку, едва ли в дюйм длиной – она шла от уха до уха, точно петля. Эта привычка раздражала меня, но в целом мы отлично ладили.
Однажды, когда мы томились в ожидании, пока чиновник казначейства выдаст нам очередную сумму на расходы, я спросил Аниша, какова истинная цель нашей поездки и в чем заключалась миссия Джехани.
Обычно веселое лицо управителя омрачилось. – Исторически гибель Виджаянагары предопределена, – сказал он. – Если ее не захватят султаны, это сделают орды монголов с дальнего севера. Наши просвещенные императоры из поколения в поколение делают все возможное, чтобы отсрочить этот страшный конец. – Аниш прошелся по приемной перед кабинетом казначея, огляделся, словно опасаясь доносчиков, и, доверительно подхватив меня под локоть, увлек в дальний угол. – Вот в чем суть проблемы. Наши мусульманские наемники будут сражаться с братьями по вере лишь до тех пор, пока удается соблюсти два условия: во-первых, мы должны платить им больше, чем могут предложить враги, а во-вторых, они должны быть уверены в победе, причем с минимальными потерями – какой смысл в большом жалованье, если тебе предстоит погибнуть. Нам нужно либо нанимать все больше солдат, либо снабжать их лучшим оружием и учить правильно и эффективно им пользоваться. Второй путь, разумеется, предпочтительней. До нас донеслись слухи, что англичане, будучи наименее цивилизованным, самым, можно сказать, варварским народом на земле, тем не менее при хорошем руководстве не знают поражений, и не только благодаря своей отваге и силе, но и благодаря особому вооружению. Джехани был послан на Запад именно с целью проверить эти сведения, в надежде, что ему удастся доставить в империю секреты военного искусства и техники англичан, а также специалистов, которые обучили бы наших солдат. Однако здесь были замешаны и личные отношения Джехани и князя. Между ними вспыхнула ссора – конечно же, из-за женщины. Все это давно миновало. Та женщина умерла вскоре после того, как Джехани уехал, и теперь Харихара мечтает найти брата, помочь ему успешно выполнить поручение и вернуться домой вместе с ним.
Вот что поведал мне Аниш. Дальнейшие события подтвердили правдивость его слов, и к тому же выяснилось, что Джехани в Англии присоединился к секте гедонистов-безбожников, признававших лишь божество внутри человека и полагавшихся на голос собственной совести, не нуждающейся в посредничестве священников и в наставлении священных книг. То были братья Свободного Духа; у братства есть отделения по всей Европе и его члены состоят в переписке со своими единомышленниками на Востоке. Они повсюду вербуют приверженцев, в основном из нижних слоев, и повсюду подвергаются беспощадному преследованию. Человек, передавший мне послание Джехани и казненный на площади в Кале, был из их числа.
Во время подготовки к путешествию меня очень заботил вопрос о выборе одежды. Ни князь, ни Аниш не могли даже вообразить холодный дождь, мороз, пронзительный леденящий ветер все прелести климата, ожидавшего нас на островах Запада. Когда я попытался рассказать им об этом, они заявили, что в случае надобности наденут на себя два шелковых или хлопковых одеяния вместо одного.
В конце концов я понял, что придется подойти к этому вопросу с другой стороны. Я предложил отложить небольшое количество каких-либо ценных, но не громоздких товаров и запечатать их в отдельных мешках, с тем чтобы все члены экспедиции поклялись не притрагиваться к этому запасу, пока не наступит пора купить одежду, принятую у местного населения и служащую для защиты от тамошнего климата.
В качестве такого легкого, но ценного товара мои будущие спутники предложили взять с собой специи, но мы уже набрали с собой изрядный багаж этого добра, и я опасался, что резерв, предназначенный для покупки одежды, смешается с общей массой и люди соблазнятся выменять какую-нибудь диковинку, совершенно бесполезную в Ингерлонде. В итоге мы остановили свой выбор на жемчуге. Жемчуг здесь не в диковинку: он часто встречается на побережье Виджаянагары и многих маленьких островов по соседству, однако на севере за него дают много денег, особенно если он отличается большим размером или непривычной окраской. Итак, каждый из нас захватил в путь мешочек с жемчужинами и обещал пустить их в ход только для покупки теплой одежды и обуви.
Наведавшись в небольшой двор позади конюшни, куда сносили всю нашу экипировку, я наткнулся на еще одну проблему: две дюжины кожаных футляров, в том числе позолоченных или раскрашенных, с причудливыми завязками и ручками, длиной от трех до десяти футов, различной формы, по большей части цилиндрической. Тут же лежали груды оперенных стрел, столь же разнообразных по длине и отделке. Разумеется, стрелы подсказали мне, что именно содержится в футлярах, хотя Аниш счел своим долгом пробормотать объяснение:
– Арбалеты! – проворчал он. – Его высочество коллекционирует их.
– Мы не можем взять их с собой! – решительно возразил я. – Нам понадобится для этого шесть дополнительных мулов и два погонщика, а стало быть, еще и седьмой мул, чтобы везти их пожитки, не говоря уж о том, что такого количества самострелов хватило бы на целый отряд лучников. Кто ж признает нас за мирных купцов, если мы явимся с таким вооружением!
– Боюсь, князь будет настаивать.
– С какой стати?
– Он увлечен не самим оружием, а охотой. Это его страсть. Князь берет с собой арбалеты и стрелы для самой разной дичи. Вот эти маленькие, из Китая, весят чуть больше фунта- их стрелы, длиной в шесть дюймов, годятся для мелкой дичи, а из огромных непальских арбалетов стрела летит на три сотни шагов и поражает горного козла. А вот это чудище, – и он в сердцах пнул огромный мешок, весь в выступах, словно там свернулся здоровенный акробат, – придется еще собирать из деталей. Нужно три человека, чтобы произвести выстрел, – один подставляет спину, другой с помощью особого механизма натягивает тетиву (тетива, между прочим, вырезана из обработанной шкуры буйвола), а третий, сам князь, целится и пускает стрелу.
– И кого он таким образом убивает? Слона?
– Нет, крокодила.
Я потыкал посохом в этот мешок.
– Нет, это никуда не годится. Не говоря уж о том, как это громоздко и какой помехой будет в пути, арбалеты нам даже не понадобятся.
– Почему?
– Вельможи Ингерлонда не используют стрелы на охоте. Они охотятся верхом, с собаками.
– И каких же зверей они травят собаками?
– Оленей, зайцев, лис, волков.
– Они едят лис? – В голосе Аниша прозвучало отвращение.
– Нет. Но это хороший предлог для того, чтобы проскакать по полям, и плевать, что лошади вытопчут урожай.
Вопреки всем моим настояниям князь Харихара прихватил с собой большую часть арбалетов – конечно же, не без содействия Аниша.
Итак, через три месяца после того, как я добрался до Града Победы, мы отправились в Гоа. Кроме нас троих в экспедиции участвовали четыре повара, десять погонщиков мулов, десять солдат в полном боевом снаряжении, пара секретарей-казначеев, предсказатель, буддийский монах (он сказал Анишу, что пойдет с нами, поскольку ему больше нечем заняться), четверо приближенных слуг его высочества (сменяясь попарно, они ехали рядом с ним, держа над головой князя огромные зонтики), две прачки (их называют дхоби), обязанные содержать в порядке нашу одежду, факир или фокусник и трое музыкантов всего сорок два человека, столько нее верховых мулов и еще столько же обозных.
Багаж, кроме личных вещей, состоял в основном из сушеных пряностей имбирь, кардамон, перец, зерна кориандра, гвоздика, корица, мускатный орех.
В мешках с пряностями были запрятаны жемчужины и алмазы, а также несколько рубинов, в том числе пара корундов длиной и толщиной с большой палец взрослого человека, великолепной кристаллической формы – сочетание призм с шестиугольными пирамидами и ромбоэдрами.
Разумеется, тут было много ненужного. И людей, и имущества – всего чересчур. По крайней мере, мне удалось отказаться от слонов. Его высочество изъявил недовольство дескать, как же обитатели тех стран, через которые нам предстоит проезжать, и жители Ингерлонда распознают в нас высокопоставленных лиц, если мы явимся к ним без слонов? Он уступил только в надежде нанять или купить африканских слонов, когда мы прибудем в Каир.
Порт Гоа, расположенный на границе с султанатами Бахмани, являет собой еще более пеструю смесь людей и народов, чем Мангалор. Хотя эта гавань также принадлежит дравидам, здешние купцы ведут торговлю с обеими империями, и мы могли выбирать для своего плавания любые корабли и экипажи, в том числе венецианские и генуэзские, португальские, малайские или китайские.
Я посоветовал нанять арабское судно, средних размеров дхоу вместимостью сто пятьдесят тонн. Вся команда состояла из арабов, они только что доставили «черное дерево» с невольничьих рынков Занзибара и готовились к обратному рейсу к берегам Красного моря. На нижней палубе «Луны ислама» имелось множество кроватей из твердого дерева скорее это были широкие полати, – предназначенных, разумеется, для рабов, но они отлично годились для всей нашей компании и багажа.
Князь выбрал для себя и своих приближенных – то есть для нас с Анишем – место на корме под навесом из тростника и соломы. В передней части судна был такой же навес. «Луна ислама» была окрашена в зеленый цвет, ее недавно заново оснастили и как следует просмолили швы. Разумный купец входит во все эти подробности, если, конечно, располагает достаточным запасом времени и денег, – а если нет, он идет на риск и подчас попадает в беду, как и вышло у меня с теми злосчастными лошадьми.
Почему я предпочел судно с таким водоизмещением? Капитаны меньших кораблей не решаются выпустить из виду береговую линию и, чуть что, спешат укрыться в порту, даже в это время года, когда погода достаточно надежна и дует постоянный ветер с северо-востока. К тому же, если бы мы выбрали небольшое судно, для нашей экспедиции потребовалось бы целых два доу. Мы и так оставили на берегу мулов, рассчитывая нанять вьючный скот в Сувайзе, порту возле Мир-ал-Каира, он же Каир, столица Египта.