Глава четвертая

– Мой дорогой Ма-Ло, ты, конечно же, побывал там. Зачем я отнимаю у тебя время, рассказывая о том, что ты и сам знаешь?

– Мой дорогой Али, ты, верно, не слыхал о новом законе.

– Что это за новый закон, Ма-Ло?

– После очередного нападения султанов Бахмани всем чужакам и иноземцам было запрещено покидать побережье. Торговлю с внутренними территориями теперь можно вести лишь через одобренных правительством посредников.

– Я этого не знал. Какая жалость! Стало быть, я не утомил тебя описанием нашей столицы? Ну что ж, тогда я продолжу рассказ.

Град Победы расположен в низине, через которую течет река. Возвышающиеся вокруг города отвесные скалы защищают его от нападения со всех сторон, кроме восточной. К скалам примыкают массивные стены из тесаного камня, а ворота в этой ограде, отчасти природного, отчасти рукотворного происхождения, расположены так, что и торговому каравану, и вражеской армии приходится несколько раз круто сворачивать, проходя под нависающими уступами, с которых защитники города могут обрушить на головы нежелательных гостей стрелы, копья и кипящую смолу. В воротах устроена таможня, где взимаются налоги и пошлины – основной источник богатства и блеска города. Град Победы и сам потребляет немало товаров, выменивая на доходы от пряностей, алмазов и золота предметы роскоши со всего света, и служит центром транзитной торговли – купцы с Востока и Запада предпочитают встречаться здесь, не подвергая себя опасному переходу через пустыни, горы или владения князей-разбойников к северу от Гималаев. Во всяком случае, так обстояли дела во время моего первого путешествия в те места.

У огромных Западных ворот мы простились с губернатором Мангалора, с его свитой и приближенными – нам, в особенности тем, кто и внешне отличался от жителей империи, предстояло пройти обычную процедуру: ответить на вопросы чиновников, назвать свое имя и цель прибытия, уплатить пошлину за право войти в город и так далее. Такова тяжкая доля каждого, кто пытается заработать себе на жизнь торговлей. Мне пришлось подробно рассказать о своем деле: я, мол, принес князю Харихаре Куртейши некий пакет и намереваюсь в ближайшие дни разыскать его высочество и вручить ему это послание.

Должен признать, что в Виджаянагаре (этим именем называется и вся страна, и главный город) формальности при въезде отправляются с вежливостью и искренним расположением к людям, чего в других местах мне наблюдать не доводилось. Таможенники были вежливы и точны, и притом неподкупны, поскольку их жалованье ничуть не уступало доходам других жителей земного рая. Они даже проявили истинное человеколюбие, чего я уж и вовсе не ожидал от людей, занимающих подобную должность, а именно: когда по их приказу я сбросил с себя плащ, мое лицо и тело, изувеченные шрамами, вызвали у них не страх или насмешки, как то бывало в иных местах, но сочувствие. Они весьма деликатно расспросили меня, каким образом я получил столь ужасные ранения, а затем посоветовали устроиться в маленькой гостинице при храме, где гостю обеспечен радушный прием и с него не требуется никакой платы, кроме тех денег, которые он по собственному разумению сочтет возможным пожертвовать. И вот наконец меня пропустили в большие ворота и, следуя указаниям таможенников, я начал подниматься на гору, углубляясь в Священный квартал и направляясь к храму с гостиницей.

Большая река разделяет город на две части. Обе они возведены на склонах холмов, а посреди, вдоль русла реки, остается незастроенной широкая долина. Над рекой уступами идут поля, засеянные преимущественно хлопком, а выше фруктовые сады, плантации пряностей, парки и сады. Они изобильно снабжаются водой с помощью системы каналов и резервуаров. Излишков воды хватает и на большие, богато украшенные фонтаны, устроенные на террасах, с которых жители могут любоваться видом на долину и уходящую на восток неровную линию гор, сливающуюся вдали с дымкой тумана.

Священный квартал составляют храмы той религии, которую, как я вскоре выяснил, вовсе не следует называть индуистской. Самые большие здания предоставлены Шиве, Вишну и богине Пампе, которая и есть река. Я не сумею передать словами красоту и величие огромного храмового комплекса, роскошное убранство, изобилие красок, сложный, изысканный орнамент. Было здесь немало поразительных статуй и у подножия лестницы, и по стенам, ограждавшим ее многочисленные пролеты. Тигры и слоны казались почти живыми, даже страх пробирал – как бы не оказаться под тяжкой стопой великана, не почувствовать между лопаток когти гигантской кошки.

В стенах открывались ниши и далеко уходящие галереи. Сотни тысяч образов в лепнине и красках повествовали о подвигах, приключениях и любовных союзах богов и богинь, в том числе в их героических аватарах. Шива здесь мчался верхом на быке; Рама, земное воплощение Вишну, разыскивал свою жену Ситу, похищенную Раваной; далее я увидел продолжение этой легенды – Хануман, царь обезьян, вел свои косматые полки против Раваны. Там, где стены не прерывались очередной нишей или входом в святилище еще одного божества, их покрывали барельефы и фрески, изображавшие танцующих мужчин и женщин, принцев и принцесс, богов и богинь. Многие из них откровенно и радостно предавались акту любви, символизировавшему плодородие этой местности и желание людей и богов наслаждаться жизнью и разделить земные удовольствия друг с другом.

Статуи и барельефы были щедро раскрашены во все цвета радуги, особое предпочтение оказывалось алому, розовому и глубокой синеве ляпис-лазури, а также золоту. Я не упоминал еще, что золото было тончайшим слоем напылено на купол храма, а на барельефах и фресках оно сверкало в коронах и рукоятях мечей, которые, кстати, нередко украшались и настоящими алмазами из принадлежащих империи копей. И повсюду были цветы на клумбах, в воздушных корзинах, в горшках и в живых гирляндах, обвивавших шеи статуй. Белые, желтые, красные, пурпурные цветы. Их аромат смешивался с благоуханным дымом курений, плавно, невесомыми колечками выплывавшим из тысяч бронзовых кадильниц.

К югу от квартала храмов и священных участков и чуть пониже его располагается не уступающий ему в роскоши и величии ансамбль Императорского дворца, а далее, на том берегу реки, где виднеются сады и парки, начинается уже и сам город. Городские кварталы не защищены природой, как построенные на высоте храмы и дворцы, но там имеются крепостные стены, внутри которых надежно упрятались рынки, лавки и мастерские ремесленников, купеческие дома и казармы.

Храм, где ожидал меня приют на ночь, был посвящен Ганеше, слоноголовому сыну Шивы и его супруги Парвати – она же Пампа, божественное воплощение великой реки Тунгабхадра. Я уже говорил об этом? Что ж, я предупреждал – иногда я впадаю в рассеянность. Один из спутников сказал мне, что Ганеше принято молиться при начале любого предприятия, и я подумал, что, стало быть, именно в его храме мне и следует остановиться в день прибытия в Град Победы: ведь мне, по всей видимости, предстояло совершить путешествие на край света и обратно.

Храм был невелик, едва ли превосходил размерами большую беседку. Ему придали форму восьмиугольника; резная крыша сандалового дерева покоилась на восьми изящных колоннах. В центре храма (крыша в этом месте резко уходила вверх, превращаясь в вершину пирамиды) на восьмиугольном же возвышении сидело божество. Статуя из красной глины изображала довольно полного мужчину с обнаженным торсом, ноги, одетые в панталоны, были удобно подогнуты и покоились на подушке, лежавшей внутри цветка лотоса. В четырех руках Ганеша сжимал ожерелье, топор, небольшой серп и цветок лотоса. Слоновье лицо сияло искренним добродушием, золотая корона была ухарски сдвинута набок. В короне опять-таки переплетались цветы лотоса. Шея, руки и ноги бога были украшены многочисленными браслетами, запястьями, перевязями, ожерельями из золотых цепочек с жемчугами и сапфирами. Со всех сторон статую окружали приношения верующих гирлянды цветов, тарелочки с едой, сладости, курильницы. Пока я стоял там, любуясь этим образом, столь домашним и милым, но в то же время внушающим уважение, в святилище вошла семья – муж, жена и трое симпатичных детишек, – принесшая богу свои дары.

Должен отметить, что религия дравидов не требует совместного посещения богов большими толпами прихожан и участия в продолжительных церемониях, потому им и не нужны такие большие храмы, как соборы христиан и мусульманские мечети. Верующие приходят, когда сами пожелают, поодиночке или с родными, приносят незатейливые дары и не через молитву, а через посредство безмолвной медитации вступают в общение с тем или иным божеством, героем или аватарой бога.

Этот прелестный храм был окружен садом, полным роз, жасмина и тех огромных ярких цветов, которые не имеют имени на моем или твоем языке, ибо они растут лишь в тех местах, где всегда тепло и нет недостатка в воде. В небольшом пруду цветы лотоса раскачивались под порывами вечернего ветра на уходящих глубоко под воду стеблях, и их тени колебались, пересекаясь с серебристыми и золотыми блестками игравших под водой карпов. Среди кустов и внизу у подножия пальм пели и свистели, порхали и важно расхаживали птицы с прекрасным переливчатым оперением. Одни из них – размером с палец ребенка, другие огромные, гордо раскрывавшие веером свой яркий, нарядный хвост.

К одной стене сада примыкал павильон. На полу его были разложены тюфяки, набитые хлопком. Они предназначались для путешественников и паломников, однако прежде, чем мы отошли ко сну, к нам явились смуглые девушки с глазами газелей, закутанные в розовые и изумрудно-зеленые шелка. Они принесли нам пиалы с рисом и приправленными пряностями овощами, а также пирожные с гашишем – наша доля в приношениях, доставшихся Ганеше. Девушек сопровождал небольшой оркестр. Музыканты играли на ребеках и особых барабанах в виде горшков, девушки танцевали, звеня серебряными бубенчиками на руках. Гибкие, плавные движения, полные жизни и, должен признать, соблазна. Танцовщицы, особенно те из них, кто постарше, охотно подсаживались к понравившимся им гостям, вступали в легкую беседу, флиртовали и, если все слаживалось, тут же и отдавались на шелковых простынях, покрывавших наши тюфяки.