55
В тот же вечер на закате к Большому залу медленно двигалась одинокая фигура. Человек был одет в простой темный плащ и круглую шапочку темного золота без гербов и девизов. Словно огоньки свечей, зажглись, мерцая, первые звезды, с востока вставала бледная луна. Соловьи возносили вечерние песнопения, сонно ворковали горлицы. Это время будто самой природой предназначено для тихих размышлений, для любовного шепота, для отдыха.
И потому, когда на втором этаже деканата засветилось окно, сумеречная тишина обратила к нему свой чуткий слух.
Энн, склонившись из окна, позвала:
— Доктор Сполдинг, что вы делаете? Ведь все согласились в одиночку не входить в Большой зал. Тем более ночью!
Человек приостановился, отыскал взглядом источник шума и обнаружил высунувшуюся из окна девушку.
С отвращением хмыкнув, он отмахнулся от нее и продолжил движение к Большому залу.
— Как знаете, — тихо проворчала Энн и захлопнула окно.
Одинокая фигура нарочито неторопливо прошествовала через двор, приблизилась к двери зала и зазвенела ключами. Человек поскреб скрытую шапочкой макушку, что-то недовольно промычал и наконец вошел в зал. Через несколько секунд загорелась свеча. Ее свет пролился на порог, а потом дверь закрылась.
Темный плащ двинулся к столу Сполдинга.
Достигнув цели, человек уселся на высокий деревянный стул лицом к погребу, вставил свечу в зажим и склонился над столом.
Рабочее место содержалось в безупречном порядке. Единственная стопка бумаги лежала рядом с белоснежным пером и чистейшей чернильницей. Вдоль края стола ровным рядом лежали книги — в алфавитном порядке заглавий.
Порядок не успокаивал. Пальцы гудели от напряжения, в шею словно вставили железный стержень. Мышцы лица сводило судорогой. Он скрежетнул зубами. Слух ловил каждый скрип досок, стрекот сверчка из тени, движение за окном.
Человек придвинул свечу ближе к листам и демонстративно принялся читать. Он не сознавал, что губы его шевелятся.
Первое, на что упал его взгляд, была пометка: «Исключено. — Король Яков». Дальше шла цитата из тайного писания, Евангелия от Филиппа. «Архонты думали, что они делали то, что делали, своей силой и своей волей. Но Дух Святой втайне совершал все через их посредство. Истину ту, которая существует изначала, они сеют повсюду».
Непревзойденное совершенство этой мысли так поглотило его, что он не заметил, как тихо открылась дверь погреба, и не сразу увидел крадущуюся тень.
В темноте, за пределами света свечи, беззвучно полз паук. Кто-то на четвереньках приближался к одинокой фигуре в центре паутины света. На месте лица его зияла беззвездная ночь. Пальцы, белые, как кость, сжимали узкий рыбный нож — клинок, острый, как лезвие бритвы. За ним в пыли оставался след. Он дюйм за дюймом без малейшего звука полз к жертве. Человек в круге света рассеянно шевелил губами — читал.
Человек-паук обогнул стол, сторонясь света. Костяные пальцы с длинными ногтями потянулись к добыче. Прижимаясь к полу в нескольких футах от жертвы, убийца беззвучно вздохнул и напрягся, изготовившись взметнуться вверх и схватить Сполдинга сзади.
Человек, сидевший за столом Сполдинга, резко встал во весь рост, отбросив стул назад, на атакующего, и молниеносно развернулся.
— Ты! — прошептал убийца, зажимая ушибленную стулом голову.
Тимон вместо ответа сбросил с головы шапочку Сполдинга и ударил ногой, нацелившись прямо в горло убийце.
Тот едва успел уклониться: перекатился по полу и взмахнул ножом. Узкий клинок вспорол сапог Тимона и кожу на щиколотке. На пол полилась кровь.
Тимон тоже достал нож, попятился и внезапно задул свечу. Зал пришел в естественное состояние — вечные непроглядные сумерки. Годы, проведенные в темной камере, пришли на помощь Тимону. Зрачки его расширились, и он увидел, как нападающий отползает под столы.
Два широких шага, вопреки боли в ноге, и Тимон отбросил влево стол, лишив убийцу прикрытия. Доски громыхнули по каменному полу.
Убийцу словно подбросило вверх. В руке его появилась толстая деревянная дубинка. Он отступал от Тимона, а светлая деревяшка в его руке вращалась, как крылья мельницы.
Тимон медлил.
Убийца дергался, как безумец, беспорядочно и непредсказуемо. Тимон стоял неподвижно, ожидая удара. Движение не застало его врасплох. Всего один шаг влево вывел его из-под удара.
Увы, он не учел возвратной траектории. Дернув оружие к себе, убийца самой толстой частью дубинки подцепил его под колено. Тимон упал. Коленная чашечка была выбита из сустава. Раскаленная боль ударила из колена прямо в мозг.
Ободренный успехом убийца бросился вперед. Он уже не сомневался в победе. Он повалился на Тимона, и оба покатились по полу к столу Сполдинга.
Стол разлетелся на куски, белые листы порхнули на дерущихся.
Шумно выдохнув, Тимон нанес удар. Навалившийся на него человек взвыл — нож Тимона почти надвое рассек ему ухо.
Тимон ударом здоровой ноги отбросил противника и откатился в сторону. Приподнявшись на локте, он успел заметить летящую ему в лицо дубинку и прикрылся рукой. Он отвел удар, но локтевая кость громко хрустнула.
Тимон снова перекатился и вскочил на ноги.
Убийца тоже встал, зажимая кровоточащее ухо. Теперь Тимон кое-как различил его лицо. Перед ним стоял худой, изможденный мужчина лет тридцати. На шее у него висел вересковый крест непривычной формы.
Тимон шагнул вперед, но противник неожиданно отскочил — и наткнулся на один из оставшихся стоять столов.
Это был стол Гаррисона. Убийца принялся колотить по нему кулаками, бормоча странные заклинания.
Он явно потерял рассудок. Тимон двинулся к нему, но схватить не успел: стол раскрылся надвое, открыв потайную панель. Мало того, в тайнике обнаружился зловещего вида меч-клеймор.
Обоюдоострое лезвие четырех футов длиной, рукоять больше фута. Рукоять заканчивалась головкой в виде колеса, а гарда была выгнута к клинку. Одного веса этого клинка хватило бы, чтобы раскроить человеку череп. Убийца схватил меч с такой легкостью, словно это было не оружие, а продолжение его руки, и занес над головой. Тимон отпрыгнул, извернулся в воздухе и приземлился боком к убийце. И тут же рухнул на пол. Лежа на холодных камнях, он увидел, что убийца опустил меч. Попал лезвием на ближайший стол и злобно уставился на лежащего на полу Тимона: руки и ноги его беспомощно запутались в одеянии.
В тот же миг бесформенный демон взлетел над убийцей и придавил его своей тяжестью.
Тимон скинул плащ Сполдинга. Клеймор взлетел вверх. Шумный выдох убийцы как будто отбросил ткань в сторону. Присев, убийца вглядывался в противника.
Перед ним стоял другой человек. Волосы его разметались над головой и сияли дьявольским серебристым нимбом. Белки глаз словно светились в темноте. Несколько кинжалов свисали с пояса. Под плащом скрывались дорогие кожаные рейтузы и сапоги. На правом плече в двух местах темнела кровь, на одном сапоге виден был глубокий разрез.
Убийца моргнул.
Тимон выбросил вперед руку, и убийца вскрикнул от боли. Клеймор упал на пол, словно стал для него непосильной ношей. Убийца непонимающе скосил глаза на свое правое плечо. Нож Тимона вошел в него по рукоять. Рана была такой глубокой и чистой, что из нее не вытекло ни капли крови.
Убийца улыбнулся, закатил глаза и без чувств повалился на пол.
Тимон опасливо шагнул к нему.
Когда он оказался так близко, что чувствовал запах дыхания убийцы, клеймор словно сам по себе устремился вверх и рассек до кости руку Тимона над тем самым местом, куда недавно пришелся удар дубинки.
Убийца вновь оказался на ногах. Он все еще улыбался. Он выдернул из плеча нож, и кровь, булькая, полилась из раны. Клеймор он держал в левой руке.
Тимон кивнул, оценив уловку, и попятился, потянувшись за новым клинком.
Из горла убийцы вырвался невнятный вопль. Он разъяренным быком ринулся вперед, держа клеймор двумя руками. На высоко занесенном клинке блеснул лунный свет. Это был блеск смертельного удара.
Тимон понял, что на тонкую игру не осталось времени. Он снизу, без замаха метнул нож прямо в живот убийцы. Нож вошел тому в бок. Хлынула кровь, но клеймор не замедлил движения вниз.
Тимон упал на спину, попытался снова откатиться, но застрял между уцелевшими столами.
Он смотрел на падающий на него клинок, будто в знакомом полусне.
«Вот как я умру, — подумал он. — Теперь я вспомнил».
Когда острие меча было всего в нескольких дюймах от лица Тимона, в него ударила молния.
Ослепший на миг Тимон услышал вой убийцы.
Нащупав ножку стола, Тимон подтянулся, спрятав под него голову.
Из этой благоприятной позиции он с изумлением разглядел пороховой дым и сквозь него — лицо Марбери.
Убийца лежал, отвернув лицо, и громко стонал.
Марбери, стоя над Тимоном, покачал головой.
— Помнится, мы договаривались, — нетерпеливо заговорил он, опуская мушкет, — что я приду сюда первым. Я должен был спрятаться в темном углу до вашего прихода. Мне бы в голову не пришло, что вы явитесь так рано, если бы Энн не сказала, что видела вас. О чем вы только думали?
— Хотел начать пораньше, — тихо признался Тимон, отводя взгляд. — Боялся снова проспать.
— Никто вас не винит.
— Это мушкет Лайвли? — только и сумел спросить Тимон.
Марбери улыбнулся.
— Да. Какая тонкая ирония, не так ли?
— Пожалуй, — согласился Тимон, с трудом приподнявшись. — Вы застрелили убийцу?
— Нет. Я стрелял в клеймор. Клинок готов был разрубить вам голову. Я выстрелом сбил его в сторону. Если бы я стрелял в убийцу, клинок продолжал бы падать и убил бы вас.
— Я мог уйти из-под удара.
— Да, — не скрывая скепсиса, отозвался Марбери. — Кажется, это вы и собирались сделать.
Убийца опять застонал и шевельнулся.
Обернувшись к нему, Марбери громко проговорил:
— Наконец я увижу лицо этого монстра! Ну, что ты за демон?
Он отложил мушкет и взял в руки свечу. Круг белого света лег на лицо убийцы.
Марбери ахнул, задохнувшись, и невольно отступил.
— Что такое? — шепнул ему Тимон, вглядываясь в лицо убийцы. Этот человек был ему совершенно незнаком.
Марбери давился словами. Наконец он, тараща глаза, обернулся к Тимону.
— Это мастер Гаррисон! — декан сам не верил своим словам.
— Что? — смысл сказанного не сразу дошел до Тимона. — Первый погибший переводчик?
— Да! — кивнул Марбери и снова обратил взгляд к убийце. — Это — Томас Гаррисон!
