26
Сорок минут спустя Марбери обнаружил, что погреб под Большим залом — настоящий ледник. Он словно чувствовал, как стынет у него в жилах кровь и трескаются промерзшие до мозга кости. Тимон принес с собой несколько свечей, но в их свете холод становился еще заметнее. Марбери так и видел, как стужа висит в промозглом воздухе.
— Одно хорошо, — заметил Тимон, читая его мысли. — При таком холоде не чувствуешь трупного запаха.
Погреб представлял собой каменную коробку вдвое больше комнаты Тимона. Низкий потолок и грязный пол. Вдоль одной стены тянулись полки, заставленные в основном кларетом и хересом. Две других стены предназначались для хранения овощей. Здесь были навалены морковь, картофель, редис, лук и свекла.
Лайвли лежал на столе у дальней стены. Голову и ноги покойного освещали две высокие свечи. Третью Тимон держал в руке.
Тимон уложил тело с великим тщанием, сложив ему руки на груди. Марбери это не занимало. Он все еще не оправился от зрелища, которое представляло лицо убитого. Даже в слабом мигающем освещении оно представлялось кошмарной маской. Кривые разрезы зияли адскими пастями. Восемь или девять таких ухмыляющихся ртов виднелись на щеках, на лбу, тянулись через переносицу.
Внезапно в его памяти прозвучали слова короля Англии: «Слишком многих отметил, лизнув своим языком, дьявол».
— Не хотите ли, брат Тимон, — выдавил из себя Марбери, — услышать, что думает об этих убийствах наш король?
Тимон поставил свечу на стол рядом с телом Лайвли.
— Яков полагает, что нас окружают слуги дьявола, в частности ведьмы. Он уверен, что они убили Гаррисона. Так же он объяснит и смерть Лайвли. Ему мерещится, что здесь у нас даже в чернилах и бумаге, на которой мы пишем, обитают демоны.
— Король Яков давно охотится на ведьм, — мягко напомнил Тимон. — Будучи королем Шотландии, он сжигал их сотнями. Одно из первых его деяний в качестве короля Англии…
— Да, он издал суровейшие в истории Англии указы против колдовства. — Марбери вздрогнул. — Но если бы вы слышали его голос, видели его глаза…
— Ваши опасения за короля читаются на вашем лице.
Марбери осекся, осознав, что наговорил. И содрогнулся, взглянув в лицо Лайвли.
— Я предпочел бы не задерживаться в этом погребе дольше, чем необходимо.
— Да. — Тимон шмыгнул носом. — Тогда будьте добры осмотреть лицо мастера Лайвли и сказать мне, насколько эти повреждения сходны с порезами на лице Гаррисона.
— Лицо Гаррисона было неузнаваемо. Ран на нем было, пожалуй, в десять раз больше.
— Так сказали мне и Сполдинг, и Чедертон. Хорошо.
— Вы предполагаете, — подхватил Марбери, — что убийце не дали довести дело до конца. Значит, может обнаружиться свидетель.
— Именно так. Но как истолковать записку во рту Лайвли? — проговорил Тимон, не сумев скрыть восхищение умом декана.
Марбери кивнул.
— Как вы сказали — послание?
— Возможно.
— Расскажите, что дал вам осмотр тела Пьетро Деласандера.
— Он умер от яда, — ответил Тимон. — Это несомненно. Яд был в перстне, который он носил на левой руке. Люди такого сорта часто прячут на себе подобные снадобья.
Марбери не сводил с него глаз.
— По вашему тону я догадываюсь, что это не все.
— Верно, — бесстрастно подтвердил Тимон. — При нем оказался официальный тайный приказ.
Марбери прищурился, усилием воли заставив себя забыть о холоде.
— Тайный приказ…
— О нем позже, — отрезал Тимон. — Он не имеет непосредственного отношения к нашим делам.
Марбери не скрыл недоверия.
— Между прочим, — продолжал Тимон, словно не замечая выражения его лица, — при нем не оказалось пистолета, хотя нашелся мешок с пулями и порохом.
— Его пистолет забрали разбойники, — улыбнулся Марбери. — Те самые, что спасли мне жизнь.
— Ваше путешествие не назовешь однообразным.
Тимон при всем желании не мог понять теплоты, с которой декан упоминал о разбойниках.
— Не уйти ли нам из этого ледяного ада? — предложил Марбери. — Я видел Лайвли. Я согласен с вами — здесь его можно сохранить, пока мы не решим, что делать дальше. Но зачем было вызывать меня? Почему не встретиться в моем кабинете…
— Чедертон убедил меня, что здесь повсюду невидимые глаза и уши. Я не приписываю им демонических свойств, но, полагаю, они способны видеть и слышать. Я стремлюсь внушить им, что нас с вами не так просто запугать. Мы — железные люди, и нас не собьешь с пути страшными ранами, пистолетами, ядом, чумой и ведьмами. Пусть они видят, что нас ничто не остановит.
— Согласен, — сквозь зубы проговорил Марбери, — но нельзя ли нам быть неустрашимыми героями в чуть более теплой комнате?
— Потерпите, прошу вас. — Тимон небрежно облокотился на стол, на котором лежал Лайвли. — Расскажите, что за яд вы приняли.
— Я его не принимал, — огрызнулся Марбери, растирая застывшие ладони. В нем снова проснулись подозрения, и он решил на время забыть о холоде. — Мне его дали в сладких печеньях и грушевом сидре.
— Однако вы остались живы.
Прежде чем ответить, Марбери послал Тимону полный ярости взгляд. Тимон остался абсолютно спокойным.
— Яд, безусловно, предназначался королю, — медленно заговорил декан. — Все произошло в его личной кухне. У его слуги оказалось при себе столь мощное противоядие…
— Рвотное, — как бы про себя уточнил Тимон.
— Да. Очень сильное. Я, можно сказать, вывернулся наизнанку. Пришлось пережить это унижение в коридоре у входа в кухню.
— Пока король ждал внутри?
— Я никогда в жизни не испытывал такого смущения.
— Где и когда вам предложили еду?
— Как только я прибыл, — от раздражения голос Марбери скрежетал, словно железом по камню. — В личной королевской кухне, как я уже говорил.
— А ждать его величество вам пришлось в течение…
— Менее получаса.
— Достаточно долго, чтобы почувствовать действие яда, — негромко заметил Тимон, — но недостаточно, чтобы зелье сделало свое дело.
— Простите? — Любопытство заставило Марбери на время забыть о злости. — Каким образом?..
— Вам не показалось странным, что у слуги было при себе противоядие?
— Мне объяснили, — протянул Марбери, — что его величеству приходится постоянно остерегаться отравления. Собственно, его уже пытались отравить, и он выжил только благодаря тому самому средству, которое дали мне.
— Однако, как я понял, король не намеревался разделить с вами трапезу?
— Мне сказали, — беспомощно отозвался Марбери, — что этот слуга всегда имеет при себе противоядие.
— Оказавшееся спасительным для вас…
— Да.
Марбери, забыв обо всем, тоже оперся о стол Лайвли.
— Не думаете же вы?..
— Я всего лишь отмечаю, что вы были отравлены в присутствии короля, а затем спасены королем. Это несколько жестокий, но достаточно известный способ. Переполняющая жертву благодарность в сочетании с пережитым глубоким унижением во многих случаях обеспечивают преданность.
Марбери съежился, его била дрожь. Он понимал, что Тимон ухватил что-то важное, но не успел осознать, что именно, потому что тот продолжал:
— Вы привезли королю тайное известие: рассказали о совершенном убийстве и намекнули, что документы, присланные им самим, могли стать причиной преступления. В ответ он открылся вам в своей ненависти к колдовству, признался, что его пытались отравить…
— И сообщил, — прошептал Марбери, — что существуют потаенные или запретные Евангелия, не видевшие света более тысячи лет.
— После чего, — Тимон ударил ладонью по столу, — вас преследует известнейший в Европе наемный убийца — с той минуты, как вы выехали из Хэмптон-Корта! Если король желал обеспечить ваше молчание, сохранить свои тайны, он не мог найти лучшего палача, чем Пьетро Деласандер.
— Вы должны сказать мне, откуда его знаете, — прошипел Марбери.
— Вы должны сказать мне, как он умер, — возразил Тимон.
— Я уже сказал! — взорвался Марбери.
Тимон ответил в том же тоне:
— Разбойники? Очень разборчивые разбойники: убили его и помогли вам?
— Это долгая история.
— Тогда расскажите мне все.
— У меня кровь стынет. — Марбери колотил озноб, все тело сводили судороги.
— Мы вернемся в ваш кабинет, — терпеливо объяснил Тимон, — как только вы ответите на мои вопросы.
Марбери уже набрал в грудь воздуха, чтобы как можно короче изложить историю знакомства с маленькими разбойниками, представлявшуюся уже почти сновидением, но тут понял, чем занимается Тимон.
— Я догадывался, что вы были жертвой инквизиции, — он с трудом заставил себя улыбнуться Тимону. — Теперь это подозрение подтверждается. Вы очень тонко используете методы инквизиции, чтобы вытянуть из меня нужные сведения. Не было никаких действительных причин затаскивать меня в этот ледник и вести разговор над мертвыми телами — кроме возможности сказать, что я избавлюсь от этого неприятного положения, как только отвечу на все вопросы.
Тимон улыбнулся в ответ.
— Я гадал, долго ли мне удастся пользоваться этим инструментом, пока вы не поймете, в чем дело.
— Я уже не доверяю ни вам, ни людям, от которых вас получил, — напрямик сказал ему Марбери. — Вы, вероятно, почувствовали это и сочли необходимым вытянуть из меня все, что удастся, коварством.
— Я привык добиваться своей цели. Вы наняли меня найти убийцу, и я это сделаю. Чем больше я буду знать, тем быстрее справлюсь с порученным делом. Меня ничто не остановит.
— Я так и понял.
— Однако признаюсь, — мягче и с некоторым трудом продолжал Тимон, — что я был резче, чем необходимо, потому что уважаю вас и восхищаюсь вами. С моей стороны это неразумно. Эти чувства могут помешать моей деятельности.
«Правда это или новая уловка? — задумался Марбери. — По всем признакам, в отравлении в Хэмптон-Корте он неповинен, но можно ли быть в чем-то уверенным с этим человеком?»
— Я предлагаю перемирие на таких условиях, — продолжал Тимон. — Я расскажу вам — пожалуй, завтра — подробности всего, что произошло здесь в ваше отсутствие. Я уже говорил: это всколыхнет воды мира.
— А я, в свою очередь, — вздохнул Марбери, — хорошенько выспавшись, опишу вам свое путешествие ко двору — эта история превосходит самый нелепый вымысел.
— Тогда, ради бога, давайте уйдем из этой темницы, — Тимон поспешно направился к лестнице. — Я уже не чувствую пальцев на ногах.
— Боюсь, что, если эта дрожь не прекратится, у меня треснут кости, — подхватил Марбери, бросившись вслед за ним.
Оба поспешили в Большой зал.
Марбери размышлял над всеми странностями этого дня.
А Тимон вновь переживал события одной из сотен ночей, когда его вытаскивали из пыточной, чтобы снова бросить в камеру инквизиции, тесную, как гроб.
