Глава 19

– Когда король Хальвдан узнал, что его сын убит, – часом позже рассказывал Торвин, удобно расположившись на колоде с кружкой эля в руке, – он впал в неистовство исполинов. Он сказал своей матери, что она зажилась на белом свете, надел ей на шею петлю и приказал ей одновременно заколоться и повеситься на дереве в качестве жертвы Одину, чтобы маленький Харальд мог присоединиться к воинам в Вальгалле. И она с готовностью это проделала, так говорят.

Потом, обнаружив, что Бранд исчез и все люди Шефа тоже, он решил захватить корабль Бранда вместе со всей командой. Но моряки забаррикадировались в святилище Пути и обратились к кое-кому из нас, жрецов, с просьбой о защите. Вальгрим принял сторону Хальвдана, как и многие его последователи, и какое-то время казалось, что в святилище Пути может вспыхнуть настоящая междуусобная война.

Но Хальвдана занимало другое. Ведь от него не укрылось, что Шеф побывал на острове Дроттнингсхолм, а потом один из стражников Стейна признался, что Шефа туда позвали. Поэтому Хальвдан обвинил еще и Рагнхильду и поклялся, что за свою неверность и за то, что не уберегла сына, она отправится в могилу вслед за матерью Хальвдана.

– И вот, – Торвин еще раз глотнул эля. – На следующий день Хальвдан был мертв. Умер на своем тюфяке. Соломенной смертью, как состарившийся трэль.

– Что же обнаружилось? – поинтересовался сидевший рядом на земле Ханд.

– Ингульф сказал, отравление болиголовом.

Карли, которому тоже разрешили послушать новости, округлил глаза и раскрыл рот, но поймав взгляд Торвина, промолчал.

– Итак, все стали подтягивать свои силы, и со всех сторон неслись клятвы отомстить. Говорили, что жители завоеванных Хальвданом земель решили воспользоваться случаем и освободиться от гнета Западного Фолда, что королева Рагнхильда вернулась в родное королевство, чтобы собрать армию и отомстить убийцам своего сына, и тогда шкиперы береговой охраны привели свой флот в порт, чтобы отстаивать свои собственные интересы, а команда Бранда вернулась на «Морж» и позвала меня исчезнуть вместе с ними.

– Но ты ведь отказался? – спросил Шеф.

Торвин кивнул.

– Сперва надо было уладить кое-какие дела Пути. А вообще-то, все неожиданно успокоились. Король Олаф взял и показал всем, каков он на самом деле. Вы никогда не задумывались, – спросил Торвин, – почему короля Олафа зовут Geirstatha-alfr, Эльф Гейрстата?

Безмолвные слушатели отрицательно покачали головами. Квикка, подумав, высказался:

– Alfr – это то, что мы произносим «альф», как в именах Альфред или Альфвин. Кто-то из Потаенного Народа, но не безобразный и злобный, как болотные чудища и горные тролли. Говорят, женщины эльфов иногда соединяются с мужчинами людей, и наоборот. Эльфы мудрые, но у них нет души. – Он оглянулся и увидел, что слушатели неуверенно пожимают плечами и покачивают головами.

– И что же с ними происходит, когда они умирают? – продолжал Торвин. – Никто из нас толком не знает, хотя кое-кто рассказывает, что они уходят в свой собственный мир, один из Девяти Миров, в которых наш – средний. Но другие считают, что они умирают. А потом возрождаются. А еще некоторые говорят, что то же самое может случиться с мужчиной, рожденным от женщины. Вот таким себя и считает король Олаф. Он говорит, что уже был в этом мире раньше и что еще вернется в облике какого-то человека из своего рода. А если нет – ведь в живых не осталось ни одного человека его крови или крови его брата, – тогда его жизнь перейдет в какое-нибудь другое вместилище.

Он рассказал, Шеф, что вместе с Вальгримом устроил для тебя испытание, и ты его выдержал. Он сказал, что удача его рода перешла к тебе, и с этих пор его удача и его дух вольются в твою удачу. Еще он велел передать тебе, что раз ты прошел устроенное им и Вальгримом испытание, он теперь будет править Восточным и Западным Фолдом для тебя. Как твой король-вассал. – Торвин поднялся, подошел к сидящему Шефу и осторожно вложил свои ладони в ладони Шефа. – Олаф приказал мне вложить свои ладони в твои в знак его подчинения. Он признает тебя как Единого Короля, Того, Кто должен прийти с Севера, и просит тебя вернуться, чтобы занять подобающее тебе место в его королевстве и в святилище Пути.

Шеф оглядел круг лиц, изумленных не менее его самого. Сама идея короля-вассала была одинаково трудна для понимания как норвежцев, так и англичан. Король, по определению – тот, у кого нет сюзерена. Как же король-вассал, признающий над собой власть короля-сюзерена, вообще может быть королем, а не ярлом или hersir 'ом?

– А как к этому отнесся его народ? – осторожно спросил Шеф. – Олафа много лет поддерживал его брат Хальвдан, правильно? Ведь говорят, Олаф отдал ему свою удачу. Если какие-то земли захотят отделиться, много ли сможет сделать против них Олаф? Особенно если он объявил себя вассалом иностранного короля.

Торвин улыбнулся:

– Никто и пикнуть не успел. После всех этих лет Олаф налетел на них, как… как Рагнарссоны. Он сжег братьев Рагнхильды в их замке, они даже обуться не успели. Всех мало-мальски заметных людей Восточного Фолда, кто говорил об отделении и независимости, он выстроил перед собой в одних рубахах и с веревками на шее и заставил умолять сохранить им жизнь. Он созвал всех жрецов Пути на ритуальный круг с зажженным костром и вынудил Вальгрима рассказать всем, как они тебя испытывали, и подтвердить, что ты прошел испытание. Против него никто не пойдет. А сейчас он в пути, разъезжает по своим землям от тинга к тингу, в каждом заставляет людей признать его власть – и твою тоже.

– А что насчет Рагнхильды? – спросил Шеф. – Как Олаф обошелся с ней?

Торвин вздохнул.

– Она исчезла. Прячется где-то на землях своего отца. Думаю, и Вальгрим уехал вместе с нею. Его сторонников Олаф по большей части переубедил, но ненависть Вальгрима к тебе слишком велика. Он не может тебе простить, что ты его обставил.

– Ладно. Значит, нам открыт путь для возвращения. Возвращения в Каупанг, а там и в Англию. Когда мы будем готовы к отплытию, Бранд?

Бранд поскреб в затылке.

– У нас тут два корабля, мой «Морж» и «Чайка» Гудмунда. Но за время разъездов по стране ты набрал кучу народу, для всех них нужно запасти провизию. Через два дня после ближайшего рассвета.

– Пусть будет так, – сказал Шеф. – Мы возвращаемся на юг через два дня после завтрашнего рассвета.

– Когда мы впервые встретились, – вспомнил Торвин, – ты сказал, что пришел с Севера. А теперь ты, не задумываясь, хочешь вернуться на Юг. Ты уверен, что уже достаточно прошел по northr vegr, по Северному Пути?

– Ты хочешь сказать, что есть еще что-то на север отсюда? – раздался голос одного из англичан. – Я-то думал, на севере отсюда живут только тролли.

За много сотен миль к югу в огромном дворце архиепископа Кельна снова собрались заговорщики, которые сместили Папу Николая. Не все участники первой встречи были здесь: не хватало Хинкмара из Реймса, его задержали какие-то собственные дела. Но его отсутствие с лихвой восполнялось толпой менее значительных прелатов, епископов и аббатов со всех концов германской земли, мечтающих сблизиться с основателями и руководителями знаменитого Ордена Копья. Архиепископ Гюнтер взирал на них и с удовлетворением, и с презрением. Приятно было обнаружить такое множество последователей, вдобавок это был добрый знак – власть нового Папы настолько слаба, что многие готовы присоединиться к ним, кого прежний Папа, Николай, объявил бы, по меньшей мере, изменниками. И все же, по мере роста рядов, чистота помыслов терялась. Эти люди были охотниками за удачей. Им подавай только успех. К счастью, в успехах недостатка не было.

Арно, капеллан и помощник Гюнтера, заканчивал читать отчет, который ему поручили сделать.

– Итак, – сказал он, – число принятых в Орден Копья постоянно увеличивается. Отряды священников и их телохранителей направлены во все северные страны. Множество пленников были освобождены или выкуплены и вернулись домой, среди них немало наших братьев во Христе, обращенных язычниками в рабство много лет тому назад. И хотя мы свободно посещаем языческие страны, набеги язычников на нас и наших французских братьев прекратились или ослабли.

«Потому что они боятся подойти к Проливу, – угрюмо подумал Гюнтер. – Они боятся английских еретиков, а не нас». Он не допустил, чтобы сомнения отразились на его лице во время аплодисментов. Когда те затихли, другой голос стер с лица Арно удовлетворенную улыбку. Голос Римберта, аскетичного архиепископа Гамбурга и Бремена, вдохновителя и создателя нового Ордена.

– И несмотря на все это, – сказал он, – несмотря на новых членов, деньги и множество спасенных от рабства, мы ни на шаг не приблизились к истинной цели нашего Ордена. Мы не нашли Копье, священную реликвию Карла Великого. А без этого все наши успехи лишь кимвалы звучащие, та же тщета, что ленты на одежде блудницы.

Гюнтер на мгновение прикрыл глаза, слушая мрачный скрежещущий голос, а открыв их, заметил тревогу на многих лицах. Уж если сам благочестивый Римберт не верит в собственное детище, что же делать остальным?

– Да, – ответил Арно, перебирая листы, – это верно. Однако у меня имеется сообщение от одной из самых дерзких наших миссий, посланных в языческие страны, отчета английского дьякона Эркенберта, сильного славой Господней, составленного по указанию его командира Бруно, сына Регинбальда.

Одно упоминание имени Бруно, отметил Гюнтер, вызвало вздохи облегчения. Даже Римберт благосклонно кивнул, прервав свой поток обличений.

– Наш ученый собрат Эркенберт сообщает, что он, Бруно и их люди, не страшась гонений, проникли в языческий мир глубже, чем кто-либо до них. В каждом королевстве и для каждого короля они пытались обнаружить признаки влияния священной реликвии, однако до сих пор ничего не нашли. Тем не менее многоученый Эркенберт напоминает, что всякий раз, как мы ничего не находим, мы все же приобретаем новые знания.

Арно оглядел слушателей, убедился, что эта мысль оказалась для них чересчур сложна, и сделал еще одну попытку. По крайней мере, он говорил с людьми, владеющими хотя бы начатками грамоты, и мог взывать к их разуму.

– Он имеет в виду, что существует список имен – подобный списку свидетелей хартии, имена, написанные одно под другим… – Арно заметил, что большинство епископов и аббатов еще не утеряли нить, но кивают озадаченно. – Когда вы вычеркиваете одно из них, у вас остается меньше имен, которые нужно проверить. Когда вы вычеркнете все имена, кроме одного, этот оставшийся и будет тем человеком, которого вы ищете. Так что, даже отрицательный результат – когда вы никого и ничего не нашли – это тоже результат, в конце вы будете знать больше, чем знали ранее.

Последнее заявление было встречено молчанием. Слушатели отнюдь не выглядели согласными. В конце концов тишину прервал архиепископ Римберт.

– Старания наших братьев в языческих странах превыше всяких похвал, – сказал он. – Мы должны поддерживать их всеми способами, отдавать каждого имеющегося в нашем распоряжении человека и каждую марку серебра. – Он с вызовом оглядел собравшихся. – Я сказал, каждого человека и каждую марку. Но при всем при том я считаю, что Копье Лонгинуса, Копье Карла Великого, Копье будущего императора, я считаю, что это Копье будет обретено благодаря вмешательству руки, человеку не принадлежащей.

Пока Бранд и Гудмунд закупали провиант для морского перехода на юг, Шеф уйму времени проводил, бродя по большой толкучке – от тинга до летней ярмарки, – наблюдая, как устраивают свои дела норвежцы. К нему присоединялись и другие англичане, которым разрешалось свободно разгуливать, но таких было немного – ведь все время требовалось сторожить Кутреда, а беглые рабы никогда не выходили за размеченную Шефом ограду, не считая посещений общего отхожего места, совершаемых группами под водительством Бранда или Гудмунда.

Обычай собирать тинг – обычай очень странный, заключил Шеф. Собственно говоря, тинг еще не собрался. Традиционно на Гула-Тинг являлись в период летнего солнцестояния, до которого еще оставалось несколько недель. Во время тинга множество судебных дел рассматривали тридцать шесть выборных мудрейших, представителей земель тинга, трех его fylkir 'ов – Согна, Хорда и Фьордса. В этих областях гнездилось множество пиратских банд, каждое лето уходящих в набеги на юг. Нелегко было судить человека за убийство, разбирать земельные тяжбы или дела о наследстве в летний период, когда многие были в набегах или просто не являлись. Поэтому в большинстве случаев собирался малый состав суда, пытавшийся привести стороны к какому-нибудь соглашению и не передавать дело на окончательное рассмотрение полного состава мудрейших. Одновременно в городе не прекращалась торговля, шумели менялы, непрестанно причаливали и отплывали суда.

Шеф был изумлен бьющей в глаза роскошью. Что английские земли богаты и плодородны, он убедился за то короткое время, что правил своей частью страны. Но в норманнские страны на протяжении двух с лишним поколений стекалось серебро и даже золото. Богатые викинги могли платить высокую цену за роскошные вещи, и купцы в погоне за выгодой пробивались, хотя и с опаской, на судах с усиленной командой через воды пиратов Рогаланда. Шел еще поток товаров с севера, включая такие роскошества, о которых Шеф и не слыхивал. Сам он теперь был богат благодаря налогам с Восточной Англии, часть казны Бранд держал для него на «Морже». По настоянию Бранда Шеф купил себе куртку из лучшей водонепроницаемой тюленьей кожи, капюшон ее был отделан волчьим мехом, на котором даже в самую морозную погоду не выступает иней от дыхания. А также обоюдоострый меч доброй шведской стали, с рукоятью, вырезанной из витого рога одного из таинственных животных северных морей, которое Бранд называл нарвалом. Спальный мешок, снаружи обшитый опять же тюленьей кожей шерстью вниз и с пухом северных птиц внутри. Шеф, неохотно тративший деньги, которые никогда не считал своими, провел, однако, так много ночей, дрожа от стужи в негодной одежде под тонким одеялом, что готов был на все, лишь бы никогда больше не испытывать холода. Его поразило терпение мастеров, делавших эти вещи, он изумлялся, как же долго нужно ловить и ощипывать редкую гагу, которая дает самый теплый и легкий в мире пух. Но Бранд лишь рассмеялся на его слова.

– Мы их не добываем, – сказал он. – Их добывают для нас финны.

– Финны? – Шеф никогда не слышал этого слова.

– На севере, – показал Бранд, – где граничат Норвегия и Швеция, рядом с Галогаландом, откуда я родом, земля становится такой суровой, что невозможно вырастить ничего, ни рожь, ни ячмень, ни даже овес. Свиньи умирают от холода, а коров приходится всю зиму кормить в их стойлах. Там в шатрах из шкур живут финны, у них нет лошадей, они переходят с места на место со своими стадами северных оленей. Мы собираем с них дань, Finn-skatt. Каждый из них должен раз в год заплатить нам шкурами, мехами, пухом. Они живут охотой и рыболовством, поэтому им нетрудно выполнить свой урок. То, что они добывают сверх дани, они нам продают, а мы продаем здесь или везем на юг. Во всем мире короли одеваются в меха, добытые моими финнами, и цену за них дают королевскую! Но в первую очередь я покупаю масло и сыр. Ни один финн не доит коров, и ни один финн не в силах отказаться от чашки с молоком. Это обмен выгодный.

«Выгодный для вас, – подумал Шеф. – Нелегко, должно быть, собрать такую дань».

По окончании торгов он прошел туда, где решались судебные дела. По большей части люди просто собирались в группы, стоя в полном вооружении, опираясь на копья, выслушивая, что говорят им их друзья и советчики, а также мудрейшие из их округа. Законы в Гула-Тинге были суровые, но мало кому известные, поскольку их никто не записывал. Обязанностью мудрейших было выучить наизусть как можно больше законов – а то и все законодательство, если они собирались на всю жизнь стать судьями, – и объявлять их тяжущимся. Последние могли затем хитрить и увиливать, стараться подыскать более подходящий к их случаю закон либо просто склонять своего противника уладить дело миром, но не могли нахрапом отрицать слова закона.

Однако попадались и такие дела – соблазнение, изнасилование или похищение женщин, в которых законы были ясны, но уж очень сильно накалялись страсти. За два дня Шеф несколько раз слышал, как голоса переходили в крики и звенели мечи. Дважды звали на помощь Ханда, чтобы промыть и перевязать раны, а однажды молчаливые люди увезли уложенный поперек лошади труп.

– Кого-то за это дело сожгут, – отметил Бранд. – Люди здесь непростые, здесь долгое время что-то может сходить с рук. А потом соседи однажды соберутся и подожгут дом. Убьют каждого, кто попытается выскочить. В конечном счете это действует даже на берсерков. Как говорится в саге:

На второй день Шеф бездельничал на солнышке, наблюдая, как Гудмунд яростно торгует две бочки соленой свинины – его умением сбивать цену восхищались даже жертвы, истово клянущиеся, что никогда бы не поверили, что знаменитый покоритель монахов может так разоряться из-за какого-то ломаного пенни. Тут Шеф заметил, что всеобщее внимание отвлеклось на что-то другое, головы повернулись, и народ устремился к камням судебного круга. Гудмунд осекся, выпустил ворот продавца свинины, бросил деньги и последовал за толпой, Шеф торопливо догнал его.

– Что там такое? – спросил он.

Гудмунд пересказал, что сам только что услышал:

– Два человека хотят уладить свое дело по-рогаландски.

– По-рогаландски? А как это?

– Рогаландцы все нищие, до недавних пор у них и мечей-то хороших не было, только сабли вроде твоей да топоры, как у дровосеков. Но все равно, свое дело они знают. Поэтому, когда рогаландцы собираются драться, они не идут на площадку, огороженную ореховыми прутиками, и не делают настоящий хольмганг, в котором ты когда-то участвовал. Нет, они расстилают бычью шкуру и становятся на нее. Сходить с нее нельзя. Потом они дерутся на ножах.

– Это не кажется слишком опасным, – рискнул предположить Шеф.

– Первым делом они связывают между собой свои левые запястья.

Место для таких поединков находилось в ложбине, так что зрители могли встать по ее склонам и все видеть. Шефу и Гудмунду достались места на самом верху. Они увидели, как разостлали бычью шкуру, как вышли противники. Затем жрец Пути произнес напутствие, которого не было слышно наверху, и два норманна медленно сняли рубахи, оставшись в одних штанах. Каждый держал в правой руке длинный широкий нож, похожий на тесак, который носили катапультеры Шефа, но с прямым клинком и отточенным острием – не только рубящее, но и колющее оружие. Кожаную веревку привязали к их левым запястьям. Шеф заметил, что свободной веревки оставалось фута три. Каждый противник наполовину выбрал эту слабину веревки и зажал ее в кулаке, так что в начале драки их левые руки соприкасались. У одного из них, молодого и высокого, длинные светлые волосы перехвачены тесемкой около шеи. Другой был лет на двадцать старше, крепкий лысый мужчина с выражением угрюмой злости на лице.

– Из-за чего они дерутся? – негромко спросил Шеф.

– Тот, что помоложе, обрюхатил дочь старого. Молодой говорит, она была согласна, а отец говорит, он ее изнасиловал в поле.

– А она что говорит? – поинтересовался Шеф, вспоминая подобные случаи из собственого опыта судьи.

– Не думаю, чтобы ее кто-то спрашивал.

Шеф открыл было рот для дальнейших расспросов, но понял, что уже не время. Последние фразы ритуала, формальное предложение уладить дело через посредников, принять которое было бы теперь позором. Два кивка головами. Законник торжественно сходит с бычьей шкуры, подает сигнал.

Мгновенно противники пришли в движение, запрыгали вокруг друг друга. Оскорбленный отец пырнул противника ножом сразу при взмахе судьи, пырнул ниже связанных рук. Но в ту же секунду молодой норманн отпустил слабину веревки и отскочил назад на всю ее длину.

Отец тоже выпустил свою свободную часть веревки, рванулся к ее концу, свисающему с запястья его противника. Если бы ему удалось ее схватить, он мог бы притянуть юношу к себе на расстояние вытянутой руки, а может быть, и еще ближе, и зарезать его. Но чтобы нанести смертельный удар, нужно самому под него подставиться. В поединке такого рода нетрудно убить противника. Если ты готов дать ему возможность убить тебя.

Старик промахнулся, а молодой отходил назад, к самому краю шкуры. Внезапно он сделал выпад и полоснул противника по предплечью. Возглас при виде проступившей крови, ответная усмешка раненого.

– В этой игре поцарапать легко, – заметил Гудмунд. – Но царапины ничего не решают. Разве что потеря крови, если драка будет долгой – а долгой она не бывает.

Один из соперников все время старался приблизиться и ударить ниже привязанных друг к другу рук, хватаясь и дергая за соединяющую их веревку. Другой не обращал на веревку внимания, держал дистанцию, стремительными взмахами полосуя руки и ноги противника, но следя, чтобы нож не застрял, не задержал его даже на мгновенье.

Он слишком этим увлекся. Лысый норманн, весь в крови от дюжины мелких порезов, получил еще один – чуть выше левого бицепса. Но зато схватил своей левой рукой ударившую его руку, правую руку противника. Принялся яростно ее выкручивать, крича что-то, чего Шеф не мог разобрать сквозь шум толпы. Молодой норманн взметнул свою левую руку, безуспешно пытаясь в свою очередь захватить правую руку соперника. Но старик извернулся, держа нож позади себя, чтобы его было не достать, попробовал ударить снизу, потом сверху, не забывая по-прежнему выкручивать запястье врага.

Не имея другого выхода, пойманный юноша выпрыгнул обеими ногами, стараясь «ножницами» ударить противника по бедрам, сбить его с ног. Когда они упали на землю, Шеф увидел фонтан крови, услышал громкий выдох, вырвавшийся из груди ближайших зрителей. Вышли судьи, растащили тела противников. Шеф увидел, что нож глубоко вонзился в грудь юноши. Когда перекатывали старика, Шеф увидел и второй нож, торчащий из его глаза.

Женщины завизжали и кинулись прочь. Шеф обернулся к Гудмунду, готовый обругать порядок, из-за которого женщина за время одного удара сердца лишается и мужа и отца, а ее ребенок – отца и деда. Но слова застряли у него в глотке.

В выемку спускался Кутред, со своим шипастым щитом в одной руке и мечом в другой. За ним бежали Фрита и Озмод, в двух шагах позади – Удд, все с арбалетами, но с крайне беспомощным видом. Вскакивая и проталкиваясь им навстречу, Шеф услышал безумные выкрики Кутреда на ломаном норманнском языке.

– Ублюдки! Трусы! Привязывают, чтобы не убежать. Держат человека, чтобы зарезать. Дерись с англичанином, чего ты боишься, у которого руки развязаны. Одну руку завязать, если хочешь. Скоты, сукины дети! Вот ты, ты!

Из его рта вылетала белая пена, и зрители расступались на его пути, под конец оставив его в одиночестве с двумя мертвыми людьми, лежащими у его ног. Глянув вниз, Кутред неожиданно ударил мечом и глубоко рассек лицо мертвого юноши. Он принялся топать ногами и шумно запыхтел, готовый напасть на всю толпу.

Шеф встал перед ним, выждал, пока в безумном взгляде не мелькнуло узнавание. Узнавание через силу.

– Они не будут драться, – раздельно проговорил Шеф. – Нам придется подождать до лучших времен. А рубить трупы – грязная игра, Кутред. Это плохая игра, ты же ordwiga, herecempa, frumgar, ты королевский ратоборец. Сохрани себя для Рагнарссонов, для убийц твоего короля Эллы.

На лице Кутреда отразилось воспоминание о его славе капитана стражи короля Нортумбрии. Он посмотрел на свой окровавленный меч, на разрубленный им труп, бросил оружие и разразился мучительными рыданиями. Удд и Озмод приблизились к нему, взяли за руку и увели с собой.

Утирая пот, Шеф встретил неодобрительный взгляд законника, судьи поединка.

– Осквернение мертвого тела, – начал норманн, – карается штрафом в…

– Мы заплатим, – сказал Шеф. – Мы заплатим. Но кто заплатит за то, что сделали с живым человеком?

Следующим утром Шеф стоял на узких сходнях, ведущих на нежно любимый Брандом корабль, на его «Морж». «Чайка» Гудмунда, уже загруженная, легонько покачивалась на волне в двадцати ярдах поодаль, головы гребцов вереницей возвышались над невысоким планширем. Загрузка кораблей оказалась непростым делом. На каждом, имеющем по восемнадцать весел с борта, – полная команда в сорок человек. К ним требовалось добавить Шефа, Ханда, Карли и Торвина, восемь катапультеров, четырех женщин, спасенных с Дроттнингсхолма, Кутреда и ватагу беглых рабов, присоединившихся к ним по дороге через Уппланд и Согн, – круглым счетом почти три десятка человек, довольно много для тесного пространства двух узких кораблей.

Но сейчас на месте были не все – пропали Лалла, Фрита и Эдви из команды катапультеров. Что их задержало? Не прятали ли их где-нибудь в окрестностях, предназначив для продажи в рабство, а то и жертвоприношения? При мысли, что его людей могут повесить на храмовых деревьях в каком-нибудь захудалом городке, у Шефа лопнуло терпение.

– Выводи всех людей на берег, – крикнул он Бранду. – И ты тоже, Гудмунд. Мы можем выставить сотню человек. Пройдем через город и будем переворачивать все палатки, пока нам не вернут наших людей. А кто станет возражать, получит стрелу в брюхо.

Шеф вдруг осознал, что Квикка и другие реагируют без того оживления, которое он ожидал в них увидеть. Они напустили на себя вид полной непричастности, верный признак, что знают нечто, о чем не осмеливаются рассказать.

– Так, – сказал Шеф, – и что случилось с этими тремя?

Озмод, обычно бравший слово в затруднительных ситуациях, начал:

– Тут вышло такое дело. Мы с ребятами прогуливались, смотрели товары. А все здесь только и говорят, что о катапультах, арбалетах и прочем. О них все много слышали, но никто не знает, как они устроены. Ну, мы, конечно, сказали, что мы все знаем про катапульты и арбалеты, а Удд, можно сказать, сам их и изобрел. Тогда они и говорят – а они нам уже поставили кружку-другую – говорят: «Вот здорово, а вы, ребята, знаете, как сейчас с этим на юге?». – «Нет», – говорим мы, само собой, ведь мы же не знаем. Тогда они говорят…

– Ну давай, давай, – прорычал Шеф.

– На юге платят большие деньги опытным катапультерам, людям, которые знают, как строить катапульты и стрелять из них. Большие деньги. Мы думаем, что Лалла, Эдви и Фрита решили отправиться на заработки.

Шеф изумленно посмотрел на него, не зная, как реагировать. Он освободил этих людей. У себя в Англии они уже были землевладельцами. Как это они могут уйти и служить еще кому-то, оставив своего лорда? Но ведь они были свободными людьми, потому что он освободил их…

– Ладно, – сказал он. – Забудь об этом, Бранд. Озмод и остальные, благодарю вас, что остались со мной. Думаю, что вы от этого не проиграете. Давайте все на борт, и отплываем. Вернемся в Англию через пару недель, если Тор пошлет попутный ветер.

Не прислал, по крайней мере сначала. На всем пути к выходу из узкого фьорда, от места, где встречаются Согн и Гула, и до открытого моря, оба корабля постоянно боролись со свежим встречным бризом, глубоко просев в воду из-за тяжелого груза пассажиров и припасов. Бранд руководил гребцами, поочередно сажая за весла англичан и своих викингов.

– Сейчас свернем за мыс, – заметил он. – Тогда ветер будет у нас сбоку, мы сможем больше не грести и поставить парус. Что это там впереди?

Из-за оконечности мыса, сторожившего Гула-фьорд, за полмили с небольшим от них появился корабль. Странный корабль, не похожий на торговые и рыболовные суда, с полудюжиной которых они уже разминулись. Полосатый бело-голубой парус был надут попутным бризом, с мачты струился вымпел, вытянутый ветром в их сторону, так что увидеть развевающееся изображение удавалось лишь мельком. Что-то было не так с парусом этого корабля. И что-то не так с его размерами.

– Помоги нам Тор! – воскликнул стоявший за рулем Бранд. – Это один из кораблей береговой охраны Хальвдана. Но у него два паруса. И даже две мачты. Такого я со дня своего рождения не видывал. Зачем они это сделали?

Шеф своим единственным, но острым глазом углядел знамя с изображением Свирепого Зверя.

– Командуй разворот, – сказал он. – Уходим отсюда. Это королева Рагнхильда. И ничего хорошего нам от нее ждать не приходится.

– Корабль у нее большой, но нас двое против одного, мы могли бы сразиться с нею…

– Разворот! – рявкнул Шеф, уловив нечто знакомое в движениях людей на корабле.

Бранд догадался одновременно с ним и послал «Морж» в такой крутой поворот, что гребцы проехались по скамьям.

– По правому борту табань, – командовал он, – грести с бакборта. Теперь грести вместе. Дружно, ударим посильнее. Распустить парус по ветру, кто там около мачты, Нарр, Ансгейр, помогайте. Гудму-у-нд… – голос его долетел над водой до отставшей на фарлонг от них «Чайки». «Морж», подгоняемый теперь попутным ветром, пустился назад по пути, по которому пришел.

Наблюдая за преследующим их кораблем, Шеф, как и ожидал, увидел, что тот разворачивает бортом.

– По моей команде резко делаем правый разворот, – хладнокровно сказал он. – Давай!

«Морж» стремительно повернул. В ту же минуту Бранд крикнул гребцам, чтобы подняли весла, предоставив кораблю идти под одним парусом. Весла согласно взметнулись из воды. Нарастающий свист, и три гребца разом повалились со скамей на днище корабля, послышались стоны и проклятья. Обломки весел взлетели в воздух и плавно стали падать в воду. Камень пронесся над кораблем на голову выше борта, полетел дальше, подскакивая на волнах, прежде чем зарыться и утонуть.

– Ходили разговоры, что они сделали катапульту, – заметил Бранд, – но считалось, что корабль отдачи не выдержит. Должно быть, перестроили каркас и заодно поставили две мачты.

– Но кто стреляет из «мула»? – недоумевал Шеф, наблюдая, как преследующий их корабль пытается наверстать упущенное расстояние, и настороженно дожидаясь его рысканья, которое предвестило бы, что из «мула» снова прицеливаются. К счастью, их преследовали, а люди Рагнхильды не могли стрелять вперед. – Наши перебежчики? Но как они там оказались?

– Путь тоже очень интересовался всеми твоими изобретениями, – вставил стоявший рядом с Брандом Торвин. – Они построили копии всех твоих машин. Вальгрим имел время построить «мул» и набрать для него команду. Некоторые из его друзей – жрецы Ньёрда, они знают, как переделать корабль. Что же нам теперь предпринять? Вернуться в Гула-Тинг и попробовать сразиться с ними на земле?

Шеф еще раз пристально поглядел на возню на носу преследующего их корабля. Неприятель терял скорость, вынужденный разворачиваться для выстрела бортом, а идущие под парусами «Морж» и «Чайка» теперь с каждой волной приближались к берегу. Первоначально противников разделяли полмили. Теперь расстояние стало больше. Но даже на таком удалении Шеф был уверен, что различает высокую фигуру, женщину, стоящую на самом носу корабля с распущенными длинными волосами. Рагнхильда пришла за ним. И догонит его, как быстро ни удирай, потому что из длинного фьорда нет другого выхода. Определенно, они там делают что-то странное на носу своего корабля. Неужели им удалось построить «мул», который не обязательно устанавливать низко и в самом центре судна?

За Рагнхильдой вспыхнул свет – пламя, яркое, сильное пламя. В тот же момент Шеф сообразил, что делают суетящиеся люди. Раньше он никогда не видел спереди, как заряжают катапульту, а именно это они и делали – уже сделали, потому что заряжающие подались назад, открывая обзор для наводчика, в точности так поступали и люди Квикки. Это не «мул», а одна из больших метательных машин, которые он когда-то использовал, чтобы спасти от пыток Эллу и разбить армию Ивара Рагнарссона.

Едва Шеф повернулся, чтобы скомандовать Бранду новый поворот, как увидел летящий с невероятной скоростью прямо на него огонь, на высоте каких-то шести футов стригущий гребни волн. Впервые в жизни Шеф съежился от страха. Схватившись руками за живот, он пригнулся, уверенный, что выпущенная машиной огромная стрела вонзится прямо ему в позвоночник.

Удар под самыми его ногами заставил его пошатнуться. Мгновенный всполох горящей смолы, горящего дерева. Бранд хрипло заорал и, бросив рулевое весло, склонился через борт. Затем Шефа оттолкнули моряки, прибежавшие от центральной части судна с ведрами, отчаянно пытаясь далеко перегнуться через борт и достать воды, залить ею гигантскую пылающую стрелу, которая вонзилась в борт «Моржа», легко пробив на корме доски обшивки в трех футах от ног Шефа и охватывая теперь своим огнем сразу обшивку и скамьи.

– Берите питьевую воду! – закричал Бранд. Те капли морской воды, которые удавалось зачерпнуть, не оказывали никакого действия на пылающие просмоленные тряпки на головке застрявшей в борту стрелы. А огонь распространялся. Если он перекинется на парус… Человек, бегущий от водяной бочки близ мачты, споткнулся и упал, опрокинув ведро. Остальные растерялись, разрываясь между близкой, но недоступной забортной водой и слишком далеко расположенной бочкой.

Кутред карабкался со своего места, облюбованного на носу – ведь приказать ему грести никто бы не осмелился. С топором в руке он подскочил к пылающей стреле, перегнулся через борт и тремя ударами снаружи загнал ее в тонкую обшивку «Моржа», так что наконечник вышел с внутренней стороны борта. Снова взмахнул топором и рассек толстое древко одним ударом. Подхватил отрубленную головку, не обращая внимания на пламя, что лизало ему руку, и выбросил ее за борт. Когда Кутред, ухмыляясь, повернулся к Бранду, Шеф заметил, что корабль Рагнхильды опять повернулся к ним бортом.

«Война машин», – тоскливо подумал он. Все происходит слишком быстро. Даже смельчакам хочется остановиться и крикнуть: «Погодите, я еще не готов!» Он беспомощно смотрел, как, вращаясь, летит камень из катапульты, и опять кажется, что попадет прямо в него, не в корабль, а именно в него, Шефа, угодит в грудную клетку, разобьет хрупкие кости и сокрушит сердце.

Камень ударился о воду с недолетом в тридцать ярдов, отскочил от нее, как в детской игре «в блинчики», снова отскочил и, подобно молоту, ударил в борт «Моржа» перед самым рулевым веслом. Доски разошлись, гребная скамья выскочила из гнезда, и зеленая вода устремилась внутрь. Но это лишь пробоина, а не полное разрушение обшивки, как в случае попадания в киль или основание мачты.

«Раньше ты был королем, – сказал себе Шеф. – Теперь тебя считают королем королей. А что ты делаешь? Съежился от страха. Дожидаешься помощи от безумца. Это не путь короля. Раньше ты сам убивал людей на расстоянии. Ты никогда не задумывался, что будешь делать, если у противника тоже будут все твои машины».

Шеф снова прошел на корму, предоставив остальным заделывать пробоину. Корабль Рагнхильды по-прежнему шел за ними, а расчет взводил пружину катапульты, готовясь к следующему выстрелу. Рано или поздно их потопят, коль скоро враги научились выжидать, чтобы оказаться на нужном расстоянии. За время гонки под полным парусом они почти вернулись к месту, от которого сегодня отчалили. Шеф увидел толпу зевак в гавани Гула-Тинга. А прямо по курсу лежал остров, Гула-эй, на котором в давние годы и собирался тинг. Шеф высмотрел узкий пролив между островом и берегом, оценил размер корабля Хальвдана, вспомнил, как обманул его самого Сигурд Змеиный Глаз. Он не мог рассчитывать, что опытный шкипер викингов попадется на такую удочку.

Схватив Бранда за плечо, Шеф показал:

– Проведи нас там.

Бранд открыл было рот, чтобы возразить, но, уловив в голосе Шефа повелительные нотки, передумал. Молча он повернул рулевое весло, направляя корабль между скалами, властно показал Гудмунду, чтобы следовал за ними. Через минуту он осмелился заметить:

– Там мы сразу же потеряем ветер.

– Знаю, – Шеф следил за кораблями позади. Как он и ожидал, Рагнхильда сменила курс. Но не пошла вслед за ними. Решила обойти остров слева, в то время как они обходили его справа. Поймать ветер, сохранить высокую скорость и обогнать два корабля, которые преследовала, чтобы расстрелять их вблизи. Возможно, ее шкипер считает, что противник намерен высадиться на берег и спасаться бегством. У Рагнхильды и на этот случай найдется план действий.

Но несколько мгновений остров будет отделять их друг от друга.

– По моей команде, – хладнокровно сказал Шеф, – убрать парус, развернуться и что есть силы грести назад. Когда мы пойдем в противоположном направлении, это будет гребная гонка. У корабля такого размера и со всем его дополнительным весом мы просто обязаны выиграть.

– Это если она просто не остановится, чтобы дождаться нас. Тогда мы выгребем прямиком под катапульту при расстоянии в пятьдесят ярдов.

Шеф кивнул:

– Поворачивай сейчас.

«Морж» и «Чайка» развернулись одновременно, на веслах пошли назад, моряки гребли молча. Шеф понял, что единственным звуком, который раздавался в тишине, был гомон голосов на берегу в сотне ярдов от них. Он надеялся, что вытянутые указательные пальцы не выдадут его план врагу. Бранд подметил точно. Их действия напоминали игру двух мальчишек, бегающих друг за другом вокруг стола. Если преследующий просто остановится, тот, кто повернул, выбежит прямо на него. Но Шеф не думал, что преследователь остановится. Неприятельским кораблем, как бы ни был опытен его шкипер, командовала Рагнхильда, Шеф знал это. А она и не подумает останавливаться. Она хочет загнать его. И опять же, он ведь видел ее столпившихся у борта людей, которые размахивали оружием и кричали. У них появились машины, но они еще не научились мыслить как участники войны машин. Их инстинкт и опыт подсказывали им подойти вплотную и победить, прорвать фронт силой и натиском. А не пережидать и стрелять с расстояния, используя дальнобойность своего оружия.

Когда «Морж» вышел из пролива и снова устремился по дважды уже пройденному пути, Шеф посмотрел направо и назад. Облегченно вздохнул. Корабль Хальвдана обошел вокруг острова и, слишком поздно сообразив, что произошло, еще только разворачивался, хлопая парусами. Не очень-то хорошо он управляется. Команда и шкипер, видимо, еще не приспособились к своему двухмачтовому парусному вооружению. Скорее миля расстояния, чем полмили, и никакой надежды сократить его. Гребцы Бранда дружно налегали на весла, один из них запел, а остальные подхватывали припев всякий раз, как выносили вперед весла. Трое приделывали доски обшивки на место, затыкали пробоины тюленьей кожей и парусиной. Путь для бегства в открытое море, а там и снова на юг, был открыт.

Карли поймал Шефа за руку и показал вперед. Маленький челнок с одиноким гребцом приближался наперерез им из гавани.

– Это Фрита. Наверное, он передумал.

Шеф нахмурился, снова перешел на нос, взялся за веревку. Когда «Морж» подошел к челноку, он кинул веревку, которую поймал Фрита. Тот не пытался поставить свою лодку к борту, просто бросил ее вместе с веслами и, по пояс высовываясь из воды, подтянулся к «Моржу», вскарабкался на него. Шеф схватил Фриту за шиворот и встряхнул, напустил на себя неприступный вид.

– И что же случилось? Вовремя не заплатили серебром?

Фрита задыхался, с трудом удерживаясь на ногах.

– Нет, государь. Я должен был тебе сказать. В тинге полно новостей. С корабля, который пришел недавно. Мы раньше тебя узнали, что Рагнхильда охотится за тобой. Но корабль принес и другую весть. Пока она шла вдоль берега на север, она – Рагнхильда – говорила в каждой гавани, что если ты от нее ускользнешь, она заплатит награду за твою голову. Большую награду, все ее наследство. Сейчас тебя ищут все пираты Рогаланда. Вдоль всего берега. Все двести миль вдоль берега.

А рогаландцы бедны, подумал Шеф, но дело знают туго. Он взглянул на Торвина.

– Похоже, путь на юг для нас закрыт. В конце концов, придется мне стать тем, кто пришел с Севера.

– Говорим мы, – ответствовал Торвин, – а подсказывают боги.