Легкое и тяжелое указывают не только на показатели веса, но и на уровень податливости, сопротивляемости среды совершения действия. Но в действительности переживание легкости возможно только из переживания тяжести, то есть легкость осознается только при сопоставлении с тяжестью.

Так же и покой, с которым соотносится тяжесть, способен управлять подвижностью, то есть тот, кто умеет пребывать в состоянии покоя, всегда сможет управлять теми, кто обеспокоен и подвижен.

Потому, зная эти истины, мудрый человек всегда помнит, в каких отношениях находятся тяжесть и легкость в пространстве сознания, в пространстве успешной деятельности. Мудрый человек не стремится добиваться переживания легкости в действиях, наоборот, он всегда сосредоточен на переживания тяжести, и потому легкость естественно вырастает в его мире из корней тяжести.

Мудрый правитель сохраняет покой в происходящем вне зависимости от того, как складываются обстоятельства. Какие бы сладкие перспективы ни открывались ему в отдельных обстоятельствах, они не способны смутить его ясности, заманить его в легковесность и нарушить его покой.

Так что правитель и хозяин десяти тысяч колесниц, если он не способен держаться корней своих состояний через ощущение и переживание легкости, сможет ли он управлять миром?

Легковесность, переживание легкости приводит к тому, что теряешь слуг, преданных и верных, совершая промахи и ошибки со слугами. А избыточная легкость в совершении действий, подвижность и беспокойство приводит к тому, что теряешь правителя и его доверие.

Тяжесть является корнем, из которого растет легкость.

Покой будет всегда владыкой подвижности.

Из этого следует, что мудрец, совершая движения, до конца дня не забывает о том, как связаны легкое и тяжелое.

И даже если он видит впереди прекрасные возможности для улучшения жизни, это не нарушает его покоя, и он легко проходит мимо.

Так почему же тот, кто управляет десятью тысячами колесниц, думает, что ему легко нести на себе бремя Поднебесной?

Такая легкость отношения ведет к потере основы.

А из-за подвижности ты теряешь способность управлять происходящим.

Тяжелое и легкое – это понятия, которые сопровождают нас в течение каждого дня, начиная с того, что из-под груза ночного сна, который тяжело наваливается, сморив его дремой, мы выбираемся в легкость утра, в розовый рассвет, тонкие крылья которого несут обратно в вечер и в ночь, из пробуждения в сон. Где начало и конец этого круга, где корни и ветви этого облика мирового древа?

И хотя с покоем соотносится в нашем сознании легкость, однако тяжесть лежит в основании покоя, она – прочное основание – создает покой в душе, не позволяя разлететься достижениям духа. Ибо если ты держишься за легкость, никогда не сможешь управляться со своей внутренней суетливостью, которая в каждом живет, заставляя совершать множество лишних и ненужных действий.

Потому, если стремишься управлять происходящим, ищи покоя, ищи возможности пребывать в безмолвной недвижности. Лишь в этом случае все подчинится тебе с радостью, без уговоров и понуканий.

А так все время хочется шуметь и активничать, лелея сладкое заблуждение, что, дуя на небо, можно изменить направление ветра и заставить облака плыть в другую сторону.

Оно, может быть, и можно. Кто ж пробовал достаточно долго с усердием и вниманием делать это действие? Но если и подчинится ветер твоему дуновению, то это будет уже совсем другое движение мира, и, смею уверить других в себе, что действие это возможно только из состояния бесконечного могучего потока неподвижного покоя. Других способов нет.

Принимая во внимание этот отягчающий обстоятельства факт о непростом подходе к построению отношений между легкостью и тяжестью, с учетом всей вышеупомянутой многозначности рассматриваемых понятий, в течение всего времени своей деятельности мудрый человек, совершая действия, всегда оценивает степень и уровень применения усилия воли. Именно таким образом можно правильно укреплять корень легкости, то есть тяжесть, вес, весомость.

НУЖНО ПРАВИЛЬНО ОЦЕНИВАТЬ, основываясь на точности ощущений. Потому сначала нужно перед любым движением и действием делать оценку. Какой вес ты поднимаешь? И подход к штанге, вот что важно. Оцени стойку, ноги, руки, плечи, стопы, тальк на ладонях. Вес нужно брать так, будто идешь на мировой рекорд в рывке, да еще и путь твой лежит по тонкому льду через поток мировой скорби и страха, неведения и жестокости, бушующий под тобой в глубине смутных движений странных тварей под полупрозрачным льдом.

Как только ты начинаешь понукать мир, принуждать его, подчинять воле своей слепой, ты теряешь корень, стремясь обрести легкость своих дуновений в бесконечном потоке небесных пространств. Это не мудрость, точно. Это может быть чем угодно. Может быть успешным выступлением на спортивных состязаниях. Это может быть способом манипулирования чужим умом и волей, может быть. Это может быть лучшим «может быть» на свете. Но быть такого не может, чтобы таким способом ты действительно нашел то, чего ищешь. Обманывай себя не столь безжалостно. Больше человечности в отношениях с самой убогой частью своего мира, с самим собой. Спокойней, спокойней. Ведь именно спокойствие – это второе действие, заметьте, действие, а не состояние.

Состояние, которое не является действием, вообще никому не нужно. Состояние – это действие в потоке времени. И никаких в действительности других действий, кроме как правильно переживаемых состояний в потоке времени, нет.

Не забываем также, что тонкий лед, по которому ты ступаешь над бурными водами великой реки времени, – это твой взгляд на мир, твои представления, твоя личность. Так что будем осторожнее шевелиться в нашей скорлупе, чтобы не сорваться в бесконечность потока времени. Там без вариантов. Никаких шансов нет. Раствориться без остатка, стать водами времени, и все.

Но бояться не нужно, потому что все давно уже случилось, и история, – писаная, неписаная, – всего лишь отблеск, отраженный от хрустальной упругости бурунов и водоворотов в этом потоке.

ТАК ЧТО ИДЕШЬ ТЫ своей дорогой, сосредоточенно созерцая способ своей поступи, изучая свойства ступни и особенности отклика в разных местах бесконечного ледяного круга в зависимости от силы, качества и цели намерения. Так и перемещаешься в пространстве своей жизни, перебираясь через великий поток, упражняя поле своего внимания, превращая его в разного свойства и облика очертания, чтобы научиться управлять состоянием, не только собственным (что у тебя, кстати, или не кстати, если уж быть совсем правдивым, совершенно не получается), но, что значительно важнее, общими состояниям, состояниями чужих полей внимания, которые постоянно уродуют себя разными настроениями и склонностями, выдавая их за свои собственные и думая, что это их достоинства, а не признаки уродства и половой деградации нравов.

Идешь ты своей дорогой, отвлекаешься постоянно от того единственного, на чем следует сосредоточиться. То галок начнешь считать на деревьях, то облака, то вообще что-то привидится дурацкое, с чем тут же начинаешь разбираться сурово и неприхотливо. И тебе все время кажется, что где-то там, за горой, за рекой, за галкой, за палкой, за балкой, есть что-то такое, к чему стоит стремиться или чего нужно опасаться. Потому как, к примеру, ты видишь галку, а думаешь о своей знакомой Галке из прошлого далекого, и внешность-то ее уже не вспомнишь, или, наоборот, галка обернется палкой, палка – клепкой, клепка – крейсером, крейсер – клейстером. И так вот ум твой бродит по странным дорогам образных соответствий, периодически попадая в состояние мерцающего трепетания, создающего кажущиеся действительности. Эти действительности тебя пугают или влекут, потому и дергаешься на льду, стопу ровно не ставишь, иногда и проваливаешься. Прямо на смерть.

Потом в себя приходишь, опять идешь. Опять себя теряешь, растерянный, замираешь. А лед, он ведь тоже на этом подвохе с приветом. Если ты по нему идешь правильно, он крепчает, обретает ощутимую пружинистость и упругость, помогает тебе в твоей походке, а если, наоборот, пригорюнишься, застынешь в движении своем, зацепившись за очередную глупость, он начинает тут же рыхлиться и размягчаться, со всеми неприятными вытекающими отсюда последствиями. То есть очень даже может трясина нашего потока тебя начать засасывать. И выбраться из такого приключения, бывает, вообще никакой возможности нет.

А ВОТ МУДРЫЙ, он по-другому устроен. Его невозможно сбить с пути, ему все равно, куда и что, то есть куда идти, потому что целей прийти куда-то у него нет, не видит он в целях никакого смысла. Цели, правильно поставленные, позволяют лишь создавать правильное качество проходящего через тебя потока времени. Так что любые кажущиеся возможности улучшения жизни, прекрасные впереди или сбоку или сзади заманухи, не нарушают покоя. И только спокойно можно проходить мимо кажущегося. Спокойствие – вот что управляет движением, перемещением, совершением этих усилий и действий.

Потому покой нужно все время вырабатывать и накапливать. Для покоя в этой жизни оснований никаких нет, основания есть только для беспокойства. Ибо то, что тебя беспокоит, делает это, не спрашивая на то твоего согласия. Мелькнуло что-то, зацепилось и растревожило, забеспокоило, пошли круги, пошли ломающие отражения безумных облаков и обликов по волнам разбегающихся кругов.

А быть в покое на первом этапе – это просто привычка, которую следует нарабатывать. О технологии наработки этой привычки путем дальнейшего уменьшения всяких полезных знаний и навыков, занимающих место бесполезного, много говорится в других главах этой милой книги. То есть тоже говорится.

Так что просто иди мимо всего вообще, кроме покоя. Иди на покой, двигайся к покою и будь достаточно привязан к тяжести, чтобы не уносили тебя ветреные дуновения кажущихся красот и мерзот.

СТОИТ ЛИ НАПОМИНАТЬ тебе, мой друг, что чем больше на тебе ответственности, чем больше единиц этой ответственности в поле твоего владения, тем больше тяжести нужно добавлять в любое свое действие, дабы не унесло тебя, как воздушный шарик, в верхние слои атмосферы. А там быстро разорвет так легко и изящно, что никто, никогда, никаких ошметков даже и не будет пытаться найти, потому что память о тебе народная сотрется еще до того, как там твой образ вообще появится. Так что не тешь себя, не соблазняй, не льсти себе, не обманывайся. Нет никакой разницы, сколько тебе выпало в управление, все оно куда-то денется и отнимется. А ты останешься с добрым типичным ничем, да и, по правде говоря, не останешься вовсе. Про тебя даже и не скажут: «Его не стало», а как-нибудь особенно небрежно и совсем без смущения скажут просто «помер». А жаль, такие надежды самому себе на старте подавал.

Кто ж виноват, что на десять тысяч рванул как на пятьсот? Сил что ли невпроворот, самонадеянный мой придурок. Нет, сил ровно столько, сколько нужно, чтобы правильно разбираться с происходящим по мере его поступления в поле твоего драгоценнейшего внимания.

Так что про легкость ответственности не надо даже и предполагать. Нет никакой такой легкости, есть тяжелый груз, он же крест, даже если это просто называется почетной обязанностью. Ответить в любом случае придется, даже если ты не знал вроде, что ответственность на тебе лежит. Ты человек, ты есть, ты отвечаешь за свой мир, и потому лучше всего его, мир, сделать своим и желательно обустроить поудобнее, поразумнее.

Относиться легко можно только к себе самому, к необходимости управляться огромными тяжестями, бременем, ношей неподъемной. Следует понять, что самой неподъемной ношей являешься ты сам, так что ты сам себе и ответ, и ответственность, и отклик, и привет. Не теряй основу, на которой стоишь из-за легковесности суждений, мнений, переживаний, ощущений, образов.

И очень нужно подвижность тоже поставить на правильное место, ибо, покуда подвижность занимает срединное место, где должен быть совершенно вещественный и плотный покой, все случается часто и много, а потому и управиться с происходящим не видится никакой возможности.

А не управлять нельзя, это единственная твоя обязанность, и управлять плохо тоже больно и невозможно.