Имена в мире твоего сознания даются вещам ощутимым или через уподобление ощутимым вещам. Здесь же речь идет о том, что направляемый обычными усилиями взгляд шарит по поверхностям предметов и очертаниям их в мире предметных отношений. Так же построен и ум. Если ты делаешь очень простое усилие видеть то, что находится между проявленными во взгляде очертаниями и пятнами разного цвета и интенсивности, тогда начинают в поле зрения возникать явления, которые до того пережить тебе не получится. Вот то, что появляется на границе полей зрения явленного и неявленного можно определить именем, например «рассеянное» или «размытое».

Если средоточие твоего внимание переходит в область слуха, тебе тут же стоит начинать делать усилие, чтобы слушать то, что звучит между звуками. Вот это явление на границе состояния и ощутимого явления определяется именем, например «разряженное», «тонко звучащее».

Следующее усилие направляется на то, чтобы уловить, схватить и удержать то, что не улавливается обычным усилием. Вот именно в этой области возникает явление, которое можно определить именем «тончайшее», «мельчайшее» или «неуловимое».

Пережить эти явления невозможно, попадая в те области обычным усилием рассуждающего ума, то есть не получится поставить вопросы и по лесенке последовательных ответов выбраться на желанный берег предощущаемых переживаний. А потому и невозможно определить эти состояния-явления.

Будучи изначально за пределами восприятия, они находятся в области неразделенного внутреннего пространства переживания мира, где все они пребывают в единстве.

Оно не дает возможности видеть себя сверху, потому что там нет светимости, однако и под ним нет тьмы, то есть оно располагается в пространстве, у которого свойства, не поддающиеся описанию обычным человеческим языком, составленным посредством соотнесения разных областей и особенностей ощутимого восприятия.

Оно представляет собой постоянно присутствующее в нитях ощущений важное движение, это и есть движение непрекращающейся и необрывающейся нити. Эта нить сшивает пространства твоего восприятия в единое целое. И ее невозможно определить точным именем по той же самой причине особенностей устройства обыденного языка.

Через сообщение с этой областью, делая усилия, предложенные в трех первых высказываниях главы, ты можешь обернуться и возвратиться в состояние отсутствия предметов сознания. Оно определяется как облик отсутствия облика или образ отсутствия предмета.

ПОТОМУ ГОВОРИТЬ об этом можно, только описывая его, как мерцание и мелькание, то есть такие световые явления отражают облик состояния, о котором идет речь.

Когда сталкиваешься с этим явлением, должен понимать, что у него есть особенности отражения твоих усилий, направленных на его постижение. И если ты устремляешься своим вниманием ему навстречу, не сможешь обнаружить, где его начала, где его направляющая голова. Ибо нет у него никакого начала.

Тебе может показаться, что это состояние уходит, то есть отвернулось от тебя, и ты пытаешься следовать за ним. Но и сзади ты тоже ничего не можешь увидеть лишь потому, что взаимодействуешь с этим с обыденной пространственной точки зрения, где его просто не может быть.

Ты должен внутри себя удерживать состояние начала времен, устремляя и отодвигая свое восприятие на точку зрения, которая располагается в древности как состояние, и только оттуда, только так есть возможность управлять тем, что происходит сейчас.

То есть возможно (и в настоящее время так отстроено целеполагание) управлять будущим, что-то делая в настоящем. Здесь же говорится, что управлять нужно настоящим, постоянно уходя в удержание древности.

Необходимо уметь распознавать начало древности как состояния, только тогда у тебя появляется связь с Путем как единым и непротиворечивым законом, который проявляется во всем, проходит через все.

Когда всматриваешься, не улавливая зрением, возникает состояние, которому подходит имя «Рассеянное».

Когда слушаешь, но не улавливаешь слухом, возникает состояние, которому подходит имя «Разреженное».

Когда, стараясь ухватить, не удерживаешь, возникает состояние, которому подходит имя «Тончайшее».

Эти три состояния нельзя описать через определения, ставя вопросы.

Они смешаны в мире и представляют собой единую неделимую сущность. При движении вверх оно не испускает света. При движении вниз оно не затмевает. Оно подобно состоянию постоянно ускользающей нити. Нельзя определить его именем.

Оно постоянно возвращается в состояние отсутствия воспринимаемых вещей.

Оно определяется как облик отсутствия облика или образ отсутствия предмета.

Можно говорить о нем как о трепете и мерцании.

Устремись к нему навстречу, а ничего не будет пред тобой.

Попробуй преследовать его, а нет у него и спины.

Настоящим можно управлять, лишь сосредотачивая свое внимание на Пути древности.

Нужно уметь распознавать точку начала древности. Именно оттуда можно нащупать состояние, которое определяется как «Путеводная нить».

Очень важно в нашей человеческой жизни научиться видеть невидимое. Ведь это невидимое находится не где-то далеко-далеко, за горами, за небесами, за семью печатями. Если и есть эти печати, скрывающие и прячущие двери в пространство тайны, пространство чуда, то они находятся прямо внутри твоего поля зрения, пространства твоих всевидящих глаз. Глаза, конечно, у тебя всевидящие, только это все очерчено границами твоего мирка, трясинами, болотцами мелких пристрастий, заборчиками твоих привычек, ловушками надоевших закольцовок, ведущих тебя по кругам обстоятельств туда, где ты находишься сейчас.

Ну и как же можно выбраться из такого уютного, такого пропахшего кислятиной обыденного пространства до того надоевших тревог, что потроха твои внутри трескаются и лопаются, выбрасывая наружу зловоние, ибо не справляются с этими движениями. Да и у кого на это сил хватит. А ты, привязанный этими движениями к своей дорожке, ходишь не просто по ней, а только вместе с ней и ходишь. И видишь только эту дорожку. Она неотделима от твоей ноги, от твоего закоснелого взгляда. Ты и не отличаешь одно от другого. Ибо дорожка твоя – это твой способ ходить по миру. Она обозначена в мире привычным сочетанием и порядком цветов, от белого к черному, потом к красному, давай сюда синий, а дальше зеленый. И так в этой пляске прилетаешь неизбежно к планке, о которую со всей дури бьешься своим мирком, сосредоточенным в голове, на кончиках лучей твоего зрения, и воешь от боли, пробуешь научиться ее терпеть, справляться с ней, изучаешь иностранные слова про стрессы, нагрузки, экзистенцию, философию, неврастению, психотерапию и объясняешь все недостатком (или на крайний случай избытком, все равно) денег и ценностей.

А ведь, скажем так, какое зрение, такие и ценности. Какую дорогу выберут твои ноги, по ней ты и пойдешь. Ибо Путь в тысячу верст начинается значительно раньше. Это ко времени и пространству отношения вообще не имеет. Путь, он имеет отношение только к сознанию. А сознание имеет отношение ко всему. Сознание – это светящееся пространство, которое и является тобой в меру твоей осознанности в пространстве сознания. Важно понимать, сколько и чего ты знаешь в этом пространстве, что ты умеешь в нем делать и какие способы работы с этим пространством тебе доступны.

Так вот, чтобы увидеть пространство сознания, нужно постараться убрать свое зрение, всю его силу, которой тебе не хватает постоянно, ибо все время чего-то пропускаешь в своих поисках, не замечаешь. Зато видишь столько всего не только не нужного, но и даже совершенно по всем признакам вредного, что очень скоро подтверждается, ибо и зрение у тебя ухудшается, и нрав твой становится несносным. Не многие люди с возрастом становятся осознаннее и добрее. А именно это и нужно. Зачем иначе этот возраст нужен?

Так что убирай зрение со всего видимого до тех пор, пока не окажешься в прямом соприкосновении с тем, что невидимо. И на это всегда есть время, потому что нужно просто по-другому видеть, чтобы зреть невидимое. Будем пробовать, будем стараться.

ВОТ ЭТО НЕВИДИМОЕ, оно-то и рассеяно повсюду, только на его фоне все остальное видимо. Можно его назначить полем своего зрения, все равно, неважно, как оно называется, не забывай просто делать усилие с помощью зрения, чтобы пребывать в пространстве невидимого, ибо именно только в это пространство проникают все чудесные явления. Там, кстати, большая часть этих чудес и остается навсегда. Как же их оттуда достать? А по сути никак. А и не нужны они здесь, в этом мире. Этот мир хорош таким, какой он есть. Но его нужно постепенно и последовательно слить, то есть перетащить в невидимое пространство чуда.

«Как это сделать?» – снова спросите вы.

Все очень просто. Послушайте меня, прислушайтесь. Что вы слышите? Голоса и звуки? Шумы и грохоты, свисты и шуршания. А слышите вы, как шуршат ваши мысли, как поскрипывают помыслы, как звучит намерение добрых дел, как оно все стонет, трещит, пищит, визжит, басит и разваливается на кусочки в едином пространстве слуха?

Вы слышите?

Бегите, бегите, друг мой, из пространства звучащего слуха. Это звучащее пространство неизбежно подсовывает тебе объяснения и толкования происходящего. Он заставляет тебя толковать все, что проявляется со звуком в твоей божественной тишине. Где она, эта божественная тишина? Какая дорога приводит туда, как нам туда попасть? Как нам туда попасть? Как нам туда попасть?..

Это все звучащее пространство значимых единиц сознания. А нужно разобрать это пространство, нужно разобрать его устройство на мельчайшие частицы, растащить по всем углам необитаемой Вселенной и не позволить птицами волшебного мира собирать зернышки этого тела, ибо всегда стремятся зерна и крохи вернуться к целостности. И сколько ты ни разбираешь звучащие значения будущего, все никак не можешь оказаться в глубокой тишине прошлого. Тебе не надо в будущее. Вернись к началу, вернись к тишине высочайшей древности. Заберись и шагни. Лети, у тебя есть крылья. Они звучат тишиной, твои крылья. Они наливаются тишиной звучащего образного пространства разряженной и разреженной прозрачности всего сущего, всего космоса, легкого, звонкого и косматого в своей невидимой бесконечной доброте.

ИМЯ ЭТОГО безмолвного пространства, куда ты попадаешь по тропам между звуками, как между деревьями, имя его «Разреженность».

Старайся взять хваткой нежнейшей то, что никак не улавливается силой пальцев, внешних и внутренних. Ухватывай внутренней хваткой, делай это усилие, неуловимые частицы во всех потоках, создающих русло жизни твоей в мире. Вот эти тончайшие волокна и будут тончайшими, неуловимыми составляющими жизни, и именно из них ткется ткань, всегда ткется ткань времени, ткань сознания. Потому это действие называется «уловлением мельчайшего и тончайшего». Вот бы ухватить такую ниточку, все что угодно можно соткать из таких движений.

Нет никакого смысла искать объяснения и основания этим действиям в речах обыденного языка. Нет там возможности задать об этом вопросы, потому что понятий подходящих нет, потому что нет связей между обычными понятиями, которые можно было бы использовать, чтобы добраться до места, назначенного тебе твоими целями. Цели твои – это постижение непостижимого. Ибо все постижимое уже постигнуто.

Из этих трех состояний и складывается целостное единство Воды, Огня и Воздуха. Именно они смешаны в единое пространство, пронизывающее все сущее в этом мире. И нет в нем ни света, ни тьмы, нет ни верха, ни низа. Оно не возникает как следствие привычных усилий души, словно гончая, идущая по следу утраченного блаженства. Она не настигнет добычу. Ибо как только бросаешься к нему навстречу, оно исчезает и теряется, растворяется облик его. Исчезающие нити, если касаешься их не так, как подобает. Не так коснулся, не нежно, не тонко, не мягко, не сильно. И все, нет и не было этих нитей. И никто кроме тебя их и не видел и не подтвердит, что были они. И одиночка, идущий по дорогам мира, полагаешься только на себя в своих глубинных поисках чудесной птицы, птицы чуда, просто чуда как способа переживания мира. Нет имени у нитей, ведущих к этим нитям.

ЧЕРЕЗ ЭТО УСИЛИЕ превращаешься, изменяешься, переходишь в состояние отсутствия предметов в твоем мире. Сначала остаются только отношения, потом отношения между отношениями, потом и эти предметы восприятия тоже исчезают. Что же появляется в восприятии, которое живет восприятием самого себя? Ничто. Это облик отсутствия облика, когда сняты все маски и оболочки, сорваны все покровы до самой основы, и убрана сама основа любого покрова, только голая ткань голого платья отсутствия облика. Больше ничего. Что ты можешь увидеть? Представь себе образ отсутствия, вырази невидимым зрением, никак не проявленным образом, невыросшим листом, невыпавшим дождем, неощутимым движением ветра – любым отсутствием образа вырази отсутствие предмета. Тогда ты окажешься там, где надо.

Как определить это состояние? Трепет влажный и трепет сухой, убежавшая улыбка, прозрачность чистейшей слезы, мягкость навсегда забытого воспоминания о красоте трепетного мгновения вечности. Что-то об этом.

Мерцающая бездна бесконечной тьмы, мерцающая бездна свечения дна твоего зрения, трепыхание сердца, горение крови, шевеление души прозрение духа. Мерцание и трепет, трепет и мерцание, мерцающий трепет твоего мерцания. Сумерки Бога, рассвет духа, полет, свежее отдаление от смыслов любого рода.

Бросаешься к нему, и с первым твоим движением исчезает прямо в этом движении. Останавливаешься – опять появляется. Кажется, что удаляется, бросаешься за ним, а его уже опять больше нет. Уходит в небытие. И стоишь обескураженный и взволнованный, безнадежно зачарованный простой возможностью чуда движения невидящего глаза, неслышащего уха, неосязаемого касания.

Уходи, уходи, погружайся в тугую струю времени, плыви в глубину этого потока, к истоку самой высокой древности. Найди способ остаться там, в вечности, и только тогда обретет наличие то, чем ты столь безуспешно стремишься управлять в краткие вспышки проживаемых тобой бесконечное количество раз жизней трепетных.

Вернись в древность, и появится настоящее.

Где же слепящая тьмой и безумной прозрачностью отсутствия времени и пространства точка – точка наивысшего натяжения древности? Это есть начало и конец нити, через соприкосновение с которой единственно и может появиться Путь.

А иначе никуда не придешь, потому что никуда и не выйдешь.

Так что вглядывайся в отсутствие, вслушивайся в отсутствие, лови его неуловимость.